Хрустальный пик-2018. Номинация «Человек риска». Борис Абрамов

Борис Исаакович Абрамов на Риске в представлении не нуждается. Потому мы заботливо собрали ссылки на материалы, которые, как мы считаем, вы должны посмотреть и прочитать и задали несколько вопросов по следам последней встречи с московскими читателями.



На встрече с друзьями и читателями

Борис Исаакович Абрамов – врач сборной команды Узбекской ССР с 1972 по 1987 год, врач Узбекского Республиканского клуба Альпинистов с 1988 по 1990 годы, которому приходилось не единожды спускаться с больными участниками со склонов семитысячников: пиков Ленина, Корженевской и Коммунизма (теперь Исмоила Сомони). Драматические страницы своей жизни он изложил в публикациях на Риск.ру, которые объединил в серию «Записки альпинисткого врача».


Лица Риска: Борис Абрамов

Посвятив себя врачеванию. Интервью с Борисом Абрамовым

Читать записки Бориса Исааковича

Борис Исаакович, расскажите, пожалуйста, за что вы любите горы, что вам дал альпинизм и пребывание в этом сообществе?
Я любил и люблю горы до сих пор, наверно, потому что там другая жизнь и другая атмосфера. Совсем непохожая на рутинную жизнь обстановка: палатки, заснеженные вершины, труднодоступные прекрасные и грозные. У тебя совсем другое мироощущение просто, та жизнь, которая осталась внизу, уже нереальна, а вот здесь идёт настоящая жизнь. Уже идёт товарищество, другие отношения с людьми, искренние, простые. И ты начинаешь верить тем словам, которые были сказаны, ты начинаешь верить мыслям и своим товарищам, которые здесь рядом, потому что они уже были не раз проверены, а те, кто не выдержал проверки, просто ушли. Что сказать — это моя жизнь была, и она сейчас продолжается в моих рассказах, потому что оторваться от того мы не можем, так что вот так.


Фото Константина Минайченко

В ваших рассказах много альпинизма и мало спорта, притом, что многие их герои спортсмены. На ваш взгляд, где лежит грань между физкультурой для здоровья и спортом для результата в горах?

Результат — это вещь специфическая в горах. Для меня результат – это, могу сказать словами моего американского друга: «Это была очень хорошая экспедиция, потому что все вернулись назад». А потом он добавил: «А четверо зашли на гору». Это он говорил про удачную экспедицию на К2, это была экспедиция номер три на вершину и первая американская экспедиция на К2. Они это сделали и ушли без жертв. Это он тогда сказал: «Это была очень удачная экспедиция», повторю ещё раз. «Мы пришли все домой».


Фото Константина Минайченко

От чего зависит выживаемость организма?

Это сугубо индивидуально. В своё время я занимался теорией индивидуальности и меня поразило еще в 74 году, что люди идут в гору каждый по-своему. У нас был институт переливания крови. Они выяснили, что разные люди дают при прививки разное количества антител в кубическом сантиметре плазмы. Совершенно разное количество антител, разница один к десяти. Их это тоже поразило, и мы начали работать вместе, несколько лет работали, потом группа распалась. Я тоже занимался этим с анатомической точки зрения. Когда два тренированных человека идут на вершину, в критической ситуации один из них спасает другого. Почему? Видимо, есть предрасположенность, и один из них имеет большей запас, другой меньший.


Фото Константина Минайченко

Чем опасно быть слишком уверенным в себе, когда ты врач в горах?

От экспедиции до экспедиции растёт опыт. Вместе с опытом растет знание, что ты можешь, а чего нет. И в общем то, когда ты уже опытный врач, это все идёт легче, и потом есть врачебные каноны, каноны спасателя
Ситуация спасения в горах часто чревата для спасателей, часто бывает, что спасатели сами погибают в этих ситуациях, но, а как иначе поступать?! У меня был случай экстремальный на 5300 м на «Сковороде» пика Ленина, когда небезызвестный наш парень Жорик упал в трещину, сломал ребра. Саша Путинцев его вытащил со сломанными ребрами, одно ребро воткнулось в лёгкое, и я вижу напряжённый пневмоторакс и надо что-то быстро делать. Пять триста, кислорода нет, и с каждым моментом шанс сохранить ему жизнь уменьшается и в это время приходят эти советчики и говорят: «Оставь его, потому что тебя же потом в Сибирь упекут за то, что он умрёт у тебя на ноже». А тут он точно может умереть у меня на ноже, потому что просто я могу не успеть.

