Александр Парфёнов: «Мы ходим сложные стены, потому что можем себе это позволить»
Аксу-2021. Фото Саши Парфёнова
Только люди, влюблённые в своё дело, добиваются успеха. В этом году на стене пика Королёва в Киргизии появилась новая линия 6А (6Б для группы) категории трудности, её проложили Александр Парфёнов, Ратмир Мухаметзянов и Надежда Оленёва. Новый маршрут победил на заочном Чемпионате России и взял главный альпинистский приз Золотой ледоруб России. Саша — «локомотив» команды и идейный вдохновитель. Мы поговорили с Сашей про победное восхождение и психологию альпиниста: про страхи, решение развернуться, роль лидера в команде, лазание соло, уроки гор; и попытались ответить на вечный вопрос, почему человека тянет в горы.
*Беседовала Алёна Мартынова
— Поздравляю с твоим первым Золотым ледорубом России, Саша! Я знаю, как долго ты к этому шёл. Что чувствуешь сейчас?
— Прилив сил, и уже планы роятся в голове! Золотой ледоруб для меня — это в первую очередь признание старших товарищей, которые творили историю альпинизма в своё время, а может, и сейчас творят (достаточно посмотреть на список судей). И новый этап жизненного пути в альпинизме — в институте это называлось «контрольный срез».
Золотой ледоруб России. Фото Алёны Мартыновой
— Как у вас сложилась команда на Королёва?
— Изначально на Королёва мы собирались вдвоём с Ратмиром, потом к нам присоединилась Надя. Ну и, надо отметить, двойка — не самоспасаемая группа, а в радиусе 50 км мы были одни. Так что трое — это запас прочности. С Надей мы были несхожены, но я положился на её профессионализм, и не прогадал — работали слаженно и чётко. Надя вообще удивила меня своей формой и выносливостью.
— Маршрут уже на месте намечали? Как выбирали, куда лезть?
— Пик Королёва (5816 м) находится в Западном Кокшаал-Тоо. Практически исчерпывающую информацию я получил по фото Кирилла Белоцерковского, консультировался с ним по горе и району. Мы потом спускались по их маршруту 5Б.
Когда увидели стену, мы с Ратмиром и Надей посовещались, подкрепили свои предположения. Вопрос вызывал только один скальный участок, который не просматривался.
Кирилл называет эту гору Турист, в других источниках она называется в честь знаменитого конструктора Сергея Королёва. Мне больше нравится Королёва, гор с названием Турист полно, а Королёв — он такой один.
Пик Королёва. Фото Саши Парфёнова
— Чем эта гора отличается от тех, что ты ходил ранее?
— Мы получили много нового опыта. Никто из нас такой маршрут и на такой высоте не ходил. Маршрут, который мы прошли, — комбинированный, очень протяжённый: перепад стены — полтора километра, а длина линии — около двух с половиной километра. Мы ходили его три дня вверх, и день потратили на спуск. Там есть всё: микстовый рельеф, вертикальные участки льда длиной по 30 метров, опять же влияние высоты чувствуется: не разбежишься. Были участки, которые мы проходили без страховки, её попросту не на чем было организовать. Такое вот получалось фри-соло для троих в километре от земли. Причём, каждый лез с рюкзаком, у которого был предельный вес.
Что-то подобное у меня было на Латоке, но там было чёткое разделение: вот я лезу лёд, вот лезу скалу. А здесь лёд, плавно перетекающий в скалу, скала — в снег. Такой вот высотный альпинизм.
Команда на вершине Королёва. Фото Нади Оленёвой
— После Королёва у вас намечалась ещё более сложная и крутая гора, но что-то пошло не так.
