Нам звёзды Фанские светили

Некоторое время назад один заслуженно уважаемый человек из туристского сообщества (захочет, проявится в комментариях) задал мне вопрос об отчётах о походах «Планеты» 1969 и 1971 годов. Походах весьма примечательных. В них ростовчане впервые прошли перевал Дон (3Б*) и ряд других, немного более простых перевалов.
Несмотря на все приложенные усилия, отчёты обнаружить не удалось. Но удалось восстановить повесть Геннадия Юрьевича Завады, отрывок из которой предлагается вашему вниманию. Вся повесть опубликована здесь.

Нехожеными тропами

Как мы открыли новый перевал и назвали его именем земляка, автора «Тихого Дона» и «Поднятой целины»

НЕСМОТРЯ на популярность района, много еще в Финских горах «белых пятен». Ребята в Ростове мечтали отыскать и пройти перевал, которого не было на карте. Как основной вариант наметили сделать первопрохождения Кара-Арчи и Сарыходана. От последнего отказались. Слишком много времени уйдет на подходы. А через неделю — конец командировки.
На днёвке правее по ущелью мы увидели мощный, величавый ледопад. Голубоватыми сбросами он низвергался к морене, запирая выход к Дукдонскому отрогу. Это в нескольких часах ходьбы от бивака. Может, за ним и есть наш перевал?..
Разведали. Трудновато, но идти можно. Главное — пораньше быть на маршруте, пока беспощадное солнце не затронет многотонные выветренные ледовые колонны. А тогда берегись... Днем то и дело доносится грохот срывающихся глыб. Белое облако крошева не успевает оседать у подножья ледопада.
Целый день отъедались, входили в форму. Поутру отправились наверх по безымянному ущелью. Идем по руслу речки. Еще вчера она казалась грозной и неистовой. Потом солнце спряталось, ледники подморозило, и каменистое дно оголилось. Мы знаем: это не надолго.
Слева уже начали «плакать» скалы. Тает натечный лед.
Вверху, метрах в ста увидели архара. Он не спеша пересекал нам путь. Мы были наслышаны о пугливости горных козлов, поэтому несколько удивились храбрости местного старожила. Настоящий хозяин гор. Помет архаров мы находили на довольно сложных перевалах высотой за 4000 метров.
Вот своеобразная «мельница». Узкая щель в скальной стене, а внизу груды каменной «муки». Эффектнее чем на щебеночном заводе. Чуть дальше низвергается каскадами внушительный водопад.
Ледник встретил нас канонадой. То и дело крошились и срывались с грохотом глыбы величиной с двухэтажный дом На морене выровняли площадки и заночевали. Намерзлись порядочно. Высота — 3860. А что будет на перевале? Находимся в окружении ледников. Картина грандиозная. Только нам не до восторгов. Кажется, спина примерзает к спальнику. Неудивительно, что вышли поздновато — в 7:10.
Первая веревка. Вперед идет Сафронов. Пижонистые красные гетры его, словно светлячки на льду сглаженного желоба у отвесной скальной стены. Кошки держат отвратительно. Но правее еще круче.

Взбираемся к трещинам, которые кажутся бездонными. С нижней страховкой уходит искать мостики ведущий. Рубит ступени, обдавая товарищей пронзительными ледяными брызгами. К его стараниям не остаются равнодушными и камни. Барабанят по каскам безостановочно. Невольно втягиваешь голову в плечи. Особенно тяжело тем, кто еще в самом низу. Наконец лучший, но тоже не совсем логичный путь найден. Да и какая логика в этом бездумном хаосе, в лабиринте провалов.
Камнем досталось по ноге Валерке, маленьким осколком рассекло переносицу Виктору. Мне досталось по коленке.
А солнце взбирается выше и выше. Еще немного, и ледопад окончательно оживет. Предупреждаем Сафронова и Грибоедова, что пора поднимать остальных. Ко мне взбираются Украинский и Полегенько. Брат уходит на вторую веревку. Надо подняться по откосу, потом по тонкому гребешку — опять к скалам.
Сверху советуют; «Нагружай веревку!..». Брат нагрузил, и его потянуло маятником в сторону. Едва успел кошками зацепиться за край трещины. А то бы пришлось повисеть, померзнуть. Я тоже с большим трудом прохожу эту веревку.
Один из камней разбил у Володи очки. Удар не прошел бесследно. Некоторое время парень ничего не видел. Как в тумане. И тупая боль в затылке. Берется за веревку и промахивается. Советую: «Ставь ногу на уступ в трещине, садись на мостик и перебирайся верхом...», — а он не видит ни трещины, ни мостика. Чудом выбирается к нам.
Саша предлагает вернуться, но Грибоедов против. Он готов двигаться дальше. Еще несколько сложных веревок, и мы выходим на более пологое плато. Продвигаемся связками.
Останавливаемся. Саша набирает в рот крепкого чая из фляжки и промывает товарищу глаз. Чаем и слезами выдавливаются крохи камушков. До перевала осталось немного.

