Были сборы недолги.

Из серии " Записки альпинистского врача"
Foto Is arhiva K.Minaichenko.
...Шумел по праздникам Большой Ташкентский Базар. Здесь, на территории самого большого в Центральной Азии оазиса, на перекрёстке больших дорог, ведущих из далёкого Китая в студёную Сибирь, или в далёкую Европу, через Россию, или в Персию и Прикаспий и Приаралье, здесь можно было увидеть любой товар, который только производился в любом уголке Земли, и с тяжёлым трудом и риском привозился сюда, перекупался и шёл дальше по торговым путям, а когда "Белый Царь"


провёл сюда железную дорогу, и русский купец стал давать за пуд хлопка до десяти пудов пшеницы, то расцвели ремёсла и хлопзаводы, а по Сыр-Дарье и Аму-Дарье пошли баржи с хлопком и бараньими кишками, из которых делались изумительные струны для скрипок и альтов, и появились первые местные миллионеры - Давыдовы и Пателляховы, Ибрагимовы и Бабаевы, а местные каляндары и баскаки правдою и неправдою снимали нехилую дань со всех, угрожая вставлять в колёса палки...

...Шумел по праздникам Большой Ташкентский Базар. Сюда на перекрёсток больших дорог съезжались на состязания в борьбе Кураш самые известные и именитые бойцы Ирана, Афганистана, Бурятии, татары Поволжья, уйгуры с Манчжурии, монголы, гости с Осетии и Грузии, мощные турецкие багатуры, не уступали гостям и местные батыры, имевшие уже несколько столетий свои школы борьбы...

...Гости прибывали со своими караванами, гаремами, костоправами, селились в караван-сараях, иногда ставили свои богатые шатры или юрты, многие просто добирались на поезде, приезжали верхом на скакуне или на простом осле, приходили пешком, и открывались арены для начинающих, потом для опытных, затем для самых сильных и изощрённых мастеров борьбы. Тут тоже царили каляндары, наживаясь на каждом клочке земли, где ставился шатёр или юрта, где арена покрывалась ковром и где стояли зрители, снимая дань с каждого пари и ставок. Но несмотря на них, здесь царил такой душевный подъём, что зачастую, русский солдат, или офицер, загоревшись этим огнём, сбрасывал гимнастёрку и сапоги, одевал халат, и подпоясавшись бельбагом бежал к арене начинающих пробовать свои силы. И судившие и оценивавшие каждый бросок и движение казии следили, чтобы всё было честно и справедливо, и не было здесь ни религий, ни наций, а были бойцы и арена, и схватывали они своими сильными руками за бельбаги, закрученные на поясе поверх ватного бойцовского халата, и начинали они вертеться вокруг друг друга, и наливались кровью глаза, и вздувались невероятным напряжением вены на лбах, и рвались сокращавшиеся выпуклые мышцы, лопались сухожилия, выходили из своих гнёзд плечевые суставы, но не отступали, а падали изнемогшие и изуродованные в бою, а победители бережно относили их к табибам и костоправам и в их шатры и юрты.

Красавица Мазол, с необычной для азиатской женщины алебастровой белизны кожей и серыми с изумрудным проблеском задорными глазами и с серебристыми прядями в мелко вьющихся шатеновых волосах, дочь костоправа с улицы Сагбан, по праздникам подрабатывала, вправляя вывихи борцам "Кураш" прямо у края ковра своими тренированными пальцами. Она на всю жизнь запомнила того, уже матёрого богатыря-уйгура с Куйлюка, преклонившего перед ней колено. Он поцеловал ей руки, которыми она только что поставила ем у на место его жёсткое, мускулистое плечо и повесил ей на шею изумительной красоты золотое ожерелье, работы персидских мастеров...

Айболит и Галоген сидели ранним ташкентским утром последних дней мая в просторном и неухоженном дворе без единого деревца и напротив широко распахнутой двери складского помещения, вдоль стен которого распологались стеллажи с барахлом, верёвками, слесаркой, посередине стояли вместительные деревянные ящики, а с потолка свисали кошки Сани Ткача, погибшего в прошлом сезоне.

И после того, как погибла эта молодая и подававшая большие надежды группа Ткача, из многих буйных головушек была навсегда изгнана наивная сказка о безаварийном альпинизме и поэтому в, прежде наводнённым народом, дворе сейчас царила малочисленность и необычная тишина и покой.

Двор, в котором они сидели, был молчаливым свидетелем подготовки многих очень серьёзных экспедиций, сюда приходили в гости альпинисты со всесоюзной и мировой известностью, здесь на встречу с Ашотом приходила его подруга, олимпийская чемпионка по плаванию Светка Бабанина, обладательница самой красивой фигуры в Ташкенте.

Айболит помнил тот уже далёкий случай, когда Ашот, получив в банке десять тысяч рублей наличными на экспедицию, тормознул такси, в которое тут же ввалились два амбала с финскими ножами, пытаясь ограбить кассу водилы. Ашот, уже усевшись на заднем сидении, успел огреть одного из них кулаком по затылку, а второго выбил своей ногой сорок седьмого размера вместе с задней дверью на мостовую, выкинул переднего, затем стряхнул с двери тело второго, сел на заднее сиденье взял в руки дверь, успев крикнуть водиле, чтоб гнал, пока не появились менты.