— Да, мы уже в чисто мужской команде — с Ратмиром, Лёхой Сухаревым и Славой Тимофеевым — планировали сходить первопроход на пик Военных топографов высотой 6873 м. Этот пик — третья по высоте вершина в районе, после Победы и Хана. Моё мнение, это Латок в миниатюре в Киргизии — техническая стена, которая, к счастью, позволяет обходиться без платформы (вроде бы). Кроме того, на ней уже есть все высотные факторы — стена заканчивается на уровне 6400-6600 м. И если на Хана ты берёшь всего лишь пуховку, горелку и сублиматы, то на этой стене пригодится весь альпинистский скарб железа. Вдобавок это всё ещё нужно занести в Китай через перевал 5500 м, а от базлага на Южном Иныльчеке три дня хода через ледник.
До горы мы даже не дошли, на подходе с вечера начал кашлять Ратмир, а наутро Лёха проснулся с температурой. Вернулись все в лагерь. Идею с Военных топографов пришлось отложить.
Дима Греков посоветовал пик Чапаева, пошли под гору с Ратмиром и Славой. Ратмир кашлял всё сильнее, часто отдыхал. Как бы он работал на высоте, неизвестно. А там отёк лёгких развивается стремительно. Так что на Чапаева в итоге не полезли, сходили со Славой на Хан-Тенгри, хоть он уже и поднимался на него в этом сезоне.
Александр на фоне пика Альпинист. Фото Нади Оленёвой
— Чего тебе не хватило в этом сезоне?
— Выхода за свой предел у меня в этот раз не было. Гора, на которой я выходил за пределы, — это была Победа (в 2017-м). Победа — очень тяжёлая гора, и в ментальном плане, и во взаимоотношениях с самим собой. На высоте человек испытывает апатию: всё, я дальше не пойду. Нужно ясно отдавать себе отчёт, чтобы понять, что это не голос свыше, а твоя физиология тебе говорит: сядь и сиди.
Первая ночёвка на Королёва. Фото Саши Парфёнова
— Латок I — твоя первая высотно-техническая экспедиция, и, пожалуй, самая дорогая, да? Каково было разворачиваться, не достигнув вершины?
— В ситуации, когда ты приложил все усилия, но тебе не подфартило, потому что были объективные обстоятельства, психологически проще принять такое решение. Ты ведь сделал всё, что мог. Но не повезло. И, я считаю, уровень трат не должен приниматься во внимание, потому что пробитая голова или поломанная нога принесла бы большие потери, чем сама экспедиция в Пакистане. Так что с Латоком решение мы с Костей и Витей приняли верное и единогласное: на горе было аномально тепло, всё таяло, если б полезли дальше, могли бы уже не спуститься.
Вообще, я всегда задаюсь вопросом, всё ли мы сделали в данной ситуации. Когда есть время подумать, а не когда на тебя летят сверху камни. Причём, в то, что сделал, входят не только технические аспекты. Когда я выступаю лидером команды, моя миссия — подбодрить и поддержать людей. Иногда, не сказал нужного слова — и люди приуныли. Демотивированы каким-то происшествием — сломалась платформа, например. Увидели что-то такое, к чему не были готовы. И твоя задача —грамотно и аргументированно донести свою точку зрения, почему надо продолжать восхождение.
Ещё показательной была ситуация с первой попыткой зимнего траверса Аксайской подковы в Ала-Арче (12 вершин, около 22 км) — целиком и зимой его ещё никто не ходил. Я сам был инициатором принятия решения развернуться. Мы прошли процентов 40, остановились на пике Симагина. В самом начале траверса обнаружили, что нашу заброску склевали птицы, и мы остались практически без еды и газа. Шли впроголодь, из-за этого темп был существенно ниже расчётного. Дальше двигаться не имело смысла. В команде были очень доверительные отношения, и я не хотел, чтобы этот маршрут стал для неё резко негативным опытом. На стене Гашербрума или Латока, может, игра и стоила бы свеч. Но терпеть такие невзгоды в Арче — овчинка выделки не стоила. Я предложил парням отступить — и они дружно поддержали. Для меня это было первое такое решение как руководителя.
