Случай в горах или зачем вы беретесь за перо?

Случай в горах или зачем вы беретесь за перо?

В.Сапарин

Прежде чем садиться писать путевой очерк, принято ездить в описываемый край.
Разумеется, если есть время и позволяют обстоятельства, почему и не совершить такую поездку: путешествия расширяют кругозор!
Но при некотором умении путевые заметки можно написать не вставая из-за письменного стола. В науке известны случаи, когда крупные открытия делались именно таким способом, как говорится, «на кончике пера». Сила логического мышления позволяет вывести целую книгу геометрических теорем из трех-четырех исходных постулатов. Таким же способом можно создать и путевой очерк.

Предположим, что вы хотите написать зарисовку о путешествии в горах.

Значит, вам потребуется слово «горы». Пишите его и тут же, пока не высохли чернила на пере, добавьте к нему слово «живописные».
Почему из множества возможных эпитетов нужно избрать именно этот? Да по той простой причине, что он во всех случаях
жизни будет к месту. Пойдет ли речь о Кавказе или Урале, об Альпах или Карпатах, о Кордильерах или Гималаях — все эти горы живописны. Природа просто не умеет создавать горы иначе.

Где горы, там и перевалы. Можете упомянуть об этом штрихе горного пейзажа без всякого риска. Написав же слово «перевал», добавьте: «С перевала открывалась величественная панорама». Тут соображение то же самое, что и при выборе слова «живописные». Величественные панорамы открываются со всех возвышенных пунктов, будь то верхний этаж гостиницы «Ленинградская», Эйфелева башня или горный перевал.

Теперь, когда вы усвоили самый так сказать принцип, вы легко сообразите, почему к слову «река» можно спокойно добавить «бурная» (ибо таковы почти все горные реки земного шара), к слову «скалы» — «причудливые» (что будет абсолютно верно по отношению ко всем скалам), а к слову «луга» — «зеленые, как изумруд». Правда, может быть, вы изумруда никогда не видели, но ведь и читатель в большинстве случаев не счастливее вас. Поэтому, вероятно, никто еще не опровергал этого сравнения. Его можно считать как бы положением, не требующим доказательств.

Подобным образом можно на нить логической мысли нанизывать и целые фразы. Так, сказав, к примеру: «Мы поднимались на перевал», чтобы фраза не звучала чересчур лаконично, добавьте: «Дорога шла в гору». Раз вы поднимались, дорога могла вести только в гору —и малому ребенку ясно. Можно обогащать повествование и разными более или менее любопытными штрихами. После того как вы упомянули, что дорога шла в гору, возьмите и черкните: «Петляя то в одну, то в другую сторону...» Прямых дорог, как известно, в горах мало, а петлять, кроме как в стороны, им некуда. Из этих же положений вы логическим путем можете вывести следующее, записав его на бумаге:
«С каждым поворотом одна картина сменялась другой». Это то же всегда будет верно.

Если набить руку, перо будет вытаскивать такие слова из чернильницы целыми цепочками.
Конечно, можно пытаться подыскивать более точные выражения, передающие особенности, допустим Уральских гор, и дать индивидуальную характеристику именно того места, о котором идет речь. Но для этого надо ездить, и не просто ездить, а наблюдать, и не просто наблюдать, а запоминать то, что видел, сравнивать с виденным раньше и т. п. — словом, это целая морока.
Мы же говорим о способе, позволяющем обойтись без всяких лишних хлопот.

Если же от вас потребуют, чтобы ваш очерк все же передал как-то своеобразие того края, о котором идет речь, то не теряйтесь и здесь. Обмакните перо в чернильницу и пишите: «Только здесь по-настоящему ощущаешь всю своеобразную красоту этих мест». Вот и все.

Синтетический очерк, полученный путем логических рассуждений, будет выглядеть примерно так.

