Тридцать маленьких шагов

Тридцать маленьких шагов, перерыв. Снова тридцать и снова перерыв. Стараюсь наступать в след предыдущего – так проще.

Останавливаюсь, дышу, украдкой посматриваю на тех, кто сзади – не догоняют ли?
Последний подъём даётся мне с трудом. Сказывается высота и недавний обед. Тяжело организму – и так дефицит кислорода в атмосфере, а тут ещё еду поди перевари. Я его понимаю, организм-то.
Первая четвёрка довольно бодро скачет вверх по крутому склону. На очередной полке они рассаживаются на рюкзаках, вальяжно посматривая то на нас, то на часы. Ходка – сорок минут, мы – опаздываем.

Мне кажется, что я двигаюсь очень медленно. Мыслей в голове немного, точнее одна, да и не мысль даже, а бесконечное прокручивание в голове одной и той же песни. Причём сама песня полностью не соответствует пейзажу: снег и чёрный камень скал там, где снег лежать не умеет. Смысл песни крайне непристойный.

Наконец, дохожу до отдыхающих. Сбрасываю рюкзак. Возникает ленивая мысль, что стоит-таки нацепить накидку, чтобы рюкзак от снега не промок. Машу рукой – и так сойдёт! Снег сухой, крупный, холодный – не так-то и просто ему в ткань впитаться.

Народ шутит, веселится, балагурит. Одна ходка осталась. Я просто сижу. Жалею, что съел весь шоколад на обед (от волнения). Перманентно откуда-то с высоты ниспадают бульники размером с чемодан. Они гремят и катятся по снегу далеко от нас.

Подгребают последние, жалуются на слабость, сонливость и усталость. Значит, не меня одного разморила эта ходка, значит, жаловаться на «горняжку» пока рановато.

Позже я «догадался»: сильнее всего выматывает психологическая нагрузка, причём выматывает ого-го как! Физически-то я соответствую, но вот морально… У всех остальных участников есть опыт крутых подъёмов по снежникам. А у меня – нет. У всех есть опыт работы с альпснаряжением, а у меня – нет.

Что я здесь делаю?

Вчера за весь день мы набрали около тысячи метров и остановились на высоте 3200. Здесь я впервые почувствовал некоторую слабость, которая, впрочем, быстро прошла после употребления. Некоторые страхи по поводу горной болезни отступили. Тем не менее, ночью я не спал. Причём, это была уже вторая бессонная ночь подряд. Мешало всё: камни, теснота, сырой спальник из-за лужи под ногами. Особенно сильно меня терзала неуверенность – вечером я увидел перевал, на который нам предстояло вскарабкаться сегодня утром.



Впрочем, гладкая доска ледника, уходящего ввысь метров на двести, кажется, наводила тоску лишь на меня. Остальные равнодушно взглянули и продолжили заниматься своими делами. Господи, мелочи-то какие: 200 метров льда с уклоном 45 градусов. Тем более, там провешены перила для «коммерсов» – бояться абсолютно нечего!

Ну ладно.

Утро выдалось морозноватое, более того - я дежурил, поэтому, окончательно очнувшись от тяжёлой дремоты в 4:30 утра, я вылез готовить завтрак. Кашу. Геркулесовую. С цукатами.
Кстати, пригоревший геркулес весьма трудно отмывать от стенок котелка в студёной воде ручья, вытекающего прямо из ледника. Руки сводит так, словно их кипятком ошпарили.
Быстро собрались, вышли. Но по пути как обычно растянулись, каждый в своём темпе. В результате, к леднику я подхожу вторым. Впереди бежит Ярослав – тот ещё лось. Дойдя до перил, он, недолго думая, встёгивает верёвку в жумар и спокойно так идёт вверх, словно делает это каждый день по пути на работу.

Перед ним на перилах развесилась группа коммерсов, выдвинувшаяся раньше нас.
Когда я, наконец, добрался до бергшрунда, Слава уже успел пробежать две верёвки. Я тоскливо оглянулся. Вокруг никого. Третий из нашей группы достаточно далеко. Выстаивать тут в одиночестве – смысла мало. Я достал жумар и пошёл вверх.

Проблема в том, что с жумаром я никогда и никуда не поднимался. Ну, один раз, поболтался как сосиска на небольшой скале и ничего из этого не вынес. Техника ясна, но страшно же!
Ещё рюкзак сзади. Почти треть от моего собственного веса. Из-за отсутствия какого бы то ни было опыта, ощущаю нарастание недоверия к снаряжению: вдруг кошки в лёд не воткнутся? вдруг жумар соскользнёт? вдруг что-нибудь ещё случится и от меня потребуются какие-то действия, которых я не знаю?



Впрочем, потихоньку иду. Даже хорошо, что за мной никого нет – подгонять некому, а, значит, волноваться, что я кому-то мешаю, тоже не обязательно.

Подходя к очередной станции, мысленно повторяю про себя (раз десять): сначала самостраховка и только потом перестёжка в следующую верёвку.

