РИСК онсайт №71: Элегантный альпинизм Петера Хабелера

Совсем скоро Международный горный саммит 2015 года гостеприимно распахнет свои двери перед гостями и участниками многочисленных дискуссий! А пока встречайте еще одного почетного гостя прошлогоднего форума IMS. Читайте материал из архива журнала «РИСК онсайт». Интервью с Петером Хабелером.




Гость номера

Элегантный альпинизм
Петера Хабелера

Текст: Елена Дмитренко

Петер Хабелер (Peter Habeler) – легендарный альпинист, горный гид, инструктор по горным лыжам; родился 22 июля 1942 года в Майерхофене (Циллерталь, Тироль, Австрия).
Место рождения не могло не повлиять на его увлечения. Несмотря на учебу в экономической школе и увлечение обработкой стекла, настоящим призванием для Петера стали горы. Свою школу Skischule Mayrhofen он основал еще в 70-е годы.

Самые известные восхождения:
- Центральный контфорс Френей (Монблан) с Майклом Майером, 1967 год.
- Траверс Кордильера Уайуаш (от СВ стены Йерупайя Гранде (6634 м) до ЮЗ стены Йерупайя Чико (6121 м)) с Райнхольдом Месснером, 1969 год.
- Маршрут Salathe Wall (Эль-Капитан, Йосемити) с Дугом Скоттом. Первый европеец на американском бигволле, 1970 год.
- Северная стена Айгера (маршрут Хекмайера) за 9 часов с Райнхольдом Месснером, 1974 год. Этот рекорд держался 30 лет! В 2004-м его на час улучшили Ули Штек и Штефан Сигрист.
- Северо-западная стена Гашербрум I (8080 м) в альпийском стиле (!) в связке с Райнхольдом Месснером, 1975 год. Начало эпохи альпийского стиля на высочайших вершинах мира.
- Grand Pilier D'Angle, Монблан (маршрут Бонатти и Гобби) с Майклом Майером, 1977 год.
- Эверест по классике с юга без дополнительного кислорода в двойке с Месснером, 1978 год. Новая страница в истории альпинизма!
- Восхождения на восьмитысячники Нанга-Парбат, Чо-Ойю, Канченджанга.


Эль-Капитан, Salathe Wall, первое европейской восхождение, 1970 г. Фото © Дуг Скотт

Петеру Хабелеру уже семьдесят два, но он заходит в зал быстрым и уверенным шагом. На форуме IMS (Международный горный саммит) идет дискуссия о допинге в альпинизме, и ему практически сразу вручают микрофон. Петер не тушуется и начинает говорить, а зал – слушать.
Говорит он так же, как и ходит – быстро, уверенно и в то же время спокойно. Общаясь, подбирает близкие собеседнику примеры и образы.
Первоначально интервью с Хабелером не входило в план, составленный для меня организаторами, но когда возможность пообщаться с ним представилась, я, конечно же, за нее ухватилась. И вот мы в переговорной. Лицом к лицу с легендой.

– Непросто готовиться к интервью с таким человеком, как вы, а у меня было всего пять минут.

О, нет. Это просто. У нас тут елка наряжена, так что хоть до Рождества можем записывать (беседа происходит в октябре – прим. автора).

Вы из России? (Петер листает наш журнал.)

– Да.

Моя первая машина на полном приводе была русская «Лада-Тайга», в 1974-м году. За 5-6 лет ни одной поломки. Да, бензин она жрала 15-16 литров, но это был классный джип. Одна из первых машин на полном приводе, первая в Австрии. Потом появились Subaru и т.д. Но «Лада-Тайга» была первой. Красивого красного цвета.

(Улыбаясь, начинаю беседу)

– Сегодня была долгая дискуссия о чистом стиле. Что для вас допинг в альпинизме?

В мое время в альпинизме медикаменты как таковые не применялись. У нас были обезболивающие: аспирин, долобен. Вот какие средства были в нашем распоряжении. Еще у нас был шнапс, а у поляков водка, англичане брали виски, а французы – коньяк. Это шутка.

