Знакомство с Хибинами

«Мысли о Хибинах»
«Легенда об озере»
«О метаморфозах времени»
«Об одном непогожем дне»
Очерки из похода по Хибинским горам




Мысли о Хибинах

Мои первые мысли о Хибинах появились, как ни странно, совсем не вблизи северных широт. Они появились недалеко от экватора, а точнее, на прекрасном Канарском острове — Тенерифе. С чего бы это? Да, с того, что там, на острове, я совершил свое первое горное восхождение на вулкан Тейде.

Уже через пару дней, отдыхая в отеле после успешного возвращения, я подумал: «Теперь мне нужны горы и желательно поближе!» Ну, а так как мой дом находится в Санкт-Петербурге, то и горы надо найти рядом. Да, вот не задача — нет их в Ленинградской области. Кроме карельских скал — не более восьмидесяти метров высотой, здесь не было, ровным счетом, ни одной горы.
И вот, безнадежно гуляя по спутниковым картам «Всезнающего Гугла», я заметил небольшое серое пятнышко, приближаю изображение: «Т-а-а-а-к... Кольский полуостров... Кировск... Горы? Ура, горы! И самое главное недалеко — каких-то тысячу километров! Ну да, далековато конечно, но в любом случае ближе любой заграничной горы и примерно в три раза ближе Кавказского хребта».

Хибины не стали моей второй горой. Не стали и третьей, и не четвертой. За Тейде был Олимп, потом Сьерра-Невада, Пиренеи, Кебнекайсе, Ида, а Хибины так и оставались самыми близкими далекими горами. И чем больше я мечтал и узнавал о них, тем сильнее понимал, что идти туда нужно не на день-два, как я делал это до сих пор, а основательно — дней, скажем, на семь, а лучше на десять.

Три с половиной года прошло с тех пор, как я впервые прочитал в «Википедии» статью о Хибинах. Передо мной, под низкими северными облаками, Хибинский массив. Стою на старом бетонном перроне станции Имандра, смотрю вдаль и думаю: «Ну, вот мы и встретились — мои далекие близкие горы».



Легенда об озере

Темнеет. Мы выходим из густого леса и поднимаемся по северному склону горы Хибинпахкчорр. Линия, отделяющая тундры от зоны леса, стала отчетливо видна. На холмах, расписанных разноцветными мхами, теперь лишь изредка попадаются худосочные березки. Чуть выше ущелья Крест, на небольшой плоской вершине, я и мой товарищ решаем остановиться на первую ночевку.

Отсюда, с высоты в триста пятьдесят метров, перед нами открывается панорама на таинственное северное озеро Имандра, зеркальная гладь которого, медленно укрывается вечерним туманом. Солнце, уставшее от полярного дня, отправляется на покой, окрашивая горы в оранжевые тона и от этого, угрюмый пейзаж становится теплее, мягче.

Мы, не торопясь, ставим палатку. Разжигаем костер. Ужинаем, вглядываясь вдаль. Возможно, когда-то давно, отдыхали на этом самом месте два лопаря — старый и молодой. После удачной охоты они ели жареную куропатку, а потом смотрели на большую воду и старый лопарь рассказывал молодому легенду об озере:

— Жила, некогда на свете, девушка по имени Имандра. Была она быстра, как олень и ловка, как рысь, а смеялась так, что звон стоял промеж тундр. Пошли они с отцом на охоту, да не охотилось ей, хотелось петь и смеяться. Ее дивный смех и песни струились ручьями и разливались в другие долины. Эти волшебные звуки услыхал молодой охотник, аж с окраин Умпъявра и побежал посмотреть на диво эдакое. Шел он, как заколдованный, по острым камням и по крутым обрывам, увидал Имандру, да забыв об опасности, ступил в пропасть. Упал и зашибся до смерти. Эту беду видела девушка — смолк ее смех, стала Имандра винить себя, да корить. Начала бога Тирма молить о возврате юноши — не слышит Тирм. Просит слезами своими Сторюнкара-бога сделать его птицею вольною — Сторюнкар не внемлет. Последняя надежда осталась у Имандры. Рыдает она к богу Байве, дать жизнь молодому охотнику, обратить молодца в веточку — и Байве молчит. Глухи были боги к просьбам Имандры. Вконец отчаялась девушка, да кинулась с утеса в небольшое озеро. Расступилась вода по окраинам от большой горечи, залила многие расстояния черной пучиной, да и осталась такой, а озеро, с тех пор, стали звать Имандрой.

Мы молча сидим и смотрим на самое большое озеро Кольского полуострова. Костер, освещая наши лица, ворчливо пощелкивает и изредка извергает в небо сгустки искр, а вместе с его дымом в нас проникает природа дикого севера и ее тайны.



