Шестая категория. Безенги (Дневник 1998)

Вид на массив Мижирги

Горизонта удивительны миры –
Достигаешь их на перевалах.


Кажется, вот-вот коснёшься ты черты,
А она вдруг дальше оказалась.

Каждый год уходим снова в горы мы,
Чтоб прогнать из наших душ печали,
Чтоб из горных рек попить живой воды,
Чтоб на сердце камни не лежали…

НЕМНОГО ИСТОРИИ…

В один из февральских дней 1998 года у меня на рабочем столе зазвенел телефон. Из трубки послышался знакомый голос: - «Виктор Владимирович! Это Александр Новиченко. Что в этом году будем делать?» И сразу же без паузы: - «Пошли на шестёрку!» Оказалось, что Сашу на этот звонок подвинули его товарищи-коллеги из ПСО самым серьёзным образом обсуждавшие детали своего будущего горного похода пятой категории сложности. С возгласом: – «Что тут готовиться? Вот «шестёрка» - это да!», он тут же набрал мой телефон. Зерно упало на подготовленную почву, я сразу согласился и выдохнул в ответ: - «В Безенги!»

В книге – путеводителе заслуженного тренера РСФСР, мастера спорта СССР по альпинизму Александра Наумова «Центральный Кавказ» моё внимание постоянно привлекала фраза: - «Район ледника Безенги – одно из самых красивых мест Кавказа, а высокие снежные вершины гор труднодоступны. На развилке ущелий Безенги и Мижирги расположен незаметный в громадном ущелье альпинистский лагерь «Безенги». Сюда приезжают спортсмены высших разрядов, подготовленные к восхождениям по сложным и длительным маршрутам любой категории трудности. В горных массивах расположены шесть «пятитысячников» Это самый суровый по условиям восхождений район Кавказа». Слова автора чётко свидетельствовали о том, что в Безенги нет лёгких путей, что там нужно не просто путешествовать, но и выживать.

Нам самим себе хотелось доказать, что прошлогодний маршрут шестой категории сложности, когда мы стали серебряными призёрами Чемпионата России, был не случайным, что вполне можно ходить в горах на равных с сильнейшими группами страны, а раз так, то мы выбираем «самый суровый район»! К этому подтолкнул и анализ итогов прошедшего Чемпионата. Из него явствовало, что из пятнадцати команд – участниц соревнований четыре побывало в Безенги, но ни одна из них не пошла на «троечные» перевалы Северного массива и Безенгийской стены, ряд которых впервые был пройден ещё в семидесятых годах.

Так родилась заявка на Чемпионат страны с маршрутом, в который было включено семь «троечных» перевалов. Заявка была вполне серьёзной, если принять во внимание, что выход на один из этих перевалов - Катынское плато был не что иное, как подъём на знаменитую Безенгийскую стену – самый высокий участок Главного Кавказского хребта. В ней с востока на запад башнями стояли Шхара (5200 м), Джангитау (5050 м), Катынтау (4970 м), Гестола (4859 м), Ляльвер (4350 м) . Они, соединившись вместе своими почти отвесными склонами и образовали стену, которую альпинисты называют Малыми Гималаями, а многие путешественники - Президиумом Кавказа.

Времени на сбор информации ушло немало. Очень помогли мои друзья. Один из них – Геннадий Буковский, ветеран альплагеря «Безенги», хорошо знал этот район и познакомил меня с интересным человеком, мастером спорта СССР по альпинизму Валентином Якубовичем - профессором Пятигорского ИНЯЗа. От них узнал ряд полезных сведений о районе предстоящего похода. А жившая в Москве бывшая ставропольчанка Таня Серова прислала копии описаний интересующих меня перевалов из библиотеки Московского турклуба. Уже потом она рассказала, что привлекла внимание сделанным заказом, так как он пал на самые сложные перевалы в Безенги. Добрые слово заслужил участник прошлогодней «шестёрки» Виктор Коптяев, живший в Лабинске. Будучи по профессии врачом, он скомплектовал и передал медаптечку с подробнейшими инструкциями по её применению, искренне сожалея, что не мог сам присоединиться к нам.

А кто мы – участники нового большого приключения? Мы были друзьями по увлечению горами и по жизни вне гор. Вместе прошли уже немало маршрутов, вместе отмечали свои дни рождения и красные дни календаря, среди которых на особицу стояло 27 сентября – Всемирный день туризма! Вот они - мы:

-Гена Ворсин – 31 год, литейщик стоматологической поликлиники, в походе ремонтный мастер;

-Игорек Носков – 31 год, индивидуальный предприниматель, на маршруте исполнял функцию мотора – носителя самого тяжёлого снаряжения – 80-метровой верёвки;

-Саша Новиченко – 38 лет, профессиональный спасатель, лидер – забойщик на ключевых участках и завхоз - педант;

- Серёга Федоров – 37 лет, промышленный альпинист, фотограф и убеждённый альтруист по жизни;

-Таня федорова – 37 лет, программист, полномочный делегат от женщин - туристок в горном походе «шестёрке», медсестра по совместительству;

-Я – Виктор Жижин – 52 года, инженер – конструктор, мозговой центр группы с правом командного голоса.

Когда насядет грусть,
Достанет маета –
Смотрю в окно на юг,
Где гор стоит стена.

Мне нужно наяву
Услышать гул реки,
Подняться к леднику,
На перевал взойти.

Дотронуться снегов,
Взглянуть в лицо вершин,
Где, как потоком слёз,
Прочерчен след лавин.

Снять со спины рюкзак
И ледоруб с руки,
Прищуривши глаза
Присесть на край земли.

Погладить небосклон –
Иссиня-черный свод,
Почистить рукавом
Лучи у бледных звёзд.

Увидеть все вокруг,
Куда хватает взгляд.
С горой в свою игру
Еще разок сыграть…

НАЧАЛО

1 августа 1998 года на «Уазике – таблетке» с эмблемами МЧС мы покинули Ставрополь. За рулём сидел Сергей Шевяко, тоже, как и Новиченко, профессионал – спасатель, альпинист, водолаз и обладатель ещё ряда специальностей и умений. Одним словом – крутой мужик!

Салон машины был забит рюкзаками, коробками с продуктами, под сидениями лежали мотки верёвок, ледорубы. На оставшемся свободном пространстве кое-как разместились и мы.

Сначала заехали в посёлок Кашхатау, где пытались оформить пропуск в высокогорный Кабардино-Балкарский заповедник, но из-за выходного дня в администрации заповедника никого не застали, а поиски её сотрудников в посёлке ни к чему не привели. В Чегеме встретили егеря заповедника по имени Алим, которому поведали о проблеме с пропуском. Мы даже и думать не могли, как нам потом помогло это кратковременное общение с ним!

К концу дня преодолели почти 400 километров до самого конца дороги в Чегемском ущелье, где на погранзаставах оставили заброски с продуктами и топливом для примусов.

Вечер застиг нас на трассе между Чегемскими водопадами и Нальчиком. Заночевали на траве под открытым небом рядом с лесополосой у обочины. Было очень тепло, даже жарко, но пришлось залезть в спальники, чтобы спастись от вездесущих комаров.

Ещё до полудня добрались до альплагеря «Безенги». Поразил его ухоженный вид – свежеокрашенная ограда, опрятные домики, чистые аллейки между ними, плещущие по ветру флаги на высоких мачтах в центре лагеря. Очень контрастное впечатление в сравнении с запущенным альплагерем «Домбай», в котором довелось оказаться пару лет тому назад.

Сразу по прибытии я с Сашей пошёл в спасслужбу. Для её начальника - Юрия Саратова было письмо от Геннадия Буковского. Постучавшись в дверь и услышав: - «Войдите!», увидели спину парня стоявшего с понурым видом, которого явно воспитывал сидящий за столом круглолицый седой человек в больших очках. Повернув к нам голову, он спросил: - «Вы с чем?» Я ответил, что привёз привет из Ставрополя от Геннадия Викторовича. Отправив парня из помещения со словами: - «Я тебя потом ещё вызову!», Саратов предложил нам сесть.

Пока он читал послание, я с любопытством оглядел комнату. Несколько плакатов с призывами соблюдать правила безопасности, длинная фотография - панорама Безенгийской стены, в углу какое-то снаряжение. Из созерцания обстановки меня вывел вопрос: - «Ну, как там Гена?» Я рассказал, что застал в последний раз Буковского сеющего лук и морковку на огороде, затем объяснил причину нашего появления здесь. Саратов достал журнал и принялся заполнять графы с данными нашей группы и нитку маршрута. Когда я произнёс название перевала Уллуауз, он сказал, что туда недавно дважды отправляли вертолёт, снимать попавших под камнепад ростовчан: - «Будьте там аккуратны!»

Завершив запись нашего первого кольца, поинтересовался, мол, потом что? Услышав про стену Безенги, положил ручку, ладони рук на край стола и стал улыбаться, рассматривая нас в упор через стёкла круглых очков. Я почувствовал, как у меня покраснели от волнения щёки – понятное дело, появились какие-то незнакомые, без роду – племени нахалы, и заявляют наикрутейшие перевалы района! «Юрий Сергеевич!» - взмолился я, «Мы, если что не так, откажемся от прохождения, у нас запасной вариант есть!» (Вариант, правда, тоже был той ещё задницей - перевал Салынан с дурной репутацией из-за лавин и камнепадов.) Немного поразмыслив, Саратов сказал: - «Ладно, там уже не моя епархия, пусть грузины работают, если что!», взял ручку и дописал нитку нашего маршрута до конца.