В СКАЗКЕ редко такое бывает. Два самых гениальных скульптора на свете — ветер и солнце вылепили из ледышек причудливых великанов. А вот и голова жирафа, вот гриф терзает жертву, столы, грибы, украшенные орнаментами башенки... Посмотришь назад и видишь вдалеке не менее прекрасное плато. Ледники, как гигантские зеркала. Не всякому художнику под силу передать гамму красок.
Идем долго. Сердимся на наш авангард — Сафронова и Грибоедова. Уже давно пора делать привал, а они неутомимы. Наконец остановились. Мы падаем рядом. Выговариваем парням. Так ведь и выдохнуться недолго. Саша парирует: «А кто вам мешал передохнуть? Просто Володя не хотел расслабляться. Шли пока шлось». У Володи привычка — когда ему трудно, он топает и топает. Знает, что потом будет настроиться чрезвычайно сложно.
Перекусили сухой армянской колбасой (суджуком), консервами, приготовили молоко из сгущенки. Солнце пекло нещадно, но его усилия сводил на нет холодный пронизывающий ветер. Верхний слой льда раскис, и кошки держали отлично. До ярко выраженной перемычки между двумя вершинами Дукдонской чаши рукой подать. Лезут в голову мысли: что ждет на той стороне? Володя уверяет, что, судя по строению хребта, там должен быть крутой осыпной кулуар. Пусть это и не подарок, но все же не стена.
Затяжной взлет на перевал. Камни оседают под ногами. 14:20. Первым на перемычке — Сафронов. Он хозяйски заглядывает за острую кромку хребта, потом мечется из стороны в сторону. Нам даже не надо спрашивать. Все ясно. Орешек не простой. Почище Кара-Арчи. Взбираемся на гребень. Издали он смотрится как терем с окошком. Дальше отвес. Скалы рыжеватые, очень разрушенные. Далеко-далеко серебристая змейка речушки. Перепад высот стремительный. Кулуары сплошь из «живых» камней. Метрах в трехстах внизу, как спасение, сверкают ледовые языки. Там, кажется, сравнительно полого. Добраться бы до льда. Мы еще не знаем, что лед нам послан как испытание.
Саша уходит вправо и через несколько минут возвращается.
— Все отлично, — успокаивает он. — Это перевал может даже не сложнее предыдущего. Здесь хоть видно, куда идти.
Это нас мало успокаивает, хотя мы и храбримся. Я пишу традиционную записку о первопрохождении. Запинаюсь на строчке, где надо проставить название перевала. Совещаемся. Перебираем возможные варианты. Потом решаем присвоить ему имя земляка Михаила Александровича Шолохова. Записку прячу в банку из под леденцов. Туда же кладу памятные медали нашего спортивного клуба. Каждый отмечает в рабочих картах высоту (4340 м.) и пишет: «пер. Шолохова».
В 15:10 начинаем спуск. Крики горных галок, как свист камней. Не успеваешь вертеть головой. Грибоедов навешивает первые полторы веревки и принимает нас. Едва спускаемся на крохотую площадку, как настигают сумерки. Успеваем «сбежать» еще на сорок метров и … зря. Несколько уступов с крошевом, а дальше обрыв.
Вбиваем крюки, подвешиваем кладь и пристегиваемся сами. Ноги прямо в ботинках прячем в спальные мешки.
Только «аристократ» Полегенько разувается. Грибоедову повезло больше, чем другим. Он устраивается почти горизонтально, взгромоздив ноги на мой рюкзак. Валера чуть правее и ниже. Его ноги упираются мне в штормовку. Я в свою очередь почти сижу на Викторе, а немного левее ворочается в подвешенном состоянии Саша. Если кому и удалось вздремнуть, то только не мне.
А ночь будто бесконечна. Сотни раз открываешь глаза и видишь над собой мириады фанских звезд, которые и не думают тускнеть. Спрашиваешь у себя: «Когда же кончится эта мука?». Хуже пытки чувство ожидания. Зато, когда приходит утро, появляется и надежда.
Две утренних сложнейших веревки, и мы выходим ко льду. Но что это за лед? Натёчный, сероватый, он колется пластинами под ледорубом. Крутизна градусов 50. Кошки не держат...