После третьей я разогнался, почувствовал уверенность, пошёл быстрее.
И всё бы закончилось хорошо, но тут наверху начинается какое-то невнятное копошение. Вниз спускается группа, возникает пробка. Люди гроздьями скапливаются на станциях. Голову задирать неудобно – мешает рюкзак и каска, кроме того, в глаза светит солнце. В придачу ко всему, сверху в меня летят куски льда. Пару таких ошмётков очень ощутимо врезались мне в очки.

Так я стою минут пятнадцать, пытаясь вспомнить какие-нибудь инструкции на сей счёт. Стоять на склоне, между прочим, тоже неудобно – силы потихоньку уходят, приходится переступать с ноги на ногу, чтобы те, упёртые под неудобным углом в лёд, не затекали.

Проходит ещё немного времени и ко мне сверху невероятно бодро подбегает мужик, который, кажется, просто держится за верёвку руками. Он ругает меня и требует, чтобы я слезал вниз, потому что сверху сейчас пойдёт группа.

Его приказной тон меня пугает.

Хотя в целом, я его понимаю: для таких, как он, я лишь досадное препятствие, не вовремя занявшее перила. Его перила.

Можно, например, сделать обратное сравнение. Подхожу я с группой к какому-нибудь водному препятствию третьей-четвёртой категории (которое я пойду не глядя) и вижу, что там, в середине, застряли на камнях какие-то чайники…



В общем, вежливо прошу его не кричать, так как я тут первый раз (в подобном состоянии в принципе). Мужик внезапно успокаивается, говорит, что мне надо спуститься, потому что ждать на станции придётся около двух часов.

Проблема в том, что я не взял «спусковуху». Точнее, взял, но, по рекомендации руководителя (который сказал, что сегодня спусковое не нужно), не встегнул её в обвязку. Проблема ещё и в том, что она (восьмёрка) не у меня, а у Лизы – отголоски предыдущей истории, связанной с халатным отношением Аэрофлота к своим обязанностям. В общем, не важно…

Важно то, что я не подумал о своей безопасности.

И вот я стою на склоне, рядом ругающийся инструктор, а у меня в кармане есть прусик, который должен идти, как страховка к «восьмёрке», но не как самостоятельное средство для спуска (в моём-то случае точно).

Видя моё замешательство, инструктор огорчается, потом нелестно высказывается сперва в мой адрес, затем в адрес нашего руководителя. После чего вынимает откуда-то восьмёрку, вставляет мне в обвязку, а сам бежит дальше. Профессионал.

В прошлом году я вот также наорал на группу чайников, сплавляющихся на утлых лодочках по высокой майской воде реки Белая недалеко от Гранитного каньона. Кто-то у них кильнулся, мы их подстраховали. А потом я на них наорал и запретил дальше плыть. Жить надоело, идиотам.
Короче, спускаюсь я обратно. На это уходит существенный запас сил и последние нервы. Внизу препирающиеся руководители, каждый отстаивает свою правоту.

Ярослав к этому моменту уже забирается на седло и теперь откровенно скучает там.
Наконец, верёвка снова свободна. Но лезть вверх совсем не хочется. Уныло смотрю на лагерь вдалеке, откуда мы пришли. Сил нет, нервы на пределе. Хочется спуститься вниз, на камни и посидеть там пару дней, разглядывая Аккемскую стену. Проблема в том, что для остальных этот подъём – не проблема. Им не страшно. Тяжеловато, но не более того.

Полез. Куда деваться.

Рядом внезапно возникает группа из трёх человек со своими верёвками. Выглядит впечатляюще: пока я еле-еле переставляю ноги по склону, чем отчаянно торможу своих, эти очень бодро взбираются вверх с ледорубами, попутно устанавливая и снимая станции. Как им удаётся зарубаться в лёд, да ещё так быстро, да не соскальзывая – для меня загадка. Вчера на тренировке я не смог просто затормозиться в менее крутом месте, отрабатывая срыв.
Наверное, прошло больше часа, прежде чем я преодолел все семь верёвок и выбрался на перевал.

Ярослав подал мне руку.

Сижу, гордости не испытываю ни капли, скорее глухое внутреннее раздражение на самого себя же за неподготовленность и некомпетентность. Попросился на Белуху, называется!
Теперь меня больше всего пугает обратный спуск по этой доске.
Наконец, штурмовой лагерь. Палатки. Чужие суровые люди кругом.
Они модно и современно одеты, эти люди. Как альпинисты из известного фильма про Эверест. Они лениво выглядывают из палаток, заваривают кофе на персональных горелках и презрительно посматривают на нас. Мне кажется, что я выгляжу, как актёр из советского фильма «Вертикаль» - такой же устаревший, как и наши каны на фоне модных джетбойлов.

Ставим лагерь. Завтра штурм вершины.

Местные вяло уверяют, что выходить надо в полночь. В целом, им на нас плевать. «В десять утра начинает таять снег – это вызывает лавины и камнепады», - говорит один. Наш руководитель отвечает, что выходить надо в 4 утра. Он человек старой закалки (хоть сам совсем не старый) – сторонник правил «старой школы», когда люди старались выспаться перед штурмом.