Я был высокой квалификации тогда врач, видел эти пневмотораксы не один десяток раз, и знал, что надо делать очень быстро. И я пошёл на это дело, я сделал всё нужное, ну, как иначе. И он остался жить, он еще мастером стал. Говорят, он ходил стенные восхождения великолепно и в общем то живой, здоровый и семья осталась довольна.
И мы все были счастливы, когда он остался жив, спускали его. Оставить его в общем то, ну, кто мне после этого поверит, раз. Во-вторых, сколько раз я спускал людей, снимал оттеки лёгких.

Согласно канонам врача, не надо забывать Гиппократа, который сказал, что человек, посвятивший себя врачеванию, должен иметь сердце льва, глаз сокола и женскую руку, нежную руку женщины, чтобы не причинять боль. Все это я и применил в горах и как-то все было успешно и хорошо. Поэтому я сплю спокойно и пользуюсь авторитетом у моей команды.


Фото Константина Минайченко

Красной нитью через ваши визиты в Москву проходит тема еды. А готовка в горах — это суровая необходимость или искусство? В чем это проявлялось в экспедициях?

Человек лазает — это искусство или суровая необходимость? И искусство, и суровая необходимость. То же самое с едой: если не будешь вкусно готовить, кто же это всё будет есть? А если никто не будет есть, человек голодный доберётся только до котла, а не до вершины. Вот и все. Конечно, Вадим Эльчибеков сделал так, что базовый лагерь — это наш дом. Не только отношением, но и едой. У нас была прекрасная кухня, у нас был прекрасный выбор продуктов, и Антон Павлович Лябин тоже занимался этим всем. То есть это все универсально, смесь и искусства, и суровой необходимости. И других экспедиций приходили нам попробовать, и учиться, как это мы всё делаем. Так что кухня – часть нашей жизни, одна из составляющих успеха, можно сказать.

А ваши любимые блюда экспедиционные?

Мясо, хорошо приготовленное мясо, прожаренное, с квашеной капустой.


Фото Константина Минайченко

Современный мир – быстрый. Развиваются технологии, можно поехать в горы, сорваться прямо на выходные. Можно взять гида и полезть категорию маршрута, на которую ты при прочих равных не попал никогда. Это создаёт определённую иллюзию доступности гор. На ваш взгляд это скорее хорошо или плохо?

Как вам сказать, это реальность. На сегодняшний день альпинизм стал более коммерческим, чем спортивным. Есть спортивные группы, которые ходят, копят деньги прежде, чем выйти в экспедицию. Если у людей есть деньги, они могут идти с гидом. Это реальность, тут уже ничего не поделаешь. Наверное, профсоюзный альпинизм был похоронен окончательно, но, что сказать, было много чего хорошего в профсоюзном альпинизме и было очень много плохого. В альпинизме тогда «заказывались» вершины, заказывалось первенство СССР и люди зачастую подвергали себя необоснованному риску ради вершины, чтобы получить медали. Потому что под медали давали деньги. Это была плохо, мы с Рустамом Раджаповым после последней катастрофы сели и решили, что гора обмороженного пальца не стоит.

Я уехал, а Рустам, будучи капитаном команды, резко отказался выходить на первенство союза. Они начали ходить в горы просто ради гор. А то, что сейчас делается в коммерческом альпинизме, наверное, надо приветствовать, потому что появился доступ очень многих людей к горам. Коммерческий альпинизм был развит давно в большинстве стран мира кроме нас, у них не было профсоюзного альпинизма, не было и плюсов, и минусов.

Сейчас не нужно идти в сборную СССР, чтобы достигнуть вершины Эвереста, не нужно идти в сборную Узбекистана, чтобы достигнуть вершины пика Победы или пика Коммунизма. Ты сам выбираешь себе гида, сам себе выбираешь маршрут, сам выбираешь гору, почему нет. Это же прекрасно. Отрицательная сторона, наверное, такая что, вот я слышал так: Эльбрус, пик Ленина, победа. Это три горы, три большие разницы и потом Эверест – они несоизмеримы. У единиц получается преодолеть такую «лестницу», у других нет, очень много печальных примеров. Но в целом я, конечно, за коммерческий альпинизм, он открывает больше возможностей.


Познакомиться с другими номинантами