Хрустальный пик-2011. Гашербрум II. Зимой.

О маршруте

Денис Урубко: "Это самый «низкий» из восьмитысячников – 8035 метров (Каракорум, Пакистан). Перепад высоты здесь тоже НЕ запредельный. Начало подъема от бергшрунда на высоте 6000 метров. Перепад по высоте – 2035 метров. Протяженность маршрута – около 6000 метров.

Прибытие в Базовый лагерь под горой на 5100 состоялось 9 января. Подъем по склону горы начался 26 января, тогда мы поднялись на 6400, и установили Лагерь 2. Затем после отдыха начали подъем по маршруту 31 января в 06:00 часов. Вершина 2 февраля в 11:35 часов. Спуск к подножию горы 3 февраля в 18:00 часов.

Температурный режим – от минус двадцати в Базе до минус сорока шести на высоте 7000 метров… что выше было не знает никто. В палатке на солнце, думаю, температура поднималась до минус пяти.
Ветер часто ураганный, обычно сильный, иногда умеренный".

На вершину взошла команда:
Симоне Моро
Денис Урубко
Кори Ричардз

Денис Урубко для Риск.ру о восхождении

- Квинтэссенция зимнего высотного альпинизма – в чем она? Поделитесь опытом))

Настоящий зимний альпинизм, это концентрация всего. Если свет, то сильный, если голод, то абсолютный, если ветер, то до беспредела, если покой, то полный… надеюсь, у меня получается выразить :) Надо быть очень терпеливым, пересиливать в себе нежелание терять тепло и энергию. Быть выше человеческих слабостей каждый миг жизни ТАМ. Это сильное испытание для такого человека, как я. Как сказал Симоне – сознание находит сотни причин развернуться, отступить. И существует лишь несколько слабых мотивов, почему ты продолжаешь двигаться вперед. Все время холодно, это факт. В течение месяца-двух жить при температуре от -15 до -40 это слишком для человеческого организма.

Но это же и интересное открытие в самом себе. Сможешь ли, выдержишь ли, не подведешь ли друзей… Все делается бесповоротно, и нет шанса что-то изменить. Если летом всегда есть возможность переделать, отступить, чтобы затем повторить попытку, то зимой невероятный риск и объем работы заставляют писать все «начисто». Одной из проблем зимней экспедиции на К2 было то, что «восточной» группе (Гия, Ильяс, Василий и я) и руководителю (Велицкому) приходилось многое доделывать за остальными поляками, которые либо оставляли работу «на потом», либо вообще не могли ее выполнить.

- Трудности перевода - интернациональная связка на маршруте - каково это?

Никаких сложностей не было. Мы понимали друг друга очень хорошо. Потому что все знали основную тему – альпинизм. Английским языком даже я теперь владею довольно сносно, чтобы понять ситуацию :) Все было настолько правильно и без сомнений, что порой понимание шло на интуитивном уровне. Так же, не замыкаясь в альпинизме, мы имели возможность обсуждать многие жизненные проблемы и радости. Это давало возможность отвлекаться от реальности, уходить мыслями от сиюминутных вопросов быта.

От Риска: По следам вчерашней встречи добавлю, что личность третьего члена команды - Кори Ричардза - была для Дениса (и, вероятно, для Симоне) неоднозначна. Встретились представители трех континентов. И американское происхождение Кори (что-то в них есть этакое, видимо, в американцах:))) вкупе с его недостаточным зимним высотным опытом делали его, вроде бы, не лучшим кандидатом для участия в экспедиции и слабым звеном в команде. Теперь Симоне рад, что доверился своей интуиции, и она не подвела.
Жаль, что Кори вчера не было на вечере, в его адрес со сцены было сказано множество добрых слов - оказалось, что этот человек может работать на износ и на результат (в его задачу, напомню, входило не только взойти на вершину - на его плечи легло медиа-обеспечение экспедиции).

- Ключ маршрута в зимних условиях как выглядит?