УТРО В КОРДИЛЬЕРАХ

Мы поднимались на перевал. Дорога шла в гору, беспрестанно петляя то вправо, то влево. С каждым поворотом открывались картины одна чудеснее другой.
Но вот и перевал. Отсюда открывалась величественная панорама горной страны. Только здесь можно было по-настоящему оценить всю своеобразную красоту этих мест. Всюду, куда ни глянь, теснились до самого горизонта живописные горы, изрезанные бурными горными реками. То там, то сям глаз различал причудливые скалы и зеленые, как изумруд, луга.
Взошедшее солнце осветило эту грандиозную картину своими первыми лучами. Мы стояли как зачарованные...

Если редакцию, куда вы принесли очерк, Кордильеры не интересуют, а ей хочется рассказать читателям о Швейцарских Альпах, то вы, отойдя в сторонку, зачеркните «Кордильеры» и напишите: «Швейцарские Альпы». Больше ничего менять не нужно.

У очерка есть только один недостаток: он не дает конкретного знания, ничем не обогащает читателя. Другими словами, публиковать его нет никакого смысла.
Но... почитайте очерковую географическую литературу. Сколько вы там встретите у иных авторов пустых слов и фраз, всяких «величественных панорам», «живописных картин» и неизбежной «зеленой, как изумруд» травы.
В очерке «Утро в Кордильерах» мы лишь собрали их вместе.

И сделали это только для того, чтобы нагляднее показать, что ради таких «открытий» не стоит совершать дальних путешествий.

Если вы хотите написать альпинистский очерк, то здесь вы столкнетесь с некоторыми своими особенностями.
У альпиниста, поднимающегося на горную вершину, много опасностей; у человека, пишущего очерк о проделанном восхождении, опасность одна: штамп.

И как ни сложно бывает покорять Ушбу и Шхельду, не говоря уже о маршрутах более высоких степеней трудности, для того, чтобы преодолевать литературные штампы, требуется нисколько не меньшая выдержка, сила воли и настойчивость.
Повинны в этих трудностях сами же альпинистские очерки.
По крайней мере, некоторые из них.
Покажем это на простом примере.

Предположим, вы хотите написать очерк о походе, в котором принимали участие. Естественно, вы сразу припоминаете наиболее интересное из того, что с вами происходило: опасный момент в горах, забавная сценка у костра, любопытный парень, над которым все подсмеивались, а он оказался молодцом и героем и т. д.
И вам хочется прямо об этом и рассказать.

С этими благими (и, заметим, очень правильными) намерениями вы подходите к письменному столу, на котором уже лежит стопка чистой бумаги. Вы уже занесли перо, и в это мгновенье словно бес толкает вас под руку: вам вдруг приходит в голову мысль, что вы, в сущности, до сих пор очерков никогда не писали, и поэтому не худо бы посмотреть, как это делают другие.
С этого момента вы погибли. Мы имеем в виду тот случай, если на ваше несчастье вам подвернулся сборник стандартных очерков. Вы перелистываете страницы, читаете.

— Ага, — бормочете вы. — Вот оно как это делается. Скажи, пожалуйста, и тут такое же начало! Третий очерк тоже... Гм? Может быть, так принято? Существуют же правила поведения в горах, общие для всех альпинистов. Может быть, такие же правила установлены и для пишущих на альпинистские темы? Посмотрим дальше...

Поразительное сходство, которое вы обнаруживаете в очерках злополучной книги, оказавшейся под руками на вашу беду, действует на вас уже как гипноз.
Вы замечаете, что никто из авторов этих очерков почему-то не берет быка за рога: не начинает рассказ прямо с самого интересного— захватывающего эпизода или живой сценки, как это хотели по неопытности сделать вы, — а ведет его издалека, с самого скучного — с подготовки к выходу за несколько месяцев.