На мой вопрос об обстановке на Крумкольском провале ответил, что его «ходят» и будьте там аккуратны! Оказалось, что словечко «аккуратно» у него было любимым в разговоре, об этом я узнал уже потом, при беседах с другими альпинистами.

После разгрузки и быстротечного обеда распрощались с Сергеем Шевяко. Я запечатлел его стоящим в полной форме члена ПСО возле «Уазика», а он сфоткал нашу компанию, сидящую около котелка с мисками и ложками в руках. Это оказалась единственной фотографией за весь поход, на которой мы все оказались в полном составе! Чистые рубашки и футболки, ещё не успевшие покрыться загаром лица, за нашими спинами тянулось чуть затенённое ущелье реки Мижирги, по которому должен был начаться поход…

Наш товарищ Сергей Шевяко

А это мы: Саша Новиченко, Гена Ворсин, Витя Жижин, Игорёк Носков, Таня и Серёга Федоровы.

Перетащив в складское помещение коробки с заброской и расплатившись за хранение – 60 рублей за каждую единицу багажа, мы ещё раз внимательно пересмотрели и проверили содержимое наших рюкзаков и пошли раскручивать Коштанскую «кругосветку», на которую было запланировано 14 дней.

ПЕРЕВАЛ УКЮ (2А*, 3950 м)

Многометровый набор высоты с частыми остановками привел нас к языку ледника Малый Укю, где была каменистая терраса с редкой травой. Не хочется говорить, что мы рухнули на неё, но усталость дала знать о себе очень конкретно. Место для ночлега выбрали не сразу, в одном месте было неровно, в другом мешали торчащие камни, наконец, с площадкой определились и сварили традиционный ужин первого дня – борщ! Наша палатка с разложенными вокруг неё вещами придала дикому месту обжитый вид.

Наш первый лагерь.

Уже смеркалось, когда к стоянке подошли горные козы. Они вовсе не боялись нас, ведь здесь была территория тщательно охраняемого заповедника! Когда стало совсем темно, то глаза этих животных в лучах фонарей вспыхивали зелёными огоньками.

Пасмурный рассвет застал нас на леднике, густо укрытого моренным чехлом. До перевала шли долго, медленно и тяжело, акклиматизация ожидалась только на третий – четвёртый день похода. В пути наткнулись на длинную и узкую впадину между скальным склоном и ледником с другой стороны, заполненную чистейшей голубой водой. На плоской плите, устроили чаепитие с небольшим перекусом.

Минуты отдыха с чаем

Через час поднялись на узкий гребень перевала, с обеих сторон которого спускались крутые осыпи. Только приблизились к перевальному туру, как начался дождь, перешедший после быстрого спуска в настоящую грозу с громом и молниями. Её переждали, сидя под полиэтиленовыми накидками на леднике Укю.

На перевале Укю

У Гены защитой от дождя служил фирменный плащ красного цвета. Когда он надевал его и разводил в стороны руки, то становился похожим на большую летучую мышь. У этой «мышки» с Игорьком во время грозы возник диспут – как назывался только что пройденный перевал? Спросить меня ребята почему-то постеснялись. Какие только сочетания из трёх букв они не перебрали, пока труднопроизносимое "Укю" им не подсказал из-под своей накидки Саша!

После скоротечной грозы мы подошли к подножию второго перевала этого дня, расположившегося между вершинами Пирамида и Думалатау.

ПЕРЕВАЛ 9 МАЯ (1Б, 3800 м)

Приходилось ли вам ходить по наклонной поверхности, густо усеянной мелкой щебёнкой, которая сползала вместе с вами с каждым шагом почти на его величину?

Вид на пер. 9 Мая с ледника Укю.

Каких-то триста метров этой сыпухи мы преодолевали больше часа! Ни о каком упорядоченном движении не было и речи, каждый из нас карабкался своим путём, цепляясь за склон всеми конечностями. Два шага вверх, полтора – обратно! Тяжёлые рюкзаки с двухнедельной загрузкой провианта и всего остального отнюдь не способствовали нам, на коротких остановках, желая перевести дух, мы сразу же чувствовали, что начинаем съезжать вниз!

Первым на перевал вскорячился Гена и стал указывать отставшим товарищам, как следует идти, сопровождая свои советы интенсивной жестикуляцией. Когда, наконец, все собрались на седловине, снова начало капать, погода как будто нарочно вознамерилась приветствовать нас дождём на каждом перевале! Заменив записку в туре, мы устремились было вниз, но усилившийся дождь заставил развернуть палатку на первой же ровной площадке. Всё было ничего, только вода в ручье рядом оказалась мутной, её пришлось процеживать через марлю. Под барабанный стук крупных капель дождя поужинали, напились вдоволь чая и завалились спать.

Дождь лил всю ночь и стих под утро. Спускаться пришлось по мокрой траве, крутизна отдельных участков потребовала усилий для удержания равновесия. А когда мы достигли дна ущелья, новая гроза заставила нас остановиться задолго до вечера.

ПЕРЕВАЛ УЛЛУАУЗ (3А, 4300 м)

Пасмурным утром следующего дня выяснилось, что наш лагерь расположился рядом с альпинистскими ночёвками «Труд» в ущелье реки Думала.

После завтрака мы поднялись до нижнего плато ледника по тропе моренного гребня, густо заросшего травой и, выйдя на перегиб, неожиданно вспугнули небольшое стадо яков. Они быстро ретировались от нас на приличное расстояние и снова принялись щипать траву. Потом справа по ходу в стене южного гребня вершины Думалатау увидели большую пещеру, из которой по верёвке спускались четверо альпинистов. Они оказались первыми и последними людьми, встретившихся нам в этом походе. Подошли ближе, поздоровались, обменялись новостями и впечатлениями, узнали несколько подробностей про ростовчан, попавших под камнепад на Уллуаузе. Расстались, пожелав друг другу погоды и удачи.

Под второй ступенью ледопада л-ка Уллуауз

Погода же между тем наладилась, в прояснившемся небе появилось солнце. Мы уже стояли возле основания второй ступени ледопада Уллуаузкого ледника и прикидывали, как пройти через неё на верхнее плато, откуда до перевала было рукой подать. До плато поднимались больше четырёх часов, дважды пришлось преодолевать стенки, где первый поднимался на передних зубьях кошек с помощью айсфифи, а остальные по вертикальным перилам с помощью жумара и схватывающего узла, рюкзаки вытаскивали отдельно.

Работает грузовой лифт

Для тех, кто не знаком с айсфифи и жумаром, поясняю что первое - это цельнометаллический крюк, острый конец которого в виде клюва вбивается в лёд или фирн, другой конец представляет собой рукоять, держась за которую можно подтягиваться. Жумаром называется механический зажим с кулачком, свободно пропускающий верёвку в одном направлении и заклинивающий её при обратном движении.

В связках миновали снежно-ледовые склоны под пиками Мир и Труд, аккуратно (словечко начспаса Саратова!) зондируя ледорубами путь перед собой.

Заночевали, не дойдя до широкой перевальной седловины каких-то трехсот метров. Ровную площадку не пришлось утаптывать, толстый слой наста не проваливался даже при ударе ногой. То ли ясный и тихий вечер, то ли что другое, подвинуло меня ночевать под открытым небом. Полагая, что чем-то ущемили мое самолюбие, товарищи всем колхозом пытались убедить меня отказаться от этого намерения, но я не поддался. Вырыв прямоугольное углубление и выстелив дно ниши полиэтиленом, я уложил на него коврик и залез в спальник. К моему лежбищу состоялось паломничество, каждый захотел увидеть его своими глазами. Последним появился Игорёк, со словами: - «Смотри, не замёрзни!», накрыл меня своей тоненькой ветровкой и заботливо подоткнул её со всех сторон, скорее всего для того, чтобы её не унесло случайным порывом ветра.

Под перевалом Уллуауз.

К перевалу

Отлично выспавшись, поднял команду ещё до рассвета. Солнце появилось, когда мы начали движение. Его лучи стелились почти параллельно поверхности плато и вытягивали наши тени на несколько десятков метров. Пройдя со страховкой несложный бергшрунд, очутились перед началом длинного и слегка изогнутого заснеженного кулуара, спускавшегося на ледник Тютюн. Слева от нас почти отвесными стенами обрывались склоны южного отрога Коштантау – одного из шести безенгийских пятитысячников. Где-то в нём находился наш следующий перевал – Тютюн, информация о котором была самой сложной и запутанной, но об этом потом, а сейчас перед нами было то самое место, где пострадали ростовчане.

На перевале Уллуауз. Слева в. Тютюнтау.

Левая по ходу сторона кулуара имела ряд впадин, где можно было спрятаться в случае чего. На том и порешили – идём по одному от укрытия до укрытия на верёвочных перилах и всё внимание - обстановке наверху! Первой здесь выпустили Таню со строгим наказом – сразу уходить за выступ скалы и ждать других. С того выступа залезли на простые скалы левого борта и около двухсот метров спускались по ним свободным лазанием, огибая камнеопасный участок кулуара под нами. На последних метрах перед ледником спустились дюльфером, оставив наверху верёвочную петлю.