О метаморфозах времени

Перед походом я не раз размышлял о разных непредвиденных ситуациях. Одной из них была — «днёвка», но не просто отдых, когда можно выспаться, отъесться и неспешно погулять по окрестностям, а когда погода вынудит безвылазно сидеть в палатке и выходить наружу захочется лишь по «нужде».

Так и случилось. Поздно вечером, в тумане, мы спустились с перевала Арсеньева, он же Арсенина, и встали на ночевку. Утром планировали выйти на непростой перевал Орлиный, очень уж хотелось попасть на вершину горы Юдычвумчорр именно через него. Часам к двенадцати ночи ветер заявил о своем присутствии, ну а позже пришел его приятель — дождь. Погода упрямо намекала на то, что завтра нам не взойти.

Ночь была веселой. Гуляка-ветер бесцеремонно ломился в наш «мягкий домик», но безуспешно. Казалось, неудачные попытки вторжения сильно раздражали его. Он затихал ненадолго, а потом, как бы исподтишка, с еще большей силой, дул, пытаясь сорвать палатку со склона. Дождь же, компаньон по ночному дебошу, непрестанно хлестал плетьми наше укрытие.

Утро, четыре часа — погоды нет, спим до шести, вернее пытаемся спать. Очередной будильник — видимость метров сто, отлеживаемся до девяти. Все, встаем — будем ждать погоды. Завтракаем и понимаем, что придется бездельничать целые сутки. Как в поезде, когда кроме еды, книги и сна на неудобной полке, нет больше ничего. Поел, почитал, поспал, поел, почитал, поспал и так до тошноты. Мне казалось, что этот день, проведенный в палатке, вымотает меня больше, чем двадцатикилометровый переход.

Два года назад, многочасовая фотосессия заставила меня пробыть в пещере длительный промежуток времени. Три часа я ассистировал известному петербургскому фотографу, а потом, еще четыре, снимал собственные панорамы. Тогда меня поразила, не сама пещера, со своими многокилометровыми сетями ходов, и не мои фотографические изыскания, а время, которое течет там совсем иначе.

Подростком я видел документальный фильм о том, как французский ученый-спелеолог Мишель Сифр провел в пещере много дней, не имея часов. Так вот, он доказал, что без внешней связи с информацией о времени, собственная оценка о нем сильно меняется. Его биологические сутки, в итоге, увеличились до сорока восьми часов.

Длительное пребывание в замкнутом пространстве нашего убежища чем-то напомнило мне нахождение в пещере, лишь свет и звук служили различиями. В августе, за полярным кругом, световой день очень длинный, почти восемнадцать часов, но за это время диск солнца, по которому можно было бы ориентироваться через ткань палатки, ни разу не пробился сквозь толщу свинцовых облаков. Шелест дождя, порывы ветра и хлопки тента стали чем-то обыкновенным и в какой-то момент перестали восприниматься вовсе. Мы редко смотрели на часы, а отрезки времени нам отмеряли наши желудки, которые напоминали, что пора есть. Мой организм твердил: «Уже ужин!» А мои ощущения реальности говорили: «Не может этого быть! Сейчас часа четыре или пять дня — никак не семь вечера».

Трансформация! Теперь, я могу сказать точно, что «пещерное время» существует. Оно, действительно, длиннее «обычного». Удивительно, что, в полной мере, я ощутил его не под землей, а в маленькой палатке, на склоне горы Юдычвумчорр, которую саамы справедливо назвали «Гудящей горой».



Об одном непогожем дне

Стоим в верховьях ручья Ферсмана. Гора не пускает нас. То туман, то дождь, а ветер такой, что чувство самосохранения в разы превышает желание взойти на гору.

Подняться на перевал Орлиный, с отвесных стен горы Юдычвумчорр взглянуть в прозрачные дали, а затем спуститься в долину ручья Петрелиуса. Именно этот отрезок нашего маршрута был «изюминкой» всего путешествия, но не все зависит от наших желаний. Придется смириться с погодными обстоятельствами и уходить. Оставаться под горой, больше нет времени.

Маршрут сломан. Присутствует стойкое ощущение, что гора дала тебе «под зад». Оглядываюсь. Злюсь. Но дорога заставляет переключиться и смотреть вперед — новая цель. Теперь нужно обойти негостеприимную гору с юга и выйти к реке Малой Белой. Дойти до ее верховья и через один из двух перевалов выйти в другую долину.

Идем молча. Дождь. В непромокаемых пончо, надетых поверх рюкзаков, мы похожи на двух неуклюжих слоников. Один синего цвета, другой оранжевого. Туристы из Воронежа не стали скрывать улыбок, когда мы проходили возле их лагеря.

На ногах с пяти утра, остановились выпить горячего чая. Отдыхаем, смотрим на гору Петрелиуса. Мимо нас проносятся, уже порядком вымокшие, воронежцы. Теперь не смеются, с завистью смотрят на наши «наряды» и поспешно уходят в сторону Западного перевала. Мы же хотели махнуть через Восточный, но сейчас, он выглядит как-то тревожно. Белый флаг водяной пыли развевается над его седловиной. Придется идти вслед за группой.

