История прохождения маршрута на Северную Ушбу с Ушбинского плато по Северо-восточному гребню (4а)

Маршрут на Северную Ушбу с Ушбинского плато по Северо-восточному гребню (4а) сейчас очень популярен, его называют «классика», однако прошлым летом я с удивлением обнаружил, что не все знают историю его прохождения. Некоторые молодые альпинисты предполагали, что его прошла многочисленная команда, провесив сотни метров перил, и с удивлением услышали, что маршрут проложен автономной двойкой Кизель-Алейников в 1935 году в чистом альпийском стиле. Причем они рубили ступени во льду!
Интересно, что Кизелю на тот момент было 22 года, а первые уроки альпинизма он получил у Абалакова тремя годами ранее.

Я хорошо помню Владимира Кизеля - он был профессором МФТИ, когда я был студентом, и я нередко видел его в коридорах института. Конечно, я знал, что он из легендарной абалаковской команды, что первым поднялся на Ушбу по гребню с Ушбинского плато, но подробности его биографии прочитал только много лет спустя в замечательной статье П.П. Захарова:
http://www.mountain.ru/article/article_display1.php?article_id=5820

Предлагаю рассказ об этом первопрохождении из книги Рототаева «Побежденная Ушба» (вольный пересказ статьи Алейникова «Путь мужества и отваги», журнал «На суше и на море», № 17, 1935)

Наступило лето 1935 г. Советские альпинисты одну за другой побеждали сложные вершины Кавказа. К Эльбрусу направлялся нескончаемый поток людей. Советская молодежь стремилась испытать свои окрепшие силы в борьбе с природой. В тот год на вершину этой высочайшей точки Европы поднялось более двух тысяч человек.
Среди пестрой, оживленной толпы, заполнявшей все помещения тегенеклийской турбазы и все поляны вокруг нее, совершенно незаметным остался выход небольшой группы людей. Да впрочем, ничего особенного и не было в этой группе: два альпиниста, один высокий, другой коренастый и плотный. С ними погонщик и два груженых ишака. Альпинисты свернули на тропу, поднимающуюся к Северной палатке — приюту у подножия ледников Бечойcкого перевала. Вскоре группу нагнала веселая компания молодых, начинающих альпинистов.
К вечеру следующего дня ишаки доставили свою кладь к входу в Южную палатку Бечо, уже по ту сторону перевала. Сван, — сторож приюта — с удивлением смотрел на огромные рюкзаки:
— Зачем столько вещей тащишь?
Два альпиниста — Владимир Кизель и Борис Алейников — на этот раз вовсе не собирались в туристический поход по прекрасным долинам Сванетии, не намеревались они также отправляться кратчайшим путем к Черному морю — альпинистский сезон был в самом разгаре. Удивление свана стало еще большим, когда Кизель спокойно сказал:
— Мы идем на Ушбу.
Иронические интонации в вопросах свана сразу исчезли. Он сказал только: — О-о-о! — и принялся помогать перетаскивать рюкзаки. Через несколько минут он принес чайник кипятку и поставил перед уставшими за день людьми.
Молодые попутчики Кизеля и Алейникова, всю дорогу потешавшиеся над обилием их «барахла», услышав слово «Ушба», зашушукались. Весь вечер они старались чем-нибудь услужить альпинистам, прислушивались к каждому их слову и уступили лучшее место для ночлега. Глядя на них, Алейников вспоминал, как всего за три года до того «известный альпинист делал доклад. Мы, молодежь, слушали с захватывающим вниманием. После горячо выступали. Скалы, ледники, неприступные вершины, первовосходители... Кто-то назвал Ушбу. «Ушба. Не хотите ли вы взойти на нее»,— насмешливо спросил альпинист. Тогда все засмеялись...»
...Утром Кизель и Алейников свернули влево, в ущелье реки, вытекающей из языка Ушбинского ледника.
Вся нижняя часть ущелья заросла густым лесом. Среди его зарослей пришлось пробираться альпинистам и носильщикам-сванам. Тяжелые рюкзаки цеплялись за ветви, застревали в зарослях. Крутой подъем по лесу потребовал большого напряжения.
