Сергей Ефимов: Эверест нашего времени

Ты идёшь по кромке ледника,
Взгляд не отрывая от вершины.
Горы спят, вдыхая облака,
Выдыхая снежные лавины.

Но они с тебя не сводят глаз -
Будто бы тебе покой обещан,
Предостерегая всякий раз
Камнепадом и оскалом трещин.
Владимир Высоцкий


Выслушав в очередной раз замечания и укор о том, зачем все это нужно - заниматься альпинизмом, и поняв, что мои доводы выглядят слабо и неубедительно для окружающих, я решила поговорить с тем, чей голос способен заглушить любые сомнения и ответить на все вопросы ясно и неумолимо с высоты своего опыта. О своем восхождении на Эверест и другие восьмитысячники в Гималаях, о жизни русского человека в Непале, о том, с каким настроем нужно ходить в горы и как выживать с горах, об отличиях отечественного и западного альпинизма, о состоянии альпинизма сегодня, о жизни, человеке и его психологии, о влиянии и значении альпинизма в обществе и многом другом рассказывает легенда советского и российского альпинизма, не нуждающийся в особом представлении. Сергей Ефимов. Кандидат физико-математических наук. Заслуженный мастер спорта. Шестикратный чемпион СССР по альпинизму в техническом, скальном и высотном классах. Многократный чемпион России. Заслуженный тренер СССР. Обладатель почетного звания «Снежный барс» за восхождения на все семитысячники СССР (пик Коммунизма, пик Победы, пик Ленина, пик Корженевской, пик Хан Тенгри). Участник первой и второй в истории отечественного альпинизма Гималайской экспедиции. Один из самых знаменитых в мире альпинистов-высотников. Организатор и тренер экспедиций на восьмитысячники Дхаулагири и Макалу. Список достижений Сергея Ефимова можно продолжать до бесконечности. И пусть это интервью будет еще одной попыткой объять необъятное и что-то останется «за кадром», позволим себе окунуться в мир высоких понятий профессионализма, идейности, ответственности, смысла и чего-то очень настоящего, узнавая об этой странице нашей и мировой истории из первых уст того, кто ее творил.

— Сергей Борисович, многие задаются вопросом, зачем люди ходят в горы? Зная, что они не предназначены для жизни. Ваше мнение, Ваше видение…

— Наверное, если бы я сначала пытался решить, зачем мне надо в горы, а потом реализовывал свое решение, я бы в горы не пошел. Разум создает только ловушки.

Мне хотелось достигать горных вершин, хотя я и понятия не имел, какие они. Возможно, меня привлекали не сами горы, а жизнь, которая присуща тем, кто занимается альпинизмом. Наверное, мы все-таки чувствуем, "что день грядущий нам готовит". Я хотел с детства поехать в горы, хотя в горах никогда не был. Видимо, хотел именно альпинистской жизни. Да, так и оказалось. Сейчас я понимаю, что мне важно было, где будет проходить моя жизнь, но еще более важным было - с кем и как.



Я нашел свой мир вместе с горами. Я принял этот мир так, как он был мне предложен. В рамках Советского альпинизма. Мне все нравилось в предложенной системе. Форма обучения, форма общения с такими, как я альпинистами, весь формализм системы с ее армейскими тенденциями, правилами горовосхождений, требованиями к оформлению необходимой документации перед выходом на восхождение, с ее методами обучения и разборов действий, совершенных каждым во время восхождения и спуска вниз. Когда ты можешь говорить каждому, что тебе не понравилось и нормально без обид выслушивать замечания в свой адрес. Этот момент был очень важным, поскольку он являлся неотъемлемой частью организации восхождения на вершину, воспринимался не как критика своей личности, а как необходимый акт.

Разбор восхождения формально должен был происходить и формально каждый должен был высказывать свое мнение по поводу участников и организации восхождения. И каждый время от времени узнавал о себе интересные вещи. Это была правильная школа. Тренировки и постепенное усложнение трудности восхождений научили жизни в горах. Оказалось, что там можно жить - и очень даже неплохо. Мир. в который я попал, был очень комфортным, поскольку я его принял полностью, как он был мне предложен системой. Я стал человеком системы, а значит я был полностью свободен.

— Согласны ли Вы с утверждением, что "альпинизм кристаллизует наше общество, кристаллизует наше сознание", и почему?

