Валерий Хрищатый. «Летим в Непал! Вспоминаем отборы»

Михаил Туркевич и Валерий Хрищатый. Здесь и далее фото из архива автора


Для тех, кто слышит зов высоты, мы продолжаем публиковать записки Валерия Хрищатого!

Летим в Непал!
Вспоминаем отборы

Валерий Хрищатый


1982 год. 9 марта из аэропорта Шереметьево-2 мы вылетели в Дели. Шесть часов полета. Позади многочисленные отборы, усиленные тренировки, восхождения, снова отборы и снова тренировки. Два года мы работали на Эверест. Два года гора жила в наших мечтах, в наших душах, мыслях, сновидениях, в нашем труде.

Справа от меня у иллюминатора сосед-индус страдал гриппом. Он периодически отдыхал от неуемных приступов чиха. Я с содроганием представил себе, если вдруг заболею после всего, что пришлось преодолеть и перенести, чтобы оказаться здесь. Из шести или семи отборов, даже не помню точно сколько их было, самым трудным для меня был в Ачик-Таше, под пиком Ленина. С тех пор прошло почти два года.

Я поудобнее устроился в кресле и углубился в воспоминания в надежде скоротать время полета.
На медицинский отбор в декабре 1980 года ехали со страхом и интересом. Со страхом, потому что кто их знает, этих медиков, вдруг обнаружат какой-нибудь незначительный недуг, который для тебя может оказаться роковым. С интересом, потому что в клинике, куда нас поместили, мы должны пройти испытание на крайних пределах человеческих возможностей.

Испытания проводились в Институте медико-биологических проблем Министерства здравоохранения СССР под руководством академика Газенко, где обычно испытывают космонавтов на прочность.

Нас смотрели и слушали с помощью чувствительнейших приборов, гоняли на велоэргометрах, снимали энцефалограммы, проводили множество самых различных тестов. Завершением всех этих «цветочков» была барокамера, где проверялась реакция организма на острую кислородную недостаточность. Четыре участника не смогли испробовать этой «ягодки», споткнулись на каком-то этапе.

Всех возвращающихся из барокамеры обступали и расспрашивали, как и что. «Отстрелявшиеся» рассказывали подробно, каждый по-своему, о деталях, но все сходилось на том, что тяжелее всего удержаться и не «заснуть» в первые минуты после «подъема» на очередной километр высоты. С самого начала рядом с тобой в барокамере сидит сопровождающий с кислородной маской на лице, еще одна маска находится рядом, и, если тебе вдруг станет тяжело, то можешь протянуть руку и приставить ее ко рту. Но на этом твой «подъем» будет закончен. Если вдруг переусердствуешь и потеряешь сознание, маску тебе приставит сопровождающий и с этого момента начинают спуск.

Однако настрой у ребят был столь боевой, что ни у кого рука пока не дернулась в сторону кислородной маски. Чувствительные датчики, которыми ты весь облеплен, не могут точно зарегистрировать момент потери сознания, поэтому снаружи по радио тебе задают вопросы или простейшие арифметические задачки, вроде шесть плюс три и так далее, на них ты должен дать точный ответ. Если после трижды заданного вопроса с твоей стороны не отмечается необходимой реакции, то сопровождающий дает тебе кислород. Поэтому ребята, прошедшие барокамеру, приезжая к нам в домик, со смехом говорили:
— Ой, мужики-и! Повторяйте таблицу умножения, если неправильно отвечаешь, сразу выгоняют из барокамеры. Главный тест там, оказывается, сообразительность.

В первый же день трое участников «забрались» на 9 тысяч метров, один даже на 10. На следующий день Юре Голодову удалось выйти на 11 тысяч метров, но через 20-24 секунд он потерял сознание. Следом у Гриши Лунякова при общем хорошем самочувствии вдруг на девяти километрах давление крови в организме стало 190 на 0. «Подъем» тут же прекратили, потом на всякий случай около его койки всю ночь дежурила медицинская сестра.

Табло, предлагающее пристегнуть привязные ремни, погасло, значит, необходимая высота набрана. Стюардесса покатила по салону столик с напитками. Я попросил бокальчик, вместо ожидаемого лимонада оказалось хорошее сухое вино, маленькими глоточками стал его смаковать. Потом откинулся в кресле и снова закрыл глаза.