– Но они до сих пор все это берут…

Это да. Особенно хорошие поляки и русские, но я могу рассказать о своем опыте, то есть начиная с середины 60-х. Мне и в голову не приходило, что кто-то мог взять с собой какие-либо медикаменты, хотя вот американцы брали диамокс (препарат для лечения отеков, вызванных легочно-сердечной недостаточностью – прим. автора). Я бы назвал это глупостью.
В начале трека гид спрашивал группу, кто уже начал принимать диамокс, чтобы привыкнуть к нему. По-моему, и наверное, Месснер бы со мной согласился, используя дополнительный кислород и медикаменты, вы совершаете глупость. Вы расширяете границы собственных возможностей. Мы себе такого никогда не позволяли.

Для себя мы решили следующее:
- мы не берем дополнительный кислород;
- мы идем очень медленно;
- мы хорошо акклиматизируемся, чтобы взойти на высокую гору без использования дополнительного кислорода;
- мы поддерживаем себя в отличной форме.


Подъем на перевал Ампху-Лапса. Фото © Ютта Вексельбергер

Он живет в горах, я живу в горах. Зимой перед экспедициями мы часто занимались ски-туром, проходя 4-8-часовые маршруты. Хоть каждый день, если хотели. Так что мы были очень способные. И я не знаю, были ли вообще в те годы медикаменты, которые могли бы нам пригодиться.

На Эвересте в 1978-м у нас ничего не было. И в 77-м тоже. Но обезболивающими я тогда пользовался. У меня были жесточайшие головные боли. Желудки у нас были хорошие, так что аспирин 500 нам подходил. И мы взошли. Думаю, что на эту тему я могу говорить и за себя, и за Месснера. Вопрос допинга никогда перед нами не стоял, его просто не существовало. Да, это были другие годы. Мы о горах впервые узнали, будучи детьми и это лучшее, что могло с нами произойти.

Если ты хочешь стать классным футболистом (как Шевченко), или крутым теннисистом (как Шарапова), или кем бы то ни было, начинать заниматься нужно уже в детстве. Нам еще и десяти не было, когда мы впервые попали в горы, и этот опыт забыть невозможно. Я называю это инстинктивным обучением.
Когда ты во время восхождения попадаешь в ситуацию, в которой нужна мгновенная реакция, ты действуешь инстинктивно, автоматически. Поэтому приобретать необходимые навыки нужно с детства.
Не хочу казаться умником, но я уверен, что попавший в горы в возрасте 30-40 лет потратит гораздо больше времени на освоение техники и получение прочих знаний о горах. При этом такой человек никогда в совершенстве не осознает и не научится, тогда как детство, на мой взгляд, самый важный период для узнавания и понимания всего необходимого.

– А сколько споров идет на тему детей в горах и об ответственности родителей и инструкторов, которые занимаются с детьми.

Действительно, это серьезный вопрос. В Британии, к примеру, во времена моего детства (это относится и к Германии, и к Австрии, и к Италии, а может, и к России) все было намного проще. Жизнь была проще.
Ты мог поехать с инструктором в горы на одну-две недели. Узнать, что такое ледники, скалы, научиться технике передвижения по рельефу. Сейчас же организовать и отпустить ребенка в горы стало психологически труднее, потому что ребенок может получить травму.

В Британии горный клуб больше не обучает детей, так как боится ответственности, если ребенок сломает палец. Обществу все время нужно кого-нибудь судить. В старые времена это было не так. И если бы я что-нибудь сломал, ответственность лежала бы на мне. Никто бы не стал перекладывать ее на плечи тренера. Все это замороченное мышление пришло по большей части из Америки, укоренившись и в наших странах. Это ведь там начали писать на бумажных стаканах, что содержимое горячее, чтобы нельзя было обвинить продавца, если ты пролил его себе на брюки. А то мы этого не знали, не прочитав надпись!
Это глупость в высшей степени. Такая же, как отсудить 10 миллионов у продавца энергетика за то, что от него не выросли крылья. Но ведь судья решил спор в пользу истца, так как компания не защитила себя надписью. Здесь дело не столько в деньгах, сколько в глупости.
Но я вернусь к детям, в том числе к своему детству. Суеты тогда было меньше, чем сейчас.

– А у вас есть дети?

Два парня. Они не лазают, и я считаю, что это нормально, зато на лыжах очень хорошо катаются. Один из них занимается сплавом на байдарке.
Я в разводе, но у нас с бывшей женой отличные отношения. Так вот, мы на детей никогда не давим. Я никогда не принуждал сыновей ходить в горы.