— Если под словом "кристаллизует сознание" понимать формирование жизненных принципов, то это делает любая деятельность. Уровень и форма сознания - это неотъемлемая часть конкретной деятельности. Я могу говорить только о моем альпинизме, альпинизме моего поколения. Исторически сложилось, что в Советском Союзе в основном альпинизмом занимались люди с достаточно широким уровнем знаний. Это были студенты, научные работники. Сложилось так, что в формировании системы и в сфере управления альпинисткой деятельности страны участвовали высокообразованные личности: профессора, академики, государственные деятели (такие, как Крыленко, Киров).

Система нашего альпинизма была внешне очень формализована, но не политизирована. Так уж сложилось. Я не был инакомыслящим и не боролся с системой, потому что для меня было главным выйти на восхождение. Достижение вершины всегда несло какой-то кайф, похожий на освобождение. Очень комфортное состояние. На наш внутренний мир никто не покушался. Мы были свободны в суждениях и понятиях. Мне так казалось, вероятно, вследствие того, что я полностью принял имеющуюся систему. В то же время мы не отрывались от цивилизации и ее благ, в отличие от сурового туризма с его аскетизмом, пренебрежением к комфорту и имиджем «бродяг» (и внешне, и внутренне).

Я пришел в альпинизм в начале шестидесятых, время уникальное, время внутренней свободы. Наше поколение уже не было отравлено подавляющим страхом сталинской власти и верило в возможность проявления себя как личности. Поколение более позднее уже ни во что не верило, натыкаясь на сплошную демагогию власти и отсутствие идеалов, и как могло приспосабливалось. Наше поколение в альпинизме сохранило ощущение себя как личности, и на это никто особо не покушался. Мы были и не спортсмены, которые несут флаг родины, и не производственники, находящиеся под постоянным контролем партии. Альпинистские лагеря создавались как места отдыха трудящихся, возможно, поэтому партийный и идеологический контроль не был тотальным. Получается, что альпинизм все-таки оказал воздействие на "кристаллизацию сознания" по крайней мере моего и, возможно, моих товарищей по Свердловской федерации альпинизма.

— В чем смысл альпинизма - для человека и для Вас лично?

— Смысл альпинизма состоит в том, чтобы достигнуть вершины горы, что само по себе смысла никакого не имеет. Как нет смысла в том чтобы, например, с трудом поднять тяжеленную штангу и тут же ее бросить. Смысл есть только в деятельности, то есть жизни в определенных условиях. Для меня это была жизнь и деятельность, связанная с восхождением на вершины гор. Но именно в составе своей команды. В мире собственных понятий, правил, убеждений. То есть создание комфортного существования среди дискомфорта природы и общества. Своего мира, который оказался очень приспособленным к условиям жизни в нашем обществе. Это - мой альпинизм.

Альпинизм разных Федераций в Советском Союзе был различным. Москва - это законодательный, претендующий на ведущую роль. Альпинизм Ленинграда - это снобизм, противопоставляющий свою культуру и интеллект власть имущим. Красноярск - это самобытность, свобода самовыражения в поведении и стиле. Грузия - это самоуважение к своим достижениям, какие бы они не были, и к своим героям. Казахстан - это уверенность, что горы - их территория, из этого - спокойствие, самобытность и неторопливость высотников. А в целом, это был Советский альпинизм. Четко структурированный и доступный каждому.

Зарубежный альпинизм - это совсем другое понятие альпинизма. Для чего там люди ходят в горы - я сказать не берусь. Но это точно не мой альпинизм. Современный альпинизм в России стал копировать такой западный альпинизм. "Нет пророка в своем отечестве". Очарование формой, подражание стилю и страх оказаться непохожим на рекламируемых звезд. Была принята с восторгом свобода и индивидуальность внешнего поведения, но оказалось, что внутренняя свобода быть самим собой стала под запретом. Если хочешь выглядеть крутым альпинистом, ты должен вести себя так, как ведут себя западные парни. Наши альпинисты девяностых стали вдруг очень зависимы от навязанных идей. Что и нужно западным производителям снаряжения. Появились разные группы людей, желающих ходить на вершины. Спортсмены, участвующие в официальных мероприятиях ФАР, свободные альпинисты, не признающие никакие официальные требования федерации. Альпинизм бизнесменов, альпинизм экстрим. Задача его - получить выброс адреналина, снять напряжение, полученное в жестком бизнесе. Это люди хорошего достатка, которые не имеют много свободного времени, но не ограничены в средствах. Коммерческий альпинизм. Обычно это средний уровень восхождений для всех, кто имеет средства оплатить организацию восхождения и сопровождающего гида. Военно-прикладной альпинизм.

— Как менялось Ваше восприятие и отношение к альпинизму с течением времени?

— Сначала это был романтический альпинизм. Альплагеря, песни, тусовка, подъем с утра подъем и “до вершины бой", потом желание участвовать в чемпионатах страны. Заявить о себе среди известных имен. Поиск новых вершин и маршрутов. Потом Гималайский альпинизм.