Из книги "Эверест-82"

Нас с Серегой Чепчевым доставили к барокамере вместе. Мне предстояло идти на «подъем» первым. По совету ребят в обед мы только слегка перекусили. С утра не могли подавить в себе волнение. Нас еще раз осмотрели терапевт и невропатолог, измерили кровяное давление. Затем, уже перед входом в барокамеру, обклеили множеством датчиков.

Несмотря на волнение, давление у меня оставалось в норме. С самого утра в голове одна мысль: выйти на 11 тысяч и, если получится, то выше. Трое в белых халатах наклеивают датчики, и еще несколько врачей сидят около приборов. От волнения немного закружилась голова, вот как сейчас от этих нескольких глоточков сухого вина.

Перевели в барокамеру и дали несколько минут освоиться в ней. Какой-то комочек появился в горле и, если бы меня в тот момент спросили о чем-либо, я вряд ли смог бы четко ответить. Попытался овладеть собой, но какая-то смута поднялась в душе и мешала сосредоточиться. Скоро должны замерять давление, если повысится — поднимать не будут. «Да успокойся ты наконец! Или хочешь, чтобы как в Ачик-Таше получилось? Глупо, если из-за пустяка пролечу». Мне казалось, что стук моего сердца слышен даже за стенами барокамеры. Постарался переключить свои мысли на отбор в Ачик-Таше, на самые тяжелые моменты, и почувствовал, как во мне закипает злость. Откинулся на спинку мягкого дивана. Какой-то мужчина вошел в барокамеру и, взяв от стенки пучок проводов, стал присоединять их к датчикам.

Да, мой провал на отборе в Ачик-Таше, как судимость, повис на душе и в отчетных документах, и даже малейшего промаха я себе позволить сейчас не могу.
«Ну что ты раскис, как студентка? Уже десяток людей до тебя здесь побывали! Все будет нормально!»

Я несколько раз глубоко вздохнул и стал мысленно расслабляться. «Не уснуть бы, — подумал и ухмыльнулся, представив, как меня будят. — Ну вот, вроде остановился. Теперь давай посмотрим, что вокруг».

Напротив меня было два иллюминатора, еще один справа и два сзади. В них периодически снаружи заглядывали врачи. Слева дверь с колесом посередине для плотного задраивания.
Наконец все провода подсоединили, проверили работу.
— Все! Готово!
От этой команды волнение мое куда-то улетучилось, в теле появилась легкость, даже какая-то невесомость, в голове отчетливая ясность.
— Приготовиться к контрольному снятию! — прозвучала команда.
— О готовности доложить!
Врач, сидящий рядом, обратился ко мне:
— Сейчас вам назовут семь цифр в произвольном порядке, спустя тридцать секунд вы должны их назвать в том же порядке. Ясно?
— Да.

Пожалуй, в тот момент я бы мог назвать в произвольном порядке и 15-20 цифр.
После контроля дверь окончательно задраили и начали «подъем». Загудели насосы, откачивающие воздух. Скорость «подъема» 20 метров в секунду непрерывно до 5000 метров, затем десятиминутный отдых, проба крови, снятие других параметров и снова «подъем» с той же скоростью до 6000 метров, опять отдых и так далее. На 9-ти километрах меня заинтересовало, сколько же дырок сделают в пальцах, пока я тут сижу. По радиосвязи справились о моем самочувствии.
— Примерно такое же, как в горах на 5-ти тысячах метров.
— Ощущения покалывания лица нет? Щеки не зудят?
— Нет. Никаких неприятных ощущений не испытываю.
Отсидел «площадку», снаружи скомандовали:
— Валера, пошли на десять тысяч метров. Потерпи, это будет у тебя последняя «площадка».
Я встрепенулся:
— Как последняя?! Почему?! А на одиннадцать, что, поднимать не будете?
— Нет, сегодня только до десяти тысяч.
— А почему других поднимали выше?!
— Других не поднимали, так высоко вышли только вы с Голодовым.