– Вы не чувствуете небольшого сожаления о том, что они не разделяют вашу страсть?

Вовсе нет. Я попадал в огромное количество сложных ситуаций в альпинизме, – опасных, трудных, – и мне очень повезло, что я выжил. Звоночков было изрядное количество, так что мне бы не понравилось, если бы они занимались тем же. Жизнь, со всеми своими тяготами, и без того очень опасна. Однако, я рад, что они ведут спортивный и активный образ жизни, пусть даже и не лазают.

– То есть учить лазанью с детства, но только в том случае, если дети сами этого очень хотят?

Безусловно. Через меня на хижине за неделю проходило порой 35-40 детей. Без родителей, так как в их присутствии заниматься было невозможно. Но дети объединялись сами (от 6 до 14 лет в разных группах) и это было фантастическое время. Я пытался им показать, что такое экспедиция. Мы жили в палатках, ходили на ледники, поднимались по склонам и дюльферяли. Конечно, мы соблюдали все правила техники безопасности, и никто не травмировался. Веришь или нет. Ни одной травмы за все время!

Альпинизм – фантастическое занятие. Это я и пытался донести до учеников вместе с мыслями о том, что они должны быть осторожными. Конечно, это не просто. Но мы работали над тем, чтобы дети получали удовольствие и учились при этом правильно вести себя в горах. Мы сейчас говорим о детях 40-55-летней давности.

– Сейчас и дети несколько другие. Более реактивные, более нервные.

И это тоже. Но главный атрибут современного западного ребенка – компьютер. В 70-е у нас этого не было. Мне тяжело это говорить, но тогда детям было проще находиться и быть счастливыми на природе.
Обилие информации в нынешние времена захлестывает. Слишком многое происходит во внешнем мире. В этом смысле прежним детям было проще. Компьютер же не всегда хорошо, особенно в горах. Здесь ты должен включаться в процесс на 100%. Горы требуют полного внимания, 50% им не достаточно. Хотя бы 99,9%.

– На форуме вы сказали о том, что забыли многие из совершенных восхождений, но вы ведь лукавили.

О, я прибыл с корабля на бал, так что, пожалуй, да, это было бла-бла-бла.

– Ну, тогда я могу спросить о самом впечатляющем моменте из вашей личной альпинистской истории…

Елена, самые мощные моменты в горах я переживал, находясь в шаге от смерти. Такое не забывается. Конечно, помнится и приятное. Но острее всего чувствуешь жизнь на пороге смерти. Для меня это Канченджанга: достижение вершины, перемена погоды, обилие снега, лавины. Другой случай был в Доломитах, когда мы попали в снежную бурю во время стенного восхождения. Этого я никогда не забуду.


На Канченджанге в мае 1988 года, выход на плечо на высоте примерно 7900 м. Без перил, и вообще без веревки. Фото © Карлос Булер

Если же суммировать все мои воспоминания о восхождениях, горах, друзьях и т.д., то на ум приходят только позитивные мысли. Всегда. Я до сих пор люблю ходить в горы. Мне сейчас семьдесят два, напарнику Хорсту Фанкаузеру – семьдесят. И что мы сейчас делаем? Повторяем самые сложные маршруты из пройденных в то время, когда нам было по двадцать пять. Мы начали наш «проект» в этом году (2014-м – прим. автора). Ну не чудесно ли это?

– Просто прекрасно.

Сейчас это наша цель. Обувь теперь намного лучше, веревки, френды появились. И мы присматриваемся к Айгеру. Удастся ли нам на него взойти? Это было бы здорово!
Не знаю, известно ли вам, что мы с Месснером первыми прошли северную стену Айгера за один день? Это было в августе 1974-го. Когда мы спустились на станцию и вернулись в отель, мы встретили Клинта Иствуда. Он снимал там фильм. Фантастика – встретить Клинта Иствуда. И его съемочная группа наблюдала за нами в бинокль.
Северная стена Айгера невероятная. Все тогда ходили ее с биваком, а мы хотели пройти без ночевки и сделали это за 9 часов. Мы достигли вершины в 3 часа дня и перевалили на западную сторону. И Дугал Хастон – парень из команды Дуга Скотта – поднялся нам навстречу, а там не самый приятный склон… Он открывает рюкзак, а в нем бутылка виски и термос с чаем. Так что к моменту спуска мы были уже «немного чересчур» счастливы.

