Брат

Сейчас я уже ни вспомню, какие книги он мне читал вслух. Да и дело не в том. Главное, что это всегда было приключением, которого я ждал. В десять вечера отец вырубал свет в нашей спальне, и чтение продолжалось под одеялом при свете фонарика по-партизански и шепотом. Батя конечно же все знал, но считал что для братьев это полезно:
"Помру, тебе мелкого людям представлять.
Так учи, чтоб ни стыдно было, ни мне, ни тебе".
Ох уж мне эти уроки.

В шестидесятые годы спорт был чем-то большим чем сейчас. Это была система морально волевого воспитания, физическое здоровье, территория реального приложения сил и реализации своих возможностей. Казалось, спортом заняты все. Начиная с первого класса и кончая дедами – шахматистами все были организованы какими то секциями, кружками, клубами, просто домоуправлениями. Но пацанам и этого было мало. Каждый двор придумывал свои соревнования и вызывал на них другие дворы. Хоккей, футбол, заплывы на расстояния, ныряние с высоты или на глубину, какие-то сумасшедшие прыжки с крыши на крышу или еще куда. Такого в кино тогда не показывали. Д‘артаньян с Ихтиандром отдыхали.
Естественно, младшие тянулись за старшими и здесь случалось всякое. И тонули и ломались и даже горели.
И вот, сколько себя помню, один только Володька возился с младшими. Что-то показывал, учил, объяснял. Причем во всем искал и применял какую-то методу.
К примеру, сперва заставил проныривать под водой маленький заливчик, метров пять, потом предложил проплыть его по-собачьи поверху, и только после этого выкинул меня из лодки посреди реки. Правильно ли нет, но плаваю я с пяти лет.
Странно было еще и то, что постоянной возне с малышней не мешала его кличка Бешеный.
"С твоим весом Д’артаньяном, ты не станешь никогда, поэтому, не снимая шляпы и не вызывая на дуэль, бей сразу как только можешь и лучше молча" — это единственная тема, данного мне урока, как то вяжется с его школьным погонялом.

В тринадцать лет после первомайского заплыва через Ангарскую протоку у Володьки отнялись ноги. Чего то там в спине застудил. Даже отец, который лечил всех от всего, ни чего не мог поделать. Или не хотел.
"Полежи, подумай, книжки вон почитай…чурка с глазами. Давал бог здоровье, беречь надо было, теперь вот может ума добавит пока стреножен".
Я как раз в школу пошел. Там Бешеного помнили многие – наслушался. А дома видел как он на руках до горшка ползает. Врачи выдали документы для оформления инвалидности. Ну а он чего-то вошкался целыми днями. Из кровати какой то трансформер сделал. Палки, веревки какие то, проволочки. Помню лом постоянно в изголовье лежал. Мать плакала. Отец ухмылялся:
"Давай, давай, взбивай сметану".
Это он намекал на лягушку, которая упав в крынку со сметаной, не сдалась и, взбив сметану в масло, выпрыгнула на волю.
Уроки того Вовкиного "лягушатника" помогли мне через двенадцать лет вернуться в спорт после операций на коленях. Именно тогда в доме появились книги из серии "Спорт и личность" и "Сердца отданные спорту".
Не знаю, были в те годы варианты учиться, не посещая школы или нет, но братан переходил из класса в класс две весны подряд. Помню, что к нам домой приходили его учителя и принимали какие-то зачеты.
Тем временем, у меня в силу разных обстоятельств, учеба не пошла категорически. Учитывая эти же "обстоятельства", меня определили для учебы в интернат. Всю неделю я жил в интернате, и только на выходные приезжал домой. Чтения вслух под одеялом прекратились сами собой, но в силу привычки я начал брать книги в интернатовской библиотеке и к началу седьмого класса перечитал ее всю. Никто не заставлял, не предлагал читать — сработал личный пример "старшого".
Его же пример привел меня к альпинистам.
Получилось так, что через полтора года лежки, Вовка все-таки встал на ноги, начал понемногу ходить. Но это была та еще ходьба. И чтобы его никто ни видел он уезжал на электричке в тайгу и там продолжал тренировки. Когда он перешел на бег, где-то на тропе ему и встретились эти самые альпинисты.