Как ключ в инее :) Технически это был так называемый «Банана-ридж» на высоте от 6200 до 6400. Нормальный ледовый склон 45° крутизной. На нем треплются ветром остатки веревок, и кое-где бряцают снежные колья. Некоторые из них вмерзшие в лед наполовину, некоторые свободно болтаются. И страшно это все нагружать. В нижней части, где обычно летом присутствует снег, веревок не было, и пришлось вешать свою. Лазание выглядело жутковато, и прикольно смотрелся Симоне, пытавшийся ледорубом как сачком зацепить дополнительные жилы, болтавшиеся в воздухе.

- Что оказалось самым трудным во время этого восхождения?

Я не уверен о мнении своих друзей… иногда мы действовали по-разному. Самым трудным для меня было контролировать все вопреки холоду и ветру. Сознание постоянно пересиливало желание отдать все на самотек, и положиться на удачу. А нам нельзя было допустить ни одной ошибки. К примеру, этот забитый в углу палатки ледовый крюк, на котором она удержалась… или дополнительная тропежка в обход лавиноопасной нижней части «банана-риджа».

- Читаю повествование о приключениях на горе и понимаю, что вы все такие разные - почему же вы вместе? Расскажите о своей команде на этом восхождении.

Безусловно, нам повезло встретиться. Не «вообще», а именно на этом восхождении. Симоне – руководитель проекта, выполнявший больше работы, чем любой из участников. Чинить генератор на тридцатиградусном морозе, устанавливать столовую палатку, тропить снег по пояс, провешивать перила, рисковать на остром гребне – все это делал итальянец.

Если бы вы видели потемневшее лицо Кори после двадцати четырех работы за компьютером – женщины бы расплакались. Но когда он весело вечером зачерпывал снег снаружи палатки, готовя ужин, и напевал Фрэнка Синатру – женщины бы влюбились. Симоне с Кори были неумолкаемы в разговорах, все время смеялись, вовлекали меня. Наверное, я тоже вносил какой-то вклад в эту гармонию, иначе, команда не добилась бы успеха.
А вместе нас свело сильное желание добиться цели. По-видимому, это единственное достоверное объяснение.

- Незримый на горе член команды, как я понимаю, Карл Габбл - какова цена ошибочного прогноза в такой экспедиции?

Да, с вниманием Карла нам повезло. Уж не знаю, чем мы его так заинтересовали. Поначалу в зимней экспедиции на Макалу, я воспринимал его прогнозы только с мыслью «будет, кого обвинить в случае неудачи». Однако, затем мое мнение в корне изменилось, и я прошу прощения за предыдущее. Теперь если Габбл скажет, что через 96 часов в Египте разразится снежная буря – я поверю. А цена ошибочного прогноза – неудача нашего восхождения.

Думаю, что вопрос о жизни или смерти здесь не стоит, потому что мы достаточно опытные альпинисты, и в состоянии разобраться с проблемами на месте. К примеру, если бы непогода в день штурма навалилась на час раньше – развернулись бы, и пошли вниз перед вершиной. И нормально спустились бы домой. Но Карл сказал «тридцать часов», и с шести утра 01 февраля, когда небо прояснилось и утих ветер, до 12 дня, когда снова наступил ад, все было относительно спокойно.

- Сравните это восхождение с другими своими зимними восхождениями? Где-то еще вам приходилось так же мужественно «погибать»?

Да. Первая неудачная попытка на Макалу зимой начала 2008 года. Там вообще все было страшно и неопределенно. Из «живых» бойцов были только Шутов с Самойловым. И несмотря ни на что мы работали на результат, до того предела, за который нельзя было шагнуть. Мы летали на ветру, бились об лед… ветром несло камни размером с кулак, которые чудом ни в кого не попали. А ребята шли вперед, и развернулись только из-за меня. Нельзя было рисковать людьми из-за своих амбиций.

Впрочем, я и в зимней экспедиции на К2 с поляками не пошел на поводу у страстей. Логично было бы предпринять одиночную попытку восхождения, но я не захотел этого нерва из-за банального понимания риска. Так что там «умирать» не получилось. Другое дело, что упахался до «немогу».

- Что почувствовали, когда спаслись?

