Зимняя экспедиция на К2. Интервью с Денисом Урубко, Кшиштофом Велицким, Янушем Голомбом и Адамом Белецким
Пресс-конференция участников зимней экспедиции на К2, 19 марта 2018 года, Варшава, фото (с) Michał Gurgul
Недавно мы публиковали небольшую беседу с Денисом Урубко. Но картина была бы неполной без высказываний других членов команды. По прибытии в Польшу многие из них уже успели дать интервью, и теперь мы можем послушать мнение руководства экспедиции и ключевых ее участников. Также мы публикуем перевод польского телеинтервью с Денисом Урубко, где он ответил на основные дискуссионные вопросы, волновавшие читателей.
ДЕНИС УРУБКО
выдержки из телеинтервью на канале Wirtualna Polska (первое большое телеинтервью Дениса по прилету в Варшаву, вся беседа ведется на польском языке):
Денис Урубко на маршруте Абруцци, фото (с) Адам Белецкий
Михал Бугно и Матеуш Скверавски (Wirtualna Polska): Денис, у тебя была выдающаяся зима – всё началось с героической спасательной операции Элизабет Револь на Нанга-Парбат, потом был штурм К2, и с этого штурма мы хотели бы начать… Ты – солдат, офицер, никогда не нарушаешь приказов вышестоящего человека. А тут, когда ты решил штурмовать К2, так случилось. Вся Польша спрашивает: «Почему?» – и мы спросим.
Денис Урубко: Нет, в моей жизни случались ситуации, когда я игнорировал указания начальства – в том числе, в армии, в Казахстане. Когда важно сделать следующий шаг для достижения цели, я не смотрю на ранги. Я принимаю решение и иду до конца. Был случай, когда мне позвонил мой друг Симоне Моро и пригласил на зимнюю Макалу. Я пришел к своему армейскому начальнику и сказал, что, возможно, состоится такая экспедиция, на что услышал: «Нет-нет, даже не думай, сиди здесь, никуда не поедешь». Через полчаса я купил билет на самолет, на следующий день сделал визу и уехал в Непал на полгода. Взошел зимой на Макалу, проложил новый маршрут на Чо Ойю. Так было и тут. У меня была настоящая мечта, и я пошел на вершину, полагая, что это будет лучший возможный шаг для успеха всей команды.
Но почему ты пошел один, без согласования с руководством?
Потому что я считал неправильным перекладывать ответственность на других. Я сам отвечал за свое решение и не хотел подвергать других риску. Поэтому я пошел соло.
Не задумывался ли ты над тем, что, если с тобой что-то случится, остальной команде придется тебя спасать?
Нет, я не хотел, чтобы меня кто-то спасал, не собирался создавать никому проблем. Именно поэтому я не взял с собой радио, чтобы никого ни о чем не просить. Это было мое решение, моя ответственность, и я сделал всё для этой мечты – стать первым человеком на вершине зимней К2.
Как же ты решился идти на вершину в тот момент, когда все говорили о фатальной погоде?
Я не понимаю, почему все так говорили. Для зимней экспедиции это была нормальная погода. Мы приехали зимой и были готовы к тяжелым погодным условиям. Была обыкновенная погода – не хорошая, не плохая, – но сидеть в базовом лагере тоже было не дело.
Ты пробовал уговорить кого-то из участников пойти с тобой?
Да, я говорил с Адамом Белецким. Он сказал, что прогноз плохой и он подождет до марта. Я сказал: «Ок, это твое решение, но у меня другое мнение». Как говорил Адам, «два поляка – три мнения»:)
Но можно сказать, что опасения подтвердились, ведь когда ты дошел до высоты 7600 метров, то застал там снежную бурю?
Там не было ничего. Полное отсутствие чего-либо. Я провалился в трещину. В другом направлении тоже было много расщелин на леднике. Пока я не столкнулся с этим, было осознание риска, но, вместе с тем, мною двигала идея о теоретической возможности восхождения, а после того, как я попробовал здесь, попробовал там, упал в трещину, посмотрел на время и понял, что не успею взойти и вернуться, что это слишком небезопасно – в этот момент перестала существовать та возможность достижения вершины, и я вернулся.
Сколько времени тебе потребовалось, чтобы выбраться из пятиметровой трещины, в которую ты упал?
Это заняло где-то час. На обратном пути в базу я думал, что, возможно, пойду с Адамом на вершину в марте. Но в базе были такие нехорошие отношения, что я вернулся домой, в Польшу. Здесь так тепло и приятно, и открывается много других возможностей в жизни – приятно пообщаться с вами. Большое спасибо за приглашение, это важно!
Какие отношения у тебя были с Кшиштофом Велицким? Он ведь знал о твоих взглядах на окончание зимы с последним днем февраля? Но знал ли ты его подход? Знал ли, что, если будешь ему перечить, то это спровоцирует конфликт?