Вообще, наш стиль в альпинизме нельзя было назвать атакующим и необдуманным. Мы всегда шли с настроем «посмотреть», хотя, конечно, стремились к восхождению. Мы были достаточно сильны для этого. Но если обстоятельства казались неблагоприятными или оборачивались не в нашу пользу, мы спускались без сожалений. Мы старались не поддаваться психологическому давлению вроде «вы должны это сделать».
Все это «давай», «если ты сильный – ты справишься» – это все американское дерьмо.
Конечно, мы всегда выкладывались по максимуму, но нас с Месснером сейчас бы не было в живых, если бы мы не уважали категорию невозможного и не решали в определенные моменты, что вот это нам сегодня не под силу. Горы будут стоять и через пять лет, и через десять.

– И все же вы совершили ряд невероятных восхождений!

И я скажу почему. Потому что мы получали массу удовольствия от хождения в горы.
Начав лазать по горам в детстве, ты начинаешь их чувствовать. Они мне не враги, мне не нужно их побеждать. Я хочу прикоснуться к горам, пожать им руку, взойти на вершину и снова пожать руку. Это дружелюбное отношение намного безопаснее подхода с наскока.

– А что нужно для успеха экспедиции?

Хорошая подготовка (физическая и техническая). Хорошая дружба. Хорошая организация.
И чем меньше вас в команде – например, двое – тем это все дается проще. Этот элегантный стиль восхождений я держал в уме с самого детства. В двойке энергия концентируется между тобой и напарником. И на Нанга-Парбате, и на Канченджанге у нас была маленькая, но очень эффективная команда. Я не люблю большие экспедиции, они утяжеляют и тормозят. Мы верили друг в друга, поэтому были более гибкими. Мы пытались передать последующим поколениям наш собственный, элегантный взгляд на альпинизм, предполагающий возможность вернуться и дождаться более удобной возможности для восхождения, хотя смотрели мы всегда вверх, на вершину.


С Райнхольдом Месснером в ABC Эвереста после восхождения. 10 мая 1978 года. Фото © W.Nairz

– Вы никогда не чувствовали себя «в тени» Райнхольда Месснера?

Нет, я никогда не чувствовал себя непризнанным. Райнхольд всегда был и остается по-настоящему отличным другом, всегда готовым помочь, и великолепным восходителем, непобедимым на горе. Он строил свою жизнь иначе, чем я. В то время, как я был только альпинистом, он сделал фантастическую карьеру путешественника. Совсем недавно мы отлично отметили его 70-й день рождения.

– Почему вы приняли приглашение Международного горного саммита?

Это простой вопрос: я уже был тут раньше. Да, я принимаю далеко не все приглашения, так как меня куда-то зовут чуть ли не каждые выходные: Инсбрук, Кицбюэль, Банф, Тренто и т.д. Тренто вы, наверное, уже не помните, вы молоды, но Тренто был пионером этого фестивального движения. Там я был пять или шесть раз. Кинофестиваль имел размеры национального масштаба, а не международного, а потом каждый второй город начал что-то проводить, а это уже банально.
Но International Mountain Summit я люблю. Я встречаю здесь много старых друзей, это возможность с ними пообщаться. Правда, посетить все дискуссии невозможно, так как они частично пересекаются по времени.


С Марком Инглисом и Эрве Бармассом на Международном горном саммите

– Вернусь к разговору о допинге. Я вообще думала, что затрагивая тему чистого и честного альпинизма, мы будем говорить об этическом аспекте. О том, что не всегда у восходителей хватает мужества говорить правду о своих похождениях.

Я предпочитаю думать, что большинство альпинистов, по крайней мере, лучшие из них, рассказывают правду о своих восхождениях. Я так думаю.

– Иногда восходители неумышленно скрывают некоторые детали, так как они им кажутся несущественными. Журналисты часто придерживаются другого мнения.

Ну, одна деталь точно важна – ты должен побывать на вершине (смеется). А то начинается вот это: «я то ли был, то ли не был, но думаю, что был», «погода испортилась» и т.д. На мой взгляд, лучшее, что можно сделать на вершине – это сделать фото с каким-то известным ее атрибутом. И на большинстве вершин такие атрибуты есть: на Чо-Ойю, Нанга-Парбате, Канченджанге, Эвересте и других вершинах. Тренога, флаги, крюк или там плюшевая игрушка – что-то да есть.
Конечно, видимость, и правда, может быть ужасной, может быть и полная темень. Но и тогда можно найти что-то, отличающее вершину от всего остального.