Если вопрос о лавине, то – стало интересно :) Правда. Ребята говорят, что испугались, когда увидели лавину. Но у меня не было возможности что-то разглядывать. Когда они закричали, то я просто повернулся, и побежал в одном с ними направлении. Просто – действовал. Когда кувыркался в лавине, то старался хоть как-то «всплывать»… а потом просто понял, что «все». Игра закончена – такая мысль была. Как занавес упал, и я даже расстроиться не успел. А потом понял, что могу дышать, и в замутненном взгляде свет – значит, лицо открыто.

Если же вообще, так сказать, то была большая радость, что я стал одним из первых, поднявшихся зимой на восьмитысячник в Каракоруме, и благополучно унесшим оттуда ноги.

- Стоит ли такая игра свеч?

Да.

Файе-е-ер!!!

Драматический рассказ о восхождении на Гашербрум II Дениса Урубко, Кори Ричардза, Симоне Моро

Денис Урубко, http://urubko.blogspot.com

По общему утверждению, Гашербрум-2 является самым легким по сравнению с остальными вершинами 8000 метров. Впрочем, раньше мне тоже так казалось. Красота и логичность маршрута, снежные склоны, минимальное превышение в пресловутую «зону смерти», легкость сброса высоты в случае опасности.

Мне думалось, что зимой сложностей не возникнет. Путь по леднику представлялся простым и коротким. Яцек Телер, водивший летом на Гашербрум клиентов, рассказал в письме, что перильные веревки «о'кей». Склоны обычно прикрыты от Западного урагана короной других вершин. Тренировался я пусть и не в привычных алматинских условиях, но достаточно напряженно в Италии. В общем, настроение было приподнятым.


Но по приезду в Пакистан теория закончилась. И началась практическая ежедневная работа. Когда при морозе -40 окоченевшими руками с утра отогреваешь газовый баллончик. Чтобы залить в организм лишь несколько глотков противного чая. Зиндевевший тяжелый мокрый спальный мешок предстоит тащить до следующей ночевки, чтобы снова дрожа от холода ждать утра. И снег на леднике топит все усилия и желания, потому что работать 8 часов ради полутора километров… у самого-самого оптимиста опустятся руки. И это среди грохота проваливающихся снежных мостов и злобной тишины лабиринта оскаленных трещин.


Для того чтобы летом пройти в Лагерь 1 требуется не более 5 часов. С кайфом. В январе 2011 года нам пришлось затратить два дня. Без кайфа. Ну… бывает и хуже… наверное.

Итак, в четвертый выход наверх мы отправились втроем. Кори выздоровел и оторвался от видеомонтажа. Симоне пенился энергией и желанием подвига после общения он-лайн со всем миром. Мне хотелось что-то конкретно сломать, чтобы вылезти из поглотившего экспедицию болота сомнений и усталости.

Для начала нам удалось за короткий зимний день достичь Первого лагеря. Мы притащили с собой большую палатку TNF VE-25, чтобы более-менее прилично поместиться здесь. На следующее утро принялись тропить дальше, и подгребли под склон Гашербрума… Я вытер пот со лба и скептически ухмыльнулся: «после двух недель работы команда достигла своей Горы». Дальше удалось подрезать лавинооопасный кулуарчик. Из-за того, что начали лезть там, где было видно, а не там, где нужно. Иногда бывает. Зато выше обнаружили нитку красных перил. И Симоне удалось часть вырубить изо льда.


Времени все эти метания отняли много, поэтому все были счастливы поставить палатку в первом же приличном месте.
Следующее утро принесло понимание, что зимний лед - он и в Пакистане зимний лед. Очень твердый; и его много. Вообще, было жестко. Летом на этом маршруте можно пройти пешком. Зимой же мы ковырялись, лазая с нижней страховкой по ледовым доскам. Я ушатался в дым. Пришлось использовать и старые перильные веревки... потому что без веревок на таком промороженном бастионе делать нечего. Очень опасно и тяжело.