Саша и стена Латока. Фото Кости Маркевича
— Почему ты выбираешь такие сложные восхождения?
— Я где-то прочитал такую мысль, что человек летает в космос, потому что может себе это позволить. И я стараюсь. Я не ищу зону комфорта: досюда комфортно, а отсюда уже некомфортно. Мне комфортно, когда я выложился без остатка. Считаю, что развитие в альпинизме — это ходить именно в таком стиле и именно эти вершины.
— Ты готов решать сложные задачи любой ценой?
— Любой ценой решать задачи — это психическое заболевание. Даже военные руководители всех времён и народов взвешивают все за и против. Это выражение «любой ценой» взято из беллетристики. Вопрос в цене. У меня на памяти много альпинистов, которые имели репутацию тех людей, кто ходит до последнего. А на деле, когда они сталкивались с серьёзными препятствиями, принимали разумное решение отступить.
Читал недавно книгу «Альпинисты свободы» про польский гималаизм. Это такое мощное культурное явление, которое ничем не уступает столбизму, или тому же Хоннольду. Когда люди в двойке отправляются на сложнейшие стены, имея минимальный запас снаряжения, и выходят победителями. Но обратная сторона этой медали — хайп. Людей подстёгивают критериями и аплодисментами, спонсорскими контрактами, лишь бы у тех, кто по ту строну экрана, потели ладошки.
Саша и Витя Коваль на Латоке. Фото Кости Маркевича
— Интересно твоё мнение про фильм «Альпинист».
— Когда я смотрел этот фильм, сердце на некоторых моментах замирало. Я откалывал на льду инструментом такой «блин», по которому главный герой лез без страховки, а под ним пропасть на сотни метров. И он лезет, а его снимают. Получается такое положительное подкрепление «хождения по канату без страховки»: внимание спонсоров, восхищение общественности.
— А ты способен на соло-восхождение?
— Соло нет, это не для меня. Какие-то элементы соло в моих тренировках есть — лазание на алтайском водопаде Храпова без страховки, опять же не полностью. Я не вижу, что мне даст это. Чтобы не бояться срывов, надо просто много лазить, но страховаться при этом. Опять же боязнь срывов — это инстинкт самосохранения. Трусом я себя не назову, но и убиться раньше времени неохота.
Аксу-2022. Фото Коли Матюшина
— Для тебя горы — это только со знаком «+», счастье и радость?
— Не только. В 2011 году, в зимней Ала-Арче, когда ходил на первый разряд с командой, я поморозил пальцы на Свободной Корее — туго затянул однослойные ботинки и не заметил этого. Поморозил до ампутации. Поначалу врачи обещали отрезать полстопы — и в дальнейшем меня ждала сносная зрелость с тросточкой.
Но мне повезло: вовремя позвонил мой альпинистский товарищ Андрей Ивлиев — просто узнать, как дела, а потом всё завертелось: через Глеба Соколова Андрей договорился о переводе меня в областную больницу к хорошему сосудистому хирургу. Врач постарался свести ущерб от операции к минимуму, как итог — минус пять пальцев на левой ноге. В больнице я понял, что не смогу без альпинизма. Мне снилось лазание, я читал журналы Risk про водопады в Норвегии, так не хотелось от этого всего отказываться.
Прошло почти 12 лет. И, получается, все свои маршруты от 5Б и выше, все скалолазные 7-ки я пролез в этом «преображенном состоянии».
— Как сказывается на твоей жизни отсутствие пальцев на одной ноге?
— От этого не уйти, с этим надо как-то учиться жить. Да, это приносит много проблем. Особенно в беге. При беге я стал косолапить, причём на здоровую ногу. Поступательное движение тоже за счёт одной ноги, поэтому в беге я не соревнуюсь. В скалолазании левые траверсы и накаты мне даются хуже, чем правые, мизера для этой ноги и вовсе недоступны. А на Столбах на трэде катушки всегда лезет первым напарник.