За лесом лежали склоны, поросшие прекрасной травой и яркими альпийскими цветами. Но по траве идти пришлось недолго. Вскоре группа перешла на древнюю морену, а затем пришлось подниматься и по «бараньим лбам». Здесь впервые применили веревку. Целый день тащили альпинисты и два свана-носильщика 130 кг груза, составлявшие багаж группы. Здесь был запас продуктов на 3 недели, 150 м веревки, большое количество крючьев, ледовых и скальных, и еще многое другое.
Когда задача дня была выполнена и группа остановилась на ночлег близ ледника у старого, заброшенного коша, носильщики отказались сопровождать альпинистов дальше. Они даже не стали дожидаться ужина и, получив обещанную плату, быстро исчезли из виду.
Алейников посмотрел на груду рюкзаков и сокрушенно покачал головой. Кизель уже разжигал костер и не обращал внимания на вздохи товарища. Быстро темнело.
Утром следующего дня альпинисты еще раз просмотрели свое имущество. Придирчиво оценивали они каждый предмет: тащить дальше или оставить.
Алейников снова усомнился в необходимости такого большого запаса продовольствия, но Кизель не уступал:
— А если отсиживаться придется?
Довод был серьезным. Маршрут предстоял трудный: Ушба славилась своей недоступностью. Погода здесь даже в июле часто портится. Перспектива «холодных и голодных» бивуаков не прельщала, и Алейников сдался.
— Ну, что ж поделать! Будем тащить.
Альпинисты разделили груз на части: они решили нести его дальше в два приема. Наконец, все было готово к выходу, и вскоре две одинокие фигуры двигались по льду Ушбинского ледника.
Группа намеревалась, пройдя пологую часть ледника, подняться через ледопад на Ушбинское плато. Однако в первый день альпинисты добрались лишь до начала подъема и, оставив здесь рюкзаки, повернули обратно, и уже в сумерках вернулись к месту своей ночевки.
Хорошая погода, до этого благоприятствовавшая альпинистам, с утра 14 июля начала портиться. Кизель и Алейников решили не тратить время зря и, забрав остальные вещи, двинулись вновь к подножию ледопада. Спускался туман, верхняя часть ледника и горы под ним были окутаны его пеленой. Но по пологой, почти без трещин нижней части ледника идти было безопасно. К середине дня альпинисты дошли до места, где накануне были оставлены рюкзаки. Туман все сгущался. По разорванному громадными трещинами ледопаду в такую погоду путь искать было невозможно.
Наступили часы вынужденного безделья. В своем дневнике Алейников записывал:
«Первая ночь в палатке.
Долго искали место, где ее установить. Вздыбившаяся к небу заледенелая стена Ушбы грозила обвалами. Выбрали небольшую морену, несколько возвышавшуюся над ледником. Сразу крепко заснули. Не знаю, сколько прошло времени. Я очнулся. Темно, тихо, но откуда-то снизу доходят странные звуки. Какой-то грозный шорох, глухой скрежет. Он нарастал и вдруг разражался громовым ударом. Ледник жил извечными своими законами... Забылся тревожным сном. Ненадолго. Страшный грохот разорвал воздух. Казалось, что раскололась и грохнула громада Ушбы. Вскочили оба.
— Лавина, — прошептал.
Я подумал: «Недаром мы так долго искали место для палатки».
Туман рассеялся только к вечеру 15-го. 16 июля. Опять солнце резко очерченным кружочком плавится в синем куполе неба.
