Роберт Шимчак – скромный герой спасательной операции на Нанга Парбат. Интервью
Роберт Шимчак, фото Prestiztrojmiasto.pl
О нем говорят меньше, чем о четверке непосредственных участников спасработ на горе, но именно благодаря нему Элизабет Револь получила в Пакистане необходимые лекарства.
Я перевела интервью Каспера Сосновского с Робертом Шимчаком, которое вам наверняка будет интересно. Оно опубликовано в польском издании Sport.pl.
Роберт Шимчак (Robert Szymczak) – известный польский врач-альпинист, доктор медицинских наук в области высокогорной спасательной медицины, преподаватель Гданьского Медицинского Университета. Он не раз принимал участие в сложных горных экспедициях – не только в качестве врача. Совершил восхождения на три восьмитысячника. Один из тех, кто отвечал за медицинское обеспечение для Польской Зимней Национальной Экспедиции на К2. Он также координировал со стороны Польши операцию по спасению Элизабет Револь и Томека Мацкевича на Нанга Парбат.
Каспер Сосновский: – Вы отвечаете за обеспечение высокогорных экспедиций. Большой ли на это спрос, или врач, идущий с людьми в горы, – это редкость?
Роберт Шимчак: – В целом, у поляков слабая осведомленность о том, какие существуют угрозы для здоровья в горах. Горные туристы обращаются ко мне с проблемами уже по факту. Их удивляют многие вещи. Те, которые периодически ходят в горы или просто предусмотрительны сами по себе, стараются заниматься самообразованием в плане первой помощи в высоких горах. Однако в поход редко берут аптечку, в которой были бы, например, лекарства на случай высокогорных болезней. А ведь это такая простая вещь. В помощь существуют сертифицированные центры туристической медицины. Это места, где можно сделать соответствующие анализы перед разными путешествиями, там также работают врачи, которые имеют подготовку в плане высокогорной медицины. Они всегда что-нибудь посоветуют, смогут предостеречь или обратить на что-то внимание.
Роберт Шимчак на вершине Нанга-Парбат, 2010 год, фото Sport.pl
А если речь идет о тех, кто поднимается выше?
– Что касается высокогорных коммерческих экспедиций, то осознанное отношение к обеспечению безопасности на должном уровне находится только в процессе формирования. Я тут говорю в том числе о доступных для каждого походах на Килиманджаро, Монблан, Казбек, Аконкагуа, Айленд Пик или даже Эверест. В большинстве таких коммерческих предложений нет медицинского обеспечения. Человек едет туда на свой страх и риск, под свою ответственность. Немногие из этих агентств располагают хотя бы спасательным кислородом, портативными гипербарическими камерами (прим.: мешок Гамова) или лекарствами. Предлагаемые графики акклиматизации во многих случаях слишком быстрые, потому что это бизнес и нужно соответствовать требованиям рынка. Человек хочет в пятницу поехать на Килиманджаро, а в воскресенье уже быть у себя дома, при этом собираясь заодно понырять на Занзибаре. Чем быстрее и дешевле, тем лучше. Если бы какое-нибудь агенство расписало, предположим, поездку на Килиманджаро так, как оно должно было бы это сделать, т.е. на 9 дней, то никто бы не откликнулся на такое объявление.
И наверняка, тому, кто идет чуть ли не на 6000 м, не приходит в голову, что треккинговое агенство может быть весьма средне подготовлено для такого похода в медицинском отношении.
– Во множестве случаев медицинское обеспечение таких походов недостаточное. Оптимальный уровень для меня – это: надлежащим образом укомплектованная аптечка врача, профессионально подготовленные проводники, спасательный кислород. Участие врача в походе, очевидно, не практикуется. Такие расходы было бы не потянуть. Тем не менее, случается, что на популярных направлениях наличие врача в базе под горой обеспечивает Национальный Парк (Аконкагуа) или волонтерские организации, например, «Гималайская ассоциация спасения». У них есть, к примеру, два медпункта на треккинговых маршрутах в Непале (пос. Периче по пути к Эвересту и дер. Мананг на треке вокруг Аннапурны), а также медпункт в базовом лагере под Эверестом.
Роберт Шимчак под Эверестом, фото © Wojtek Kukuczka
Собственно, только во время путешествия на расположенную в Южной Америке вершину Аконкагуа (6960 м) требуется медосмотр – врач постоянно находится на месте и разрешает или запрещает выход. В экспедициях на восьмитысячники агенства, как правило, не обеспечивают медицинскую безопасность на профессиональном уровне. В прошлом году женщина, подготовленная мной по медицинскому профилю для экспедиции на Эверест, получила в базе удостоверение «Врач». Оказалось, что среди многих она была единственной, у кого была с собой высокогорная аптечка.
Лучше всех оснащены, естественно, национальные экспедиции. В таких экспедициях, польских или российских, обычно есть врачи или, по крайней мере, квалифицированные спасатели.
Получается, каждый из опытных гималаистов волей-неволей должен быть еще и врачом для себя и других.