У нас разные мнения, но хорошо то, что мы могли скооперироваться. Мы объединили наши усилия на маршруте Басков (Чесена), потом на Абруцци, и мы могли всё делать сообща. Это не было проблемой. Для меня большая честь, что Кшиштоф Велицкий пригласил меня в зимнюю экспедицию спустя 15 лет после нашей первой совместной попытки на К2, когда я установил высотный рекорд на северной стороне. А теперь – на южной. Вершина не взята, но хотя бы достигнута наибольшая высота.
Но во время экспедиции появлялись твои комментарии, что Кшиштоф тебя немного «блокирует»?
Простите, это не были «комментарии». Мы должны очень осторожно подбирать слова, чтобы не вводить людей в заблуждение. Я написал правду, в корректной форме, что в процессе работы на горе мне пришлось вернуться, по приказу Кшиштофа по радио. Я вернулся, он – мой руководитель. И это было в порядке вещей. Но потом, в последние (в моем понимании) дни зимы я ни с кем не разговаривал, потому что понимал, что он может остановить меня снова, и я опять останусь ни с чем. Поэтому я рассуждал, что, не перекладывая ответственность на Велицкого, пойду сам.
Когда ты решился на соло-выход, ты убедился, что остальная команда не справится и поэтому ты должен пойти один и сам предпринять героическую борьбу за вершину?
Это не героическая борьба! Это борьба в лице одного человека, но в ней нет ничего героического.
Возвращаясь к вопросу: ты считал, что либо это сделаешь только ты, либо вообще ничего не получится?
Была возможность погодного окна. Если бы оно выпало, я бы это сделал. Но погоды не было, два дня шел снег, было слишком лавиноопасно. Я отдал всю свою энергию этой команде. Не хватило времени, чтобы взойти на вершину.
Кшиштоф Велицкий писал: «Ранило меня то, что он не хотел со мной разговаривать. Мы ведь были командой, а он пожертвовал нашими отношения для своих амбиций. Столько лет знакомы. Он один из лучших – всё же мог бы подумать о команде». Не жаль тебе было отношений с Кшиштофом?
Когда я разговаривал с ним, он меня остановил – я вернулся. Когда я не разговаривал с ним, я смог сделать попытку. В этом была логика.
Какая была реакция Кшиштофа Велицкого после твоего возвращения?
Он был спокоен. Реакция была нормальной. Из истории гималаизма я помню его соло-восхождение на Лхоцзе – он никого не спрашивал, просто пошел на вершину один и поднялся. И когда я вернулся, в этих обстоятельствах его отношение было нормальным. Но случилось другое недоразумение. На каком-то сайте Кшиштофу попалась информация, там было написано что-то нехорошее о нашей экспедиции. Я вообще не в курсе, я не говорил этих слов, не контактировал с этим веб-сайтом. Это мои противники, они так же вводили читателей в заблуждение полгода назад. Мне поставили в упрек эти публикации, к которым я не имел отношения.
В Польше все были удивлены, когда тебя лишили доступа к Wi-Fi…
О, интернет в базе – это большое благо. Разговаривать с детьми, с женой… Да, интернет был ограничен, я попросил пароль, и Кшиштоф отказал. Но это не было связано с тем, что я пошел на вершину один, без разрешения. Это была странная ситуация на ровном месте, из-за чьей-то ошибки. Видимо, Кшиштоф в чем-то не разобрался. Но он – превосходный альпинист, я его очень уважаю. И мне важно, что он не сказал ни единого слова против моей соло-попытки – в этом он меня понимает. Этот адреналин в крови, мои переживания в этот момент... Но была другая проблема.
Не кажется ли тебе, что Кшиштоф препятствовал твоему восхождению, потому что боялся за твою жизнь?
Друзья, я бывал в горах в очень экстремальных условиях. Погода была нормальной. Если мы посмотрим на К2 сейчас (9 марта – прим.), то увидим, что погода хорошая, но никто не поднимается на гору. Это не проблема погоды. Всё дело – в людях, в отсутствии азарта.
Как отнеслись к твоему соло другие участники?
В первую очередь, я встретился с Марчином. Это была приятная встреча. Марчин Качкан и Мачей Бедрейчук со мной в хороших отношениях. Марчин – особенный человек. Он – специалист, хороший восходитель, очень сильный. Мы были с ним на К2 15 лет назад, и его участие в этой экспедиции, как и участие Адама Белецкого, играло для меня решающую роль.
С одной стороны, ты говоришь, что со всеми в хороших отношениях, а, с другой стороны…
Стоп. Не со всеми. Это неправда.
С большинством…
Денис напряженно улыбается:)
Кшиштоф Велицкий говорил, что это было решение команды – что они не хотели с тобой дальше вместе работать?
Возможно. Я не знаю. Но последнее слово всегда за руководителем.
Вы разговаривали с Кшиштофом?
Разговаривали. Вероятно, он был единственным человеком, который мог бы оставить меня в базовом лагере, чтобы в марте продолжать восхождение. Однако таких слов не было. Но я доволен, что участвовал в этой экспедиции. Я сделал штурмовую попытку. И ценю возможность общаться с людьми, которых я люблю и знаю много лет. Адам сегодня прислал мне привет…
Вы дружите с Адамом. Как он отнесся к тому, что произошло?