За 4 дня сильно поубавились продукты. Но все же груз очень тяжел. Медленно тронулись, намереваясь к вечеру добраться до Ушбинского плато. Сразу увидели следы ночного обвала. Огромные глыбы льда толщиной около 10 м, запудренные мелким ледяным крошевом, лежали у подножия Ушбы. Тяжелый опасный путь. Шли, выбирая наиболее возвышенные места: как бы не попасть под очередную лавину. Скоро начались трещины. Подъем становился все круче. Связались веревкой. Два часа молча превозмогали усталость. Вот ледяной кулуар, он наискось пересекал ледопад. Прямо перед нами над кулуаром нависла огромная ледяная стена. Голубая, искристая, она напоминала волну мертвой зыби, вздыбленную дыханием моря на огромную высоту. Под стеной ровное место. Машинально, словно по команде, мы сбросили рюкзаки. С удовольствием распрямили спины и поспешно проглотили вздох облегчения. Неужели мы начинаем изменять своему правилу, где же наша хваленая осторожность? Стена имела наклон в нашу сторону. За ней голубыми грядами высились еще две стены из чистого льда. Схватив рюкзаки, как можно скорее пошли в сторону. 40-50 шагов, и путь преградила широкая трещина. Но было уже не опасно. Мы перевели дух, оглянулись и невольно вскрикнули: лед ожил, зашевелился, оглашая тишину характерным шумом и звоном. Задняя стена ринулась на среднюю, та не выдержала и тоже покачнулась. С минуту белесо-голубые глыбы льда метались, дыбились со зловещим шорохом, сшибались, разламывались, издавая звук пушечного выстрела. Но первая стена устояла. Огромные осколки, вырвавшись из месива льда, перелетели через нее и с грохотом рухнули вниз... Как раз на наши следы. Дальше шли самым неудобным, но зато и самым безопасным путем, тщательно охраняясь. Трещины старались обходить. Там, где нельзя было это сделать, искали мосты. И здесь соблюдали большую осторожность. Вот тонкий мостик повис над широкой трещиной. Сбрасываем рюкзаки. Один охраняет, другой осторожно переползает на противоположную сторону, затем на веревке волоком переправляем рюкзаки. И тогда, опять на охранении, переползает другой.
В этот день нас преследовали опасности. Выбравшись к вечеру на Ушбинское плато, мы, усталые, торопились разбить палатку. Нашли удобное место под скалами Шхельды, поспешно начали разделывать площадку... взглянули на скалы и поспешили уйти. Шхельда славится своими камнепадами. Мы были недалеко, как послышался шум: со скал посыпались камни... Мы ушли вовремя.
Палатку разбили в центре плато на леднике»
На следующий день альпинисты оставались на плато. Измученные многочасовым трудным подъемом с тяжелыми рюкзаками по ледопаду, они решили набраться сил перед решающим штурмом. Предстоящие трудности требовали еще большего напряжения, и людям был необходим отдых.
Громадное снежное плато, как гигантская плоская чаша, углублялось к середине. Пики, окаймлявшие по краям его волнистую поверхность, отсюда казались невысокими. Только Ушба, поднимавшаяся с юга, царила над плато. Крутизна ее стен еще более подчеркивалась плавными очертаниями плато.
Кизель и Алейников задержались на плато гораздо дольше, чем предполагали. 18-го они намеревались с утра выйти на разведку. Однако еще до рассвета их разбудили сильные порывы ветра. Полотнища палатки трепетали. Ее легкие стенки выгибались и хлопали, больно ударяя людей. Идти в такую погоду было невозможно: мощный воздушный поток валит с ног, а с гребня и вовсе мог сорвать.
Целый день альпинисты лежали в своей маленькой палатке. Несмотря на то, что она стояла прямо на снегу, холодно им не было. На резиновое полотнище пола они уложили веревки, затем оболочки спальных мешков, потом запасное теплое белье. И только поверх всего этого — спальные мешки. Снег под палаткой почти не ощущался.
...Весь следующий день был посвящен подготовке к штурму вершены. С утра от маленькой темной палатки, четким прямоугольником выделявшейся на сверкающем фирне, отделились две фигурки. Медленно двинулись они к южному окончанию плато, где оно смыкалось с северным плечом вершины. Это плечо заканчивалось широким выпуклым склоном — «подушкой». Но этот, казалось бы, самый естественный и простой путь выхода на северный гребень Ушбы оказался недоступным: широкая трещина с нависающими краями преграждала здесь путь. Пришлось возвращаться и искать другой вариант. Но и вторая попытка оказалась неудачной. Наконец, маршрут был намечен — нужно было обойти склон справа, выйти к скалам и затем подняться по ним. Подъем обещал быть трудным. Применение крючьев и веревки было явно необходимым.
Теперь, когда маршрут на следующий день был намечен, восходители решили перенести свою палатку возможно ближе. Оставив на плато лишь продукты на обратный путь, они расположились на ночлег в начале северного плеча, на высоте 4200 м.
Трудовой день был окончен. Кизель и Алейников уже лежали в своих спальных мешках. Но оба не засыпали. Каждый думал о завтрашнем дне. В воображении вставали знакомые контуры горы. Ярко, со всеми деталями, возникал весь путь, который предстояло пройти.
