ГОРЫ И ГОДЫ. Уллу-тау. Первопрохождение

Фото Ирины Корнеевой.

Неласковым летом 1971 года на Уллу-тау был пройден новый маршрут.



В 1971 г. летом я работал инструктором в альплагере «Уллу-тау» на Кавказе. Весна и начало лета выдались теплыми, с большим количеством гроз.

Снег быстро сошел со склонов и морен вплоть до бергшрундов – подгорных трещин между снежными склонами и ледниками. В итоге начались камнепады. Многие сложные маршруты стали опасными. Инструкторы на собственные спортивные восхождения не ходили – лишь с участниками лагеря на единички и двойки, однодневные и безопасные.

В этот период относительно безопасными могли быть лишь сложные маршруты на северных склонах, где в темпе проходишь ранним утром, по морозу, камнеопасные участки и выходишь на безопасные гребни или контрфорсы.

Такой вариант подъема на Уллу-тау по северо-западному контрфорсу, ограждающему снежную «доску» слева, я высмотрел в большую подзорную морскую трубу из лагеря и с Чегетских ночевок. Этот маршрут мог претендовать на 5-ю категорию сложности, первопрохождение.

Надо было подобрать команду. В то время в альплагерях большинство инструкторов не жаждало ходить на серьезные восхождения (к тому же, примерно половина инструкторов – женщины, среди которых мало спортивных дам). Основная масса лагерных инструкторов приезжала, не перенапрягаясь, поработать, а заодно и отдохнуть в красивом месте, где быт обеспечен и есть молодежная среда. Многие из них уже в возрасте, некоторые плохо тренированы физически – но этого и не надо для несложных выходов с участниками, танцев по вечерам, чаепитий и общения. А если еще и погода не благоволит – чего дергаться?

Но у меня команда нарисовалась. Пригласил Липеня, с ним я был в горах в 68 и 69 гг., а в 70 г. ходил на пик Ленина; Володю Пискуна из Киева и Харлампий Кузнецова из Черкесска – с ними ходил в 68 и 69 гг. в «Узунколе».


Мы обсудили вариант северо-западного контрфорса: можно пройти с двумя ночевками, проходя опасные места ранним утром. Наметили выход на пересменку. Учебная часть (Г. Коленов, Ю. Порохня и В. Ружевский) не возражала. У них тоже резон: между лагерями идет соревнование по инструкторским спортивным восхождениям.

Началась подготовка. Оформили маршрутные документы. Подобрали снаряжение: крючья, веревки, палатку. На складе нашелся четырехместный пуховый спальник. Выписали продукты и мясо, которое отдали повару лагеря, чтобы сделал из него буженину, разумеется, за вознаграждение.

Наконец – выход. На лагерную линейку заносим рюкзаки. Там уже много провожающих – последний день смены, все прощаются.

И тут вспоминаем – мясо на кухне! Я заскакиваю в свою комнату прямо в триконях, что строго запрещено, вытаскиваю ящик из-под койки с «живой» водой, наливаю полный стакан – и на кухню:

– Петя, тут чистый…

С запакованным мясом возвращаюсь на линейку. Начальник спасотряда Вадим Ружевский проверяет нашу готовность. Рядом крутится поддатый веселенький Ким Зайцев. Вдруг с криком:

– Ты что принес? – мчится Петя. – Мы с Колей разбавили вдвое, опрокинули, а там вода!

– Да ладно вам, – вмешался Ким, – потом разберетесь.

(Год спустя Ружевский признался:
– Понимаешь, бывает, что очень надо. Это мы с Кимом заменили спирт на воду.
До этого я показывал ему свои новые крючья, и он видел флягу.)


Мы надели рюкзаки и вышли из лагеря. К вечеру установили палатку на камнях под бергшрундом. С запада, от моря, надвинулась гроза. Мы спрятали все, что может намокнуть. Сняли верхнюю одежду – было очень тепло – и нырнули в палатку. Вскоре полило и загрохотало. Я высунулся из палатки и стал считать секунды от молнии до грома:

– 21, 22, 23… – и тут сильный треск, меня подкинуло, потом отпустило – поверхностный разряд по мокрым камням. Моя нога касалась ягодицы Пискуна. Он завопил, под фамилию, пискляво:

– Хлопцы! Тикаем! Выкидывай железо!

Его успокоили – два раза в одно место не бьет.

Наконец, гроза ушла. При закатном солнце почаевничали и легли спать.

На следующий день на рассвете, пока морозно, прошли бергшрунд и по снегу со страховкой через ледорубы устремились к скалам контрфорса. Где-то в 10 утра, еще по морозцу, вышли на гребень контрфорса. На скалах 4-5-й категории мы в безопасности. К вечеру добрались до намеченной ночевки – узкой, только сидеть, полке под отвесом. Небо было чистое, звездное, мы сидели на страховках в спальнике, как куры на насесте, рядочком. Так и провели ночь, поеживаясь, -– было зимно.

День обещался быть солнечным, а, значит, на северной стене до 2-3-х часов будет морозно. Мы были уже на отметке примерно 3500 м. Левее нас – большой кулуар, что хорошо – туда скатится все падающее. Справа, с понижением, шла снежная доска. Тоже хорошо.

Двинулись вверх где-то в 8 утра: на привязи, сидя на полке, сборы долгие. Погода прекрасная, только солнце не над нами, а за гребнем горы. Через час по контрфорсу вышли на просторный склон – чередование скальных прочных островов (остатков контрфорса) и снежных перемычек между ними – безопасный участок.