Перевал Уллуауз с л-ка Тютюн. Справа в. Труд.

Пер. Тютюн с востока.

С начала спуска прошло три с половиной часа. Как только продёрнули верёвку, постарались побыстрее и подальше отойти отсюда. Очень уж красноречиво выглядели свежие следы упавших камней. Ого! Не сделав и полсотни шагов, наткнулись на лежащие в снегу побуревшие от крови бинты, рядом разбитые ампулы и шприцы. Всё ясно без слов, здесь были ростовчане. Ещё полчаса потратили на подход к центру плато ледника, тщательно прощупывая дорогу впереди себя. Вдали от всех склонов, откуда можно было ожидать «подарков», ледорубами выровняли площадку и встали «на якорь». Первый троечный перевал был позади!

ПЕРЕВАЛ ТЮТЮН (3Б, 3850 м)

Как только установили лагерь, я оделся поплотнее и, взяв ледоруб с фотоаппаратом, отправился поглядеть, что нам предстояло дальше. Стена, казавшаяся сегодня утром с перевала Уллуауз почти отвесной из-за эффекта лобового видения, вблизи оказалась и не такой уж страшной, но всё равно очень и очень крутой. Проходив полтора часа вокруг да около, понял, что подниматься надо вдоль правых по ходу скал. С левой стороны склон был испещрён следами камнепадов - тёмными желобками впадающими, как ручейки в реку, в глубокий жёлоб в центре кулуара, протянувшегося почти от самого перевала. Склон подрезался внизу широким поясом бергшрунда. Увидеть весь путь не удалось, выпуклый борт скал справа закрывал обзор. А то, что виднелось на почти километровом расстоянии от нашей палатки, не давало возможности судить о деталях. Ясность наступит по ходу завтрашнего штурма.

Вид на пер. Тютюн от лагеря.

Утро обнадёжило ясной погодой, но когда мы подошли к подножию склона, стало пасмурно, наверху сгустился туман. От самого низа начали тянуть перила. Через бергшрунд без особых хлопот переправились по снежному мостику, сохранившегося после схода весенней лавины.

Начало подъёма к пер. Тютюн.

Снежный склон постепенно стал ледовым, очень крутым и сильно сузившимся. Нас вплотную прижало к центральному желобу в том месте, где слева к нему спускалось сразу несколько желобков, покрытых каменной крошкой и пылью. Чтобы не попасть под случайные камни, пришлось уйти вправо на скалы. Здесь, после вертикальной четырёхметровой стенки, по перилам обошли опасное сужение и, набрав около сорока метров высоты, вернулись на лёд. Изгиб правого борта, не дававший вчера возможности разглядеть участок склона до перевала, остался сзади.

Прохождение скальной стенки.

Открывшееся взору оказалось очень интересным. Широкий центральный жёлоб резко сузился и превратился из канавы в длинную ледовую трубу с диаметром около полутора метров и узкой прорезью наверху. По дну трубы бежал ручеёк, берущий начало из-под снежника под самым перевалом. Нам хватило одной верёвки, чтобы протянуть перила внутри трубы. Не знаю, как себя чувствовали мои товарищи, но хорошо помню овладевшее мной желание как можно быстрее вылезти из этого «шланга», в котором, если случись что, некуда увернуться или спрятаться! Во всяком случае, все мои друзья выскакивали из верхнего конца трубы как чёртики из шкатулки и с заметным облегчением переводили дух!

Под скалами левого по ходу борта.

Оставшиеся чуть больше сотни метров до перевала по очень крутому оледенелому фирну мы преодолели сместившись влево к монолитным скалам. Забив в них несколько крючьев, навесили перила и вылезли на свою первую «тройку Б». Тютюн (МГУ) был взят! Непрерывный подъём от места ночёвки на плато до гребня перевала занял пять часов.

Несколько минут отдыхали на гребешке в компании с шоколадкой и остатками утреннего чая. Потом посмотрели вниз, на другую сторону. Там, на огромной глубине, отливало стальным оттенком тело ледника Крумкол. Спуск к нему был таким же крутым, как и преодолённый подъем на перевал, только намного длиннее. Узкий коридор с обеих сторон сжимался гигантскими скальными тисками. На безмолвный вопрос в глазах друзей ответил, что вниз спускаться будем только завтрашним утром!

Лагерные хлопоты.

Внизу ледник Крумкол.

Из тура извлекли записку группы из Латвии, бывшей здесь в августе 1981 года. Её руководитель Т. Кирсис сообщил о предыдущей группе из Кабардино-Балкарии под руководством А. Димитрюхина, которая всего на несколько дней раньше их поднялась на перевал с ледника Тютюн, сняв записку группы А. Бабиежа – второй группы, прошедшей перевал ещё в 1974 году. Сопоставив даты с имевшимся описанием, определили, что наша команда за двадцать четыре года оказалась пятой, попавшей в это место, забытое Богом и людьми!


Оставшиеся полдня провели в благоустройстве места для ночлега. На небольшом пространстве перевала оказалось две полуразрушенные площадки, выложенные когда-то ночевавшими здесь альпинистами. Одна из них, узкой полкой, расположившаяся на три метра выше перевала показалась более удобной и безопасной. Нарастив и выровняв её, поставили палатку, которая сбоку показалась как бы нарисованной на скале. Из кулуарчика рядом с палаткой сочился ручеёк, откуда кружкой можно было за несколько минут начерпать котелок.

Повелитель горного края.

Над седловиной возвышался большой каменный палец, очень походивший своими очертаниями на гордого повелителя из старинных времен, сидящего на высоком троне и обозревающего свои владения. Правильной формы голова с длинными волосами, спадающими на прямую спину, широкие плечи, спокойно лежащие на коленях руки - всё будило в уме предания о древних великанах, когда-то населявших этот край.

Такие рассветы надолго остаются в памяти.

Рассвет подарил величественную панораму гор Северной Осетии. На востоке из туманной дымки постепенно проявлялись очертания хребтов, между которыми находились ледники Караугома и Цея, ещё дальше угадывались горы Восточного Кавказа, там Игушетия, Дагестан…

Мы недолго любовались красотами. Надели снаряжение, собрали рюкзаки, и Саша ввинтил в лёд первый ледобур. Первым вниз пошёл Гена, вытягивая за собой верёвку. Буквально через пару минут на полсотни метров ниже нас от правого борта отвалился огромный кусок скалы и стремительно покатился на Крумкольский ледник. Ого! Что было бы, если мы начали спуск на десяток минут раньше? Судьба явно благоволила к нам!

Начало спуска на л-к Крумкол.

Весь день мы теряли высоту, переходя от укрытия к укрытию, протягивая и продёргивая верёвки. Всего за день было навешено около восьмисот метров перил и какую-то часть пути мы прошли в связках. Очень напрягало наблюдение за камнями, падающими со склонов. Несколько раз возглас: - «Камень!» предварял полёт птиц, слетавших откуда-то сверху.

Долгие метры вниз...

В самом конце спуска неудачно оступилась Таня и потянула связки голеностопа. То, что мы сделали сразу – это максимально разгрузили её. Из кулуара надо было уходить как можно скорее, солнце вовсю подтапливало его и случайные камешки, а иногда и камни всё чаше прочёсывали трассу нашего пути. Лечение провели уже в лагере, йодистая сетка, плотный бандаж и на первое время – покой!

Вид на пер. Тютюн с л-ка Крумкол.

С начала путешествия миновала неделя. На следующий день объявил днёвку, пожелав всем отоспаться и отдохнуть. Некоторая работа всё же намечалась – надо было провести разведку нижней ступени ледопада ледника Крумкол.

ПЕРЕВАЛ КРУМКОЛЬСКИЙ ПРОВАЛ (3Б, 4350 м)

Вот и первая наша днёвка! Погода – чудо! На небе ни единого облачка, вокруг ни единой травинки! Только камень, снег и лёд. Но нас это вполне устраивало. На больших валунах разложили спальники, рюкзаки, ботинки, постирали кое-что из одежды и с большим удовольствием приступили к солнечным ваннам. Первая половина дня плавно перетекла от завтрака к обеду. Бывалые походники отлично поймут наше наслаждение отдыхом, когда никуда не надо спешить, а погода не заставляет прятаться от неприятностей в виде дождя или холода! Только далёкий гребень Крумкольского провала с острым жандармом посередине напоминал, что нет ничего вечного, что очень скоро придётся впрягаться в ремни обвязок и лямки рюкзаков.


Столь приятные для души и тела часы днёвки!

После обеда мы с Игорьком взяли верёвку и пошли поискать начало прохода в ледопаде. Отсутствовали мы больше трёх часов и принесли собой снарядик от самолётной пушки длиной с палец и диаметром около двадцати миллиметров, который мирно лежал на льду. В кого тут стреляли и зачем – неизвестно, но, судя по всему, промахнулись и снаряд, пролетев изрядное расстояние, мирно упал тут. Этот «сувенир» забрал себе Серёга. Ребятам про ледопад Крумкола я рассказал, что просмотреть его до конца не удалось и что завтра предстоит большая работа.

А это ждёт впереди. Вид на пер. Крумкольский провал от лагеря.