Чаще всего летом перила закрепляются на снежных кольях. Но снега зимой нет, и эти дюралевые стойки теперь просто висели в воздухе... и поэтому нагружать было нельзя. Время растягивалось... как резиновое, а сил на него как всегда не хватало. И я лез, корячился по карнизам, старался собрать эти шнурки вместе, или вырубить изо льда ту единственную целую нить, которая могла оказаться надежной. Ветром со склона все веревки были сдуты на восточную сторону :) Иногда видел, как Симоне подобно заправскому рыбаку с сачком ледорубом вылавливал пару нитей там, где мог, сращивал их с нужной.

Зато когда в одном месте завинтил для страховки ледобур - жизнь мгновенно стала интереснее.
По пути пришлось оставить свое койло на вершине ледового бастиона - для закрепления перил на гребне. Поэтому потом вперед вышел Симоне… и тоже был вынужден закопать ледоруб для крепежа перил… так они там теперь и торчат из фирна. А Кори уже на спуске привязал тяпку внизу на леднике к концу перил... шнурков, что мы понацепляли.


Вот так мы и добрались до высоты 6500. Наверное, из того что пишется, можно думать, что осталось немного. Что команда находится «у порога» мечты… и осталась ерунда. Примерно также это выглядит на карте… ну красная нитка протянулась очень далеко.

Однако, если посмотреть на фотографию горы, сделанную не снизу, не в фас… без скрадывающего влияния перспектиы… то становится весело. Три здоровых лба, упахиваясь почти три недели, едва вылезли мизерную часть Гашербрума-2. Гора великолепна. Если применить «американизмы» Кори: Emazing! Encradible! Ubeliveable! Huge! Impossible! Greate! Wow! Gorgeouse! Fantastic! И многое другое, под чем я подпишусь без сомнений. А главное - забыть все эти сомнения при следующем выходе. Потому что штурмовать гору в этих «Encradible» условиях можно только с бесконечной верой в собственную наглость.


Итак, на Каракорум наваливалась плохая погода. Мы сидели в столовой Базового лагеря, Симоне грустно водил пальцем по экрану компьютера - графики затуманивались от его дыхания.

- На мой взгляд, надо пытаться, друзья, - пожал я плечами. - Три дня отдыха вполне достаточно.
- Но я хотел бы пять-шесть дней… перед таким штурмом! - заявил Кори.
- Да, конечно… и выискивать окно в погоде очень ненадежно, - жизнеутверждающе ляпнул Симоне. - Только если Карл Габбл мне даст «добро».

Однако, я смотрел на прогноз погоды, и видел, что дальше наступал полный беспросвет. И помнил слова пакистанцев о том… что в феврале ветра усиливаются. И облака концентрируются. И холода озлобляются… в общем, даже в мыслях становилось плохо.

После обеда из Инсбрука наш друг-метеоролог, сведя все координаты в одну точку на карте, сказал по телефону, что полтора суток гарантии он нам дает. Был бы это кто другой - я бы только посмеялся над подобным заявлением. Однако… это был Габбл. А он был волшебником.

- Только после этого, Симоне, - сказал он, - вам придется уносить ноги как можно быстрее. Потому что в четверг в Каракоруме начинается ад. Надолго.


Мы собрали нехитрые манатки на выход. Если я начинал анализировать, то появлялись сомнения. Поэтому предпочел мыслить только направлением действия - вперед. Не думая о причинах, не вспоминая о слабой акклиматизации до 6400. Зато была возможность завершить дело одним ударом. В себе я был уверен, в Симоне тоже… что ж, Кори при плохом раскладе мог поддержать, помочь с грузами.


Первым делом американец удержал меня в трещине. Дело было в середине ледника на полпути до Первого Лагеря. Отходя от своих друзей, краем слуха я отмерил, как Кори сделал несколько шагов в противоположную сторону, выбирая слабину веревки. «Умница!» - подумал я. А в следующую секунду уже летел головой вниз, опережая грохот сосулек, в темную бездну. Сделав грациозный кульбит стукнулся обо что-то бедром, и услышал, как на поверхности Земли верещит Симоне. Вдвоем они выдернули меня как пушинку.