Подъем стал крутым, а порывы ветра сбивают с ног. Идем медленно, приспосабливаемся. Упираемся, пережидаем атаку «воздушного снаряда», движемся дальше. Длинные полы пончо небезопасно лезут под ноги. Я затыкаю края под поясной ремень рюкзака, и от этого мои штаны быстро мокнут. А вскоре, от стекающей по ногам воды, сырость появилась в ботинках. С этого момента «чаша моего терпения» начала стремительно переполняться.

— Чертов дождь! Сколько же можно лить? — в голове мельтешат раздраженные мысли. — Не-е-ет! Больше в такие авантюры я не полезу. К черту горы! Они красивы лишь в хорошую погоду! — Нарастающая усталость только обостряет возникший конфликт с природой.

Неожиданно поменялся рельеф. У нас под ногами камни, похожие на битое стекло размером с кирпич. Где-то мы промахнулись. Маловероятно, что здесь идут намеренно. Кажется, поставишь ногу, и вся эта груда уедет вниз вместе с тобой.

— Соберись, хватит ворчать. Не место! — мысленно одергиваю я себя.
Забираем левее и осторожно выходим с «минного поля». Взошли. Наконец-то, седловина перевала, но приятного мало. Ветер дует непрерывным потоком, а дождь, холодными спицами, вонзается в кожу лица и рук. Тут невозможно задержаться надолго.

— Зачем я таскаю четыре килограмма фототехники, если не могу снимать? — думаю я и бросаю равнодушный взгляд на пирамиду сложенную из камней. — Даже перевальную записку оставить нет ни желания, ни возможности!

Спустились быстро, но настроения нет. Стена горы Юдычвумчорр и снежный спуск перевала Орлиный не вызывают должных эмоций. А ведь, с этой стороны, даже в такую погоду, они заслуживают большего внимания.

— Давай, — говорю я напарнику, — дойдем сегодня до базы спасателей, переночуем там, а утром закажем машину. Пусть нас везут в Кировск из этого промозглого места.

— Пошли, — сухо отвечает он. — Там есть баня и пиво. — Эта фраза должна была прозвучать как шутка, но интонации юмора в ней замечено не было.

В редколесье у ручья Петрелиуса намечалась очередная ночевка. Тихо проходим через стоянку у тропы и видим наших сегодняшних попутчиков. Забились в палатки, отогреваются, отдыхают. Мы прошли уже шестнадцать километров, но, не смотря на это, решительно готовы идти дальше, лишь бы добраться до уголка цивилизации, в самом центре Хибин. Впереди новый, двенадцатикилометровый отрезок пути — к теплу и уюту.

— Что мы ищем? Зачем приехали на север и целыми днями топчем ботинки? Ради чего терпим эту несносную погоду? — Пытаюсь придумать мотивы, но убедительных не нахожу. — Хватит! Хотел побывать в Хибинах? Побывал! Это последний мой поход.

Напарник устало идет впереди. Молчит. Наверняка, ищет смысл «своего» присутствия в этом месте.

— Не просто же так мы здесь? Что-то привело нас сюда? Дома, каждый представлял себе подобный сценарий. Это не остановило нас, приехали. Зачем? — продолжаю задавать себе вопросы.

Постепенно гнев становится бессмысленным. Ничего не меняется: дождь льет, ветер дует, ботинки мокнут. Меняется только время. Оно идет, мы идем. Я медленно перемещаюсь в пространстве и времени. Думаю:

— Быть может, за этим и ходят? Остаться наедине с собой, обессиленным, но откровенным. Поговорить, вычленить самое важное и отбросить пустое, ненужное. — И вдруг меня осеняет, — Погода! Мы совершенно не в силах ее изменить. Ее нужно просто принять! — Эта мысль становится откровением. Ведь она применима ко многому в нашей обычной жизни.

Мокрые и голодные, грязные и измотанные, мы вышли к базе спасателей. И как только мои ноги коснулись деревянных мостков, которые ведут к теплым домикам, внезапная эмоция радости выплеснулась наружу:

— Мы дошли! У нас получилось! — я схватил товарища и, по-мальчишески, костяшками пальцев, сделал «терку» на его голове.

Я лежу в теплом бараке сытый и довольный собой. Позади шестнадцать часов и двадцать восемь километров пути: дождь и ветер, курумы и реки, перевалы, болота, леса. Сегодня мы прошли через все это, но главное, мы прошли через себя.

Глаза непроизвольно закрываются от усталости и прежде чем уснуть, я подумал:
— Ни в какой город мы завтра не поедем. Сушимся и снова в горы. Маршрут не удался? И что? Мы же здесь не за медалями!



Хибины | Виртуальный тур 360° | Август 2015
Сайт - Хибины | Хибинские горы