Конечно, когда самый поход был еще только впереди, подготовка к нему как бы заменяла предстоящие наслаждения. Так охотник с увлечением начищает свое ружье в «мертвый» период, а рыболов перебирает снасти, вспоминая об ушедшем сезоне и мечтая о предстоящих схватках со щуками. Но уж коли альпинистский поход, охота или рыбная ловля состоялись, то главный интерес заключен все-таки в них. Если бы дело обстояло иначе, никакой увлекательности не представляла бы и подготовка. Есть и еще одно соображение, уже литературного свойства: именно потому, что слишком многие авторы начинают свои произведения таким образом, вам лучше пойти другой тропой. В горах, как вы отлично знаете, всегда интереснее проложить новый, еще неизведанный, маршрут. Это относится в равной мере и к работе пером.

Однако вы уже ничего не можете поделать с собой. Вы сидите за столом, а перо ваше, словно влекомое неведомой силой, само выводит:
«Еще когда на дворе стояла зима, мы все, одиннадцать участников похода, не раз собирались в уютной комнате на Малой Бронной, спорили, горячились, обсуждали все детали предстоящего путешествия».

Далее вы, как и другие авторы прочитанных вами очерков, начинаете добросовестно перечислять имена, возраст, род занятий и т. д. всех одиннадцати участников похода, словно составляете справку для отдела кадров. Указываете цвет волос и глаз и некоторые другие приметы, вроде «вихрастый» или «чубатый», что, впрочем, мало поможет в дальнейшем читателю отличить одного вашего героя от другого. Конечно, если бы кто-нибудь из ваших товарищей пропал и его пришлось разыскивать через милицию, подобные сведения очень пригодились бы. Но рядовой читатель запоминает людей главным образом по их характеру, а из внешних примет обращает внимание только на наиболее выдающиеся, т. е. неодинаковые для всех. Словом, читатель таким же способом разбирается в людях, как и вы.

Но вот вы тронулись в путь. Тысячи чувств и мыслей нахлынули на вас. Веревка, связывающая вас, натянулась, и вы подумали: отныне я отвечаю не только за себя, но и за жизнь товарищей, за все, что с каждым из нас произойдет. И эти ребята поддержат меня, что бы ни случилось. Вы оглядываете каждого и словно заново чувствуете, что это за люди. Разумеется, не по цвету их глаз, а по тем живым чертам их характера, по их привычкам, с которыми вы уже познакомились.

Вы хотите передать что-то из тогдашних ваших чувств, но перо, не слушая ваших мыслей, уже поспешно выводит:
«Мы все ощутили, что нас связывает не только веревка, но и крепкая товарищеская дружба».
Почему вы написали именно эту фразу? Да просто потому, что она уже попадалась на глаза много раз в прочитанных вами очерках. Ваша рука начертила ее на бумаге, можно сказать, по зрительной памяти. Просчет ваш заключается в том, что человеческие чувства не изображаются одинаковыми формулами наподобие алгебраических знаков. Другими словами, вы не донесли до читателя именно ваших ощущений — они остались при вас. Значит, вы не выполнили основного вашего намерения
.
Но пока мы рассуждаем, перо ваше написало уже следующую фразу:
«Поднявшись на склон, мы зажгли магниевую спичку. В ответ вспыхнул огонь внизу, там, где были наши товарищи. Этот огонек как бы согрел нас теплом дружбы».
Здесь все верно: плохо только то, что абзац этот кочует из очерка, в очерк, словно общепринятая формула из одного издания учебника математики в другое.

Поэтому если перо ваше, действующее чересчур самостоятельно, написало уже подобный абзац, вычеркните его. И подумайте, не можете вы сказать что-нибудь свое. Пусть это будет не так «красиво», как в иных прочитанных вами очерках. Читатель многое простит, если у вас действительно есть что сообщить ему.
Но вот вы уже на середине подъема, а может быть, даже близки к вершине. Тут-то и рассказать бы о ваших товарищах, о самом себе, об интересных эпизодах.