– В какой-то степени он должен им быть. Врач или спасатель будет не везде, поэтому гималаисты национальной команды знают, как и куда сделать внутримышечную инъектцию, у них есть с собой аптечка, в комбинезоне – шприц с дексаметазоном на случай отека мозга. 60 процентов медицинского обеспечения – это подготовительные мероприятия, предшествующие экспедиции: обучение, непосредственное и онлайн, разработка плана акклиматизации, подготовка логистики штурма вершины и плана на случай мрачного сценария – несчастного случая во время штурма.
Роберт Шимчак и Кшиштоф Велицкий, фото Aktywne.trojmiasto.pl
Наибольшая трудность экспедиции Револь и Мацкевича заключалась в том, что они рассчитывали только на себя. У них не могло быть хорошего плана на случай плохого сценария.
– Реальное обеспечение безопасности во время штурма вершины под силу только национальным экспедициям. На К2 зимой есть такой план, и есть осознание того, что, если двое штурмуют вершину, а один находится в таком состоянии, как Мацкевич на 7500 м, – иначе говоря, будет не в состоянии передвигаться, – то у нас должно быть, как минимум, 4 альпиниста в последнем лагере. У каждого из них должно быть два баллона с кислородом. На одном баллоне они дойдут до пострадавшего, а потом вместе должны будут его спустить, пользуясь вторым баллоном. Это такой минимум, если мы хотим иметь шансы на спуск кого-либо с высоты больше 8000 м. Разумеется, в реализации такого мероприятия, в принципе, нельзя быть уверенным – кто-то ведь должен поднять 8 баллонов кислорода в последний лагерь, который находится на высоте 8000 м. Если это не удастся сделать, альпинисты, штурмующие вершину, должны отдавать себя отчет в том, что возможности проведения спасработ на такой высоте ограничены. Осознание меньших шансов на спасение может повлиять на их решение о степени риска, который они берут на себя.
Белецкий и Урубко, спеша к Револь и Мацкевичу, в какой-то момент отказались от использования кислорода.
– Баллон тоже что-то весит. Чтобы быстро добраться до Револь, они убедились, что лучше будет подниматься без дополнительных килограммов. Они были акклиматизированы до высоты около 6000 м, они знают свои организмы и сочли, что этот баллон им скорее мешает, чем помогает. Если бы они были на 8000 м, было бы по-другому. Вы помните, как Адама Белецкого и Артура Малека, которые с двумя другими товарищами, делали восхождение на Броуд Пик, упрекали, что они не пошли их спасать? (прим.: во время первого в истории успешного зимнего восхождения на Броуд-Пик, совершенного в 2013 году польской экспедицией под руководством Кшиштофа Велицкого, погибли Мачей Бербека и Томаш Ковальский). Они были выше 7000 м, на спуске. Откуда у них могли быть силы, чтобы возвращаться за кем-то выше, причем, без кислорода. Это было нереально. Это был бы неоправданный риск жизнью.
А Вы как врач, или как человек, который сам делает восхождения, смотрите на попытку Револь и Мацкевича взойти на Нангу зимой без кислорода как на что-то почти невозможное?
– Это возможно – это сделали в прошлом году. На многие восьмитысячники были совершены бескислородные восхождения, включая Эверест и К2. Человеческий организм в силах выжить в таких экстремальных условиях. Тем не менее, в случае проблем, дело обстоит не так, что можно просто взять и вернуться. Это выглядит так под нашим углом зрения – с позиции диванного наблюдателя. Мозг на 7000 или 8000 м функционирует совершенно иначе. В связи с кислородным голоданием, нарушены познавательные функции, память, способность планировать и оценивать расстояния. Людям иногда трудно это понять.
Это в какой-то степени можно сравнить с человеком, который идет на вечеринку и обещает себе и жене, что вернется домой в час ночи. Выпив несколько рюмок, в час ночи он уверен, что всё под контролем и можно побыть тут еще чуть-чуть. В два ночи он уже не особо представляет, который час.
В этих двух случаях человек находится в определенном исступлении. Если ему кто-то не поможет, не «спустит его на землю», то его решения будут неадекватными. В случае Мацкевича, оказалось, что он, вероятно, превзошел свои возможности. Никто из нас, однако, не знает до конца. Револь и Томек задержались на спуске с вершины. Поправка на кислородное голодание, недостаток движения, прогрессирующую простуду – в какой-то момент всё пошло под откос.
Таков риск, который идет бок о бок с небезопасной страстью – часто к нему также прибавляется бессилие.
– К сожалению, да. Револь и Мацкевич, как и в случае большинства экспедиций, были не в состоянии обеспечить свою экспедицию намного лучше. Большинство этого не делают, т.к. нет денег, людей, команды. Полный профессионализм возможен в экспедициях государственного масштаба, но и в них также случаются трагедии.
Пребывание в горах на высотах 6000 или 7000 м, насколько я понимаю, имеет колоссальное влияние на организм. А сколько можно выдержать на большей высоте?