Мы уважаем друг друга. Адам меня понимает. Как я уже говорил, Кшиштоф тоже меня понимает… Примечательно, что фактически не только Кшиштоф был руководителем экспедиции. Вначале был такой эпизод, когда я спросил его о чем-то, а он сказал: «Спроси у такого-то, поговори с тем-то». Не соблюдался принцип единоначалия, и среди этого множества руководителей было непонятно, кто за что отвечал.
Ты бы отправился с польскими альпинистами в следующую зимнюю экспедицию?
Неважно, польский альпинист или не польский. Это всегда конкретный человек – Марчин, Мачей, Адам… Там есть много сильнейших восходителей и прекрасных людей, с которыми мне нравится взаимодействовать. Каспер Текели – мой коллега в Татрах. Я буду продолжать ходить в горы с моими друзьями, мы сейчас обсуждаем с Богуславом Магрелем наши планы в Пакистане. У меня есть идеи для будущих восхождений.
Как взойти на К2 зимой? Что нужно исправить, улучшить, изменить, чтобы, в конце концов, экспедиция увенчалась успехом?
Это не аптека, и у нас нет рецептов для К2. Масштабные экспедиции, где задействовано много людей и куда вложены большие суммы денег, – не всегда правильное решение. Возьмем Макалу. Симоне и я отправились туда зимой вдвоем и взошли. Это было настоящее восхождение. Всё зависит от энергии, которая у тебя либо есть, либо нет.
Вопрос в рамках подведения итогов: о чем жалеешь в этой экспедиции? Что можно было сделать лучше?
В базовом лагере всё было организовано отлично. Всё было так славно, так прекрасно, так приятно, что… А вот промахов на горе, с моей точки зрения, хватало. Но что можно было сделать лучше? Извините, я не могу ответить на этот вопрос. Деталей очень много, и они не были взаимоувязаны во что-то цельное. Нужно было начать сначала всю экспедицию.
Спросим немного иначе. Как бы ты хотел взойти на К2? Каков стиль твоей мечты? Это была бы большая экспедиция или малая команда?
Да, это правильно поставленный вопрос. Три года назад я, Адам Белецкий и Алекс Чиконе пробовали организовать такое восхождение на К2 с севера, с китайской стороны. Три очень энергичных человека, объединенных своим отношением к горам и общей мечтой – вот это видится мне хорошим замыслом. Такой штурм вершины – рисковый, единичный, настоящий. Быть на вершине в компании хороших друзей.
В таком случае желаем тебе, чтобы эта мечта исполнилась!
***
КШИШТОФ ВЕЛИЦКИЙ, руководитель экспедиции
выдержки из интервью на портале wspinanie.pl:
Кшиштоф Велицкий, фото (с) Paweł Supernak /PAP
О погоде:
Когда мы пришли под К2, участники быстро поняли разницу между летом и зимой. Летом до Лагеря 3 они бегали за один день – теперь было совсем по-другому. Холод, ветер, метель, буйство стихии. Погодных окон было слишком мало (пять), но, пожалуй, большего количества и нельзя ожидать. Мы отметили некую повторяемость. У нас очень хорошие обработки прогнозов погоды, из которых следует, что погодные окна появляются каждые 7 – 10 дней. И это единственный шанс подняться на вершину – если такое окно не будет слишком коротким. Чтобы взойти, нужно, по крайней мере, три дня хорошей погоды.
О маршруте на будущее:
Вероятно, это будет маршрут со стороны Пакистана, т.к. с китайской стороны гора так же трудна, а участок на подходе к вершине, возможно, даже сложнее. К тому же, с китайцами никогда нельзя ничего знать наверняка – можно приехать на границу, и вдруг окажется, что они тебя не пустят. Летом несколько экспедиций были развернуты обратно на границе. Без причины. При таких расходах на экспедицию мы не можем рисковать. В Пакистане всегда можно обо всем договориться – нет проблем, которые нельзя было бы уладить.
О сравнении маршрутов:
Ребро Абруццкого – это более длинный путь, но, вместе с тем, он проще. Маршрут Басков (Чесена) представляет большую трудность в техническом отношении. На маршруте Абруцци коварные места – это только Камин Хауса (50 метров) и Пирамида, но теперь, когда коллеги прошли их, мы знаем, что это не проблема.
О возможной тактике будущего восхождения на К2:
Мы размышляем, не поделить ли команду на две части: одна будет выполнять подготовительную работу на высоте до 7000 метров или до Пирамиды, чтобы другая часть команды пришла свежая и могла быстро акклиматизироваться. Тогда у нее останется больше сил для штурма вершины. Приехать она могла бы позже, а акклиматизацию получить где-нибудь в другом месте. Хотя на этот счет разные мнения. Я – противник выездов с этой целью в Южную Америку. Некоторые утверждают, что это послужило бы хорошей проверкой. Смысл в том, что эта вторая команда приехала бы под К2 позже – спустя два месяца пребывания в базе у возможных участников штурма уже накапливается усталость. А так, их деятельность сократилась бы до месяца или пяти недель – таким образом, они сэкономили бы силы. Может, это немного неэтично, но, увы, для достижения цели…
О перспективах организовать следующую экспедицию на зимнюю К2:
После проявленного интереса СМИ чувствуется некоторое давление общественности – возможно, это поможет нам найти финансирование для следующей экспедиции. Когда можно ее ожидать? Следующей зимой (смеется). Это не исключено. В данный момент атмосфера располагает к тому, чтобы попробовать заинтересовать различные организации. Есть потребность в том, чтобы создавать образ Польши на международном уровне. Разговоры об экспедиции на К2 не утихали целый год, во всех кругах, также за границей. Так что интерес огромный.