Это был урок, который дали мне горы. Сейчас, с высоты прожитых в альпинизме лет, я думаю: хорошо, что такой. В то время следующей целью в альпинизме я видел непременно Победу. А там можно сгинуть целиком.
Команда на вершине Сварога. Фото Саши Парфёнова
— Бывало ли у тебя такое, что ты уставал от гор?
— Да. С ноября 2020 года по август 2021 года был очень насыщенный период, и горы мне порядком поднадоели. В ноябре был Караташ 6А в Актру, на новогодние праздники — маршрут Тухватуллина 6Б на Аксу, попытка траверса Аксайской подковы в Арче в марте, Тува на майские, летом две шестёрки в Каравшине, потом первопроход 6Б на Сварог, сразу после которого поехали в Арчу и там сходили 5Б Михайлова на Бокс и 6А Балезина на 5 башню Короны. Маршрут Балезина я уже лез через не хочу — чувствовал себя на нём как невыспавшийся человек: поднять подняли, а разбудить забыли. К тому моменту накопилась эмоциональная усталость. Я был в горах, а значит, надо идти гору, но понимания, зачем я это делаю, не было.
Первопроход на Сварог, через самый большой карниз в бывшем СССР. Фото Коли Степанова
— Саша, как так получилось, что ты живёшь в Новосибирске, а выступаешь за Красноярск?
— В Новосибирске не развит спортивный альпинизм, ему не уделяется должного внимания здесь.
— Кто должен уделять?
— Видимо, руководитель новосибирской федерации. Но, понимаешь, при капитализме никто никому ничего не должен. Я тоже никому ничего не должен. Но почему-то так выходит, что в тех местах, где человек ощущает ответственность за свою деятельность, всё расцветает. Вот Николай Николаевич Захаров, руководитель красноярской федерации, в прошлом очень сильный спортсмен, мастер спорта по альпинизму и скалолазанию, — ощущает свою ответственность за развитие альпинизма. Пока он будет видеть людей, заряженных на результаты в спорте, он будет им всячески помогать. Для себя я хотел бы такой же судьбы.
— Ты ходишь в горы с разными напарниками. Что мешает собрать постоянную команду?
— Большая команда в постоянном составе — сейчас это фактически невозможно. Могут расходиться интересы, кому-то по кайфу лазить по тёплым скалам, кому-то нужна высота. Я делаю всё, чтобы подкидывать ребятам интересные проекты, в которых они развиваются. Но не исключаю, что надо привлекать новых и новых людей.
Кызыл-Аскер, 2016, 6Б. Фото Саши Парфёнова.
— Какая твоя гора мечты сейчас?
— Я бы хотел череду восхождений. Может, я не слишком романтичен, но не могу выделить гору мечты. Моя мечта — чтобы уровень моей команды постоянно рос, и чтобы была возможность ходить в горы по пределу этого уровня. Есть на примете такие горы, на которых бы мне хотелось оказаться: среди них Линк Сар и Латок I в Пакистане. Я бы не против походить в классическом высотном альпинизме. Если б мне представилась возможность сходить К2 или любой из восьмитысячников, я бы посчитал это развивающим фактором. Разве что только Эверест меня отталкивает своей популярностью и доступностью. Точно мне не хочется ходить какие-то попсовые горы, на которые все ходят, чтобы собрать какой-то калейдоскоп.
— Нравится быть первопроходцем?
— Необязательно прокладывать новый маршрут, у меня нет такого пунктика в голове, чтоб обязательно своё имя на стене оставить. Если маршрут хороший, компания хорошая, и я могу выложиться по-полной, то я готов ходить и чужие маршруты. Сейчас бытует мнение, нужно ходить первопроходы и первовосхождения. Если я не буду видеть логичного нового пути на вершину, но она меня будет манить, — я спокойно пойду проторённой дорогой, тем более классиков от альпинизма.