Холодало. Вечерний ветерок разогнал легкие облака, а в черном бархатном небе сверкали звезды, освещая своим мерцающим светом снег и острые пики вершин. Тишина ничем не нарушалась.
Кизель протянул руку и закрыл полотнище входа:
— Спать. Завтра выйдем рано.
* * *
Вышли действительно очень рано. Еще только-только рассвело и было очень холодно, когда восходители подняли свои рюкзаки и двинулись вперед. Фирн, скованный ночным морозом, тверд, и зубья кошек почти не углубляются в него. Ранний выход имел для группы большое значение: во-первых, Кизель и Алейников хотели в этот же день быть на вершине, во-вторых, прочный, еще не раскисший в солнечных лучах фирн делал более безопасной первую часть маршрута.
«Предстоял весьма опасный переход. О нем мы думали еще в Москве. Нужно было траверсировать Ушбу по снежнику. Этот снежник идет над обрывом высотой около 1800 м — тем самым, по которому сползали лавины на ледник. Мы знали, что стоит солнцу немного растопить снег, и тогда нет пути, ноги будут вязнуть по колено, скользить, ползти — как ни охраняй, а легко вызвать лавину — и вместе с ней низвергнуться на ледник.
Но ведь очень рано. Снег твердый, ноги почти не вязнут. Единственная опасность — сверху сыплются камни. Но мы осторожны».
Альпинисты двигались вперед. Они шли по западному склону, и можно было надеяться, что запас времени на преодоление опасного места у них достаточный: солнце здесь появится еще не скоро.
Когда двойка остановилась передохнуть, Алейников оглянулся на пройденный путь. Они поднялись уже довольно высоко над плато. Вон расстилаются его просторные снежные поля. Но что это?.. Алейников всмотрелся. На противоположном краю плато появилась фигурка. Он подумал сначала, что это обычный обман зрения, когда далекий камень или чернеющую трещину принимают за человека. Но нет, из-за перегиба склона появилась вторая фигурка, а за ней еще одна. Маленькие, из-за большого расстояния, человечки двигались в направлении пика Щуровского. Алейников закричал: «О-го-го!» Внизу его услышали люди. Остановились и начали махать руками. Ответные крики доносились до восходителей. Прошло несколько минут, и обе группы двинулись дальше по своим маршрутам.
Высоко над населенной зоной, среди льда и скал прокладывают свой трудный и опасный путь к победе альпинисты. И когда одиноко и молчаливо поднимающаяся маленькая группа видит — пусть вдали, пусть незнакомых людей, которые, так же как и они, настойчиво движутся к цели — какое замечательное ощущение радости и чувство дружеской поддержки овладевает людьми при таких случайных встречах.
«Впереди ледяной склон. Надо рубить ступеньки. Один охранял через ледовый крюк и веревку, другой рубил. Так по очереди. Работа не изнуряла — она перемежалась с отдыхом на охранении.
Ну, скоро скалы. Мы на них сильно надеялись, думали, что они прочные, из гранита. Горькое разочарование: стоило тронуть один выступ, как отрывался камень и катился вниз, захватывая другие камни».
Медленно двигались по скалам альпинисты, проходя опасное место. Почти все опоры ненадежны. Внимание напряжено до предела. Каждое движение должно быть предельно точным, чтобы не потерять опору, чтобы не свалить на себя и товарища обломки.
Кизель шел впереди. Вдруг он застыл. Поднятая в поисках зацепки рука замерла в воздухе:
— Что это?
По черной скале спускалась веревка. Ее светлая линия отчетливо выделялась на темном фоне. Сверху веревка была закреплена на выступе скалы, ветер раскачивал ее свободный нижний конец.
«Чья это веревка? Кто здесь был? Быть может...» И невольно перед глазами альпинистов возникла картина распластанного в воздухе человеческого тела, летящего вниз с огромной высоты.
Немного ниже места, где была прикреплена веревка, восходители нашли рюкзак и спальный мешок. В рюкзаке оказалось немного продовольствия и белье. Никаких записок не было.
Сомнений быть не могло. Произошла катастрофа. Но кто это был?