О своем возможном участии в будущей экспедиции:
Это будет зависеть не от меня. Решения принимает Польский Союз Альпинизма. Я бы справился. Но если найдут кого-то другого, никаких проблем – могу давать советы. Мне еще много нужно сделать, у меня девятилетний сын, так что есть чем заняться.
Об одиночном выходе Дениса Урубко:
Он знал, что я не дал согласия на его дальнейшее восхождение, но не это явилось причиной его возвращения – просто не было погоды. А я и не мог дать такого согласия. Как руководитель я не могу согласиться на риск соло-попытки, т.к. если что-то случится, то должен буду выслать команду, которая будет его спасать. Он не мог этого понять. Утверждал – в разговорах с коллегами, т.к. со мной он не хотел разговаривать – что ему не нужна ни помощь, ни радиосвязь, что он идет сам по себе. Но он не принял во внимание, что, на всякий случай, я выслал наверх две двойки. Известно, что, если у кого-то проблемы на горе, мы должны прийти на помощь. Как руководитель я не мог позволить ему идти одному и сказать: «Пускай себе идет», – мы так не поступаем.
О будущем сотрудничестве с Денисом:
Если бы дошло до следующей экспедиции, Денису следовало бы быть более лояльным по отношению к коллегам – тогда можно было бы вести разговор. Если бы кто-то из моих коллег был приглашен во французскую экспедицию и начал в это время писать негативные отзывы… Ну, из российской экспедиции его бы точно исключили. Это нелояльно, нельзя так писать. С Денисом я неоднократно разговаривал о том, чтобы он не давал в российских и итальянских блогах своих отрицательных оценок, т.к. это не способствует укреплению командного духа. Можно иметь свое мнение по данному вопросу, мы можем обсуждать это в базе, но не в СМИ. Публичные высказывания – не в интересах дружбы и партнерства. Люди были немного рассержены, читая такие вещи. Можно же было поговорить. Не могу представить, чтобы кто-то, приглашенный в экспедицию бесплатно, вдруг начал во время экспедиции выражать свое мнение. Это недопустимо. Не говоря уже о лояльности, которую он нарушил по отношению ко мне. Мы знакомы 20 лет, никогда не думал, что он так поступит. < ... > Нельзя навязывать свою философию, свою идею всей команде. Тем более, что мы пригласили его в свою команду, поэтому, на мой взгляд, он должен поступать в соответствии с нашей программой. А если ему что-то не подходило, должен был сам отказаться и сказать: «Извините, я не еду, потому что у вас другая программа – вы хотите быть до марта, а я – нет».
О трудностях в команде:
В команде всё было в порядке, даже с Денисом не было проблем. Конечно, он немного другой. Есть такая проблема, что это один из лучших альпинистов в мире, поэтому он пробовал диктовать свои условия. Но, в целом, с ним не было проблем. Он работал, как все. Под конец, правда, оказалось, что его философия была важнее, чем лояльность к коллегам…
О том, как расстались с Денисом:
Денис говорит, что мы его выкинули из команды, а, на самом деле, это не так – никто его не выкидывал. У него не было интереса подниматься на вершину в марте, ведь он сам поставил под сомнение мартовское восхождение поляков. И было бы лицемерием, если бы он остался. Он просто понял, что ему не удалось взойти до 28 февраля и самоустранился.
О роли Дениса в команде:
Денис выполнил много работы, но все ходили, ставили лагеря, вешали перила – о которых Денис говорил, что они ему не нужны. Ну хорошо, а для команды были нужны. Мы же не могли сказать – ок, раз ему не нужны, то не будем их вешать. Мы старались руководствоваться принципами, которые подлежат соблюдению в наших экспедициях – безопасность на первом месте. Веревки нужно использовать, особенно, на спуске – это не проблема во время подъема, но при спусках в трудных условиях, если нет наших веревок, а висят только чьи-то старые, частично уничтоженные… Я тоже делал соло-восхождения и понимаю, что это значит. Но если я руковожу командой, это совсем другая перспектива. А работали все столько, сколько могли. Одни больше, другие меньше.