Зато «посмотреть» на другой день хватило, чтобы запомнить надолго! Долгие шесть часов мы продирались сквозь джунгли Крумкольского ледопада. Было всё, что только могло быть: многометровые ледовые отвесы с раздельной транспортировкой рюкзаков, узкие лезвия снежно-фирновых мостиков через глубокие трещины, в которых клокотал поток воды, участки ледника, закрытые снежным покровом, по которым шли в связках с тщательным прощупыванием штычками ледорубов. Наша Таня выглядела молодцом, шла не подавая вида, что у неё что-то случилось с ногой.

На ледовой стенке.

За стенкой опять стена...

Фрагменты прохождения первой ступени ледопада.

После полудня мы выбрались на край плато, отделявшего пройденную ступень ледопада от следующей. Тут разразилась гроза с градом, начавшаяся без всякого предупреждения. Пришлось срочно развернуть лагерь и спрятаться в палатке. Отдельные градины, звонко щёлкавшие по тенту, были размером с ягоду алычи. Откуда-то сверху донёсся характерный шум сошедшей лавины. Непогода прошла также быстро, как и началась. Но дальше мы уже не пошли, какой был смысл сворачивать лагерь и через час или полчаса снова ставить его? Тем более что как не высматривали, мы не смогли увидеть впереди подходящего места для ночлега. Лучше с утра пораньше в темпе пройти оставшееся расстояние, с ходу преодолевая очередной барьер.

Лагерь между первой и второй ступенями ледопада.

Вторая ступень оказалась значительно проще пройденной. Своим видом высокая ледовая стена, напоминала вереницу домов на Ленинском проспекте в Москве. В нескольких метрах ниже и дальше от неё длинным комковатым валом лежала груда вчерашней лавины. В правой стороне «проспекта», куда лавина не дотянулась, оказался удобный выход на крышу «домов». Здесь, выше края крыши, начинался узкий скальный гребешок, свисавший галстуком по центру кулуара почти от самого перевала.

Вдоль "проспекта".

Слева над нами нависал массив Крумкола, справа уходили к небу отвесы пика Тихонова. Тут спокойная жизнь закончилась. Где-то наверху засел неприятель, задавшийся целью остановить нас на подступах к своей крепости. С завидным постоянством с обеих вершин к гребешку срывались мелкие камни. В наблюдение пришлось отрядить сразу двоих. Они, стоя спина к спине, безотрывно следили за обстановкой, пока остальные пересекали кулуар и в свою очередь становились наблюдателями. К гребешку по стометровому ледовому склону первый полез без рюкзака Саша, протягивая за собой верёвку и завинчивая ледобуры. Один из камней попал-таки по каблуку его ботинка, когда он в прыжке увёртывался от «подарка».

Выход к "галстуку".

Поднявшись до середины гребешка, мы вышли из зоны обстрела и в кармане под широкой скальной стенкой задержались на час, чтобы пообедать.

...А обед по расписанию!

После перерыва в течение четырёх часов беспрерывно вешали перила, с помощью жумаров преодолевали короткие стенки и помогали друг другу вытаскивать рюкзаки. Первым, вырубая в оледеневшем насте ступени, на перевал поднялся Серега. А через несколько минут Игорёк поставил точку в двухдневном марафоне на Крумкольский провал.

Последняя прямая к перевалу.

В туре оказалась записка двухнедельной давности, оставленной группой москвичей под руководством Новинского. В ней насторожило упоминание, что было их восемь человек, а по маршрутной книжке – семь. Зачем руководителю нужно было подчёркивать этот факт, можно было только гадать. Наверное, (ха-ха!) туристы вели с собой снежного человека или шпиона из солнечной Грузии! Заметив в скальной щели возле тура нечто поблескивающее, я с трудом извлёк оттуда жестяную коробочку, тронутую ржой, в которой оказалась ещё одна записка, гораздо интереснее первой с точки зрения истории. Она была датирована июлем 1975 года! 23 года тому назад шестеро туристов из Подольска под руководством Ю. Калагина ночевала здесь, поднявшись со стороны ледника Кундюм-Мижирги, оттуда, куда нам ещё предстояло спуститься.

У перевальной точки. Фото для семейного альбома.

Собравшись на небольшом пятачке у перевального тура, мы с бодрыми улыбками попозировали перед фотографом. Напряжение последних двух дней спало, впереди почти полдня отдыха, а чистый снег на северной стороне перевала без всяких условностей показал, что здесь безопасное место для ночлега. В снежном ребре вырыли уютную нишу, защитившую палатку и кухню от порывов ветра и протоптали дорожки в нужные места. Оставшееся время протекло в хлопотах по благоустройству в палатке и приготовлению ужина. Безоблачный вечер продемонстрировал нам во всей красе вершину Мижирги – одного из здешних пятитысячников, за которым торчала макушка Дыхтау, а слева от них к западу простирался массив Безенгийской стены, до встречи с которой оставалось не так уж много времени.

Начало спуска с Крумкольского провала.

У промежуточной станции.

Конец первого 120-метрового дюльфера.

12 августа, как только начало светать, мы ушли с Крумкольского провала вниз. Верёвок до конца склона под перевалом не хватило, пришлось тормозить, становиться на самостраховку и делать промежуточную спусковую станцию на середине более чем стометрового и очень крутого снежно-ледового склона с бергшрундом в самом низу. По всему его краю хрустальной бахромой висели разнокалиберные сосульки. Некоторые из них превратились в толстые столбы, отливавшие в утреннем освещении зеленовато-голубым цветом. Как это было похоже на дворец Снежной королевы! Игорьку, когда тот попытался ударом ноги отбить сосульку, крикнули: - «Не ломай красоту!»

Во дворце Снежной королевы.

От бергшрунда последовал длинный траверс по фирновому склону на восток вдоль подножия пика Тихонова. На его северном ребре мы нашли вмерзшую в лед основную веревку, во льду торчал ледобурный крюк, на котором висел карабин, немного выше ещё один. Всё говорило о том, что здесь кому-то пришлось срочно отступать, бросая по пути то, что сдерживало темп движения. Возможно, здесь была трагедия, свидетелями которой были только безмолвные горы вокруг нас…


На траверсе склона под пиком Тихонова.

Дальнейший спуск привёл к жандарму «Медведь» на северо-западном контрфорсе пика Тихонова. Вид на него снизу убедил - и впрямь, мишка косолапый сидит на пятой точке и что-то внимательно разглядывает! Посмотрев в том же направлении, неожиданно для себя увидели логичный путь на тело ледника, значительно короче рекомендованного описанием в путеводителе А.Наумова. Среди глубоких поперечных трещин на ледопаде угадывался проход к правому борту ущелья, где начинались несложные осыпи, выводящие на тропу к альплагерю «Безенги». Только до этих осыпей ещё надо было добраться, что мы и сделали во второй половине следующего дня. А перед этим была разведка прохода и довольно таки прохладная ночёвка, до которой мы спускались до самого вечера.

И чего это ему в лесу не сиделось?

Разведанный накануне путь изобиловал короткими дюльферными спусками. А всего за четыре дня прохождения перевала мы навесили больше километра перил, забили и закрутили множество крючьев. Очень часто пришлось идти в связках. Ещё одна цифра оказалась интересной – запланированный двухнедельный путь «Коштанской кругосветки» мы прошли за двенадцать дней. Этому очень поспособствовала на ключевых участках погода и наша физподготовка. Недаром мы намотали неподдающееся подсчёту количество километров на кроссах по лесным тропинкам около Ставрополя!

Очередной дюльфер.

Здесь тоже дюльфер, но покруче...

Внизу лабиринт л-ка Кундюм - Мижирги.

Мы уже хорошо сбросили высоту...

Заседает "военсовет" - что, как и куда?

Маневром среди трещин

Спуск в разлом.

Транспортировка рюкзаков.

Приблизились к правому берегу л-ка Кундюм-Мижиргм.

Последний дюльфер спуска с перевала.
Фрагменты прохождения ледопада л-ка Кундюм-Мижирги.

У большого валуна на ровном поле ледника сфотографировались на фоне северной стороны нашего перевала. В кадр попали пик Тихонова и жандарм «Медведь», еле различимый с большого расстояния. Убрали в рюкзаки обвязки и кошки. С кошками немного поторопились, буквально меньше, чем через сотню метров их пришлось доставать снова, чтобы пройти через оледенелый разрыв тропы на моренном гребне. Затем переправились по камням через пару широких ручьев и неожиданно наткнулись на большую стайку шампиньонов под травянистым гребнем. Грибочки оказались как на подбор – большие, крепкие и без единой червоточины! Отличная добавка в вечернее меню!

Вот и всё, Крумкольский провал позади.

Придя в альплагерь, первым делом забрали заброску и, оставив её на небольшой полянке под присмотром Тани, двинулись в спасслужбу. Уже знакомый нам Юрий Саратов сидел на крылечке своей резиденции и беседовал о чём-то с таким же, как и он, убеленным сединой мужчиной. «Здравствуйте!» - поприветствовал я их. Саратов приподнялся и спросил: - «Как сходили?» «Всё нормально!» - был ответ. Никогда не забуду этот плавный взмах начспасовской руки со словами: - «И, слава Богу!»

