Тригопункт на Хан-Тенгри. Часть 1

Пик Хан-Тенгри 6995 и ледник Семеновского

В конце семидесятых – начале восьмидесятых годов прошлого века в приграничных с Китаем районах СССР проводилась масштабная топографическая съемка. Для проведения работ на горных участках границы, привлекались альпинисты. Причиной работ провозглашалось интенсивное хозяйственное освоение района. Думаю, что был и другой мотив. Будучи в 60-е годы студентом университета я проходил учебу на военной кафедре в качестве командира взвода управления ракет оперативно-тактического назначения. Для привязки точки пуска ракеты, это я хорошо усвоил, нужны минимум два, а лучше три триангуляционных пункта на прямой видимости...


Отношения с Китаем были тогда плохими. После событий на дальневосточном острове Даманский прошло совсем мало времени. Многие пограничные с Китаем районы, в том числе ледник Южный Иныльчек, были закрыты для посещения.

Экспедиция № 224, проводившая съемку в прииссыкулье, базировалась на берегу реки Джергалан в километре от трассы Фрунзе-Пржевальск. Лагерь состоял из нескольких армейских палаток, да пары вагончиков на колесах, установленных на поляне среди зарослей облепихи. Начальником экспедиции был Виктор Николаевич Арефьев, альпинистскими кадрами командовал Владимир Николаевич Бирюков.

С Володей Бирюковым я находился в дружеских отношениях. Более того, с 1974 и до конца СССР я ходил в горы в составе команды Киргизского «Спартака», которую он создал и возглавлял все эти годы. В экспедиции работали в основном киргизские альпинисты: Слава Александров, Женя Слепухин, Петя Шипков, Володя Алабушев и многое другие.


Экспедиция №224. Виктор Арефьев стоит в свитере. Фото из архива В. Александрова.

Суть работы заключалась в следующем: на обозначенные вершины, в основном невысокие, ставились триангуляционные пункты. Затем, с помощью высокоточного теодолита, делались засечки на соседние тригопункты. С теодолитом управлялись профессиональные геодезисты, альпинисты же были тягловой силой для занесения громоздкой аппаратуры и разнообразного скарба, чтобы обеспечить жизнь на горе в течение нескольких дней наблюдений.

Целью работы была сеть тригопунктов с известными координатами на плоскости и высотой. Особенность рельефа – холмы и горы – определили и устройство тригопункта. Рабочей его частью, как и везде, был в визирный цилиндр длиной около полуметра из обожженных до черноты дощечек, выставленных под углом так, чтобы не было просвета насквозь. Дощечки обкладывались с торцов двумя дисками из дюраля и стягивались гайками через стальную шпильку. Цилиндр устанавливался на треногу из дюралевого уголка, длиной немногим более метра. Тренога и цилиндр собирались внизу.


Инженер – геодезист Геннадий Вылегжанин. Фото В. Александрова.

Наверху производились только две операции – установка треноги на точку и установка визирного цилиндра на треногу. Такой порядок был установлен после нескольких неудачных попыток собрать на точках, предварительно разобранные (для удобства переноски), конструкции. Чтобы обработать труднодоступные точки заказывали вертолет, но основным транспортным средством в экспедиции был ГАЗ-66. Его уникальная проходимость, в сочетании с мастерством водителей, позволяла завозить рабочих в места, куда неподготовленному человеку и пешком зайти непросто. Работа сопровождалась приколами, подначками и приключениями, часто небезопасными.


Владимир Бирюков.

Так 7 июля 1980 года инженер-геодезист Геннадий Вылегжанин, техник-практикант Марат Максютов, рабочие-альпинисты Слава Александров и Володя Алабушев вели измерения на вершине Асантукум 4082 м южнее озера Иссык-Куль. Начавшаяся гроза загнала их в палатку, стоявшую метрах в пятидесяти ниже вершины. Ударившая в теодолит молния достала и наблюдателей. Все получили серьезные ожоги, а у Алабушева на спине расплавилась металлическая молния от спальника. Больше других обожгло Славу Александрова, который месяц пролежал в больнице. Теодолит расплавился.


Александр Поташов.