Саша и Сварог. Фото Коли Степанова
— Есть ли разница в ощущении себя и горы, когда ты лезешь свою линию или уже пройденный кем-то маршрут?
— С приобретением определённого опыта эта грань стирается. Объясню, почему. Мы ходили маршрут Тухватуллина на Аксу в 2021-м, и это было второпрохождение. Шли по следам людей, до которых никого на этом маршруте не было. Не сказать, что маршрут заезженный, много точек и подсказок. Ты просто выбрал линию, и тебе дали коридор, относительно которого надо держаться. Логичная линия, кто-то за тебя её придумал и построил. Но ощущения, что здесь «кто-то был до тебя», нет. Как это считать? Дух первооткрывательства был, потому что за 20 лет там всё поменялось на стене. Да и вообще гора такая, что она не может быть дважды пройдена одинаково. Много попыток восхождений она отражает. И за 6,5 дней на стене было полно ситуаций для самовыражения.
А прошлым летом мы лезли первопроход на Сварог. И с помощью технических средств — айфона с большим экраном, семидесятипятикратной подзорной трубы — нам удалось настолько просмотреть маршрут, что лезли фактически как по описанию, без каких-то сюрпризов. Вот мы вылазим из-под карниза и попадаем в щель, которую я уже просмотрел. Всё как по нотам.
Так что грань между первопроходом и второпрохождением здесь стирается.
— А первовосхождение у тебя случалось в жизни?
— Нет, это такая вишенка на торте. Я специализируюсь на сложных бигвольных стенах, и, если мне предложат какую-нибудь 4А, но лишь бы она была первовосхождением, я ещё подумаю. Я не гонюсь за тем, чтобы ступить на вершину первым и назвать гору на свой лад.
У подножия Латока. Фото Кости Маркевича
— Зачем человек ходит в горы? На чём основана эта сила притяжения?
— Мне кажется, здесь надо подходить с точки зрения клинической психологии или эволюции. Изначально мужчина — это воин. Пространство требует героев. И каждый мужчина рождается с потребностью совершить какой-то героический поступок, или по крайней мере испытать себя за пределами зоны комфорта. И эта потребность приводит человека в горы. А потом уже подключается красота гор, азарт спортсмена. Как бы люди не говорили, что надо плевать на «клеточки», в то же время я вижу, даже при критичном взгляде на деятельность ФАР, альпинисты всё равно участвуют в их мероприятиях, чемпионатах. Мужчине нужно доказывать, что он лучший. А как ты это докажешь, кроме как в честных соревнованиях? Многих моих знакомых спортсменов мотивирует участие в соревнованиях, борьба за первые места. А если люди становятся от этого лучше и сильнее, то это же хорошо.
— Ты счастлив, когда достигаешь вершины?
— Я не припомню такого, чтоб мы стояли на вершине и орали от счастья. Где-то читал высказывание: счастье — это то, что вспоминаешь с теплотой. Но в моменте ты этого можешь не осознавать. То есть счастье — из категории прошедшего времени. Потом я вспоминаю какие-то моменты, что вот здесь мне было классно, и команда супер.
То, что я ощущаю на стене, обычные люди просто не поймут. Когда рассказываешь про А3-А4, а тебя спрашивают: а жили-то вы в домиках? Понимаешь, что разговариваете на разных языках.
Саша готовит чай. Фото Нади Оленёвой
— Чувствуешь, что живёшь особенную жизнь, выделяешься из массы людей?
— Не склонен думать, что я как-то преуспел и выделился. Я считаю, что моя жизнь приносит мне больше счастья и радости наличием чёткой цели. Альпинизм дал мне эту цель — то, ради чего.
Многие люди искусственно насыщают свою жизнь эмоциями, а у меня это страсть. Эмоции в данном случае вторичны. Я хожу в горы не потому, что там красиво, а потому что я иначе не могу.
— Ты зависишь от адреналина, который получаешь на восхождениях?