К тому времени я уже пробовал себя в спорте, но не пошло. Из бокса выгнали после того, как к старшим полез за уроками и получил накаут. С борьбой такая же песня – ни хлопал по ковру на болевых захватах. А в тайгу к этим самым альпинистам братан почему то не брал. Может хотел сперва чему то научится сам. К тому же была весомая причина — отсутствие у меня подходящей одежды и обуви, а главное, моя ярко выраженная дистрофия мышц, как назвали это врачи.
Но все течет и изменяется. И когда вместе с кличкой Псих я поимел восемь приводов в милицию, Вовка выбрал меньшее из зол.
"Вот отсель и досель" — эту фразу я услышал первый раз не во всем знакомом фильме, а от братана.
Рядом с нашим домом началась большая стройка. Квартал на квартал по площади. И огорожена та стройка была деревянным забором из горбыля, с большими щелями между досками. Так вот, первым тренировочным заданием от заслуженного в будущем тренера Казахской ССР и было прохождение этого забора по всему периметру, не касаясь земли.
Худо-бедно, но это метров шестьсот траверса девяностоградусного рельефа. Выполнение этого задания являлось пропуском в тайгу, на Зимовье, на скалу Витязь, что на берегу речки Олха, к тем самым АЛЬПИНИСТАМ, которые ходят на горы, заснеженные даже летом. От горных терминов и названий, услышанных от Вовкиных новых друзей, у меня буквально кружилась голова и дистрофия тут ни при чем. А тут, на мое горе, братец взялся осваивать гитару и начал мяучить Визбора, Кукина и других романтиков гор. А тут забор, твою налево.

Чтобы мне не было скучно выковыривать занозы из самых невероятных мест, Вовка организовал очередные соревнования. Придумал правила, подготовил ”трассу”, и даже договорился с директором домоуправления о призе. Команда выигравшего двора получала настоящий кожаный мяч да еще с насосом.
Изначально назначенные сроки проведения пришлось перенести — участники в разминочном пылу уронили трассу и прихлопнули ею сторожа той стройки, после чего он разогнал всех ….
Для меня это был шанс получше подготовится, и я устроил такие же соревнования у себя в интернате. Но и там вышла накладка. "Трасса" проходила по дощатой стене большого сарая, в котором находился кроме всего прочего свинарник. Короче, свиньи получили временную свободу, так как отдельные элементы доски не выдержали спортивного накала. Ну да ладно. Я целыми днями висел на руках, лазал по рукоходам, и под конец тренировочной недели залез по кирпичной кладке в окно третьего этажа. Залез без всякой цели, просто прыгать вниз было страшно. Но по причине того, что это было окно в спальню старшеклассниц, я понял — брат плохому не научит— скалолазание дело нужное. Правда родителей вызвали в интернат. Будто мне рожи поцарапанной было мало.
В субботу, после соревнований на заборе, а это четверть периметра, я остался в городе, хотя и занял третье место. На мой возмущенный визг, ответ был прост:
«Отсель и досель. А за соревнования…иди вон в футбол поиграй новым мячом, когда еще придется».
Полный траверс того скалодрома я смог пройти только через пять выходных.
Мать по-доброму ругалась на брательника:
«Ты чего с малым сделал? То с моста в реку прыгал с вами дураками, то на футболе чуть мячом ни убили, лбы здоровенные. Теперь вон вообще шалый стал — на стены кидается, какое то кайло твое под подушкой держит, будто боится кого. А вчера вообще учудил — посреди дома чум брезентовый поставил — Вовку говорит в Саяны собираю, и важный такой».