О том, была ли возможность акклиматизации у других участников, кроме Адама и Дениса:
Такой возможности не было. Просто так вышло. Место в палатке ограничено, Адам и Денис первыми дошли до самого высокого лагеря, а потом начался затяжной снегопад, и прочие обстоятельства склонили нас в пользу безопасности. Но в начале марта действительно образовалось погодное окно длиной в три дня, когда был возможен штурм. Но тогда уже не было Дениса… Мы думали над тем, чтобы отправить на гору следующую двойку в целях акклиматизации, но она должна была бы сначала спуститься, отдохнуть и только потом, по возможности, идти на штурм. А для этого уже не было погодных окон. < ... > Если бы Денис остался до марта, то шанс на штурм был бы велик. Адам мог бы пойти с ним, две двойки страховали бы их в Лагере 3. Собственно, таков был наш план. Но когда Денис вдруг пошел один без нашего ведома, дело запуталось. С одной стороны, говорят, что мы не хотели взойти, а он хотел. Но это не совсем так. В конце концов, это он оставил партнера, а не наоборот.
О том, кто мог бы заменить Дениса в будущем:
В экспедиции были один – два человека, которые зимой впервые были в Каракоруме и показали себя вполне хорошо. Думаю, что как-нибудь удастся сформировать такую штурмовую четверку. Есть Анджей Баргель – возможно, мы его уговорим. Каспер Текели – хотя у него меньше зимнего опыта. Есть пара человек, которых мы можем попробовать уговорить. В плане снаряжения мы подготовлены, а что касается состава команды, его надо усилить.
Кшиштоф Велицкий, выдержки из телеинтервью для sportowefakty.wp.pl:
Вот были времена…
Четвертая неудачная попытка… К2 есть К2. Растет уважение к этой горе. Как подметили несколько участников экспедиции, нужно иметь особый порыв к тому, чтобы «писать историю». В 80-х годах у нас был «голод успеха» – взойти во что бы то ни стало. Сегодня всё обстоит несколько иначе. Участники больше думают о том, что не брать на себя слишком большой риск. Мы в те времена были в этом смысле немного сумасшедшими. Теперь этого не хватает, но я вижу в этом положительный момент – мы тогда, конечно... (качает головой, вспоминая бурную молодость – прим.).
Сегодня не все хотят творить историю. Некоторые говорят: «Хорошо, я буду помогать, способствовать общему успеху, но не обещаю, что пойду на штурм». Но К2 – это великий вызов, и я надеюсь, что кто-то из этих парней скажет: «Черт возьми, восхождение на К2 зимой – это того стоит!» По-моему, во всей золотой эре польского гималаизма важнейшим было именно осознание того, что мы – первопроходцы в сфере альпинизма. В той области, где мы могли высоко себя проявить и оставить след в мировом масштабе. Сейчас не чувствуется этого мотива – по разным причинам. Может, люди больше занимаются карьерой, чем угодно… Но я верю, что некоторые загорятся идеей сконцентрироваться на достижении вершины – кто-то всё же должен туда взойти.
***
ЯНУШ ГОЛОМБ, спортивный руководитель экспедиции
выдержки из интервью на портале wspinanie.pl:
Адам Белецкий и Януш Голомб, фото (с) PAP/Paweł Supernak
Михал Гурдуль (wspinanie.pl): Возможно, еще слишком рано, чтобы делать выводы и строить планы на будущее. Тем не менее, я уверен, чтобы вы много разговаривали между собой о проблемах, проявившихся в этой экспедиции, а также о том, как их можно избежать в перспективе. Что нужно сделать, чтобы победить зимнюю К2?
Януш Голомб: Вероятно, нужно выполнить несколько условий. Во-первых, нужна прекрасная команда. И такая была у нас в этом году. Не каждое государство смогло бы собрать столько альпинистов, которые были хотя бы на вершине К2. Как только появлялись погодные окна, нам удавалось очень быстро продвигаться наверх. Но потом приходило высотное струйное течение, и приходилось пережидать. Поэтому эти погодные окна нужно использовать с большей точностью.
Кшиштоф Велицкий упоминал о точных прогнозах и их обработке, которая могла бы пригодиться в будущем. Следующим условием была физическая подготовка. Нужно ли что-то усовершенствовать в этом отношении?
Да, есть проблемы, и нам предстоит о них поговорить. Например, мы заметили большую потерю массы тела. Даже когда человек просто находится в базе, на высоте 5000 метров, у него повышенный метаболизм, и сжигается очень много калорий. Сложно покрыть потребность в их восполнении. Сжигание жира – еще один момент, но это не самое плохое, т.к. каждый из нас перед экспедицией старается набрать вес, чтобы иметь этот расходный запас. Хуже то, что позже организм берется за мышцы. Мы потеряли много мышечной массы на руках и ногах. В тот момент, когда, наконец, наступает нужная погода, спустя три недели сидения в базе (а там невозможно тренироваться), возникают сложности. Трудно резко выйти на гору и быть на пике формы. Мы вынесем это на обсуждение, т.к. это реальная проблема.
Возможно, решению этой проблемы могла бы поспособствовать другая стратегия акклиматизации?