— Адреналин я бы сюда не примешивал. Скорее всего, я наркоман успеха. Тренироваться и тренироваться — для того, чтобы показать результат. Выйти на новый уровень, чтобы тренироваться ещё сильнее. Я наркоман именно развития. Адреналин для меня вторичен и даже третичен. Мне безусловно щекочет нервы лазание с нижней страховкой. Адреналин — это инструмент, который помогает лучше сосредоточиться. Адреналин тебя согреет в холодную погоду, позволит перепрыгнуть через двухметровый забор. А вот развитие — это мощный наркотик, на котором сидят многие мои друзья и напарники.
Зимний Ашат - 2017. Фото Саши Парфёнова
— Насколько я знаю, всё свободное время ты посвящаешь подготовке к горам. Вот Лиза, твоя жена, на велосипеде катается, ты составляешь ей компанию?
— У меня была возможность купить велик, но я подумал: на выходных я либо на скалах, либо бегаю в лесу. А велик бег не заменит. Не стал покупать, нет на него времени.
— А скитур вместе с Лизой не хочешь попробовать?
— Для этого тоже надо много времени. А я стараюсь его посвящать больше скалам, я же себя как технический альпинист позиционирую. Даже те активности, которыми я занимаюсь, они несколько противоречивы: бег оттягивает силы у скалолазания. Но я понимаю, что мне нужно и то, и другое.
Каравшин, платформа. Фото Саши Парфёнова
— Когда ты женился, тебя не посещают мысли о том, что нужно вернуться живым, есть что терять, а может, лучше поберечься?
— Меня стало тянуть домой, я начал видеть в этом смысл. Раньше горы для меня были самым ярким впечатлением в жизни. А с семьёй мне одинаково хорошо и дома, и в горах.
По поводу возвращаться живым, я не считаю, что человек обязан отчитываться за смысл своей жизни перед кем-то. Если нужно пойти на риск, чтобы достигнуть цели, я буду это делать. Ты отвечаешь за цель, за риски и смысл своей жизни сам перед собой.Но это не значит, что мне пофиг на близких людей.
— Чего ты боишься больше всего?
— Бесцельно прожить жизнь, ничего не добиться. А вот рамки и критерии оценки — они текучи. Я не могу даже сейчас понять, зря я живу или не зря. Но пока мне нравится. Не прожить жизнь зря — это мой постоянный двигатель, который заставляет тренироваться: в -30 выбегать в лес, идти на скалодром, когда всё тело болит после гор.
Хан-Тенгри 2012. Фото Юры Кокорина
— А в горах бывает страшно?
— В горах я бы выделил два вида страха. Первый: а вдруг пойдёт камнепад, когда мы на стене, — такой страх у меня с опытом уходит. Я не отрицаю возможность своей гибели и не боюсь внезапной смерти в горах, я к этому готов. А другой страх — когда нужно сделать какое-то движение на плохо стоящую ногу, а тебе есть куда лететь, и полёт наверняка закончится травмой. Да-нет, да-нет. Возможно, поэтому мне никогда не стать солистом, ибо я боюсь, что тело подведёт в конкретном движении. От этого страха я не могу избавиться — в принципе, это не плохо. Страх развивался вместе с эволюцией, это набор наших данных, которые помогают нам выживать.
— Саша, ты боишься смерти?
— Да. Правда, я боюсь не самой смерти, а скорее окончания моего пути. Ещё столько всего хочется успеть.
— Если бы ты мог прожить новую жизнь, кем бы хотел быть? Где жить? Чем заниматься?
— Быть профессиональным альпинистом, ходить в сильной команде, возможно быть её лидером, помогать спортсменам достигать высот, я имею ввиду некоммерческий альпинизм. Заниматься горами больше времени, а не после работы и в отпуске, иметь больше возможности путешествовать. Жить — возможно, в Алма-Ате или в Красноярске.
Ночь в горах. Фото Саши Парфёнова