Кроме того ходят слухи о приближающейся плохой погоде. Обещают 14 мм снега.
У меня снова проявляются симптомы горняжки, но быстро проходят после употребления.
Сейчас я спокоен. Ещё дома я решил, что на вершину пойду только при идеальных для меня условиях: хорошая погода, подготовка, усталость (её отсутствие) и проч. и проч. Но поскольку условия, очевидно, далеки от идеальных, я внутренне смиряюсь с тем, что мне лучше сидеть здесь. Впрочем, оставляю возможность для окончательного решения завтра утром. В час или в три… Пока не понятно во-сколько именно.

Анатолий будит нас в два. Я опять почти без сна. Зато вылезаю из спальника сразу в штурмовой одежде, поэтому собираюсь быстро: лишь обвязка и кошки.
Целый час мы завтракаем кашей/откладываем вещи в общий штурмовой рюкзак/собираемся. В общем, прокрастинируем по полной.

Наконец, выходим. Идём в полной темноте, светим фонарями. Я в первой связке. Передо мной Лиза.
Идём даже бодро, но тут я осознаю, что у меня абсолютно задубели ноги. Одна из моих крупнейших ошибок состояла в том, что я взял плохие ботинки. Точнее, они очень хороши для треккинга, но совершенно непригодны в снежных условиях.

В общем, решение я принимаю практически молниеносно: мне дальше идти нельзя. Лиза с досадой рубит снег ледорубом, словно от моего присутствия зависит степень её удачливости.
Извиняюсь, выстёгиваюсь из связки и иду обратно, абсолютно не чувствуя никаких угрызений и разочарований. На самом деле, ситуация складывалась далеко не идеально: третья ночь без сна, поздний выход, общая неуверенность в своих силах.. Замёрзшие конечности стали лишь триггером. И очень хорошо. Плохо было бы, если бы они не замёрзли – тогда отказаться было бы сложнее.

Пришлось бы выдумывать причину или идти.

Вернулся в лагерь. Пока иду – согреваюсь. Небо почти чистое. Светит полумесяц. Вокруг горные пики и звёзды – красота. Никогда такого не видел. Сижу – любуюсь. Очень тихо вокруг.
Зря я всё это увидел – что мне теперь делать без этих чёрных силуэтов мёртвых пиков на фоне яркой луны и звёзд? Теперь снова куда-нибудь лезть придётся же…

Вдалеке наша процессия. Продвигаются потихоньку – поднимаются на седло. Вдруг от этой цепочки отделяется огонёк. Человек возвращается обратно. Ещё кому-то не судьба, - думаю. Сижу, гадаю, кто из наших мог отказаться – вроде все сильные. Оказывается, это Ваня, сын руководителя – самый младший – почувствовал себя нехорошо и вернулся. Молодец, адекватный, несмотря на возраст.
Вслед за Ваней с горы спускается плотное облако и заволакивает всё вокруг.

Становится тревожно. Мы идём спать.

Через час нас внезапно будит Дмитрий.
- Уже вернулись? – спрашиваю.
Отвечает, что он тоже решил отказаться от затеи.
- Там всё на чистой физухе, - говорит, - тяжело.
Погода меж тем портится окончательно. Пурга, туман. Снег валит, крупный и жёсткий, похожий на шарики пенопласта.

Отмечаю про себя, что нашим, там, пожалуй, весьма несладко сейчас. Хорошо, что я не пошёл. Но делать нечего, остаётся только ждать. Ну, мы и ждём, точнее, спим или просто лежим.

Периодически кто-то из нас вылезает наружу и стряхивает с палатки снег – лагерь заметно засыпало. Пурга какая-то странная: из-за сильного тумана она почти не слышна, только снег по лицу хлещет и палатку к земле пригибает под напором ветра. Мёртво кругом. Так проходит часов семь-восемь.
Наконец, из тумана появляется группа – 12 человек. Питерцы и наши. Выглядит вся эта процессия мрачновато. Потрепало их неслабо. Хорошо, что я не пошёл.

В общем, до вершины они дошли. Подобрались к финальному взлёту (три верёвки), а оттуда как раз спускалась группа из Питера. Буря к этому моменту уже достаточно разыгралась. Промедление превращалось в прямой риск. От восхождения решили благоразумно отказаться. И всё же руководитель успел забежать по леднику на вершину.

«На характере», - прокомментировал человек из другой группы.

Чуть позже они попали в «молоко», потеряли тропу и были потревожены парой небольших лавинок. Но вернулись, молодцы. Хорошо, что я… А, впрочем, и так понятно…
Ночь мы провели в тумане, а утром быстро пошли на спуск, благодаря случайно образовавшемуся погодному окну.

Пожалуй, эта попытка взойти на самый высокий пик Алтая, дала мне больше, чем последние десять лет водных походов. Совершенно иной опыт, совершенно иной взгляд на определённые вещи. То, что раньше считалось нормой, сейчас требует явного пересмотра и переосмысления. Вылезла целая уйма ошибок, над которыми необходимо работать.

Автор: Андрей Феоктистов
Команда 6B