Но вот сдан "деревянный зачет" и назначен день выезда — пятое ноября. Я на седьмом небе от предвкушения сказки. Кто-то из Вовкиных друзей дал для меня рюкзак. Старое ватное одеяло, сшитое конвертом, превратилось в спальник, а к интернатовским ботинкам пришиты бахилы из белого фетра. Осталось сшить меховушку как у Вовки и меховые же рукавицы. Для этого берется любая старая одежа и обшивается лоскутами овчины. Пара пуговиц, пояс, и меховая безрукавка готова. Благо рядом с домом есть меховое ателье, где выбрасывают обрезки меха от цигейки до лисы и белки — Сибирь матушка.
Но в самый разгар этих сборов у меня из кармана выпадает сигарета. Как сейчас помню "Байкал".
Через некоторое время я слушаю лекцию о вреде курения, отплевываясь табаком вперемешку с папиросной бумагой, «Байкалом», одним словом:
«На зимовье я тебя беру только потому, что Исааку пообещал, но, если еще раз увижу или услышу о «куреве», башку оторву, чтоб курить нечем было. И тогда никаких скал, тайги и зимовья. Будешь на шухерах стоять у шушеры уголовной — они завсегда бычок оставят».
На самом деле, ни какого обещания не было. Об этом я узнал через пару лет, когда познакомился с Исааком Корбухом, первым тренером и инструктором моего брата. Но в силу правильной мотивации, курить я тогда бросил навсегда… В десять лет.
Но вот рюкзак собран, тяжелый разговор позади, и мы оказываемся на вокзале среди толпы таких же навьюченных чувалами людей. Почти все они студенты. Их как-то сразу видно по голодному, но веселому блеску в глазах. За полчаса на перроне я услышал много и разного. Кто-то куда-то собирается, кого-то уже привезли и сразу в больницу. А эти, что на перроне, тоже хотят туда, откуда привозят в больницу. Кажется это они о горах, где снег не тает даже летом — читал я про такое. Странно. У нас в Иркутске чего-чего, а уж снегу. Странно.
Удивительно еще и то, что с Вовкой, который здесь младше всех, разговаривают как со старшим. Он тут чем-то командует и руководит. Меня поручил каким-то "теткам", как здесь все называют этих красавиц, и куда-то унесся с двумя по-гусарски усатыми мужиками. Меня запихивают в переполненную электричку к окну и начинают кормить.
Узнаю, что я брат Команча и что отныне я – Комач младший, это лучше, чем младший Бешенный или Псих. Тем временем за окном промелькнул город и пошли леса. Сумерки перешли в темноту, а дачники перешли в состояние тревожной дремы. По вагону несколько раз пробежали проводницы с озадаченными лицами. Мои "тетки" хихикают и, заговорщически перешептываясь, кому-то что-то мяукают в тамбур. Через некоторое время раздается женский визг и отборный испуганный мат. В окно противоположного купе с улицы заглядывают две «физиомордии». Одну я узнаю по заиндевелым гусарским усам с бакенбардами, другую по меховой шапке и овчинной безрукавке. Дачники тычут пальцами в окно и пучат глаза, а вся альпинистская братия делает вид, что ничего ни видит, и заботливо спрашивают что случилось.
Призраки пропадают.
«Вы что тут, с ума все посходили что ли. В третий вагон вызывают. Ладно бы эти дуркавали, студенты шалопутные. А вы? Ведь солидные люди, инженеры, наверное. На такой скорости муха на стекле не усидит. Усы одни видели».
Проводница уходит, бурча и чертыхаясь. А дачники еще долго беззвучно шевелят губами пересев поближе к проходу и подальше от окна. Под кудахтанье колес слушаю рассказы "теток" про другие хохмы и незаметно для себя засыпаю.
Просыпаюсь от громкого радостного крика. "Тетки" что-то обсуждают и я часто улавливаю слова Камин, Витязь, Каманч, страховка. Понемногу начинаю прочухивать о чем лай. Оказывается тот, кого называют “инструктор”, разрешил новичкам залезть на скалу Витязь через Камин — так называют какую то жуткую щель, а страховку будет делать Каманч, который знает там каждый камень. Потом все идут на скалу Идол, дорогу к которой покажет все тот же Каманч, который знает там все тропы. Все это безобразие называется скальными занятиями. Интересно.