Вершина Хидден-Пик, 1975 год. Фото © Райнхольд Месснер

– Ну, или если не найти, то можно оставить что-то свое…

Да, конечно. Но перчатки и ботинки лучше не оставлять…

– Другая красная нить в программе проходящего форума – средства массовой информации и альпинизм. Какое значение вы придаете СМИ?

Трудно переоценить значения СМИ для альпинизма. Признание приятно во все времена. Правда, в прежние годы нашими восхождениями украшали обложки, а теперь им уделяется внимание только в заметках… Но это не страшно, переживем.

Конечно, незнакомцам не стоит кидаться ко мне с объятиями на улице. Но когда кто-то подходит и говорит, что считает мое восхождение на Эверест достойным, мне это приятно, я счастлив.
Если я похвалю вашу статью в этом прекрасном журнале, вы будете рады, а если я скажу, что это фигня, которую я не могу прочитать по-русски?! Вы меня прибьете! (смеется)

Другой пример… Вы мой клиент, и мы идем на гору. И в сложном месте вы застряли. Я вам кричу: лезь давай, что ты там застряла, корова?! Разве это будет иметь положительный результат? А если подбадривать: давай, ты молодец, у тебя получается, давай еще немного! Результат будет куда как лучшим.
В общем, считаю, что взаимодействие со СМИ очень важно.


На восхождении в Циллертале, Фусштайн по северному канту, 2014 год. Фото из архива Петера Хабелера

– Какие качества вы цените в людях?

С годами и опытом я заметил, что больших профессионалов в своем деле – не важно, что это: альпинизм или наука – отличают такие качества, как отсутствие высокомерия, сдержанность, знание своего дела, дружелюбие. И только среди тех, кто только и думает, насколько он хорош, ты можешь встретить засранцев. Но на них не стоит обращать внимание.

– Мы иногда говорим, что «хороший спортсмен» – это не всегда значит «хороший человек».

Конечно. Но во время восхождений с хорошими людьми у меня никогда не было проблем.

– Существует ли свод правил жизни Петера Хабелера?

Мое единственное правило: «Живи сам и дай жить другим!» Мне повезло выжить во многих передрягах и не получить травм, и я всегда желал подобной удачи остальным альпинистам.

– Книги. Я не могу не спросить. Как вы начали писать книги? О восхождениях с хорошими людьми…

Я всегда любил писать. Математика мне не давалась, а к литературе склонность была. К тому же после каждой экспедиции было принято писать книги. Touren buch – книги о путешествиях, так мы их называли. И я всегда делал это с удовольствием. Я никогда не описывал ничего в мельчайших подробностях. Мне было важно донести суть. «Победа в одиночестве» была, конечно, не о победе над горой, а о победе над собой. В экспедиции 78-го года я был полон сомнений. Погода плохая, ветер сильный, лавины – сможем ли мы это сделать? Месснер держался более уверенно и стремился к вершине. И вот выяснилось, что многим читателям оказались близки мои переживания. Я получил множество писем, в том числе из хосписов – от людей, умирающих от рака. Я до сих пор храню эти письма. Некоторые из тех, кто читал тогда мою книгу, сумели выжить и победить болезнь. И мне хотелось бы верить, что своей книгой я принес им пользу и помог бороться за жизнь.


С Марко Презлем и Дарио Родригесом в замке Райнхольда Месснера в Больцано. Фото © Елена Дмитренко

– Позитивное мышление. Я думаю об этом по ходу форума. Европейцы (те, кого я вижу) очень и очень позитивные. У себя дома я такого не замечаю. Откуда у вас столько оптимизма?

Это мой стиль жизни. Я вырос без отца. Вернувшись с войны, он умер от болезни, когда мне было шесть лет, и мать не носилась со мной. Она была красавица. Моя мать скончалась в восемьдесят пять лет, но я до сих пор ее очень люблю. Меня окружали энергичные люди, любившие горы и знающие, чего они хотят от жизни. Они подавали мне положительный пример и передавали жизненный опыт, что и помогло мне стать тем, кто я есть.