Я чувствовал, что нужно говорить что-то, приводить веские доказательства. Ведь я у руководства «в опале» после первого отбора. Меня просто необходимо «поднимать» выше!
— Вы же других протаскивали (Боже, какое грубое слово!) через критические высоты?!
— На одиннадцать подняли только Голодова, и он потерял сознание. Ты тоже этого хочешь? Высота Эвереста — 8848, одиннадцать тысяч тебе ни к чему.

Я продолжал возмущаться. Врач меня перебил, даже по радио чувствовалось, что он улыбается.
— Я вижу, что у тебя все нормально, но на всякий случай, сколько будет три плюс четыре?
— Семь!
Прекрасно, с такой реакцией на высоте мы тебе дадим хорошую рекомендацию.
— Вы бы меня лучше повыше подняли, тогда и рекомендации бы не потребовалось.
— У меня приказ. Все, начинаем спуск, если хочешь, можешь надеть кислородную маску.

Слышен ровный шум двигателей, в салоне полумрак. Многие пассажиры спят или дремлют, откинувшись на спинку кресел. У каждого свои сны, дела, заботы... Скоро Дели. Как-то встретит нас Джомолунгма?

Из шаткого положения в сборной мне удалось выбраться только летом 1981 года после восхождения на пик Коммунизма.
Предстоял последний выход на штурм этой вершины, и главный отбор в гималайскую сборную заканчивался. Процентов на 80 состав участников должен был определиться.

Собрали всех алмаатинцев в одну группу, оставив лишь четыре вакантных места.
Нам оставалось отдыхать четыре дня перед штурмом... Вечером по радиосвязи с Алайского хребта пришло страшное известие. Шесть наших товарищей, совершавших восхождение на пик Кольцова в верхней части ущелья Кок-Су, погибли. Это не укладывалось в голове. Не верилось. Талгат Кумашев, Саша Феофанов, Володя Грецкий, Николай Джан, Копан Ашкенов, Виталик Прокопьев... с большинством из них мы совершали восхождения. Вечером на их лагерь сверху съехал каменный блок и сбросил со стены всех.

Мы находились далеко от района, где случилась беда. На общем построении руководство сбором от своего имени и всех участников вынесло соболезнование.

Эрику предстояло вылететь вниз, а нам работать по плану гималайского сбора дальше. Мы всемером собрались в палатке на совещание. Как быть? Поддаться соблазну остаться на сборе, как предлагает руководство, или... Вадик Смирнов начал первый, сквозь давно навертывающиеся слезы произнес:
— Я считаю, что все мы должны быть внизу. — Повернулся в угол палатки и в разговор больше не вступал.
Мужики сидели отрешенные. Паузу нарушил Ильинский:
— Какое еще есть предложение? Решайте сами. Как скажете, так и будет.
Сережа Чепчев резким движением сел прямо и произнес отрывисто:
— Предлагаю... занести на пик Коммунизма и установить там металлическую пластинку с именами погибших.



Юра Голодов:
— У Эрика внизу будет очень много работы, поэтому, мне кажется, наиболее вероятным кандидатам в сборную следует его сопровождать и помочь.
— Если ехать, так всей командой, — вставил Витя Шкарбан.
Казбек добавил:
— Все эти ребята росли в секции у нас на глазах, поэтому надо бы быть там.
— Ну вообще-то можно и всем вниз, — тихо, пожимая плечами, произнес Юра.

Сережа:
— Мужики! Конечно же, вниз, просто я высказал то, что первым мне пришло на ум.
— Погибшие ребята — члены нашей горной семьи, конечно же, мы должны быть там, — добавил я.

Витя, выражая общее мнение, подвел черту:
— Только вниз, и всем.

Эрик доложил решение команды руководству. По-видимому, оно было несколько неожиданным. Руководство с ним не согласилось и предложило нам подумать до утра. Но решение было принято, и переобсуждать его никто из нас не собирался. Возбужденные мы разошлись по своим кемпингам. Долго еще доносилось бормотание ребят. Уснуть было трудно. В эту ночь шел обильный снег.

Четыре дня длилась непогода. О прилете вертолета нечего было и думать.
Настал день выхода на штурм. Ранним морозным утром мы направились через громадное фирновое плато под начало маршрута. Выглянуло солнышко. Большой проблемы штурм для нас не составил, и через четыре дня мы были на вершине.