Слава Мусиенко наш альпинист, работавший тогда шофером геологической партии, за полноту и добродушие лица прозванный Пачкой, поделился с топографами рецептом быстрого приготовления браги, который, учитывая хроническую недостачу спиртного сразу получил признание. В молочную флягу засыпались панировочные сухари, дрожжи и сахар, в достатке запасенные на складе, и это всё заливалось теплой водой. После нескольких часов езды по бездорожью в кузове ГАЗ-66 в летнюю иссык-кульскую жару напиток был вполне пригоден для употребления.

Можно было бы вспомнить ещё несколько историй из жизни экспедиции и на этом закончить рассказ, но… Тут снова надо вернуться к Володе Бирюкову. Он сообразил, что в качестве рабочих-альпинистов, в закрытую погранзону, можно оформить больше людей, чем требовалось для проведения работ. А это возможность делать полноценные спортивные восхождения в запретных районах. Самым вожделенным для советских альпинистов той поры был, конечно же, район верховьев ледника Южный Иныльчек, наглухо закрытый с начала семидесятых и, по счастью, входивший в зону работы экспедиции.


Александр Онин.

* * *

Именно благодаря Володе Бирюкову в середине июля 1980 года на зеленой поляне у пограничной заставы Майда-Адыр появились, преодолев бдительные контрольно-пропускные посты, сразу три альпинистских экспедиции. Это были красноярский «Труд» во главе Николаем Бархатовым, белорусский «Спартак» Леонида Лозовского и наш киргизский «Спартак» Владимира Бирюкова. Несколько человек привез новосибирец Игорь Мешков, в том числе врача Наташу Абросимову, которой я многим обязан. С красноярцами и белорусами мы раньше часто пересекались в горах, были хорошо знакомы и дружны. Несколько дней мы провели на поляне, штопая прошлогодние дырки в носках и пуховках и подгоняя снаряжение. Состоялся футбольный матч альпинистов с пограничниками. Последние оказались парнями азартными и ничуть не жалели наших ног, которые мы старались беречь для предстоящих восхождений. Володя Бирюков имел несколько продолжительных встреч с начальником заставы на предмет проверки документов.


Вячеслав Мусиенко.

Капитану, был интересен свежий человек и общение выходило далеко за рамки служебной необходимости. После первого же визита Володя пересказал нам удивительную историю о ленинградском туристе-одиночнике Евгении Завьялове. Дважды, в 1977 и 78 годах, ему удавалось обойти пограничные посты, и проникнуть в верховья ледника Южный Иныльчек. На вершину пика Победы он так и не поднялся, но с перевала Чон-Терен принес китайские вымпелы и другие реликвии, часть которых хранилась на заставе. Застава Майда-Адыр жила спокойной жизнью, поскольку весь охраняемый участок границы был труднопроходимым из-за высоких гор.

Проникновение Завьялова в пограничную зону в 1977 году дошло до высокого начальства, и на его отлов в 1978 году был привлечен вертолет. Тем не менее, ему вновь удалось дойти до перевала Чон-Терен и даже подняться выше по гребню. На обратном пути Завьялов охотно сдался пограничникам, которые его обогрели и откормили.


Пётр Шибков. Фото В. Александрова.

Большинство участников наших экспедиций были классными альпинистами, некоторые бывали на Иныльчеке. Похождения Завьялова были в те дни любимой темой разговоров. Кто-то называл его придурком, кто-то восхищался, но все говорили о нем в превосходной степени. Пройти в одиночку верховья ледника Звездочка и не угодить в трещину – для этого надо быть мастером. Многодневный автономный поход предполагает скудное питание, а голод особенно опасен на большой высоте. В случае несчастья помощь ждать неоткуда. Из этих фрагментов рисовался образ умелого, опытного, сильного духом человека. Но, пожалуй, больше всего поразило нас не это. Завьялов бросил вызов не только суровой стихии и коллективной системе восхождений, которая проповедовалась в советском альпинизме как единственно верная. Он вступил в конфликт с системой государственной в лице пограничной службы. А это много серьезнее, чем нарушение «Правил горовосхождений…», которые определяли тогда жизнь альпиниста в горах.