Два дня мы гребли по бескрайним заснеженным просторам, заново выминая тропу. Два дня, ничего не видя вокруг из-за бурана, лезли туда, где заканчивались веревочные перила.
Наши ледорубы были в порядке, ждали…и мы заменили их на бамбуковые колья, что выпилили в Базе. Но утро третьего дня принесло ожидаемую и в то же время чудесную погоду.
- Симоне, шесть часов! - подорвался я. - Пора вставать… Remove your body out.

Не совсем хорошо зная английский язык, я часто использовал обороты интуитивно… и не всегда корректно. Симоне понимал это, и с усмешкой отодвигался в угол палатки, освобождая центр для сборов.


Этот день выдался чудесным. Светило и грело солнце. Вокруг сверкали чистотой прекрасные вершины Каракорума. До горизонта как мечта стелилось ощущение свободы. Силы переполняли нашу троицу вместе с оптимизмом. И мы лезли прямо по середине склона через бергшрунды. Снег здесь был сдут ураганом к подножию Гашербрума… и тропежка отнимала не много сил.

Зимняя тактика в силу некоторых моментов отличается от стандартной. Короткий световой день, сильные морозы, ураганные ветра и как следствие этого отличие рельефа заставляют искать иные решения. Так, Первый лагерь приютился на краю плато, Лагерь 2 находился сразу за «Banana rige», а третий штурмовой лагерь мы не рискнули выдвигать на Плечо, а забили в край последнего бергшрунда. По пути к нему нашли на припорошенном снегом льду пару перильных веревок, которые нам сильно помогли.


А ночью в полной темноте я услышал над ухом визг будильника. Задача оставалась только одна - работать, терпеть, вопреки всему. И я заорал со злым ожесточением: «Файе-е-ер!!!» Это была та музыка Scooter, которая только и могла рубануть по нервам диким сумасшедшим отчаянием. Файе-е-ер! А там хоть потоп.



Попив-поев мы нацепили кошки на ранты ботинок, и стартовали. Куда-то… Выдолбив несколько сотен ступеней в крутом фирновом склоне над палаткой, я вышел на пологий участок. В лицо сразу ледяным предупреждением повеял Западный ветер. Настороженный, подобно Снежному барсу перед броском. В его дыхании сквозила угроза.

Однажды я поднимался по этому маршруту… однако, он промелькнул в моем сознании, почти не запечатлившись. Потому что мне пришлось работать в скоростном режиме. А теперь с удивлением просчитывал метры скал, по которым наша троица лезла. Фонарик Симоне мелькал где-то в невообразимой дали. Следом туманно маячил Кори. А я пристроился последним, и только на высоте 7400, где не оказалось перильной нитки, снова вышел вперед…

С Кори иногда было сложно из-за непонимания. Когда надо было просто точно сделать, что требовалось, он начинал думать по-своему. Иногда это было правильно… как в случае с моим полетом в трещину, когда он точно выбрал слабину связки… иногда заводило в тупик. Просто, мы никогда раньше не ходили вместе на горы.


- Обходи кругом… по полкам, - кричал я сверху сквозь усиливавшийся ветер, руками показывая направление. - И веревку под скалу засунь!
- Куда?!
- В.... - уже по-русски орал я.
- Не понимаю! - сердито скалился Кори. - Твой английский хорош только пока не относится к маршруту.


В сумерках мы кое-как разобрались… и разозленный американец ринулся на траверс под вершинным треугольником. За ним, связанные белой линией веревки, ошалело брели мы с Симоне. Мало чего соображая от холода. Здесь нас всех накрыло высотное одеяло… воздуха не хватало для простых движений. Перед выходом на гребень я снова возглавил этот международный марш торжества безумия зимнего альпинизма. Потому что помнил «окно» меж скал, в которое предстояло сунуться.


За поворотом нашлось укрытие от ветра. И мы сумели перевести дух. Дальнейший путь, от которого можно было ждать как глубокого снега, так и чистого льда, на наше счастье оказался гуманным. Тянулся фирновый склон с короткими застругами снега. То есть, пахать не пришлось… силы и время не тратились… однако, в случае срыва возможность остановиться была.