Каждый период был по-своему интересным. Но всегда для меня было важным - с кем я иду в горы. Мне нравилось ходить в коллективе друзей и единомышленников. Менялись горы и страны, менялись критерии и понятия, но не менялся коллектив, сформировавшийся за все предыдущие годы. Потом был период работы высокогорным гидом. Это совсем другой альпинизм. В нем ты всегда один. Интересный опыт. Но... Все когда-то кончается.

— Как вы относитесь к тому, что с достижением мечты (то есть определенных вершин) интерес может потеряться, человек охладевает к занятию. Вы с этим согласны?

— Если кто-то так говорит, значит, так для него и есть. Я мечты как таковой никогда не имел. Значит, и не знал ограничений в своей деятельности. Интерес во мне поддерживала новизна. Сначала новые вершины, получение разрядов, званий, потом новые не пройденные маршруты, освоение новых стран и горных районов. Потом... Потом стало не хватать здоровья, энергии, чтобы работать наравне с молодыми. Закономерный процесс. Казалось, что чисто тренерская работа может заменить прежний интерес. Новизны не получилось. Я и до этого работал тренером. Чисто тренерская работа оказалось не для меня. Последовали неудачи, меня стали обвинять. Разочарования, обиды. Механизм очень известный.

— Какой жизненный опыт дал Вам альпинизм?

— Наверное, опыт руководства и принятия на себя ответственности за свои решения.

Организация больших экспедиций в различные горные районы требовала многосторонних навыков и опыта работы с людьми и административными структурами. Это относится не только к альпинизму, но и к любой деятельности. На своей основной работе на кафедре экспериментальной физики Уральского политехнического института (ныне — Уральский Федеральный университет им. Ельцина Б.Н., прим. авт.) я был просто исполнителем и никогда не стремился участвовать в организационной части жизни кафедры. Мне это нравилось. Состояние ответственного исполнителя - очень классное состояние. Занимаешься любимым делом. Не надо поддерживать имидж лидера, на что тратится масса энергии. Никто с тобой не борется. Ты всем нужен. Присутствуя на заседаниях кафедру, я иногда удивлялся бесполезности разговоров и неэффективности принятия решений. Но меня это не задевало. Мне нравилось быть там только ответственным исполнителем.

— Советский альпинизм был известен в мире?


— Я бы так не сказал. Его пытались не замечать так же, как сейчас пытаются не замечать нашу страну. А все достижения иностранные СМИ старались «затушевать», не раздувать шумиху вокруг первых восхождений команд СССР на высочайшие восьмитысячники мира. Предубеждение к советской экспедиции было. Например, все 16 тонн нашего снаряжения единственными представили к таможне полностью. То есть выложили абсолютно всё - и на проверку ушло три дня безумной работы…

— Почему так?

— Потому что сказали, что СССР готовит «какую-то» акцию на Эвересте. Очень много слухов было.

— Вы назвали первую Советскую Гималайскую экспедицию и восхождение на Эверест в 1982 году "политическим событием". И в целом, это мероприятие сравнивалось с полетом в космос…

— Это действительно было так. Наша команда проложила новый маршрут по юго-западной стене Эвереста, чего не делал никто в мире до этого. Плюс в то время выезд за границу требовал вложения валюты. Выделить валюту на спортивное мероприятие могли при условии, что мероприятие будет значимо в понятиях мирового альпинизма и что при этом оно будет иметь успех, который подтвердит правильность идей Советского государства. Просто на восхождение на Эверест по известному маршруту спорткомитет бы валюту не выделил. Государство стояло за любым выездом спортсменов за границу. Только победа и любой ценой.



И нам всё удалось. Когда стали приходить первые сообщения из Гималаев, весь народ ликовал. Люди выходили на улицы с возгласами «Даешь Эверест!». «Реклама» была в государственном масштабе. Мы оправдали надежды. Хотя когда совершали восхождение, думали только о работе – никаких лишних мыслей.

— На вершине Эвереста были эмоции?


— Вы знаете, нет. После такой сложной работы любое ликование сопровождалось дополнительным выбросом энергии, что могло быть чревато. Восхождение на Эверест очень опасно. А после него неизбежен не менее трудный спуск. Кстати анализ ЧП в горах показал такой вывод, что больше количество несчастных случаев происходят именно на спуске, когда человек расслабляется. Все эмоции начались только когда спустились в базовый лагерь.

— После восхождения на Эверест команда была приглашена к Индире Ганди на встречу. Как она прошла?