Но, увы, вы не в состоянии этого сделать. Вы запутались в лагерях, промежуточных базах, группах и подгруппах. Вы перечисляете лагерь за лагерем, описываете, кто куда поднялся, кто куда спустился, кто входил в какую группу и когда из нее вышел — и все это с такими подробностями, что ваш очерк начинает напоминать железнодорожное расписание или запутаннейшую задачу по арифметике. Помните? «Один путешественник вышел из пункта А и проходит в час 5 км, другой путешественник вышел из пункта В, отстоящего от пункта А в 17 км, и продвигается со скоростью 6,5 км в час, третий путешественник и т. д. Требуется узнать, кто кого когда нагонит и кто с кем где встретится?»

Несчастный читатель, словно школьник, учащий урок, должен держать в уме всех одиннадцать восходителей и помнить, кто где ночевал и откуда куда и когда направился. Для официального отчета о походе эти данные нужно, разумеется, фиксировать в дневнике руководителя экспедиции. Но читатель, если он не член комиссии по расследованию ЧП, вовсе не обязан знакомиться столь детально со всеми обстоятельствами подъема.
В жизни мы довольно энергично ополчаемся против тунеядцев и бездельников. И из литературных произведений тоже должны изгоняться слова и фразы «бездельники», факты, которые на «работают», — словом, все, что не приносит в данном случае реальной пользы, а лишь мешает делу.

Иначе эти лишние, неработающие слова вам отомстят. Вот вы не приняли этих мер предосторожности и закончили ваш очерк на четырнадцатой или даже двадцатой странице. Там много говорится о подготовке к походу, перечислены все участники подъема, приведены чужие фразы, которые должны заменить ваши чувства, описана по дням и по этапам перебазировка всех групп, но, перечитывая очерк, вы обнаруживаете, что за всеми этими заботами вы как-то упустили то главное, ради чего вы, собственно, сели за стол. О людях сказано скучно. Эпизоды описаны кое-как, бегло; для настоящего их раскрытия не нашлось уже ни места на страницах бумаги, ни времени. И аромат восхождения, запах снега, свет солнца, ваши настроения — все это куда-то улетучилось.

Получилось нечто такое, на чем можно поставить лиловый |штамп «стандарт номер такой-то». Это можно даже напечатать... Во всяком случае, время от времени подобные очерки публикуют. Но стоит ли их публиковать?
Стоит ли вообще ради такого результата гнуть спину за ... столом?

Сейчас существуют кибернетические машины, которые играют в шахматы, сочиняют рассказы и стихи. Для того чтобы создать стандартный очерк того типа, что описан выше, не обязательно даже прибегать к сложной современной электронной технике. Достаточно взять обыкновенный арифмометр. Стоит только цифры заменить набором стандартных слов, и тогда при каждом повороте рукоятки из вашего прибора будут высыпаться готовые стандартные фразы. Любители технических самоделок могут легко сконструировать такую штуку из машинного утиля.
Человек же, если он садится за стол, чтобы творить, должен этим и заниматься. Пусть с трудом. Пусть не вдруг. Корявая, но своя фраза в тысячу раз лучше гладко отштампованной, взятой из набора, бывшего много раз в употреблении. Мы вовсе не против хорошо отработанных фраз. Но дело ведь не во фразах, в конце концов! Вся суть в содержании, которое вы хотите донести до других.

Редактор может прийти вам на помощь в литературных вопросах. А если содержания нет, ничто не поможет.
Конечно, можно и из одних фраз изготовить очерк. Мы показали, как это просто сделать. Может получиться очерк даже цветастый на вид. Но это будет вроде золоченого ореха для елки.
Как духовная пища он не пригоден. Читатель, если разгрызет его, не найдет внутри ни познавательного ядра, ни вкуса, ни запаха настоящих эмоций.
Зачем же предлагать его читателю?

Я когда-то написал Инструкцию по отъему финансов у спонсора, где-то перекликается