ДОСТАЛОСЬ нам с первой ледовой веревкой. Полдня провозились внизу Грибоедов и Полегенько. Пришлось дотачивать репшнуры, чтобы закрепить веревку за выутюженные бараньи лбы. Едва-едва удалось забить пару крюков. Спустился я к ребятам. Нашел точки опоры для ног, есть хорошие зацепы для рук. Приняли Украинского. Наверху остался один Сафронов. У него самая сложная часть работы. Организация продергивания веревки.
С солнцем распрощались надолго. Оно справа, слева, наверху, внизу, только не в кулуарах перевала Шолохова. Лучи обходят его стороной. Вероятно, по-этому здесь так много льда. Камушки сыплются почти непрерывно. Постоянно необходимо быть начеку. Как горох брызгают по скалам.
Я принял вспомогательную веревку. До начала путешествия ее было 60 метров. Осталось значительно меньше. Много ушло на страховочные петли. Собираю ее в кольца.
Очередной окрик: «Камни!..».
Притиснулся к скале. Грохот отменный. Труднее всего Валере, который в этот момент оседлал «барашек». Едва успевает уворачиваться. Кажется, все обошлось благополучно. Но в самый последний момент все же задело мне по спине. Повис. На секунду даже позабыл, где нахожусь. Брат подскочил, помог взгромоздиться на камни.
Саша тревожно спросил:
— Как там у вас?..
— Спину ушибло.
И я глотал воздух и представлял, что пришел конец света. Наш доктор, Грибоедов, заставил пошевелить ногами. Вреде все в порядке. Позвоночник не повредил. И вздумалось же мне стащить со спины рюкзак и пристегнуть его к крюку...
Ребята продолжили обработку маршрута. Саша пропустил основную веревку черед карабин моей грудной обвязки и смастерил из репшнура «беседку». Продвигался сам, цепляясь за скалы, съезжая на боку по крутому льду. Меня подстраховывали на всякий случай. Выбрался на площадку.
Здесь мы и переночевали. Саша отдал мне свой пуховый спальник. Спал на удивление спокойно. Вероятно, сказались предшествующие бессонные ночи.
Наутро меня «пограбили», отобрали все тяжелые вещи. Рюкзак стал как пушинка. Хоть на Джомолунгму взбирайся.
Работал как робот. Ничего толком не осмысливал. Лез, полз, ехал. Но вроде товарищей не держал. Они сами вымотались предостаточно. Пальцы все в ссадинах, по-опухали. Если бы парней сейчас в баню, да синяки начать считать, то чтобы не сбиться начальной школы маловато. Это в порядке вещей. Настроение все равно отличное. Кроме меня, никто не жаловался и не ныл.
На одном из выступов — неожиданная встреча с солнцем. Минут десять нам удалось погреться. А вот и особо опасный участок. 80 метров натечного льда. По привычке преодолели этот путь на боку. Потом Сафронов, как собачку, отвел меня на репшнуре повыше, на скалы. Отдыхал, смотрел, как зажигаются звезды, ждал остальных.
Когда спускали рюкзак Сафронова, перетерлась вспомогательная веревка, и рюкзак полетел вместе с ледорубом к подножью. Только искры покатились по склону. А в рюкзаке и документы, и деньги. На исходе продукты. А до забросок еще далековато.
Спали, состегнув мешки. Так теплее. В Душанбе от зноя дышать нечем, а здесь вода во флягах замерзала. Утром зуб на зуб не попадал. Ветер пронзительный и надоедливый.
Внизу, в бинокль, увидели кой-какие Сашины вещи. Сегодня должны быть внизу. Ребята проголодались, я пока безразличен. Опять бергшрунды ледника. Опять занимаемся акробатикой. Трещина чуть больше метра, но попробуй перепрыгни. И все спина. Володя подготовил меня психологически. Делаю вид, что толкаюсь, лечу, ойкая на всякий случай. Падаю на колени.

В ГОРАХ смеркается быстро. Мы ещё продолжаем ковырять кошками фирн, собираем вещи из Сашиного рюкзака, а Валера уже внизу на морене готовит ледорубом площадки. Отыскали почти все, кроме альтиметра для измерения высоты и транзистора, который по-дружески называли просто «Малышом».
Полегенько не видно. Пропал, растворился в темноте. Кричим, подаем сигналы, потом двигаемся на свет фонарика. Еще несколько томительных минут — и мы поздравляем друг-друга. Перевал Шолохова пройден! Основная цель похода достигнута.

На перевале Шолохова:

Заглавное фото взято из сохранившегося отчёта 1966 года, автор Юрий Леонидович Семесько. Остальные — Завадовы.