— Это был просто дипломатический прием. Нас приняли в торжественной обстановке, поздравили с восхождением, завязалась беседа.

— Насколько имела место "политизация" альпинизма в те времена? Есть ли она сейчас?

— Домашний альпинизм в рамках границы Советского Союза особой политизации не имел. На него не очень-то обращали внимание как на вид спорта, потому как он был не олимпийским, даже не мировым и не европейским. Соревнований по альпинизму за рубежом не проводили. Более того, Международная Федерация альпинизма считала, что в альпинизме не может быть никаких соревнований. Вот скалолазание - это другое дело. Так что соревнования у нас были Союзными только. Госспорткомитет нами особо не интересовался, потому как альпинизм не приносил никаких международных медалей. Денег особых не выделяли, но и спроса государственного не было. Свобода. Однако за границу, в Гималаи - ни-ни. Валюты не было.

Сейчас, я думаю, что нет никакой политизации по отношению к альпинизму. Не олимпийский вид спорта. Надо организовать экспедицию - ищите спонсоров и езжайте куда хотите.

— Вы обронили фразу, что "я бывший альпинист" - почему? Когда Вы отошли от этого?

— Это ошибка моего языка. Бывших альпинистов не бывает. Как не может быть мертвых альпинистов. Погибшие альпинисты есть. Если я перестал ходить на вершины гор, значит я перестал быть альпинистом. Последний раз я поднялся на вершину Барунцзе в 2001 году. Можно считать, что с этого момента я перестал быть альпинистом.

— В умах огромного количества людей Вы были, есть и будете альпинистом. А ходите в горы сейчас? В какие?

— В горы да, Иногда с друзьями туристическими тропами. Последний раз год назад был в Гималаях. Ходил с тур группой под восьмитысячник Канченджанга со стороны Сиккима.

— Однажды Вы упомянули о «вертикальном менталитете». Что Вы в это понятие вкладываете?

— Есть такое понятие. Жители степей воспринимают горизонтальный ландшафт как базовый, и от него идет восприятие мира. Житель гор с детства привык к вертикальным видам. Для него степи - чужая страна. За много лет жизни в горах я привык к подъемам и спускам. Равнина мне скучна, хотя может очень нравиться по природе и по краскам. Вертикаль мне понятнее.

— Какая экспедиция Вам запомнилась больше всего?

— Это однозначно Эверест в 1982 году. Первое посещение Непала, страны, которая меня очаровала с первого момента пребывания. Доброжелательность людей, необычность быта, красота природы, фантастические виды Гималайских вершин, многодневные подходы с караваном носильщиков, известные мне только по книгам зарубежных альпинистов, гигантский ледопад Кхумбу и снежное плато, окруженное тремя восьмитысячниками. Ураганные ветры и работа на сложных скалах на высоте 8000 метров. Этого в моей жизни раньше не бывало. Так что Гималаи - это любовь на всю жизнь. Потом была экспедиция на Канченджангу, организационно более сложная, потом на Чо-Ойю, потом на Нанга Парбат и Дхаулагири. Потом было организовано еще восемь гималайских экспедиций. Но самая-самая - это Эверест в 1982 году.

— Ваша экспедиция на Макалу 1997 года в списке лучших восхождений ХХ века, удостоена международной награды «Золотой Ледоруб». Но в горах никто ни от чего не застрахован - и тогда произошли трагедии. Изменилось ли что-то в Вашем отношении к восхождениям после нее? Если можно спросить, какие выводы пришли в Ваше сознание?

— Да, тогда как-то все изменилось. И мое отношение к горам, и понимание себя в этой альпинистской жизни. Понял, что если я сам не иду на маршрут, то и выбор горы и маршрута должен быть без меня. Нельзя увлекать людей идеями, в реализации которых ты не в состоянии участвовать. После Макалу я ушел из спортивного альпинизма.

— Если бы был шанс повторить ту экспедицию - изменили ли бы Вы что-нибудь в подготовке, организации, в самом прохождении?

— Я бы не стал организовывать эту экспедицию.

— Кто пример для Вас в альпинизме - как человек и профессионал?