* * *

В лагере царило напряженное торжественное ожидание встречи с мечтой. Для большинства альпинистов предстоящая экспедиция была первым визитом в этот район и слова «Победа», «Хан», «Звездочка» волновали сердца. Меня, впрочем, перспектива восхождения на Хана не ожидала. Вместе с Женей Стрельцовым и Леваном Алибегашвили, моими старшими товарищами по киргизской команде, мы, в который раз, разглядывали крупную фотографию ребра пика Погребецкого, по которому нам предстояло карабкаться на вершину. Маршрут был заявлен на чемпионат СССР. В последние два года мы с Женей много ходили в двойке и очень сдружились. Сейчас нам обоим не хватало до желанного звания мастера спорта всего несколько баллов, и даже шестое место в чемпионате эти недостающие баллы давало. А маршрут наш явно тянул на призовое место. Оставалось его пройти. С Леваном мы тоже ходили вместе, но не так много.

Красноярцы были, как всегда, в полной готовности. Маркированные ящики и мешки с продуктами и снаряжением лежали на вертолетной площадке. Двадцатилитровая канистра со спиртом подогревала боевой дух членов команды и «случайных» гостей из других экспедиций. Две небольшие отары баранов, одна из которых принадлежала нам, а другая красноярцам, мирно нагуливали последние килограммы веса на сочной траве чуть выше палаток. «Прейскурантная цена на 1го центнера живого овца 72-50. Бухг.(подпись) 11-07-80 г.». Такую справку я получил в Пржевальске, покупая этих баранов.

Деликатные и печальные белорусы держались в стороне от красноярско-киргизского гвалта. Печаль их была понятна. Отправленный из Минска контейнер с колбасами и другими деликатесами застрял на неизвестной железнодорожной станции. Леня Лозовский еще находился во Фрунзе и не терял надежды пропажу отыскать. Печаль, кажется, не коснулась одного только Эдика Липеня по прозвищу Бэдя, известного альпиниста, врача белорусской команды, обаятельного весельчака. Его анекдоты и песни моментально собирали хохочущую компанию.

Долгожданная весть о вертолете пришла ранним прохладным июльским утром. Народ спешно сворачивал палатки, сталкивал в рюкзаки барахло, не забывая, впрочем, теплые вещи положить на самый верх. Все бараны были быстро забиты и разделаны специалистами, коих в нашей команде нашлось несколько. Одного барана красноярцы доставили на ледник живым, предварительно окрестив его Яшей и поставив на довольствие, как члена экспедиции.



С начала экспедиции мы жили в палатке с моим другом и многолетним напарником по связке Колей Щетниковым. Он геолог, и диссертация, материалы для которой он тогда собирал, была связана с районом ледника Иныльчек. Коля любил свою работу и любой камень, взятый им с морены, тут же обретал лицо и историю. Особенно меня поразили кораллы, найденные им позднее в камне на морене ледника Южный Иныльчек. Их возраст, если не ошибаюсь, составлял около 300 миллионов лет. Тогда на месте ледника было море.


Вячеслав Дуйко.

В набитом грузом и людьми вертолете МИ-8 Коля, перекрикивая гул вертолета, показывал объекты, давно мне известные из литературы.

- Вон слева, у языка ледника большой камень. Видите?

- Это Чон-Таш. В переводе с киргизского Большой Камень. Около него останавливались все первые экспедиции, которые шли через перевал Тюз. На нем много надписей.

- А это сам перевал. От него до Чон-Таша надо спускаться почти два километра.

Увидев могучую красивую вершину с эффектным карром и крутым ледником, все прилипли к иллюминаторам правого борта.

- А это пик Нансена. Высота всего 5697 м, а внешне вполне тянет на семитысячник.

Мы кидались от борта к борту, щелкая фотоаппаратами, пока кто-то не крикнул:

- Вижу Хана!

Насладиться вдоволь ослепительной панорамой хребтов Тегри-Таг и Кокшаал-Тоо нам не дал вопль бортмеханика: «Приготовиться к выброске !!!

Изрядно замерзшие, поскольку задние створки салона были, для облегчения веса, заменены веревочной сетью, мы кинулись напяливать на себя теплые одежды. Наиболее расторопные уже складывали у боковой двери пирамиду из тюков и ящиков, предназначенных к выброске. Любое промедление при выброске оборачивается впоследствии большой дополнительной работой, поэтому старались мы изо всех сил. Тюки и ящики, составленные горками, выталкивали руками и ногами из боковой двери левого борта вертолета. Рюкзаки и мешки лениво прыгали по льду, картонные коробки, несмотря на обвязку из репшнура, после удара о лед исторгали блестящие консервные банки, весело разлетавшиеся в стороны.


