К2 (Чогори). Последний штурм. Как погиб отец

1 августа 2004 года. К2. Хребет Каракорум, Северный Пакистан

— Вершина вызывает базу! Вершина вызывает базу! Приём. – Сквозь буран в Базовый лагерь К2 прорвался слабый сигнал SOS.
...
Высота второй вершины мира – 8611 метров. Местные жители зовут ее Чогори (большая гора). Это самый северный восьмитысячник c неустойчивыми и суровыми погодными условиями. Окна в погоде, достаточного для восхождения, порой ждут в Базовом лагере месяцами. В 2004 году под К2 собралось необычайно много альпинистских команд и высотников-одиночек. Отмечали 50-летний юбилей с первого восхождения. В 1954 году итальянцы Лино Лачеделли и Акилле Компаньони — участники экспедиции Ардито Дезио — были первыми, кого Чогори пустила на свою вершину.
С юбилеем была связана и некоторая неорганизованность в части контроля выходящих на маршрут, и так называемый «пакт молчания» — когда о происшествиях на Большую землю не сообщали несколько дней, очевидно, чтобы избежать лишнего шума.

1 августа 2004. Базовый лагерь К2, высота 5100 метров над уровнем моря

Несколько дней назад получено штормовое предупреждение. Снег валит стеной, ураганный ветер рвёт палатки. Почти все альпинистские группы спустились на базу, закончив восхождение, либо повернули назад из-за непогоды.
Не вернулись трое — Александр Губаев из Киргизии, Дауд Хадем из Ирана. И российский альпинист Сергей Соколов. Мой отец.

Александр Губаев ушёл на вершину 28 июля из штурмового лагеря-4 вместе с Владимиром Сувигой (Казахстан). Нужно было успеть до начала шторма. Договорились идти до двух часов дня, а затем начинать спуск вне зависимости от того, взошли или нет.
Владимир шел быстрее, и уже на спуске, в паре сотен метров от вершины, встретил Сашу и напомнил ему о времени. Гора манила... Каких-то пара сотен метров! Губаев пошёл вверх. На высоте, так близко от заветной цели, мозг работает по-другому, притупляя чувство опасности.
В. Сувига один спустился в четвёртый штурмовой лагерь и с удивлением обнаружил в своей палатке Сергея Соколова.


Отец не собирался на К-2. В 1997-ом он взошел на Эверест, за год до этого работал на маршруте с китайской стороны К2.
В 2004-ом, за несколько дней до последнего восхождения, папа штурмовал соседний восьмитысячник Броуд Пик. К-2 была совсем рядом, в половине дня пути. Самая сложная и вожделенная для лучших альпинистов мира. Гора- убийца, откуда не возвращается почти треть восходителей. В половине дня пути — мечта, до которой в 1996 отец не дошёл всего 400 метров.
«Вот взойду на К-2, а там — хоть трава не расти», — говорил папа. И он пошёл, не мог не пойти. Слишком многое совпало: хорошая акклиматизация, невероятная близость горы и несколько запасных дней.

Штурм вершины

29 июля. Штурмовой лагерь-4. Высота — 7800 метров.
Ночь перед штурмом Соколов не спал, всё светил фонариком в сторону вершины, чтобы Саша Губаев смог спуститься, ориентируясь на луч. На таких запредельных высотах единственный способ вы жить — как можно скорее терять высоту. Счёт идет на часы. Саша не вернулся.
В лагере кроме папы, иранца и В. Сувиги в ту ночь были ещё андалузцы с шерпами (прово- дниками). Наутро отец просил испанских альпинистов отправить кого-нибудь из шерпов с ним наверх, чтобы помочь Губаеву: раз его нет, значит болен или погиб.

Из опроса андалузской команды:
«Наутро к нам подошел светловолосый альпинист и попросил отправить шерпов с ним на вершину, чтобы спасти оставшегося там человека.
— Нам бы самим унести ноги из этого ада, — ответили мы и посоветовали ему немедленно спускаться. Он развёл руками и отошёл».

Погода ухудшалась. Все ушли вниз. Они были правы, нужно терять высоту. Соколов и Хадем отправились вверх. Вершина манила. И на ней остался человек.

Всё-таки взошли

1 августа. В час сигнала SOS, когда затихли все радиостанции, сквозь пургу в базовый лагерь К-2 прорвался слабый голос Соколова. К рации приник Владимир Сувига.
— Мы с Даудом Хадемом взошли на К-2. Продолжаем спуск. Находимся на ребре Абруцци, между 4-м и 3-м штурмовыми лагерями. Сбились с маршрута, не видно веревок.
— Взошли?! Да здесь же штормовая погода!
— Это там у вас штормовая, а у нас тут прекрасная погода! — даже на краю пропасти отец не утратил способности шутить.
Владимир Сувига объяснил, как выйти к маршруту, какой стороны держаться. Отец сообщил, что не найдя Александра Губаева, они продолжают спуск вдвоём с Даудом.
Итак, их осталось двое. Убийственная высота, холод и ураганный ветер. Часы ожидания. Надежда... На связь отец больше не вышел.
Вероятно, это последнее фото моего отца, взятое из испанской статьи о К2 сезоне 2004

Помним живым

Через три дня каталонцы предприняли попытку организовать спасательные работы, но были отбиты штормом. И только 7 августа, поймав окно в погоде, четверо японских альпинистов взошли на вершину. Никаких следов пропавших обнаружено не было. Разметка маршрута отсутствовала. В третий лагерь Сергей Соколов и Дауд Хадем так и не добрались.
О том, что Соколов с восхождения не вернулся, на работу сообщили лишь 8-го, семье – 12-го. Молиться было уже поздно, что-то предпринимать – бессмысленно… да оно и сразу нельзя было ничего предпринять: вертолеты на такой высоте не летают, а подняться туда могут лишь несколько сотен человек со всей Земли, в число коих входил и отец.
Даже если продашь все, до последних носков, не хватит никаких денег мира, чтобы его спасти. Тогда меня ошарашило это слово - «невозможно».
Мы не знаем, как он погиб, что чувствовал в последний миг жизни. Знал ли, что этот миг — последний. Мы помним его живым. Как будто он вот-вот войдёт, похудевший, с обожжённым до мяса лицом, и скажет: «Ну, вот и ещё одно лето перезимовал». А я обниму его и буду долго-долго стоять, прижавшись лицом к заросшей щеке.