— Ой, да много. Боюсь, забуду кого-нибудь. Если из старых альпинистов, то мне по духу близок Лев Мышляев. В те годы неторопливого альпинизма (начало 60-х) его команда выделялась спортивным напористым стилем, проходя очень серьезные маршруты. В его команде ходил Валентин Божуков. Это один из сильнейших альпинистов и выдающийся организатор больших экспедиций. Кирилл Кузьмин - сильнейший высотник страны в 50-60-х годах XX века. Талантливый гидролог, незаурядная личность. Я попал под его обаяние и верил ему как профессионалу. Он был мне примером и как человек, и как альпинист. Конечно же, руководитель экспедиции на Эверест Евгений Тамм. То, что он успешно провел такую сложную и ответственную экспедицию, говорит о его профессионализме. И как личность он был для меня примером. Не диктовал, не повышал голос, всегда слышал, что ему отвечают, и мог настоять на своем, без насилия над личностью. Относился с уважением к каждому участнику экспедиции. Мне нравилась казахская школа. Борис Студенин, Гриша Петрашко, нравилось общаться с Эдвардом Ильинским. Я очень уважал его как тренера. Он воспитал много классных высотников в Казахстане. Пример долголетия в альпинизме и профессиональной активности - это мой ровесник, Сергей Бершов из Харькова.



Да вся наша команда - это пример для альпинистов. Александр Михайлов, который заманил меня в секцию альпинизма УПИ, Алексей Лебедихин, Евгений Виноградский, Михаил Самойлин, Валерий Першин, Валерий Брыксин, Сергей Абрамов, а все наши старшие альпинисты из команды Юрия Смирнова были примером спортивного стиля, который мы подхватили и развили дальше. Анатолий Бычков - председатель Федерации альпинизма России. Трудно переоценить его заслугу в развитии альпинизма Российской Федерации. Это был выдающийся организатор. Да простят мне не названные фамилии, которые были мне учителями. Мы все вместе учились и творили альпинизм семидесятых, восьмидесятых. Я их всех уважаю и люблю. Честно!

— Международное альпинистское братство - "отвлеченное, абстрактное понятие" или реальность?

— Насчет "международного" я ничего не могу сказать, а вот на территории Советского Союза что-то похожее было. Я мог прилететь в любой город и знал, что найду там знакомых альпинистов, которые меня примут.

— Альпинизм вчера и сегодня. Сейчас "осовременивают" альпинизм на новый лад - скайраннинг (скоростное восхождение, скоростной забег в горах - авт.), например, но с подтекстом "большой любви к горам". Как Вы к этому относитесь?

— Я думаю, что все, что сегодня рождается в рамках Федерации альпинизма, имеет право на жизнь и свое развитие, потому как за этими названиями стоят увлеченные люди. Эти направления, которые пришли с Запада и которые предполагают наличие зрителей, заманчивы для молодых людей, которые жаждут проявить себя в своем умении бегать, лазить по деревянным щитам в кошках с ледовым инструментом или пролезать сложные маршруты, навинченные на щиты. Эти виды развивают ловкость, координацию, выносливость и сами по себе увлекательны, как раньше были игры в лапту, жестку, чижик. Это все увлекательно и не вредно. Кроме того, это реклама, что очень нужно производителям снаряжения. Так это тоже неплохо. А то, что альпинизм - это все-таки восхождение в горах на вершины, никто не возражает. Если ты решил заниматься альпинизмом и ходить на вершины, разве тебе может помешать скайраннинг, драйтулинг и другие увлечения людей.

На горные вершины всегда ходили и будут ходить. У нас эта деятельность получила название альпинизм.

— В одном из интервью Вы сказали, что "умение ставить сверхзадачи всегда было характерно для нашего альпинизма и в СССР, и в России. Уж очень мы серьезно относимся к идеям. Сразу же встаем на путь служения. И тут уж не остановить. Как у В.Высоцкого “…как рубаху от ворота, или чеку". Это сейчас есть? Как Вы оцениваете нынешнюю жизнь в России, нынешнее состояние?

— Трудно сказать, в каком состоянии сейчас Россия. Мне кажется, что Россия всегда и сейчас тоже выполняет свою миссию демпфера между Западом и Востоком. Здесь у нас никогда не было уважения ни к закону, ни к идее. Страна, где жили и живут по своим понятиям. Похоже, это-то и раздражает и Запад, и Восток. В России и в СССР всегда было - да и сейчас имеется - безразличное отношение к любой личности, в том числе и к себе. Поэтому методы управления посредством закона не действуют - они рассчитаны на уважительное отношение к личности, как не действуют методы управления силой или нуждой. Так что с Россией все нормально. Я лично никакого духовного упадка не ощущаю. Да и где пример духовного развития? Америка? Китай? Индия? Европа что ли? Духовное развитие может происходить только в личности, обособленной от общества. Все остальное - это только средства манипуляции личностью с целью управления. Путь к Богу у каждого свой. Ну, а дух у России всегда был силен. Так что у нас все нормально. Пусть все нам завидуют, кто, конечно, понимает что происходит.

Продолжение интервью.