Перед выходом нам сказали, что после возвращения всех отделений с восхождения будет проведен еще один «гамбургский счет».
В течение месяца на склонах пика Коммунизма нами строилась модель восхождения на Эверест. Это была генеральная репетиция.

Порой усталость и напряжение разряжались шутками. Старший тренер сбора Анатолий Георгиевич Овчинников, уж очень серьезный профессор МВТУ. Собрались мы как-то в столовой палатке за обедом. Поваром был Сережа Гиталов, он же обычно разносил и порции. Подал Анатолию Георгиевичу. Тот запротестовал:
— Нет, Сережа, это мне слишком много. Пожалуйста, дай в три раза меньше и один кусочек мяса. Серега зацепил половником из казана порцию поменьше и, поднося снова, сказал:
— Анатолий Георгиевич, у нас меньше этого не подают.
— Ну я же просил только один кусочек мяса?
— Я и так один положил.
— Сережа, я же не слепой. Здесь три кусочка.
— Нет, Анатолий Георгиевич, один!
— Ну как... как же один, когда три! Товарищи! Вот посмотрите и скажите, сколько здесь кусочков мяса?
Мужики хором: — Оди-ин!
От неожиданности растерявшись, может быть, даже рассердившись, он опять возразил:
— Ну това-арищи! Ну так же нельзя, — и отложил лишнее в соседнюю миску, насупился и, не глядя на озорников, приступил к трапезе.


Стена пика Коммунизма

А однажды перед штурмом пика Коммунизма по радиосвязи пришло известие, что к нам поднимается известный альпинист Кирилл Константинович Кузьмин, заслуженный мастер спорта, работает главным инженером Саяно-Шушенской ГЭС. Он и еще с ним двое ребят пришли вечером. На протяжении многих лет, на всех последних отборах в гималайскую сборную Кузьмин был старшим тренером. Сейчас он специально взял отпуск и приехал посмотреть, что же за состав, какие люди будут представлены в гималайскую сборную. Так как Анатолий Георгиевич Овчинников впервые находился на его месте, то ребята, завидев его, останавливаясь и, подняв палец и многозначительно с серьезно испуганным лицом, чуть поприсев, восклицали:
— Ревизор едет!

Делалось это так, чтобы и Овчинников слышал. А Евгений Игоревич Тамм ходил и следил добрым понимающим взором за всем этим, мол, «резвятся юнцы». Я не видел, чтобы и Анатолий Георгиевич хоть раз на ком-то излил свои обиды. Наверное, в себе он их не таит.

Только 12 человек должны были ехать под Эверест, а нас сейчас 19. Вроде бы все здесь были соперниками, но мы это как-то явно не ощущали.

Во время подхода под начало маршрута нашей группы Юра Голодов с Казбеком немного приотстали, чтобы нанести на лицо солнцезащитную мазь. Юра, обратясь к Казбеку, спросил:
— Ты знаешь, не знаю, кого мне ставить первым в «гамбургском счете»
— Мысловского или Ефимова?

Казбек перестал наносить мазь на лицо и застыл, глядя на Юру:
— Юра, ты вот так говоришь, а ты с ними ходил? Или, может быть, они здесь, на склонах пика Коммунизма, работали лучше нас, чем-то они выделились для тебя?
— У них имя. А потом, какие сильные маршруты ими пройдены.
— А ты, что же, Южную стену не ходил, или стену пика России, или, может, не наши мужики прошли траверс Хан-Тенгри — Мраморная стена?
— Казбек едва сдерживался, чтобы не наговорить ему грубостей. Вскинул на плечо рюкзак и, сверкнув глазами, ускоренным шагом направился догонять отделение.

Я снова открыл глаза. Неужели все позади? И все равно не могу представить, что лечу под склон Эвереста.
После летнего отбора под пиком Коммунизма тайное голосование так расставило участников: Валиев — 109 баллов, Голодов, Хрищатый — 124 балла, Ефимов — 125, Смирнов — 144..., то есть первая пятерка, за исключением Ефимова, состояла из казахстанцев. Помимо этого, проводилось отдельно голосование тренеров. Первое место они отдали нам с Казбеком, Юра там оказался во второй десятке. Осенью последовал сбор в Сухуми, потом Ильинский организовал нам еще один — на Медео.