[sm]Скала идол[/sm]

После крика "Рассоха", все сгрудились по тамбурам, а возле меня появился братан:
«Если выпадешь мимо перрона, отскочи от рельс метра на три и притворись ветошью, я тебя найду. Не ори, не зови».
Электричка остановилась как-то странно — резко и со скрежетом. Я посыпался наружу вместе со всеми, но, слава богу, на перрон. Уже знакомые студентки отволокли меня куда-то вниз по тропинке. Сзади слышались милицейские свистки и ругань проводников.
— Надо Вовчика в Железнодорожный техникум устроить, а что, подвижной состав он на ощупь знает, стопкран рвет почти как я, прямо к перрону — балагурил усатый красавец. — И почему ни утвердить здесь остановку для всех электричек? Ну хотя бы по субботам, все равно ведь останавливаем. Наверное тренируют, ведь альпинизм военно-прикладной вид спорта.
— А мы то тут при чем? Завозмущались тетки, потирая ушибленные места.
— А то? Боевые подруги. Это тоже спецподготовка. Могу преподать ускоренный курс.
— Да нет уж, мы лучше на скалы с Команчем. От усов подальше.
Наверное, тогда я впервые и подумал — эх стать бы когда-нибудь тренером.

— Вовка, а Вовка. А мне можно с тобой на Витязь через Камин? А на Идол?
— Понахватался уже. Витязь ему подавай. Ты сперва дойди до этого Витязя, да ночь выживи. По Камину то и дурак залезет. Ты ж пойми. Наперва, надо выносливым стать, чтобы сил хватило на тренировку силы. Потом научится силу эту дурную, себе подчинять. А уж потом...
До места мы шли часа три. И я ни помню всего содержания той лекции. Через час ходу, когда лесовозная дорога перешла в тропу, меня поставили сзади, среди теток, что бы не приходилось топтать снег. Но мне все равно было уже, не до биомеханики, к примеру. Одно я уяснил крепко, они есть, эти методики. Иначе, какого рожна эти "образованные" слушают крик семнадцатилетнего пацана, который орет на всю тайгу про какую-то там цикличность тренировочных нагрузок.
На остановках обсуждали еще чего-то, во что я ни вникал по причине видимо плохой выносливости. Как мне теперь уже было понятно. Но в результате тех дискуссий все старшие ушли на дальнее зимовье , а куда уж дальше. А новички свернули к месту занятий, что бы завтра меньше возвращаться. Я тихо радовался такому счастью, пока ни понял, что мы придем ни просто на место, которое ближе. Мы придем на пустое место.
Братан радовался больше всех:
« Народ! Да вы не бойтесь. У меня там трехстеночек почти законченный есть. Топор, пила, сушина заготовленная стоит – только плечем толкнуть. А остальное у вас с собой. Часа два работы и ночевка готова. Если конечно руки не из … растут. А утром альпинизма у вас начнется, если не очень бурно седьмое ноября отметите».
Кто-то пошутил:
«Ни фига себе праздничек — шептали посиневшие губы».
Рассказывать в деталях о той ночи — отдельный рассказ получится. Суть в том, что с тех еще пор, Вовка брал на себя роль лидера, и любил учить чему-то реальному. И что самое главное, у него это получалось.
По иронии судьбы тот выезд в тайгу у нас с братом был один единственный. Через месяц он вернулся с Саянских гор с оторванным сухожильем в голеностопе. Потом я ломал руки то в драке, то на перекладине. И по зимовьям мы шароехались порознь. Наконец случилось то, что напрочь изменило нашу с ним жизнь. Вовка уехал в Алма-Ату.
Помню мать нас с братом пугала:
«Не гуляйте допоздна — цыгане украдут».
Вот с Вовкой так и и случилось. Приехала к нам на матчевую встречу сборная Казахстана по скалолазанию — те еще цыгане. А тренером, то бишь бароном, был у них Алексей Марьяшев. Вовка занял чуть ли не лучшее место среди иркутян, и как репей повис на Марьяшеве с вопросами, как ему, такому ловкому тренироваться. Ведь Казахи разделали наших, как бог черепаху. Вот те самые ответы Алексея Николаевича и стали причиной переезда Горбуновых туда, где "тепло и яблоки". Дело в том, что Алексей Марьяшев относится к той части альпинистской братии, которая воспринимает альпинизм и скалолазание, как что-то большее, чем спорт. Разносторонние знания не позволяют ему говорить о чем бы то ни было узко и односторонне. А невероятное обаяние этого человека просто завораживает. Именно через общение с Марьяшевым Вовка коснулся Казахской школы скалолазания. А школа такая была. Были чемпионы и мастера спорта СССР. И условия для тренировки скалолазов были одними из лучших в Союзе. Поспорить мог только Крым. Причем к природно-климатическим прелестям добавлялись еще и организационные. Развитием скалолазания занимались альпинисты, а они в Казахстане имели помимо сильнейшей команды, еще и хорошо работающий клуб альпинистов. То есть была большая массовка энтузиастов-полуспортсменов, из которой выделялись упертые спортсмены. И таковых хватало. О.Ф.П. аля Студенин , или Спец.физ. подготовка аля Космочев, была притчей во языцех Советского альпинизма. И скалолазанию здесь уделяли большее значение, чем у нас в Иркутске, понимая его прикладное значение для повышения технического уровня альпинистов. Именно поэтому финансирование и календарь соревнований утверждался достаточный, для полноценного занятия скалолазанием на уровне Чемпионатов СССР.
Одним словом Вовчику показали и рассказали, что есть скалолазание, он варежку-то и раззявил. А тут еще "лямур" приключился с ним невозможный. Надо сказать, наши сибирские дивчины те, что по альпинизме сохли, Вовика привечали — та еще повесть. Он ведь к тому времени уже работал рабочим сцены в Иркутском театре музыкальной комедии. Оперетты все наизусть орал перед зеркалом — я от хохота чуть не подыхал. Опять же балерины ему там всяческие па показывали. Но восток силу имеет. Снесло Вовке башку напрочь.
Приперся он на перрон Алма-атинцев провожать, да и говорит тренеру то ихнему:
« Хочу. Хочу говорит скалолазанию стал-быть у Вас учится».
Его, конечно же, резонить давай. Тип того — жил бы ты а Алма-ате, так об чем лай, прямо сейчас бы и начали. А как телепатов среди спортсменов еще меньше чем посередь тренеров, сам понимаешь — неувязочка. Короче, приезжай — будем рады.
«А поехали» — вроде как уговорили.
Рюкзак-то у него уже в ногах стоял...

http://www.mountain.kz/