Есть идея отправить команду в Южную Америку с тем, чтобы они там акклиматизировались. Мы задумывались над этим и перед выездом в эту экспедицию, однако пришли к выводу, что поедем все вместе, одной командой. Восхождение на гору – это одна из задач, но человеческий фактор тоже имеет большое значение, и, мне кажется, такая концепция могла бы расстроить командную работу. Гора – это всего лишь скалы и лед. Всю страсть и эмоции приносит в горы человек. Лично для меня команда – это самое главное, в связи с чем стратегия разделения команды на две группы мне не вполне нравится.
С чем связан неправильный выбор изначального маршрута?
Мы ожидали, что на маршруте Басков (Чесена) будет более твердый лед. С такими условиями столкнулась российская экспедиция в 2012 году. Они дошли до 7000 метров, и, по их словам, лед был очень твердый – так называемый, черный лед. Мы опасались этого, но были готовы. Но уже во время треккинга, в Конкордии, увидели, что лед совершенно другой. Нас это в положительном смысле удивило. Это был хороший лед, позволяющий эффективно перемещаться и больше напоминающий альпийский. Однако то, с чем не встретились россияне и что застало нас врасплох на маршруте Басков, – это очень малое количество снега в кулуарах и ущельях. По этой причине изо льда и скал вытаивали камни и просто обваливались на нас. Это составило громадную проблему.
Значит, на будущее выбор, скорее всего, будет в пользу Ребра Абруццкого?
Да. Оно более пологое, поэтому даже если из-под снега высвобождается камень под действием солнца или ветра, то вряд ли он быстро и свободно полетит вниз. Вероятно, он увязнет по дороге где-то в снегу или в скальном углублении, т.к. это ребро имеет небольшой уклон.
Но понадобится больше времени, чтобы подняться по этому пути?
Да, это более длинный путь, поэтому тактика передвижения по нему должна отличаться от той, которая применима на маршруте Басков, где можно перемещаться с большой скоростью. Тут немного иначе. Но у нас есть опыт, и, похоже, это самый оптимальный маршрут для зимнего времени.
Как ты оцениваешь настроения в команде? Есть энергия, чтобы сражаться дальше?
Наверное, пока еще слишком рано об этом говорить. Мы провели почти три месяца в горах, из которых около 60 дней на леднике, выше 5000 метров. Там мы были больше сосредоточены на текущей деятельности на горе, чем на будущих планах. Но, конечно, в команде все в один голос твердят: «Да, давайте постараемся собрать деньги и поедем, ведь шанс есть!»
Мы чувствовали колоссальную поддержку со всех уголков мира, буквально, с каждого континента. Это нас весьма воодушевляло. Ощущается неиссякаемый интерес к польскому альпинизму. А мнение о том, что поляки славятся своей силой в горах, – это для нас важнейший повод для гордости. В этом плане сейчас было так же. В Пакистане Альпийский Клуб оказал нам очень хороший прием.
В альпинизме порой нужно немного удачи. Возвращение без вершины не всегда означает поражение. В случае этой экспедиции мы не считаем, что проиграли, ведь вернулись с огромным багажом опыта. Нужно просто всё проанализировать и поразмыслить, что дальше.
***
Януш также прокомментировал ситуацию, связанную с ажиотажем СМИ. По его мнению, команда не имела на это влияния. По части контактов с прессой многое было отнесено на волю Польского Союза Альпинизма, а также играли роль требования спонсоров. Что касается постоянного доступа к интернету и спутниковому телефону в базе, Януш сказал, что мнения в команде разделились. Связь с внешним миром во многих случаях имела положительные моменты – давала возможность общения с семьями, что немаловажно во время почти трехмесячной разлуки. Альпинисты в базе сами распоряжались связью, не было отдельного человека, ответственного за переговоры с прессой или регулирующего их. И это, как считает Януш, могло быть проблемой, поскольку СМИ постоянно просили команду дать комментарии.
Януш подчеркнул, что возможное решение о составе следующей экспедиции будет зависеть от Польского Союза Альпинизма. В этом году Голомб был спортивным руководителем и имел отношение к подбору участников, но выразил неуверенность в том, что эта должность будет представлять для него интерес в будущем.
***
АДАМ БЕЛЕЦКИЙ
выдержки из телеинтервью для sportowefakty.wp.pl:
Адам Белецкий, фото TVN24
О выводах и перспективах:
Я и мои друзья полны энтузизма, чтобы вернуться на К2. Я – убежденный оптимист и считаю, что на эту гору можно взойти зимой. Более того, теперь я смотрю на это даже оптимистичнее, чем перед экспедицией – тогда у меня были сомнения насчет маршрута Абруцци, а оказалось, что Черная Пирамида зимой не так уж страшна. Возможно, мы хотели бы вернуться туда в следующем году. < ... > Гималаисты – счастливые люди, поскольку перед ними простирается безграничное множество новых интересных целей в высоких горах. Можно подниматься на восьмитысячники новым путем или на семитысячники зимой, можно совершенствовать стиль восхождения или делать скоростное восхождение в маленькой команде…
О смене маршрута:
Наверное, мы могли изменить маршрут раньше. Но мы вложили в маршрут Басков (Чесена) очень много усилий – провесили 2 км веревок, установили и обустроили два лагеря. Очень трудно решиться начать всё с нуля. Развитие событий показало, что это было правильное решение, и, пожалуй, надо было сделать это раньше, но это мы знаем сейчас, а тогда руководителю нелегко дался такой выбор, и я ему совсем не завидую.