Кратко обрисовав обстановку в пройденном районе, я поинтересовался, где лучше всего встать биваком и с удивлением узнал, что это разрешено только на территории альплагеря, ибо вокруг заповедник, и только в домике, палатки ставить нельзя! Вот это да! Пропуска в заповеднике у нас не было! Мы в темпе рванули обратно туда, где охраняла наши вещи Таня. Без лишних разговоров похватали рюкзаки, коробки с продуктами и ввалились в расположение лагеря. И вовремя! Оглянувшись, увидели, как к тому месту, где мы были десять минут назад, подходят двое егерей в камуфляже и с карабинами за плечами.

Узнав, что аренда четырёхместного домика стоит 800 рублей в сутки, кое-как наскребли требуемую сумму и обрели крышу над головой.

48 ЧАСОВ В АЛЬПЛАГЕРЕ… (13 – 15 августа 1998 г)

В первые же часы отдыха случилось непредвиденное: Гена получил из дома известие, обязывающее его срочно вернуться. Уехать отсюда можно было только утром на следующий день. График потребовал внесения корректировки, выход на маршрут перенесли на полсуток вперёд. Возникла проблема финансового характера – оплатить ещё день проживания. Решить её помог мой самодельный нож из нержавеющей стали в кожаном чехле. Расставаться с ним было жалко, но так сложились обстоятельства. Покупатель нашёлся очень быстро.

Прошла ещё одна ночь в условиях относительной цивилизации, когда из шести человек четверо спали на койках, а двое - на полу. В лагерном душе горячая вода была только с утра. Объёма бака, согретого за ночь в котельной для всех желающих смыть с себя пыль пройденных дорог, явно не хватало. Мне, поздно узнавшему про такое, пришлось довольствоваться весьма бодрящей водной процедурой.

Крумкольский провал хорошо просматривался из лагеря, это стало причиной уважительного внимания к нашей группе со стороны его обитателей, которые наблюдали за нашим спуском. За короткий срок мы перезнакомились с альпинистами из Питера, Москвы, с Урала и Украины, Все интересовались нашим дальнейшим маршрутом, удивлялись его сложности и искренне желали нам удачи и погоды.

15 августа мы помахали вслед автобусу, увозившему Гену и пошли готовиться к семидесятикилометровому переходу через семь перевалов. На него от альплагеря до города Тырныауза по плану отводилось двенадцать дней. Разобрали продукты, от которых Генка с собой взял совсем ничего, какое-то количество их оставили на подоконнике, пусть воспользуются ими те, кто тут будет после нас. Остальное затрамбовали в рюкзаки, куда потом было трудно просунуть палец.

Перед началом второй части маршрута.

Во второй половине дня наша поредевшая команда спустилась с высокой поляны альплагеря на ледник Уллучиран. До мурашек тронуло то, что из многих домиков вышли люди и махали нам руками, желая доброго пути. Именно в этот момент я остро почувствовал нашу сопричастность к тому, что называется горным братством.

Как горы нас зовут…
Кавказский край снегов,
Парит над всем Эльбрус -
Нам песню гор поёт.

И эта песня нам
Жить дома не даёт –
Уводит нас к горам,
На край земли ведёт.

А на краю земли,
В бездонной синеве –
Все рядом и вдали
Застыло в серебре.

Там, посреди снегов,
Там, на краю земли,
Проверит песня гор –
На что способен ты…

Коль будет тяжело,
Тебе не устоять,
Вернись, хоть нелегко
Все снова начинать.

А если пройден путь
По краешку земли,
Ты загадай, мой друг,
Сюда опять прийти!

ПЕРЕВАЛ КАТЫНСКОЕ ПЛАТО (3Б, 4860 м)

Вначале две коротеньких зарисовки, где в них правда, а где вымысел, пусть читатель судит сам.

Открывшийся от альплагеря вид на Безенгийскую стену впечатлял, он выглядел треугольником, развёрнутым одним из углов вниз. Сторона напротив этого угла была плавной линией, на которой заметно выделялись две вершины. Игорёк сразу спросил меня, как они называются? Острый пичок на слегка волнистом гребне с левой стороны носил имя Катынтау. Справа от него, через широченное поле Катынского плато, правильной пирамидой возвышалась Гестола.

Прошло около часа, мы присели отдохнуть, Игорёк опять задал тот же вопрос, на который вновь получил исчерпывающий ответ. Но моё «ангельское» терпение кончилось, когда он в третий раз спросил об этом уже возле поставленной палатки. Смастерив на левой руке кукиш, а на правой подняв средний палец, я развёл руки перед приятелем, стараясь попасть ими на одну линию с вершинами, и повторил названия. «Наглядные пособия» существенно помогли процессу изучения топонимики Кавказа. Игорёк более не возникал.

На очередной передышке между альплагерем и подножием стены, а путь этот был не ближним, больше двенадцати километров, моё внимание привлёк грустный вид Тани. Она задумчиво тянула из пробитой жестянки сгущённое молоко. Другая баночка с её любимым лакомством стояла рядом на камне. Их она несла в руках. В рюкзаки, как я уже упоминал, при всём желании ничего больше нельзя было впихнуть. Показалось даже, что в Танюшкиных глазах подозрительно блестела влага. Что это было – реакцией на слепящие лучи солнца или печалью об оставленных в лагере ещё трёх банок сгущёнки, которые никто не хотел нести? Воистину, чужая душа – потёмки!

Так рождаются были и легенды. Сколько мы принесли их из наших путешествий!

Поставив палатку на большом расстоянии от стены, мы с Игорьком и Сашей пошли изучать обстановку для завтрашнего восхождения. Под ногами извивались желоба со стремительной прозрачной водой. Мы никак не могли напиться, часто нагибались, зачерпывая ладонями вкусную и холодную влагу. Поверхность льда, усеянная гравием и серой пылью, напоминала асфальт, а сама стена производила впечатление живой, где-то слышался перестук падающих камней, причудливыми фигурами сверху сползал туман.

Определившись, наконец, с точкой старта и обернувшись, мы не увидели нашей палатки, все пространство между ней и нами затянуло молочной завесой. На наше ауканье послышался ответ. Идя на голос, сквозь пелену различили светлые пятна фонаря, которым размахивал Серёга. Могли пройти мимо палатки в десятке шагов и не увидеть её!

Лёд здесь серый как асфальт.

Вот настал тот день и час, когда мы наступили на первые метры Безенгийской стены! Некоторое время просто шли друг за другом, страховка была не нужна, только внимательно поглядывали наверх, остерегаясь нежелательных «гостинцев». Склон, покрытый каменной пылью становился всё круче, с какого-то момента мы разделились на связки и стали набирать высоту, используя верёвку верхней связки как перильной для идущей вслед за ней. Поочерёдно выходя вперёд и вверх, мы постепенно приблизились к скалам северо-восточного ребра Катынского плато.

Над Безенгийским ледником.

У начала скального участка подъёма на Катынское плато.

Там, где ледник соприкасался со скалами, увидели косую полку, уходящую вверх - влево за ребро, и перешли на неё. Собравшись вместе на маленькой площадке, оглянулись вокруг. Внизу широкой лентой стекал на север ледник Уллучиран, незаметно переходя вдали в бурный поток Черека Безенгийского. Справа от него тянулся к небу массив Дыхтау – главный пятитысячник в Безенги. За ним спрятались вершины рангом ниже - Миссестау и Брно. С левой стороны ледника тянулись скалистые склоны Каргашильского хребта, основание которого зеленело кустарником.

Вид на север.

Наша полка за поворотом налево превратилась в широкое устье кулуара, которое следовало пересечь, чтобы вылезти на ребро, уводящее вверх. Сзади шли Таня и Игорёк. Я был уже на середине кулуара, когда передо мной откуда-то сверху стремительно пролетел «чемодан». За ним, как из тюбика с пастой рванулось целое стадо камней. Несколько мгновений я увёртывался от них чёртом в ступе. В шаге выше заметил небольшой выступ и сразу же свалился головой под него. Краем глаза успел увидеть вжавшуюся в стенку кулуара Таню и чуть ниже неё Игорька. Потом всё утонуло в пыли и грохоте. Тишина наступила неожиданно. Встав в оседающей пыли я увидел, как подо мною расплывается тёмное пятно, боли не было, только от поясницы и до ступней ощутил жжение кожи. Пытаясь понять, что произошло, спросил Таню, что под ногами у меня – кровь или что? В ответ услышал: - «Или чё!» Оказалось – бензин!

Уже на безопасном ребре снял рюкзак и увидел две рванины. Под одной сбоку была пробитая камнем полуторалитровая бутылка с бензином, под второй, на верхнем клапане изувеченный фотоаппарат – мыльница. Уже позднее, вечером обнаружил вмятину на корпусе часов, которые висели на груди и подрезанную острой кромкой камня лямку рюкзака. Часы продолжали аккуратно тикать, а прорехи на рюкзаке я зашил. Пришлось расстаться со спальным мешком – «ногой». Насквозь пропитанный бензином, он стал абсолютно непригодным для сна. А как я спал после этого? Товарищи давали на ночь пуховую куртку, одевал её на себя, а своим пуховиком кутал нижнюю часть тела и натягивал до груди рюкзак.

Подъём с перилами в особо крутых местах по ребру над коварным кулуаром привёл на полку, длинным полукружьем опоясывающую склон. Здесь присели передохнуть. Только сняли рюкзаки, как сверху донёсся характерный перестук падающих камней. Все рванулись под защиту стены, а Таня к своему рюкзаку, желая забрать его с собой, но не успела. Две руки – Сашина и моя подхватили её и втянули в укрытие. А между наших рюкзаков, чудом не задев ни одного, шлёпнулось несколько камней размером с детскую голову, вечером на плечах у Тани увидели синяки – следы от наших пальцев.