Последний сбор перед выездом в Непал состоялся в конце января в Москве, в Крылатском. Двадцать дней мы подгоняли и упаковывали снаряжение в баулы по 30 кг. Это стандартный вес баулов, с которым придется работать носильщикам. Вечером мы имели часа два-три свободных, ходили на велотрек, смотрели соревнования. Как раз там проходил чемпионат СССР. Восхищение у нас вызывали заезды с участием Сергея Копылова. Иногда к нам с гитарой приходил Юрий Визбор. Запоздали мы с Гималаями, чуть бы раньше, ни за что бы Высоцкий не остался равнодушным к этому событию. И здесь каждый вечер с магнитофонов он исполнял нам свои великолепные песни.

Как-то пришел к нам представитель Госспорткомитета, вроде бы, дать последние напутствия. Но, видимо, он был уставший и начал излишне резко. Ведь перед ним сидели не юнцы, самому молодому — Мише Туркевичу было 28, а средний возраст команды составил 36 лет, то есть многим было под и за 40. Излишним было объяснять, какие наказания следуют и за какой проступок, тем более альпинистам, которые знают цену самодисциплине. Достаточно было вскользь коснуться этого, уж коль есть необходимость, но когда пошли подробности, то он сам почувствовал, как от внимательно слушающих людей пахнула резкая волна неприязни. В заключение он добавил, что меч правосудия он вручает Евгению Игоревичу Тамму. Никто в ответ не проронил ни слова, просто, как только собрание закончилось, все молча разошлись. Оставшись наедине с Таммом и Овчинниковым, представитель спросил у них:
— Как вы с ними работаете?!
— Они взрослые люди, и сами все прекрасно понимают.

В проеме прохода между салонами появился Казбек, я махнул ему рукой. Он подошел и сел рядом на свободное кресло.
— Что не отдыхаешь? — спросил я.
— Шереметьевские проводы весь сон согнали.
— Тяжело было смотреть на Витьку Шкарбана, уж кому-кому а ему-то положено было под Эверест ехать. Как представлю себя на его месте, все нутро как огнем обжигает. Как такое можно вынести? Пройти весь путь отбора, до последнего момента оставаясь запасным, и так и остаться в аэропорту среди провожающих. Меня бы на это не хватило.
— Витьке мужества не занимать. А Вадик Смирнов... Ведь его тоже мурыжили до последнего момента. Мужик даже не выдержал и позавчера улетел к матери в Гомель, только чтобы не видеть ничего этого.
— В последнее время осунулся, постарел. Интересно, кто анонимки на него писал?
— Кабы знать. Вадик и Шкарбан значительно бы усилили сборную.
— А ты поди, докажи это дяде.
— За два года мы так и не смогли сложиться в единый коллектив, просто сейчас мы объединены единой целью и у всех одно желание — достичь ее. А кто на что способен, так и не знаем. Есть, конечно, симпатии, а есть мужики, к которым не знаешь как относиться, есть такие, что их даже немного сторонишься.
— Руководство при отборах нас так и продержало одной группой, других-то мы знаем только так, что где удалось заметить, увидеть, услышать, а это обманчиво.
— Эх! Отмахнуться бы от всего этого, как от назойливой мухи. Сбросить бы все напряжение, которое уже почти два года держит нас в своих тисках...
— Это, Худой, от однообразия мыслей.
— Ага. Вроде все позади, летим в Непал, а радости нет, наоборот, как вспомню ребят, тоска какая-то. Кто мог «задавить» Вадика? Ведь это кто-то из своих же?
Казбек хмыкнул:
— Худой, вон что-то разносят. Давай возьмем? Твое любимое?!
— Да ну его, только тоску нагоняет, — сказал я со вздохом и, переведя кресло в наклонное положение, устроился в нем поудобнее, закрыл глаза, надеясь все же заснуть под равномерный гул двигателей.




Ещё больше о страсти к высоте - в нашем проекте "Зов Высоты".
Отправляясь в горы, не забудьте позаботиться о своей страховке. Save pro life бережет путешественников в самых экстремальных ситуациях!