Ким, Бархатов, Бирюков, Липень. Проба иноземного солнцезащитного крема. Фото Н. Бархатова.

Остатки грузов быстро вынесли из вертолета уже после посадки на ледник. Вертолет взревел, развернулся и, задрав хвост, помчался вниз, касаясь льда передним колесом. Через несколько секунд он оторвался от площадки и, вскоре, затерялся на фоне гор, спеша за следующей группой. Мы остались в пронзительной тишине, окруженные сверкающей панорамой тех самых гор, о которых так долго мечтали. С полчаса мы ошарашенно оглядывались вокруг, сверяя с натурой свои книжные знания, и слушая разъяснения корифеев. Потом начали стаскивать в кучу сброшенные мешки и тюки. Двигаться было нелегко, но мы знали, что самое тяжелое будет позже, когда начнется горная болезнь. Наблюдая закатное солнце на мраморном ребре Хан-Тенгри, я понял, почему киргизы называют его Кан Тоо - Кровавая гора. Ребро пылало красным цветом, как лезвие окровавленного ножа. Народ, утомленный работой и высотой, молчаливо созерцал эту фантастическую картину.


Николай Щетников.

Ночь прошла в мучениях. Из палаток слышались стоны и тихие ругательства. Утро не принесло облегчения, но подарило грандиозную панораму пика Победы.  Северная стена Горы еще находилась в сумерках и как будто дремала. Резким контрастом с этой дремлющей махиной смотрелась освещенная солнцем вершина с ослепительно белым снежным флагом.

Еще вчера, обозревая окрестности, мы поняли, что ближайшая боковая морена под пиком Горького вполне может подойти для базового лагеря. Утром, группой человек в восемь, прихватив веревки, мы отправились обследовать морену, остальные собирали выброску.


Ищем дорогу к старому лагерю.

Путь, на удивление, оказался простым. Две попавшиеся на пути трещины были неширокими и открытыми. Минут через сорок мы уже стояли на морене и восхищались. Места для лагеря было более чем достаточно, осыпные склоны с южной экспозицией дышали теплом. Под скалами были обнаружены клочки травы и замечены несколько цветочков. У большого камня на морене, мы с Колей выгрузили пару десятков банок консервов, которые взяли, чтобы не делать пустую ходку. Решили, что киргизский лагерь будет здесь. Красноярцы облюбовали место чуть ниже. Белорусы пошли по морене вверх. Не дожидаясь их возвращения, мы двинулись назад. По пути промаркировали тропу турами и нашли обход двух трещин. Следующие два дня были посвящены переноске грузов и обустройству лагеря.


Н. Щетников и А.Самохвалов.

***

На наши с Колей призывы прогуляться до стоянок под пиком Дикий, где стояли экспедиции в предыдущие годы, откликнулся только Анатолий Самохвалов. Солнце уже осветило вершины гор, когда мы спустились с лагерной морены на хрустящий под ногами ледник Иныльчек. В рюкзаках была только теплая одежда, фотоаппараты, продукты на день, да одна веревка на всякий случай. Слияние ледников Звездочка и Иныльчек, сплошь покрытое трещинами, обошли снизу. За серединной мореной стали попадаться следы пребывания человека: сломанный деревянный ящик, ржавые консервные банки, большой кусок брезента, вмёрзший в лёд. Нашли и повреждённую лопасть от вертолета МИ-4, дрейфующую явно с ледника Звездочка. Все прочитанное и слышанное мною ранее сразу сложилось в цельную картину.

В 1959 году, при восхождении на Победу с севера, в команде Среднеазиатского военного округа под руководством В. Рацека на высоте 6600 м умерли три участника: Солдатов, Ананьев и Добрынин. В августе 1970 года трое «киргизов» Анатолий Балинский, Владимир Кочетов и Евгений Стрельцов, в составе команды московского Буревестника из 6 человек штурмовали северное ребро пика Победы и взошли на вершину. Это я знал из материалов, опубликованных в ежегоднике «Побежденные вершины» за 1970-71 годы.

***
Краткое описания событий, основанное на моих личных воспоминаниях, было опубликовано Сергеем Шибаевым в его журнале ЭКС № 55 за декабрь 2008 г. Дневника я не вел и с хронологией, при написании, не справился. Выручил меня Коля Бархатов, приславший свои дневниковые записи, правда, уже после выхода журнала.

Фотографии автора и Николая Щетникова.