Место для ночлега на этой полке искали долго, оценивая и прикидывая траекторию возможных подарков сверху. Площадку со слегка нависающим над ней скальным козырьком пришлось наращивать и выравнивать камнями, благо в строительном материале недостатка не было. Оттяжки палатки закрепили на забитых крючьях. Так прошёл этот день, который я вполне мог назвать своим вторым днём рождения.

Ремонт рюкзапка

Лагерь на скальной полке.

Следующие сутки ознаменовались сменой скального рельефа снежно-ледовым. За весь день набрали почти тысячу метров высоты. Выглядевший вчера широкой дорогой ледник Уллучиран превратился сегодня в узкую тропинку. Вечер мы встретили на пологом ледовом балконе, с которого открывалась широкая панорама с востока на запад от перевала Дыхниауш до вершины Салынан. На нём из-за тумана, закрывшего сплошной пеленой верхнюю часть Безенгийской стены, мы прожили два дня. Туман висел над нами так близко, что до него, казалось, можно было дотянуться рукой с ледорубом.

Начало снежно-ледового этапа.

Всё выше и выше...

В обход провала.

Под иссиня-чёрным небом...

Наш второй лагерь на подъёме, в нём жили два дня.
Эпизоды второго дня подъёма на Катынское плато.

То и дело до нас доносился грохот ледовых обвалов со стороны Джангитау, да трижды со скрипом вздыхал лед под палаткой. Это было не мудрено, ибо пришло на балкон больше полтонны живого груза, который в течение всего времени уплотнял своей тяжестью снежно-ледовую массу.

Перед нами - Дыхтау.

Вид на пер. Дыхниауш.


Потеря времени вызывала досаду. Она усиливалась тем, что всё, что находилось ниже нас, было прекрасно видно. Но без дела мы не сидели, во второй половине дня, использовав айсфифи, ледобурные крючья и жумары, сумели навесить верёвку на десятиметровой стене бергшрунда, по которой утром следующего дня вылезли на крутой снежно-ледовый склон и вытащили следом рюкзаки. Путь наверх продолжался!

Вверх по линии падения воды.

Картина внизу напоминала берег моря, об который словно волны бились облака, а над головой царили иссиня-чёрные краски бездонного неба.

Сказочный рассвет...

На карте Кавказ найди,
Едут сюда не зря.
Над ледником Безенги
Плещет огнём заря.

Шорох веревки по льду,
Крючья слегка звенят,
Ты на такую стену
Должен хоть раз попасть!

Обвалы гремят в ночи,
Югом идёт луна,
Звёзд золотых Безенги
Отблеск ловит стена.

Острые тени бросал
Гребень, как миражи,
Значит, ты что-то видал,
Если был в Безенги…

Снизу плывут облака,
Прячут в себе дожди,
Нам не забыть никогда,
Небо над Безенги.

Мы с маршрута вернулись,
Сняли с плеч рюкзаки.
Как сравнить асфальт улиц
С камнем стен Безенги?

Как понять мысль простую,
Что в квартирных стенах
Жизнь влачим, существуя,
Счастье ищем в горах.

Там, где склоны крутые,
Там, где скалы и льды,
Где вершины седые
Безенгийской стены…

Мы поднимались всё выше и выше. Всё ближе становилась кромка перегиба, за которым начиналось Катынское плато – крыша Безенгийской стены. В какой-то момент крутизна склона стала быстро уменьшаться. Игорёк вытоптал лунку, поставил в неё рюкзак, сел на него и мечтательно произнёс: – «Приду домой, заведу кота и собаку… Барбоса назову Глиссером, а кошака – Выполаживанием!»

Только что Игорёк придумал клички для домашних животинок...

Прошло ещё около получаса, под нашими ногами оказался испещрённый застругами край Катынского плато! Высота четыре с половиной тысячи метров над уровнем моря! Слева от нас ослепительно блестел снежными склонами Катынтау. Пик казался совсем близким, но это было обманом зрения. Вправо, с заметным снижением уходило огромное снежное поле, по углам которого стояли две правильные остроконечные пирамиды - Тетнульд и Гестола. За Тетнульдом в тёмно-синем мареве таяли горы и долины Сванетии. Мы не сразу пошли дальше, около получаса стояли у сброшенных на снег рюкзаков, смотрели во все стороны, фотографировали окрестности и самих себя на их фоне, говорили о чём-то, о чём – трудно вспомнить, но наши души точно пели!

Катынтау.

За нашими спинами - Тетнульд.

И чтоб ты ни делал, и где бы ты не был,
Забыть ты не сможешь той снежной тропы…
Туманом белёсым затянуто небо,
По гребню неспешный набор высоты.

Ступени следов за собой оставляя,
С надеждой увидеть, что там, на пути,
Что ждёт тебя там, за каймой перевала?
Какие вершины ещё впереди?

По жизни всё время решая проблемы,
Мы в сердце сжигаем частицы души,
Искать мы не будем, где право, где лево,
А прямо пойдём до последней черты.

И где бы ты ни был, и чтоб ты не делал,
И как бы с тобой не игралась судьба,
Ты вспомни момент, как открылось нам небо,
Как вслед за тобою поднялись друзья!

Как таял туман, уходя вниз, в долину,
И в горные реки сливались ручьи,
В строю, как солдаты, стояли вершины
И небо с землёю сходилось вдали!

Откуда нам знать, сколько жить нам осталось,
И сколько ещё по горам нам ходить,
Каким мы закончим свой путь перевалом –
Об этом, наверно, лишь Богу судить!

Эйфория не могла продолжаться долго, время заставляло идти дальше. У меня в памяти крепко сидели слова старших товарищей, когда-то побывавших тут: - «Во второй половине дня погода резко меняется, начинается сильный ветер, приходят, откуда не возьмись, грозы и к ночи - сильные морозы!» В связках мы направились к северному ребру Тетнульда, где предстояло найти перевал Добровольского.

По Катынскому плато.


ПЕРЕВАЛ ДОБРОВОЛЬСКОГО (3А*, 4300 м)

Целый час мы пересекали Катынское плато с северо-востока на юго-запад. Сначала подошли к подножию Гестолы. Подняться на неё с плато казалось совсем несложным делом, в голове мелькнула мысль, что шедшие в первой связке Саша с Игорьком намеренно пошли сюда, а не сразу к Тетнульду, рассчитывая на то, что я соблазнюсь кажущейся доступностью вершины и предложу сделать восхождение на неё. Но авантюра не состоялась.

У подножия Гестолы.

Западный край Катынского плато.

На гребне перевала Добровольского.

Миновав зону глубоких трещин и обойдя чудовищные разломы, мы остановились на ледовом гребне перевала Добровольского. Его впервые прошла в связке с Катынским плато в группа из Литвы под руководством А. Бабиежа. Тогда путь с ледника Оиш на Катын расценивался как ЗБ, сейчас он понизился на полукатегорию, но все равно каждое его прохождение - это не рядовое событие, в чем мы убедились уже на первых метрах!

Вид с перевала на л-к Оиш.

В устье ледового кулуара.

Вниз, на Оиш уходил узкий и крутой снежно-ледовый кулуар. Кинули верёвку, через полсотни метров дюльфера попали на край разлома. Ещё две полусотни метров привели на верхнюю стенку широкого бергшрунда, заполненного водой. По косому и узкому ледовому ножу спустился Серёга, за ним остальные. Я пошёл последним и не удержался. Успев заблокировать верёвку в тормозном устройстве, маятником пролетел по широкой траектории над водой и, отчаянно изогнувшись, попытался зацепиться за противоположную стенку бергшрунда. Увы! Мои кошки только царапнули лёд, а затем я повис в ледовом мешке в полутора метрах над водой, сжатый ремнями обвязки и лямками рюкзака.

Спустя пару минут сверху показалась голова Игорька, он попробовал подтащить меня, но это сделать удалось, когда на помощь подоспел Саша. Ребята ввернули ледобуры, продели в них карабины и подняли меня с помощью системы из жумара и схватывающего узла. Пару минут я лежал на краю стенки, отдыхая после головокружительного полёта в стиле Карлсона, улепётывающего от мухобойки фрекен Бок. Порция адреналина получилась достаточно чувствительной.

Утро на л-ке Оиш. Наверху далёкий вчерашний перевал.

Двухчасовое маневрирование в разломах у подножия перевала, а затем в ледовом лабиринте под южными склонами Гестолы вывело нас на морену рядом со слиянием ледников Оиш и Цаннер. Ещё один ключевой участок маршрута пройден! Дальнейшее уложилось в несколько слов – площадка, палатка, ужин, сон!

ПЕРЕВАЛ СЕМИ (2А, 3769 м)

Начался второй день пребывания в Грузии. Проснулись не рано, солнце уже висело над головой. Утро и погода как бы напоминали Черноморское побережье Кавказа. Только вместо морских волн вокруг дыбились кучи снега и льда. Сзади щерился сераками и разломами пройденный ледопад, а впереди плавно поднимался моренный вал, по которому предстояло идти к перевалу Семи. Так его назвали либо в честь группы из семи советских альпинистов, прошедших его в начале прошлого столетия, либо из-за топонима сванского языка «семи» - третий, ибо он находился в связке между перевалами Верхний Цаннер и Китлод, через которые ходят из ущелья Безенги в ущелье Чегема.