Как часто бывает в подобные моменты, душу разрывали сомнения. Мысли метались - от полного отчаяния до сумасшедшего восторга. «Не пролезем… сейчас лед будет». «Уже 7800! мы почти у цели». «Ого! Еще двести метров по вертикали. Я сдохну». «Держись, военный!» «А как спускаться здесь будем? Опасно до безумия!» «Файе-е-ер!!!»


Так мы и работали. Симоне часто останавливался, переводил дыхание. Кори его терпеливо ждал. А я вглядывался в туманную пелену впереди, пытаясь вспомнить маршрут, знакомые детали. И в одном месте, там, где за скальной башенкой гребень резко вильнул влево, радостно закричал:
- Симоне! Вершина там… всего лишь сто метров.

Мой друг приподнял голову. Это было спокойствие опыта. Да, все нормально.
На самом деле, конечно же, нам пришлось пахать в два раза дольше. Однако, это уже было неважным. На гребне я нашел ярко-красную перильную веревку, и скинул ее вниз, Симоне с Кори. А сам погреб рядом с ней по чьим-то безвестным следам к вершине. Иногда словно бредил - это были мои следы десятилетней давности. Как будто я двадцативосьмилетний сам протоптал их для себя. Молодость летела по моим жилам огнем. Я задыхался от чувства силы. И успокаивал себя, плыл в мороке слепящего туманного ветра.


А выйдя на высшую точку, поднял руки навстречу полыхавшему в круге солнцу. Постоял так секунду, цинично усмехаясь. А в голове кристаллом невероятного льда - синевой застывшей молнии мелькнула мысль: «Ну вот! Я здесь… Файе-е-ер!».
Потом подошли мои друзья. Я снимал их на видео-камеру и фотоаппарат чуть со стороны. Со скал, куда отправился, чтобы развеять собственные сомнения. Как и тогда в 2001 году. Время словно застыло тем же самым колючим кристаллом, что вымораживал мою душу. И все воспринималось с остротой вспышки молнии - мгновением истины. Когда весь мир познается до глубин.

Симоне, упав на колени, уткнувшись лицом в грань неба и земли, плакал. Кори орал что-то дикое в разверзшееся над нами небо, тормошил итальянца, обнимал его. А я, непонятно почему, словно со стороны наблюдал за всеми тремя нами. Как будто был не участником события… а простым зрителем из прошлого… из тех юных двадцати восьми лет.

Что делать! Жизнь преподнесла очередной сюрприз. Я оказался на этой вершине… И по-настоящему был рад, что удалось. Ветер резал наши иссушенные глотки. С запада наваливался обещанный Карлом Габблом фронт непогоды, и вершина напоминала остров в туманном море. И никак не хотелось уходить отсюда. Потому что была определенность, точность момента. А будущее ускользало подобно облакам, растворялось в них.


- Симоне! Ты идешь последним, Кори в середине… я первым, - прокричал я друзьям. И попытался пошутить: - Янки, гоу хоум!
Американец сжал мою ладонь. То-то еще будет!

По пути мы почувствовали, как усиливается ветер. Казалось, что гора, изумленная нашей наглостью, разглядев лица, заманив поближе, теперь не намерена выпускать добычу из цепких когтей. Склон, на котором мы так ушатались при подъеме, вниз дался нам сравнительно легко. Аккуратно и настороженно вымеряя каждый шаг. Но когда мы подошли к «окну» на повороте 7800, то услышали жуткий рев прорывавшегося сквозь скалы шторма.


- Барбара, милая! - прокричал в трубку спутникового телефона Симоне. - Мы были на вершине. Теперь идем вниз… не переживай. Все будет нормально!

Воспользовавшись моментом, я отправил короткую СМС-ку своей жене Ольге. В Рязань… Потому что волнение всех, кто мысленно был с нами, в эти дни достигло апогея.

На траверс мы вылазили на четвереньках. Ветер сек глаза, потому что очки запотевали и замерзали от дыхания, так что видно ничего не было - приходилось двигаться без них. Через пару сотен метров, когда роговица глаз, иссеченная осколками ледовой пыли, затуманилась… я понял, что ничего не вижу. И могу упасть с любого заструга, подвернуть ногу или руку… Вперед вышел Кори. Уж из каких глубин он извлек свою самоотверженность - пусть останется тайной братского американского народа. Но весь путь по траверсу он доблестно отпахал впереди. Я с благодарностью плелся за ним. Иногда подергивая веревкой Симоне.