О возвращении без вершины:
В горах зачастую одновременно испытываешь целую гамму противоречивых эмоций. Окончание экспедиции – это, с одной стороны, разочарование и сожаление о том, что не получилось, ведь каждый из нас вложил сюда много времени и труда, а с другой стороны – радость воссоединения с близкими и возвращения в цивилизацию. Отправляясь в эту экспедицию, мы понимали, что масштаб спортивного вызова огромен и, на самом деле, у нас объективно мало шансов на успех. Повторюсь – я верю, что это достижимо, но целый ряд факторов должен сложиться, и решающим из них всегда будут погодные окна, которые должны выпасть в подходящий момент и продлиться достаточно долго. В числе других факторов – сильный состав участников, логистическая база, соответствующее финансирование, тактика и управление командой.
О спасработах на Нанга-Парбат:
Меня смущает весь этот шум. Думаю, то, что мы сделали – это просто нормально. И я сам ожидаю, что, если со мной что-то случится в горах, то, если кто-то будет в состоянии мне помочь, его долг – это сделать. Если я сам не могу что-либо сделать, я не вправе требовать это от других. Это не первые спасработы, в которых я участвовал – о других, вероятно, просто никто не слышал, т.к. не было такой заинтересованности со стороны прессы. Но здесь нет ничего из ряда вон выходящего, чтобы так нас чествовать.
О реакции на соло-попытку Дениса:
Прежде всего, я беспокоился за него чисто по-человечески, т.к. это было очень небезопасным предприятием. А с точки зрения участника команды… Оно так, как оно есть. Я не отношусь к тем людям, которые склонны жаловаться и рассуждать, что было бы, если бы… Не хотел бы комментировать поведение Дениса, поскольку у меня самого нет четкого мнения по этому вопросу. И дело не в моем нежелании публично об этом говорить – просто мне самому надо многое осмыслить, поговорить с Денисом в спокойной обстановке и уложить всё это в голове. Вижу ли я возможной совместную экспедицию с Денисом в будущем? Да. Я думаю, что да.
Адам Белецкий, выдержки из телеинтервью для TVN24:
Об отношениях Дениса с командой:
Я пытался войти в положение Дениса, которому было трудно найти здесь свое место. Он еще не так хорошо говорит по-польски и не понимал некоторых разговоров, возможно, чувствовал себя недооцененным. А, может, ему вообще не подходит роль рядового участника. С учетом его опыта и умений, он имеет все данные, чтобы быть руководителем такой экспедиции.
***
Перевод с польского: Маргарита Безуглова
Спасибо за материал!
А вообще, не припомню, чтоб ДУ выражал недовольство в открытых источниках до возвращения из сольного выхода. Может, и правда недопонимание.
Адам молодец.
Но это все лирика и совершенный оффтопик. Прошу прощения.
А вот не офтоп. Хотел бы сказать большое спасибо putnik-kz за статьи, информацию и взвешенную позицию здесь, на mountain.ru и в ФБ.
Я, также как все остальные, желал бы Денису дальнейшего сотрудничества с поляками, но без конфликта в группе. Возможно ли это, покажет будущее.
Ваше мнение подтверждается какими-либо конкретными фактами?
Сам удивлён, но таки да!
Самая большая проблема (в жизни наверное каждого) недосказанность и не(до)понимание.
Я так и не понял чья была инициатива по уходу Урубко (его самого или команды). И что за странная публикация, которую ему поставили в упрёк. Да наверное мы и не узнаем правды. Это личное...
Сложно принимать решение, когда мнения и точки зрения сильных участников разделяются. Но обо всём нужно договариваться на берегу.
Решение по любому действию должен принимать сам человек и нести ответственность за свои действия. (В том числе человек должен осознавать кому он подчиняется, а кто подчиняется ему). Урубко сам пошёл. Это его решение и он понимал, чем это грозит. Велицкий отправил 2 двойки на поддержку - это тоже его решение. Понятно, что в условиях высокогорья психика людей "страдает" от нехватки кислорода. Но в серьёзном деле нет места эмоциям. Обиды, косые взгляды, недомолвки/недопонимания должны разруливаться на месте в узком кругу с участием руководства, а не накапливаться, затаиваться и домысливаться. Все прения на потом, а в деле только конкретика. Это же не реалити-шоу!
Мало ли кто и что где сказал, написал подумал и посмотрел. На горе - только движение к цели (не в ущерб безопасности конечно). Но опять же, не у всех и не всегда в экспедиции цель вершина. В этом то и вопрос! :)
Наиболее искренним КМК был Адам.
А апломб?
Мне понравилось что сказал Адам Белецкий. Чувствуется что он лидер.