До перевала в этот день не дошли, заночевали в паре часов хода от него на площадке из мелкообломочного шиферного сланца. Свои поправки в график движения внесла гроза с градом, длившаяся чуть меньше часа, а собирать палатку и уходить на вечер глядя с «насиженного» места не имело смысла.

Вспышка "золотой лихорадки".

За ужином под порцию «командирских» отметили находку Серёги в виде залежи камней, в разломах которых блестели крупицы металла вполне определенного цвета! Находка положила начало «золотой лихорадки» - в течение некоторого времени мы дружно ковырялись в камнях, пытаясь найти экземпляры побольше и поярче. Ушедший вперед Игорёк не сразу заметил возникшую суету, скинув рюкзак, он налегке прибежал обратно, но к шапочному разбору не поспел. Стихийно возникший трест, названный по аналогии с находившимся где-то внизу сванским селением Жабеши «Жабешзолотом» уже распределил свои акции. К чести Игорька следует отметить, что он не растерялся и заявил о создании корпорации «Жабешщебень», основным источником доходов у которой будут поставки на потребительский рынок щебёнки. «Её здесь немеряные горы!» - отметил он со светлозубой улыбкой.

Во избежание обвинений в незаконном присвоении природных ресурсов и возможных визитов рэкетиров к членам треста и корпорации, спешу сообщить читателям, что находка представляла собой не что иное, как колчедан – «золото дураков»! Пару его кусочков мы всё же унесли с собой в качестве сувенира.

К перевалу Семи вдоль ГКХ.

Только что перевалили через Семи...

На следующий день мы поднялись на широкое фирновое поле перевала. Перейдя его, на западной стороне уселись передохнуть и заодно разглядеть дальнейший путь на перевал Западный Тихтенген (он же Димитров). Следы свежих камнепадов под ним заставили склониться к запасному варианту. Воспоминания об обстрелах на Тютюне, Крумколе и под Катынским плато крепко засели в памяти! С этими, ещё «тёплыми» воспоминаниями, спустя час мы подошли к гребеню перевала Китлод.

Впереди чёрные сланцы перевала Китлод.


ПЕРЕВАЛ КИТЛОД (2Б, 3700 м)

Этот перевал запомнился осыпью из чёрного сланца, сползавшей со скального гребня на ледовое поле. Камни антрацитового цвета выделяли впитанное с начала дня тепло солнца с такой силой, что мы чувствовали этот жар даже через сидушки.

На Китлоде.

Начало спуска к увиденному внизу крюку, думали - халява!

От перевала мы не ожидали каких либо сложностей. Классический спуск на ледник Кулак в ущелье Чегема был по лезвию северного контрфорса, начинавшегося от центра седловины. Но наше внимание привлек увиденный сверху скальный крюк забитый на восточном склоне ребра. Приглядевшись, увидели ниже его и второй. Захотев лёгкой жизни, спустились туда дюльфером, но от второго крюка третьего, как не высматривали, увидеть не смогли.

Здесь мы, неожиданно для себя, «зависли» на несколько часов, пытаясь найти приемлемый спуск на ледник, до которого было около трехсот метров. Скалы при попытках забить в них крюк крошились, выступы, где можно было бы набросить петлю, вообще отсутствовали. Только когда удалось пролезть вправо больше чем на полсотни шагов, наткнулись на длинную, слегка косоватую щель, по которой удалось приблизиться к леднику и попасть на более прочные скалы.

Лагерь под восточным склоном северного контфорса пер. Китлод.

Лагерь на леднике Кулак ставили в полной темноте на безопасном расстоянии от скальных стен Китлода. Уже дома я вычитал в каком-то путеводителе, что все варианты прохождения перевала Китлод кроме классического тянут на «тройку А». Что-либо добавить к поговорке «Дураков работа любит» было трудно!

Вид на пер-лы Ложный Твибер и Твибер.

По кусочку лунной поверхности...

Утром, полюбовавшись на перевалы Твибер и Ложный Твибер, пересекли ледник Кулак. Его поверхность здорово напоминала снимки, присланные когда-то нашим «Луноходом» со спутника Земли! Через час мы стояли у основания ледника Южный Чат. Отсюда предстояло сходить за заброской на турбазу «Чегем».

ДВЕ ПОЛУДНЁВКИ – ЭТО ДНЁВКА! (22-23 августа под Южным Чатом)

Площадки под Южным Чатом просто шикарные! Ровные, зелёные, рядом ручей с кристально чистой водой, огромные валуны создавали защиту от ветра. Была и достопримечательность в виде небольшого треугольного озера. Один берег его был крутой кладкой из крупных камней, другой, более пологий, являл мелкую осыпь, проросшую травой со цветами, а третий был образован отвесной стеной отрога скалы Бодорку, сколы которой природа разрисовала узорами причудливой формы и расцветок. Вся эта поразительная картина отражалась в спокойной воде как в зеркале.

У секретного озера.

Оставив здесь Серёгу с Танюшей, мы с Игорьком и Сашей отправились за заброской. Прошли через заброшенный и разорённый приют «Северный Твибер». В нём раньше отдыхали плановые туристы с Чегемской турбазы перед выходом к морю. Здесь, среди заржавленных каркасов многоместных палаток выделялся утоптанный прямоугольник волейбольной площадки, наверное, самой высокой в стране. Её высота – 2780 метров над уровнем моря нередко заставляла задыхаться любителей этой игры. Это пришлось испытать и мне, ещё в 1986 году, во время семинара высшей инструкторской подготовки в Чегеме, куда я попал стажёром.

Совсем недавно тут было людно... У Северного приют Твибер.

Миновали минеральные источники Гарасу, ещё полчаса и вот обнесённые колючей проволокой корпуса турбазы, где расположились пограничники. Мы направились к калитке с часовым возле неё, но тут нам дорогу заступил крепкого вида пожилой мужчина с карабином через плечо, в синей форменной одежде и в такого же цвета фуражке с кокардой в обрамлении листьев. Представившись старшим инспектором Кабардино-Балкарского госзаповедника, он потребовал у нас документы и пропуск. Пришлось мне лезть в рюкзак и доставать маршрутную книжку, паспорт, а вот пропуска у меня как раз-то и не было! Узнав об этом, инспектор быстро спрятал мой паспорт в карман своего френча и, просмотрев маршрутку, предложил ехать в Кашхатау за пропуском. На мои доводы, что уже пришлось там побывать, но не удачно, он только развёл руками – дескать, ничего не знаю! Вот, мол давай туда и обратно! Когда я сказал, что «туда – обратно» это как минимум три дня, а наверху осталось ещё двое из нашей группы, которые за это время с голода помрут, он парировал это словами: - «Проголодаются – сами сюда придут!» На что я взмолился:- «Да они в первый раз тут! Ничего не знают и заблудятся!»

Так мы препирались почти целый час. С десяток солдат - погранцов по другую сторону ограждения с большим интересом прислушивались к нашим дебатам. Сашу и Игорька, попытавшихся хоть как-то поддержать меня, он резко осадил: - «Я разговариваю с тем, кто привёл вас сюда, с него и спрос!» Эти слова невольно показали, что у старшего инспектора большой опыт общения с такими как мы нарушителями установленного порядка в заповеднике. Я уже начал сникать перед его доводами, подкреплёнными правилами и законом, как вдруг ко мне совсем неожиданно пришла помощь – появился егерь Алим, тот самый, с которым мы встретились, когда приехали в Чегем с заброской три недели тому назад. Он то и подтвердил правоту моих доказательств, припомнив даже, что я хотел у него оформить пропуск, но это оказалось невозможным.

Старший инспектор задумался, потом достал мой паспорт, ещё раз перелистал его, достал ручку и на пограничном пропуске дописал, что разрешает нам пройти через перевалы Чат и Сарын и даёт на это трое суток. Расписался и, отдав всё мне в руки вместе с маршруткой, сказал: - «Виктор Владимирович! Когда гуляешь по городу у себя дома, это одно, а если идёшь в заповедник, то платить надо!» и многозначительно поднял вверх указательный палец. Затем он ушёл вместе с Алимом, а мы, наконец, сумели поздороваться с начальником заставы – молодым лейтенантом. Он отдал распоряжение, и солдаты вынесли из кладовой три картонных коробки с нашими продуктами. Вид мой после долгой дискуссии с инспектором был утомленный, лейтенант беседовал со мной с явным сочувствием, а один из пограничников сказал, что они очень болели за нас!

К лагерю под Чатом мы возвратились в сумерках. Ещё издалека, на фоне светлого неба разглядели стоящую на валуне фигурку Тани, всматривавшуюся в глубину ущелья. Как всё-таки было хорошо, когда мы все вместе собрались возле палатки за ужином вокруг каменной плиты, послужившей нам столом! Пара свечей в консервных банках по углам плиты придали вечеру романтичное очарование.

С утра Саша распределил по рюкзакам принесённую заброску, а после лёгкого обеда мы двинулись к последнему «троечному» перевалу нашего похода.

Озеро под л-ком Южный Чат.