Через год в Пакистане, в офисе компании ATP в опечатанной экспедиционной бочке с надписью «Russia» мы нашли поясную сумку с документами и обратными билетами. Блокнот с началом дневника, обрывающимся в Алма-Ате перед рейсом на Исламабад. Последние строки, написанные рукой отца: «Тоскливо. На душе скребут кошки. Как-то сложится сезон? Что-то меня ждет? Дай-то Бог…»
Я читала дневники его экспедиций. Нигде не было таких предисловий.

Каракорум, июль 2005 года. Лагерь Конкордия, ледник Балторо

На ребре Абруцци почти всегда висит облако. Будто неведомый великан дымит трубкой, окуривая прах героев, навеки погребённых под километровыми стенами. Пристально вглядываюсь в вершину Чогори от её подножия, пытаюсь отогнать облако. ... Папа, где ты, папа мой?
...
Через год после гибели отца мы с сестрой в составе команды "Третий Полюс" из Одессы добрались до Базового Лагеря К-2 и установили памятную доску на мемориале погибшим альпинистам.
Сестра была молодцом, а я… На высоте 2700 я заболела: горняшка в паре с ОРЗ, осложнившимся гайморитом. Мы были в высокогорном районе Пакистана, рядом с Кашмиром. Возвращаться в столицу со мной было некому.
Вместе приняли решение, что я продолжаю подъем на антибиотиках, полосканиях и ингаляциях. И портеры каждый привал часами топили мне лед. …Миска, полотенце на голову…



Никогда мне не было так тяжело. До высоты в 5 тыс.м над уровнем моря я ползла исключительно на силе воли, на каждый тяжелый шаг мысленно проговаривая: «Я могу. Я выживу. Я сильная. Я здорова». Было страшно, что сдохну там, не дойдя до цели. На том самом маршруте, которым мой папа шел на свой последний в жизни штурм.

На последней странице моего дневника из того похода по Балтистану – строчки, стучавшие в набитую соплями голову на высоте выше 4000 метров:

Ты силен был, отважен и смел.
Уходя зимовать летом знойным,
Ты сказать мне тогда не успел:
«Я уже не вернусь. Будь достойна».

Молчалив ледяной исполин,
Выжимает тела, гасит волю.
Но ты шел на вершину – один.
Было нужно. И зубы – до боли.
…..
Я, ползя за тобой по началу пути,
Поняла: ты великий был воин.
Бился ниточкой пульс: «Ну?! Давай же, иди!
Будь достойна отца, будь достойна!»
…
Лишь три тысячи метров меж нами и ним.
Под горой мы, а он – на вершине.
Помнишь снежную зиму, где был ты – живым?
Новый год в нашей старой квартире….

Снова вижу тебя, возвратившимся с гор,
Глаз прищуренных лучики смеха.
С непогибшим тобой завожу разговор,
Достаю из нутра - Человека.

И когда под ногами колышется твердь,
И когда вдруг так трудно и больно, -
Словно слышу твой голос с вершины: «Не дрейфь!
Вверх – всегда тяжело. Будь достойна».

Вдохновляет до сих пор

В годовщину гибели Сергея Соколова мы ходим на Круглицу – высшую точку Национального парка Таганай, где в честь него установлена мемориальная плита. Эти два дня я живу папиными мечтами, общаюсь с его друзьями, дышу хвойным воздухом родных Уральских гор и слушаю рассказы о том, каким он был — сильным, надёжным, застенчивым.
Сидя на камнях Круглицы, друзья отца говорят: «Если бы не Серёжа, мы давно бы завязали с альпинизмом. Это он до сих пор вдохновляет нас».

Постскриптум

Я вот думаю, как бы сейчас мы жили, будь папа? Это он слал бы нам через спутник погоду. Это он сообщал бы нам в шторм координаты других лодок флотилии, потеряных нами у мыса Горн при встрече Федора Конюхова.
Папа звонил бы, едва узнав, что мы на связи: - Приветствую! Соколов беспокоит.
А нас бы поддерживало, что наш крепкий тыл не просто ждет, но ждет профессионально.
Папа и не предполагал, что парусник, который он учил рисовать меня в пятом классе, не запылится несбывшейся мечтой. Не ждал он и, что мы – почти-гламурные родители болеющего ребенка – поднимем парус кругосветной экспедиции, уйдя из «буржуинов» в морские романтики. Не знал он ни о нашем проливе Дрейка, ни об Антарктиде, ни о двухмесячных нон-стопах в океане.
– Ну вы даете! – сказал бы он по прохождении морского Эвереста. И, выяснив детали, убежал бы готовиться к очередной высочайшей вершине. И мы бы отметили вместе хоть один его день рождения почти на равных. Ибо чтобы до него дотянуться, надо ползти вертикально вверх. И никогда не сдаваться.
Надеюсь, ты видишь нас с неба - с самой вершины горы-убийцы, отец. Ты знаешь, как остро мне тебя не хватает. Я хочу быть достойной тебя.