Оставив рюкзак и мешок лежать на скалах, Кизель и Алейников двинулись дальше. Поневоле угнетала мысль о гибели неизвестного человека. Как ни старались альпинисты, в мозгу появлялись разные неприятные мысли. Однако напряженный подъем потребовал внимания. Ни о чем, кроме пути, думать было невозможно. Постепенно неприятное впечатление сгладилось.
Альпинисты не решились двигаться дальше вдоль склона. Возможно, это было бы проще, но очень велика была опасность от лавин, срывающихся с гребня, и камнепадов, возникающих на выступах сильно разрушенной породы. Посовещавшись с товарищем, Кизель повернул и начал подниматься прямо вверх — «в лоб», по очень крутому ледяному склону.
Снова пришлось рубить ступени. То и дело заколачивали в лед крючья — иначе страховку обеспечить было невозможно. Зигзагами пересекала склон цепочка ступеней, затем зигзаг повторялся, постепенно поднимаясь все выше и выше. В нижние ступени уже натекла талая вода, а выше по склону слышались удары ледоруба. Алейников принялся считать вырубленные ступени. Вскоре он сбился со счета и начал его вновь. Утомительно однообразная работа продолжалась, а время перевалило за обеденное. В верхней части склон был покрыт тонким слоем свежего снега. Чтобы рубить ступени, пришлось разгребать его.
Около тысячи ступеней вырубили восходители. Они направлялись к небольшой группе скал, выступающей в верхней части ледяного склона. Но расстояние до них сокращалось мучительно медленно. А ведь пора уже было думать и о ночлеге!
Наконец, альпинисты добрались до скал. Но даже подобия площадки для ночлега не оказалось. «Нашли две выемки, как бы каменные стулья, и привязались веревками. Можно было лежать на боку, скорчившись и подобрав ноги, и это — все удобства.
Как только зашло солнце, подул пронзительный ветер. Надели по свитеру и залезли в спальные мешки. Скоро согрелись. Чтобы не свисали ноги, я притянул их веревкой. Спали сном младенца. Тихо, ни грохота лавин, ни треска ледопада».
...Лучи солнца скользнули по гребню. Вот они осветили группу выступающих скал и две странные фигурки. Альпинисты забрались с головой в спальные мешки, и в этих бесформенных свертках трудно было сразу угадать людей.
Завтрак не отнял много времени. Пора было двигаться дальше. В нескольких десятках метров от места ночлега восходители обнаружили на гребне среди камней консервную банку. Алейников поднял ее и перевернул. В банке лежала красная записная книжка. На раскрытом листе было написано:
«Настенко Петр. Взошел с Ушбинского плато. 3 дня сильная метель. С альпинистским приветом. 11 сентября».
Тайна веревки раскрылась. Кизелю приходилось слышать об одиночке, который ушел за год до этого из Тегенекли и не вернулся. Теперь все было ясно. Настенко выполнил свое намерение и пошел на Ушбу. Смелый одиночка немного не дошел до вершины. На гребне он пережидал метель. Измученный тремя сутками сидения на выступе скалы, когда кругом бушевала вьюга, он решил повернуть назад. Один, без спутника, он не мог обеспечить себе страховки. Во время спуска Настенко погиб. Возможно, что когда он спускался по веревке, чтобы перейти на гряду скал (эти скалы теперь называют «Скалы Настенко»), его сорвала лавина.
Вершина была уже близка. Путь теперь лежал по гребню. «Сказать: «мы шли по гребню» — было бы неправильно. Нет, мы карабкались по его склону с крюками и веревкой. С гребня свисали снежные карнизы, и ступить на него было опасно. Там, где не было карнизов, гребень казался ледяным ножом. Мы садились на него верхом, передвигаться в таком положении было особенно трудно.
Так мы вышли — «выехали» на вершину... Видимость была прекрасная. Вдали голубело Черное море. Над ним висели кучевые облака — так необычно низко, что казалось будто они плавали в воде. Ослепительно сверкали вершины великанов Кавказа: Каштан-тау, Шхары, Дых-тау, Шхельды, Эльбруса...»
Восходители спускались по пути подъема. Небольшое отклонение они сделали, спускаясь с плеча: вместо того чтобы повторить обход, они спустились по веревке со стенки, которая при подъеме оставалась левее.