Он так и въехал во двор и вышел из машины, держа дверцу в руках и вызвав взрыв гомерического хохота у всех, кто там был в ту пору. Вместо правого кулака был сплошной кровоподтёк, а стопа отекла и, впоследствии на рентгене, были видны переломы двух внешних костей стопы...


Айболит укладывал в выделенный ему ящик тяжёлым трудом добытые спирт, наркоту и элеутерококк с дефицитными витаминами, половину которых пришлось оставить жадным и толстопузым аптекарям, как и мелкие и немелкие подарки разным чинушам .
Галоген, окончивший очень престижный в Ташкенте институт связи, пытался реанимиовать уже очень изношенные и видавшие виды милицейские рации.

В том году по ящику шёл сериал про Карла Маркса и Галоген недоумевал, как можно было не работать всю жизнь, паразитировать и крутить всем мозги своим "Капиталом", который до сих пор во всех Вузах считается основным предметом. "Ну, в семье не без урода" - резюмировал Айболит, " Просто способный мошенник",- и перефразируя известный анекдот, добавил - " он освобождал человечество от цепей". "От каких цепей?" "Отец рассказывал, что у моей бабки Мазол на шее висела изящная золотая цепь работы персидских мастеров. Их пришёл раскулачивать чекист Сёма, сын известного в городе часового мастера по прозвищу Моня- Циферблат. Он забрал два матраса, швейную машинку и золотую цепь. Цепь в ЧК так и не появилась, он проиграл её в карты на Урде, в чайхане опиекурильщиков. А потом его самого нашли зарезанным на Чагатае. Золото его с катушек сносило".

А сейчас, уже начали прибывать люди и у каждого была уже своя задача, а кто ещё не был озадачен, подходили к Хамиду и Лябе и получали свою часть, включая непечатные овощи из развязавшегося Лябиного мешочка.

Пришёл Арлекин, и пришёл несгибаемый коммунист Гоша, фигурой и лицом похожий на отставного гладиатора, развернул фальшивые ведомости и потребовал всем расписаться, затем долго и придирчиво их заполнял и все понимали, что без этого не дадут денег на экспедицию, и всё будет плохо, и ничего не будет хватать...

Явился Хохол, без вещей, без "здрасте". Подойдя к Лябе, что-то тихо спросил и к удивлению Айболита, Ляба очень вежливо и без овощей ему сообщил, что Хохлуша включён в основной состав, и пусть уважаемый и почитаемый сам решает, ехать, или компания не нравится. Хохол вытащил из Лабиного мешочка самый ядрёный овощ и послал всех на него и, когда он пошёл к выходу, Айболит бросился за ним.

"Куда? Стой" - Ляба преградил ему путь. " Пропадёт без нас, сопьётся"." Сядь и остынь" -Ляба тоже сел. " Он же чемпион Союза, понимаешь разницу, а мы все г....о, тяжелый металл , это золото, не каждому под силу снести," "Но он честно его заработал", " А остальным что, на холяву доставалось?" вспылил Ляба, "Ну ты пойми, он очень хочет ехать, но он хочет, чтоб мы стояли на коленях и объясняли ему, какой он единственный и неповторимый. Не будет этого. Он поедет за командой, если поедет, но не команда за ним".

И Айболит подумал, что, возможно, его золото ещё впереди, и он постарается, чтобы оно его не испортило, как не испортило оно его бабку Мазол, как Лябу, как Британца.

Приехал Ашот, на этот раз, без приключений, с четырьмя банками чёрной икры, вместо двадцати, отдав шестнадцать на взятки, привёз деньги, но не все, опять, отдав часть на подарки, заказал грузовик и два автобуса. "Я не знаю, сколько будет народу в этом году, мужики. Сколько будет, столько и будет".

Наконец, явился тучный зампред за своей данью и заорал, что он понимает, что Ашот ворует не деньгами, и просит по-хорошему сгрузить ящик тушёнки ему, в багажник...


И когда Айболит пришёл в этот двор следующим утром, народу с трудом набралось только на один автобус, но ворота были открыты и они понеслись на восток, где ждали их высокие снеговые горы, где не было ни зампредов, ни ментов, ни грабителей, ни властей, где люди верили сказанным словам, туда, где царил суровый закон гор, одинаковый для барсов и котят, где не было наций и религий, а были только горы и команда.

------------------------------------------------------------
В тот момент, когда Айболит закончил печатать черновик своего очередного рассказа, по видеофону
позвонила дочь и сказала, что прыгнула с парашютом. Айболит смотрел в её серые с изумрудным проблеском задорные глаза, глядел на её алебастровой белизны кожу, такую необычную для выходцев из Средней Азии. Она не любила свои светлые, с серебристыми прядями мелкие кудри и постоянно выпрямляла их на крупных бигудях.