Ближе к вечеру стало ясно – дело к грозе. Пока нашли подходящее место, поставили палатку, началась гроза-буря. Палатку полоскало, держали ее на спинах. Лило как из ведра.

Стемнело. Ветер почти стих, я стал разводить примус:

– Эдик, дай свой фонарь! – Липень еще в лагере похвастался, что Гракович подарил ему прекрасный фонарь.

Эдик вытащил ключи с брелоком-фонариком.

– Не фига себе! Ты что совсем…

Я долго воевал с примусом – увидеть уровень бензина в чашечке из-за темноты было невозможно. Итог – пару раз перелив и небольшие пожары. Кое-как, на копоти, сделали чай. Мокрые легли на мокрое – и ночь прокемарили.

Ночью приморозило. Когда проснулись, увидели чистое рассветное небо. Рюкзаки, что лежали под нами на дне палатки, примерзли, отрывали с треском.

Гребень Уллу-тау-чаны осветило солнцем. Туда бы, к теплу. Позавтракав, двинулись вверх: снежные куски, скалы, опять снег, ледорубы, крючья, веревки…

Часам к 9-ти подошли к гребню. В понижении гребня был вертикальный снежный кулуарчик высотой метров 10, выводящий на гребень.

Южный склон горы уже был согрет. Оттуда поднимался теплый легкий воздух, создавая зону разряжения над гребнем, что вызвало сильный переток холодного воздуха с нашей северной стороны на южный склон.

Я стал подниматься по кулуару – не тут-то было: перемороженный снег, как мука-крупчатка, не утаптывался, лишь осыпался и стоял в кулуаре почти вертикальной стеной. Снизу дул сильный холодный воздух. Минут 20-ти хватило, чтобы я замерз. От злости и холода стал орать:

– Кто сказал, что я сдал? Что мне рук не поднять… – и потиху все же поднимался, зарываясь вглубь кулуара. Про такое говорят: «Тут умирают поодиночке».

Насилу вылез на гребень, к солнцу. Долго махал руками – согревался. Из-за гребня кричали:

– Выбирай, – а у меня пальцы все не отходили. Наконец, смог выбрать веревку и закрепить. Поднялись ребята. Сходили к туру за запиской. К 11-ти спустились на Чегетские ночевки – на солнечный простор.

По связи лагерь предложил нам раньше 14:00 не приходить. Сделали чай (последней спичкой), просушились и пошли в лагерь.

Оказалось – нас решили встретить торжественно.

Участников смены накормили раньше, а инструкторы ждали нашего прихода. Так как наше первопрохождение оказалось первым инструкторским серьезным восхождение в Приэльбрусье в этом сезоне, начальник лагеря, Коленов, сам в прошлом альпинист из команды В. Абалакова, устроил показательный урок всем инструкторам.

Столы в столовой поставили буквой Т. Во главе стола сел Коленов, по бокам мы четверо, а инструкторы вдоль ножки Т.

Коленов нас поздравил и выставил нам вино:

– А вам, остальным, фиг! Болтались да чаевничали всю пересменку! – и Коленов показал фигу.

Нашей группе надо было писать отчет в квалификационную комиссию (КК) Федерации альпинизма СССР, доказывая категорийность этого маршрута.

Уллу-тау – гора особая. На нее ходили многие из тогдашних руководителей альпинизма СССР. Это классический объект восхождений. Новая 5Б вызовет в комиссии недоверие. В первом варианте отчета мы написали, что для страховки крючья использовались 52 раза и многократно ледорубы – как было реально.

В это время в альплагере находился В. Гракович, член КК Федерации. Он высказался, что в отчете указано мало крючьев. По руководящим материалам на таком маршруте должно быть за сотню точек страховки. Мы переписали этот пункт – мол, использовали крючья 127 раз, на что Коленов отреагировал:

– Никто не поверит в 127 крючьев. Опытные альпинисты в реальности так не ходят. Это не стенной маршрут.

Количество точек страховки на маршруте зависит от его состояния и от уровня подготовки группы и ее психологического состояния. То, что пишут в руководящих документах, – это цифры на самое плохое состояние маршрута и группы, то есть это не закон.

Мы вновь отредактировали, взяв среднее. После этого Гракович провел со мной беседу:

– Тебя как альпиниста в Москве никто не знает, а Липень там свой. Если хочешь 5Б – пиши руководителем Липеня.

Где-то в 1968 или 1969 году в СССР приезжала из США команда альпинистов. Во время восхождения на Далар (район альплагеря «Узункол») один из американцев сорвался и здорово поломался. Липень был в «Узунколе». Оказал первую помощь. Требовалась срочная операция, а Липень весной проходил стажировку в ЦИТО в Москве. Позвонил туда, договорился о госпитализации американца и попросил подогнать санитарную машину к самолету. То, что американец, а главное – сын сенатора США, сработало. Парня спасли. Осенью сборная из Союза под руководством Шатаева нанесла ответный визит. Липень был в составе делегации – сенатор прислал ему персональное приглашение.

Гракович был моим тренером, недолго, но наиболее весомым. Без особого желания я согласился. Главное, чтобы маршрут утвердили: будет для альпинистов еще один вариант на обычно «населенной» горе.

Так отчет и подали в Федерацию альпинизма.
Маршрут утвердили.