В мареве пустыни одинокой,
В море обжигающих лучей
Девушка горячего Востока
Прячется за шторой миражей.

Канутый в пейзаж испепеленный
Лишний, всеми брошенный, ничей
Он идет походкою нетвердой
По метаморфозам прошлых дней.

Хоть на венец Олимпа невзначай
Тебя возносит сам великий случай –
Свою гордыню неусыпно обличай,
Внимая предписаниям начуча.

В единственном оке гиганта Полифема играли блики углей догорающего жертвенного костра. Лоб циклопа покрывали морщины сомнения: «Верно ли мы поступили, принеся в жертву жалкого филистимлянина, за неделю так и не научившегося вязать геркулесов узел? Не рассердятся ли боги за столь скудное подношение?» Хмурые мысли Полифема прервал трубный призыв Геракла:
– Кончен пир, час свершеньям настал!
Геракл отбросил серебряный винный кубок и, высоко подняв руку, распростер пальцы навстречу дремавшей в облаках, укутанной вечными снегами вершине Олимпа, тронутой первыми лучами утреннего солнца.

Недавно приснился сон в стихах. Проснувшись, записал по свежим следам несколько строк, а потом на их основе воссоздал сюжет.

– Мама, я тебе пишу, сидя в заточеньи.
В неприкаянной тоске, полная смятенья
Я сижу в роскошном доме и часами плачу –
Мне тюрьмой сегодня стала щегольская дача.

Наш поход не задался, я сошла с маршрута,
И искала я в Чегеме на Баксан попутку.
На мой взмах притормозил серебристый «Хаммер»,
Из которого с улыбкой вышел бусурманин.