– Это зависит от многих факторов. Если человек здоров и ему еще только предстоит штурм вершины, это совершенно другая ситуация по сравнению с тем, когда альпинист в Гималаях находится на спуске и его силы уже истощены. На 7000 м можно выдержать несколько дней, на 8000 м счет идет на десятки часов. Если человек больной и уставший, то времени еще меньше.
Решения, касающиеся спасения людей в горах, всегда очень сложные. Принимается во внимание уровень угрозы жизни для спасателей, состояние пострадавшего, погодные условия, возможность эвакуации вертолетом. В спасательной медицине, к сожалению, порой бывает так, что всех не спасти. Во время несчастного случая, где у нас пятеро пострадавших и один врач, он должен оценить, кому в первую очередь требуется помощь. Принцип таков: прежде всего необходимо спасать того, кто имеет шансы выжить.
Револь выжила. Вас удивило ее неплохое состояние здоровья, когда она вышла из вертолета на посадочную площадку в Исламабаде?
– Не особо. Если она спустилась до уровня 6000 м, значит, она была в состоянии действовать и осознавала, что происходит. Чем ниже, тем лучше человек начинает восстанавливаться. Она получила от спасательной команды что-то поесть и попить. У нее было ощущение, что ей уже ничего не угрожает. Думаю, своей жизнью Револь во многом обязана тому, что Министерство иностранных дел Польши быстро среагировало и обеспечило финансовую поддержку спасработ.
А в ближайшие дни станет ясно, как будет выглядеть ее дальнейшая жизнь. Будет ли необходима ампутация рук или ступни ввиду обморожений.
– Вероятно, через несколько дней (интервью опубликовано 2 февраля - прим. переводчика) будут готовы результаты магнитно-резонансной томографии. Они покажут уровень кровоснабжения в конечностях. На основании этого можно будет установить, какие ткани потребуют ампутации.
Вы посодействовали тому, что после спасработ Револь получила соответствующий лекарственный препарат, который позволяет минимизировать последствия обморожений.
– Основываясь на директивах Польского общества горноспасательной медицины касательно лечения обморожений, а также на сообщениях врача Emmanuel Cauchy (прим.: крупнейший французский специалист в области горной медицины по прозвищу «Доктор Вертикаль», автор многочисленных статей для журнала «Vertical Climbing», сооснователь Института подготовки и исследований в области горной медицины), после консультации с автором этих директив – врачом Адамом Доманасевичем (прим.: руководитель группы хирургов Университетской больницы Вроцлава – в 2017 году впервые в истории сделал сложнейшую операцию по пересадке руки человеку, который родился без конечности) в Зимнюю Национальную Экспедицию на К2 была взят препарат простагландина. Я доукомплектовал им польскую аптечку.
Как он действует?
– Если кто-то обмораживает конечность, то часть клеток умирает, т.к. они замороженные. Когда наступает их размораживание, то в связи со спазмами и тромбами сосудов, омертвение тканей может распространиться глубже. Именно с этим борятся, вводя простагландин внутривенно.
Только благодаря тому, что у нас уже был с собой этот препарат, Элизабет его вообще получила. В Исламабаде этого лекарства не было. Во время спасательной операции я был на связи с доктором Cauchy. Мы вместе планировали, что можно сделать, как только Револь спустится с горы и будет в безопасности. Мы выбрали госпиталь, который был в состоянии вести это лечение, и держали связь с врачом из франчузского посольства, который занимался Элизабет на месте. Она получила простагландин по прилету в Исламабад.
В свете спасработ много говорилось о нашей четверке гималаистов, которые полетели на Нангу – Вы были героем другого плана. Ведь это Вы стали координиратором спасательной операции, находясь в Польше.
– Спасательная операция – это объединенное мероприятие, в котором задействованы усилия многих людей. Лично я впервые встретился с группой, координирующей спасработы со стороны, во время операции по спасению баскского альпиниста Иньяки Очоа де Ольса в 2008 году. В той акции также принимал участие Денис Урубко. Тогда не удалось вовремя добраться до Иньяки – Денису и Дону Боуи не хватило всего несколько сотен метров, чтобы прибыть туда с кислородом. Испанец умер на гребне Аннапурны.
В 2010 году я, уже как участник координирующей команды со стороны Польши, помогал в спасработах на Макалу, а в 2013 году – на Гашербруме. В настоящее время возможности коммуникации рушат определенные барьеры. Возможность контактировать с Яреком Ботором под этой стеной, связь с шефом экспедиции Кшиштофом Велицким, с Белецким, садящимся в вертолет… За счет всего этого я чувствовал себя так, будто действовал в двух реальностях – тут, на уровне моря, и там, на 6000 м. Я рад, что акция увенчалась успехом. Вместе с тем, это приободрит команду, которая сейчас совершает восхождение на К2.
Если бы этой команды там не было…
– Наверное, они были там затем, чтобы организовать эту акцию. В Пакистане нет альпинистов, которые могли бы сделать что-то подобное. Те, которые в силах такое сделать, принимают участие в экспедициях на Эверест. Если бы не наши ребята, Револь осталась бы на горе…
Текст: Каспер Сосновский
Перевод с польского: Маргарита Безуглова