Возможно интервью на стороне Урубко и вольное трактование его слов (или не понимание что есть риск что не так будут трактовать, и меньше их раздавать) и было не пониманием руководства и части команды. И наше ломание копий на сайтах сыграло что Урубко как то не так донес информацию до нас.
У Адама Белецких нет "четкого понимания вопроса поведения Урубко" или как то так.
Поэтому и мы тут копья ломаем в меру нашего опыта, понимания и непонятной нетерпимости к мнению другого
верно-верно! Три месяца я общалась с поляками, которые получали инфо в т.ч. и непосредственно из базового лагеря, помимо официоза, и никаких драм не заметила, никакой нетерпимости в комментариях, был нормальный добрый стеб по поводу и команды и ДУ, в частности, и нормальный анализ происходящего, много шуток, что кардинально отличается от обстановки здесь. Лично я получила большое удовольствие от общения с поляками, но, конечно, это было не в официальном ФБ экспедиции )
"На каком-то сайте Кшиштофу попалась информация, там было написано что-то нехорошее о нашей экспедиции. "
Прекрасно ведь знает, на каком и что.
Почему не сказать:"Вот из такого источника от моего имени распространяется ложная информация, не верьте!"
Тем более, "они так же вводили читателей в заблуждение полгода назад."
заведомо привлекали в качестве бессловесной скотинки? чтобы пропаровозил, но на гору не рассчитывал?
Хотя, контракты со спонсорами тоже могли требовать регулярных репортажей и новостей.
Во-первых, что же таки следует считать «г-ном».
Во-вторых, что: Урубко на него «не наступит».
Адам действительно молодец)
Разочаровывает злорадный (а порой и вовсе оскорбительный) тон многих комментариев. Чего только не понаписали... и что "если б Денис не удрал, то КВ так и не смог бы их на 7000 вытолкать"... и что "просто отрабатывают деньги спонсоров", и что "будут делать видимость работы, потом-отмазки о плохой погоде [...] а в конце концов обвинят во всем Урубко"... и что "команда батонится в лагере [...] на гору никто идти не собирается, все тупо убивают время в базе, занимаясь ИБД, ожидая когда уже можно свалить домой"... и что "от восхождения отказались, но продолжали изображать". Здесь же - уличения поляков во лжи и выведение их на чистую воду:"Немного копнем в рассуждения поляков: Самая большая ложь в том, что [...]" До чего только не дописались, включая "ляхов". Наверняка автор каждого из этих комментариев - бескислородный восходитель на все восьмитысячники и многократный "снежный барс", никак не меньше...
Возникает несколько вопросов:
1. А что, в истории советского и пост-советского альпинизма не было неудачных экспедиций? Например, оказавшихся недостаточно подготовленными? Или таких, где не удалось добиться слаженной командной работы? Не лучше ли вместо злорадства сдержанно выразить сожаление и извлечь урок для себя?
2. Вышла на гору группа. Подошли под маршрут, разбили лагерь... но наутро погоды нет, и руководитель приостанавливает восхождение:"Ждём." Тем не менее, кто-то из участников решает по-своему - и, никому не сказав, уходит на вершину. Возвращается. Что будет? Неужто руководитель пожмёт ему руку, скажет "... Ай, молодца!!" - и представит к внеплановому первому разряду / КМС / МС / МСМК?
3. Известны ли в истории советского и пост-советского альпинизма "самоволки", закончившиеся НС (или тяжёлыми ЧП) для их участников - или/и для тех, кто шёл их искать или спасать?
Особенно хотелось бы услышать тех, кто знаком с темой не понаслышке. Спасибо.
p.s. Иными словами: если бы речь шла *не* о Денисе Урубко в польской экспедиции... каково прошлое и нынешнее отношение к "самоволке" в советском и пост-советском альпинизме?
Тон некоторых комментариев, действительно, оскорбительный и по отношению к ДУ, и по отношению к экспедиции. Мне лично больше всего не нравилось разделение на Урубко и "поляков", причем к последним частенько применяются отрицательные стереотипы. Ну что ж теперь, у каждого свое мнение. Можно только привести классическое "это интернет, тут и послать могут".
Один случай "самоволки" известен и мне. Во второй половине прошлого века знакомый поехал новичком в Приэльбрусье. Смена близилась к счастливому завершению, но рано утром предпоследнего дня его вдруг разбудили и спросили:"На Эльбрус хочешь?" - "Хочу." - "Тогда вставай: тут мужик попутчика ищет. Собраться нужно за пять минут." Оказалось, разрядник из той же смены решил напоследок сходить на Эльбрус. Они сходили и вернулись. Моему знакомому вместо значка выписали штраф. Сводившего его на гору парня "раздели догола" (лишили всех разрядов) и тоже оштрафовали. Заодно наказали и всех тех, о ком руководство решило, что "знал, но не сообщил"...
На что мама спрашивала: а если все с крыши прыгать соберутся?
Но, это же в детстве.
Это я к тому что странно что ни новичку ни разряднику не растолковали про взаимную ответственность лагеря и участников. Ну то есть у меня самоволки тоже были, но я понимал что за что будет, все же совершеннолетние люди.