ПЕРЕВАЛ ЧАТ (3А, 3920 м)

Всё произошло, как и планировалось. К вечеру мы неспешно поднялись к большому нунатаку, под которым была вода и ровное место. А перед ним Серёга сделал очень красивое фото. Голубизна неба плавно перетекала в тёмно-синий цвет ледового плато Южного Чата. Слегка просевшее перед ним волнообразное заснеженное пространство очень походило на колышущуюся поверхность Ледовитого океана. Громада пика Тихтенген, вся испещрённая серыми рёбрами скал и снежными кулуарами, напоминала остров архипелага Северная Земля, на макушке которого начал пылать багрянец заката. А на плато, как на краю ледового припая, стояли тёмные силуэты людей. Перед глазами родилась полная иллюзия суровой Арктики...

Кавказская Арктика.

Лагерь под нунатаком.

Наутро мы за сорок минут дошли до перевала. Доставая из тура пенал с запиской, мы ожидали, что она будет от земляков. Так оно и получилось! Десять дней тому назад здесь побывали ставропольчане, которые под руководством Саши Даржании шли горную «пятерку». Мы от души порадовались за наших друзей.

На перевале Чат.

В средней части л-ка Северный Чат.


На северной стороне пер. Чат.

Вниз вёл хорошо знакомый склон, где мне уже пришлось побывать раньше. Друг за другом мы быстро спускались дюльфером, продёргивали верёвки и снова теряли высоту. Работала хорошо отлаженная машина. Через четыре часа мы уже были на берегу Башильаузсу, а ещё через час установили палатку на зелёной площадке в берёзовом криволесье. К ужину насобирали подберёзовиков и обабков.

Странное чувство вызвало прохождение Чата, будто и не «тройкой А» он был! Объяснение этому простое - ведь уже шла четвёртая неделя как мы попали в высокие горы! Сам поход был лучшей школой! Каждый день пришлось идти по траве, осыпям, снегу, льду, скалам различной крутизны и протяжённости. Сама природа учила нас ходить по горам и, похоже, что в нашем лице она нашла прилежных учеников.

Наш поход после Чата перешёл в заключительную фазу – осталось набрать километры. И, как это не показалось странным, только сейчас, на четвёртой неделе пути наш аппетит стал стабильным. Объяснение тому было простым – мы вернулись на привычную для обычной жизни высоту!

ПЕРЕВАЛ САРЫН (1А, 3300 м)

С места ночёвки ушли правым берегом Башильаузсу по тропе в берёзовом криволесье, затем по альпийским лугам и тенистому смешанному лесу.

В одном месте, не доходя до турбазы «Башиль», изменившееся русло реки смыло тропу и образовало прижим, который пришлось обходить по заросшей кустарником и травой скале выше воды на 30-40 метров. Впереди меня на неё с пакетом грибов в руках поднимался Саша. Настал момент, когда понадобилось включить «передний мост», то есть держаться на склоне руками. Пакет создавал неудобство, но не выбрасывать же его! Саша ухватил пакет зубами и полез дальше. На полке он оглянулся и я не мог сдержать смеха, до того он походил на кота, поймавшего жирную мышь! Показалось даже, что зрачки Сашиных глаз отсвечивали зеленоватым оттенком!

Тропа вывела к месту, где на другом берегу стояли домики турбазы, а у воды стояли пограничники и призывно махали нам руками. Приглядевшись, мы не сразу увидели на фоне тёмно-зелёных сосен два толстых троса, протянутых чуть выше воды на расстоянии полутора метров один над другим. Рукой, показав на них, я вопросительно глянул на солдат. Кричать было бесполезно, шум воды оглушал. Увидев утвердительные кивки головой, недолго думая встал на нижний трос ногами, а верхний крепко сжал руками в перчатках и двинулся приставным шагом на другой берег. Ширина потока была метров двадцать, может чуть больше. На середине тросовой переправы стало ощутимо раскачивать, брызги воды долетали до пояса. Но вот и берег! Погранцы обступили меня, хлопали по плечам, пожимали руку, поздравляя с успешной переправой. Но ещё в больший восторг их привела Таня, которая перешла по тросам вслед за мной.


Верховья Чегемского ущелья.

Здесь нас ожидала последняя заброска. В памяти надолго осталось то радушие, с которым встретили нас на заставе, неподдельный интерес к рассказу о наших приключениях. Затем был горячий душ, за ним, как мы не отнекивались, угощение в солдатской столовой со свежеиспечённым хлебом, по которому мы так соскучились. Во второй половине дня, тепло распрощавшись с гостеприимными хозяевами заставы, мы по тропе в хвойном лесу дошли до устья большого ручья Джайлыксу, впадающего в Башильаузсу, нашли переправу на другой берег и чуть выше неё встали лагерем на уютной поляне.

На тропе к пер. Сарын.

На Сарын поднялись на другой день тягучей тропой в изнуряющей жаре. В громадном, почти в человеческий рост туре, сложенном из камней на большом валуне сменили записку. После отдыха спустились к каменной кладке через широкий ручей Кестантысу. От переправы пастушьей тропинкой вдоль ручья, терявшегося в камнях, поднялись в заключительный цирк под вершиной Сарынтау. Спустя час с площадки, где поставили палатку, мы уже видели гребень хребта с последним перевалом нашего путешествия.

Лагерь перед последним перевалом.

ПЕРЕВАЛ ШАХТЁР (2А, 3923 м) – ПЕРЕВАЛ КАЯРТА ВОСТОЧНЫЙ (2А, 3921 м)

За пару часов мы по осыпям вылезли на гребень восточной ветви хребта Адырсу. С него сразу узнали хорошо знакомые по прошлым походам вершины Килар и Аджикол, зеленеющее за ледником ущелье реки Каяртысу. На куполе восточной вершины Эльбруса причудливым вопросительным знаком изогнулся гребень Ачкерьякольского лавового потока… Вот тут-то и обнаружилось, что неточность картографического материала привела нас вместо Каярты на перевал Шахтёр! Разобравшись с этим «великим географическим открытием», решили сходить к Восточной Каярте налегке.

Под пер.Шахтёр - это мы узнали уже наверху...

Эльбрус.

По гребню на Восточный Каярт.

Экскурсия продолжалась около двух часов. Походили по льду, полазили по скалам, покатались глиссером по снежным склонам, полюбовались на далёкие горы Безенги. Очень чётко были видны Крумкольский провал и Катынское плато. Было даже трудно представить, что совсем недавно мы были там, до того высокими и неприступными они казались отсюда!

Там, за макушкой Сарына горы Безенги...

Вернувшись, подобрали рюкзаки и спустились к тропе на берегу Каяртысу. С плавным снижением дошли до нижней границе леса возле родника и остановились на последнюю ночёвку. Отсюда до Тырныауза было рукой подать.

Наше путешествие длилось 28 дней. Остались позади 170 километров горных дорог, троп, склонов и стен, жара и холод дней и ночей горной страны. Это было временем незабываемого сердечного общения с друзьями по команде. А к радости возвращения домой примешалась капелька грусти расставания с горами.

Тронута временем старая карта,
На стенке безмолвно висит ледоруб,
Вспомним, дружище, про горы Кавказа.
Прикинем по карте свой будущий путь.

Куда мы рванёмся навстречу судьбе,
Ждут впереди перевалы какие?
И где суждено сбыться нашей мечте -
Крест по Эльбрусу иль купол Софии?

Названья на карте ласкают наш слух –
Домбай, Приэльбрусье, Архыз, Безенги…
Дороги открыты, бери ледоруб,
Рюкзак и палатку, и карту возьми!

Пунктиры маршрутов на карте лежат,
Бурные реки, хребты и отроги –
Нас память, о дальних отсюда местах,
Вновь заставляет искать к ним дороги…

На карте широкой, как в зале экран,
По сгибам протёртым скользит карандаш
И видений давних, пронзая туман,
Все чётче свой контур рисует Кавказ.

Там, где на карте кончаются тропы,
Вершины до неба стеною встают –
Через снега, ледники и потоки
По нашему следу другие придут…

ПОСТСКРИПТУМ.

Немного из итогов Чемпионата России
по спортивному туризму 1998 года.

«Пожалуй, впервые за последние годы в классе "шестерок" было представлено пять походов высокого уровня, каждый из которых заслуживает отличной оценки. Если по первым двум призёрам особых разногласий у судей не было, то распределение остальных мест вызвало затруднения, поскольку три других похода имеют примерно равный уровень, но проведены в принципиально разных горных регионах, сильно отличающихся друг от друга, то есть по сути проведены как бы в разных классах -- высотном, техническом и др. Каждый из этих маршрутов имеет достоинства, позволяющие претендовать на призовое место.

4 место заняла группа из Ставрополя (руководитель В. Жижин). Она прошла технически насыщенный маршрут в наиболее интересной и сложной части Ц. Кавказа.

Маршрут включал, пожалуй, наиболее сложные перевалы этого региона и в предыдущих чемпионатах явно был бы среди призёров, однако в этом году претенденты на медали подобрались очень сильные. Команда из Ставрополя второй год подряд представляет на чемпионат маршруты, достойные призовых мест, и хочется надеяться, что эта группа станет таким же постоянным участником и призёром чемпионатов».

(Из газеты «Вольный ветер № 39)


Центральный Кавказ – Ставрополь
1998 – 2015 гг.
Фото В.Жижина и С.Фёдорова.
Стихи автора.