Дальше стало немного легче. Потому что на скалах висели перила… и оставалось только скользить по ним в кипевшую неопределенностью бездну. Мы катились вниз, и я с тревогой думал, устояла ли палатка. На снежном склоне ниже плеча крутились смерчи… куда-то вниз я вел друзей, перепрыгивая трещины, тщетно выискивая утренние следы и ориентиры.

- Ден! - в один из моментов радостно закричал Симоне. - Вон палатка! Вон!

Я увидел… да. Но она выглядела настолько странно и нелепо… растрепанная, покореженная в поведенных дугах, бившаяся в ураганных порывах ветра - несмотря на то, что мы укрыли лагерь в краю бергшрунда.

- Симоне! - ошалело проговорил я. - Но это НЕ НАША палатка!

Однако, это была именно она. Вива Нордфес! На наше счастье, мы сумели найти ее при видимости в 50-60 метров. И она чудом удержалась на месте… впрочем! Почему чудом? Подойдя к ней, зависшей краем над бездной, глядя на один угол, что оставался закрепленным, я с удовлетворением вспомнил о вбитом ночью в фирн ледовом крюке. Видя, что надежных точек больше нет, я утрамбовал его вглубь «по самое не хочу»…


- Сегодня шансов у нас нет, - подвел итог Симоне, когда мы решали, что делать дальше. - Ночевать будем здесь. А утром прорываться… вот только по прогнозу ветер усилится до ста двадцати…

Жизнь научила меня терпеть все плохие стороны, и... идти к цели. Терпеть усталость и трудности, терпеть холод и все остальные прелести высотного зимнего восхождения. И нам оставалось сжать зубы и ждать утра в промороженных спальных мешках. Чтобы снова работать.

На спуске нашему интернациональному каравану пришлось туго. Выпавший снег не дал выйти на склон, по которому мы шли вверх - лавины дышали в затылок. К тому же, при отсутствии видимости легко можно было блукануть, и тогда… да, тогда даже чудо не смогло бы помочь нам. Поэтому мы жались к скалам… Но здесь за долгие осенние и зимние дни ветер отполировал увалы до ледового блеска. И мы с двумя ледобурами устраивали акробатику между сколов и трещин. Вниз! Вниз! В этом спасение.


Приключений было настолько много, что их хватило бы на пяток спусков с восьмитысячников. Здесь их не описать. Порой я вспоминал отчаяние, описанное Морисом Эрцогом в его книге «Аннапурна - первый восьмитысячник». Кто читал - поймет меня. Но наградой нам было видение перильной веревки на пресловутом «Банана ридж» на отметке 6400 метров. К вечеру мы оказались, измученные силой урагана, у палатки Первого лагеря.

Ночевать пришлось уже без спальных мешков. Просто раскидались в пуховых комбинезонах по непривычно широкому дну VE-25, и отключились. Дальнейший путь представлялся простым и неопасным, отмеченным вешками. На телефон Симоне продолжали приходить поздравления… и вместе со свистом ветра всю ночь я слышал хриплый голос друга, рассказывавшего далекому миру о нашем успехе. Кори жаловался на боль в продутом ухе, и слабо постанывал сквозь сон.


- Пора! - начал толкать я друзей, едва только пелена рассвета протянулась сквозь полог.
- Через четыре часа будем в Базе, - подмигнул Симоне.
- Факинг колд! - оскалился Кори… но увидев, как я покачал головой, взорвался улыбкой: - Сорри! Факинг ПРЕТТИ колд!

Связавшись, мы двинулись поперек ветра. Легче не стало. Но появилась вера, что этому аду скоро наступит завершение.
Глаза секло, тропа терялась, мы порой пахали по пояс, сил практически не оставалось. Мы менялись «на острие атаки», выкладывась полностью. И вскоре достигли подножия Гашербрума-5. Здесь я шел впереди, ни на что не отвлекаясь, силясь как можно быстрее проскочить опасный участок.

Дело в том, что в зимних условиях трещины ледника открыты, и тянутся практически под склон Гашербрума-5. У нашей маленькой экспедиции просто не было сил, средств и времени прокладывать путь по центру, и мы вынуждены были принять опасный путь под сераками. Поэтому, внутренне я был готов к лавине. И… внезапно услышал, как друзья крикнули, что она идет.

Этот момент! Его не забыть. Теперь, просыпаясь по ночам от жуткого ощущения, я буду долго успокаивать дыхание, хвататься за сердце, стиснув зубы глядеть в темноту - в никуда… Но в тот миг никаких эмоций не было. Лишь в голове словно молнии Гашербрума сверкали короткие холодные мысли. Как на вершине! Файе-е-ер!!!

Тогда… тогда, не разбираясь, увидев искаженные ужасом лица Симоне и Кори, их раскрытые глаза и рты, я кинулся бежать за ними. А уж когда накрыло - принялся бороться, выгребать... Хотя! Что можно сделать против такой стихии!? В целом - был готов к смерти. И когда лавина замерла, я очень удивился, обнаружив, что лицо свободно, и могу дышать. Все остальное оказалось под снегом, который мгновенно начал схватываться от мороза. Сознание сначала было затуманено... и только через пару минут я смог видеть - Кори, засыпанного по плечи, и Симоне, к нашему общему счастью, оказавшемуся свободным. Именно он нас потом и откапал.

Лавина сошла мегатонн на… ну не знаю… огромная лавина свежего снега с обломками синеватого льда. Некоторые из низ были размером с тумбочку… счастье, что ни один не попал. За спиной жутким оскалом была раскрыта трещина шириной в несколько метров - мы счастливо перелетели ее своей тройкой.

Вокруг ревел ураган, вихри снега метались, заслоняя горы, мы были шокированы и лишены сил. Однако, все равно, это было счастье. Мир вокруг Был. И в нем былы Мы.
Потом Кори, ошалевший, ринулся вперед… вытаптывая колею прочь - туда! подальше от проклятого склона Гашербрума-5.

- Стой! Нам вправо, Студент! - пытался я его остановить.
- Там смерть! - как на сумасшедшего гаркнул он на меня. - Пойдем в другую сторону.

А в следующую секунду ледник под ним разверзся. Кажется, в одной из предыдущих заметок я писал что-то про Брюса Уиллиса в «Крепком Орешке-4»… Теперь я наблюдал со стороны, как Кори среди глыб и осколков льда, среди хаоса рушившейся вселенной проваливается в бездну. А потом, упав в снег, почувствовал дикий рывок, от которого меня чуть не переломило пополам. Веревка натянулась. И напоминанием об исчезнувшем Кори уходила в разверстую черную пасть гигантской трещины.


Вылез он минут через пять, когда я совсем окоченел - еще не в силах отойти после лавины. Симоне помог ему прийти в себя. Я принялся топтать следы в ту сторону, куда надо было. Благополучно обогнув трещины и миновав среднюю часть ледника, мы пробились к краю ледопада… (писать об этом легко… но те три часа пути с отчаянием озверевших викингов тоже трудно выразить) и в тумане с удивлением разглядели чьи-то следы. И в один из моментов Симоне радостно закричал кому-то внизу. И я понял, что наши мытарства близки к благополучному завершению.


Это были пакистанцы. Хасан и Саид-джан из лагеря. Без кошек и ледорубов они лезли по леднику. Пробивая снег по колено. Без этой тропы… без воды, которую они принесли…я не знаю, когда я бы доплелся до Базы. А так - мерно покачиваясь, с трудом передвигая ноги, обгрызая куски льда по краям воротника, видя только следы в метре-двух перед собой… я плелся, едва в силах переваривать одну простую мысль.

Она была такой… тоненькой… как моя иссушенная высотой душа. Подобно пару дыхания в этом густом здесь внизу воздухе. И безветренном. И едва слышно звучала в моей голове:
«Файе-е-ер!!!»




Следите за обновлениями по метке "Хрустальный пик"