Мало букв про много гор.

Все фото - автора, кроме тех, над которыми указано авторство других людей.

Что правда, гор было довольно много, и, вообще, было много всего, - поездка вышла насыщенная. Это просто поразительно, как много можно поместить в две недели брутто при хорошей погоде.
В это лето абсолютно все мои знакомые наведались в Альпы, - они валили туда группами, семьями и поодиночке, - натуральное паломничество (или нашествие – если смотреть с противоположной стороны…). Из всех моих приятелей один только Саша Чесноков не разобрался, что к чему и впопыхах улетел в Каракорум.
Сам-то я не очень хотел в Альпы. После октябрьского Пумори, со склонов которого уже и Эверест не кажется недосягаемо великим, хождение в Альпах представлялось мне чем-то вроде заплыва в лягушатнике, притом, - в лягушатнике переполненном шумной детворой, но ошмётки моего годичного отпуска, оставшиеся после гималайской эпопеи, не годились для великих дел, и Лена требовала именно Альп. Она уже отведала скалолазания и каньонинга, и решила попробовать себя в высоких горах, притом хотела начать именно с Монблана. «Но почему именно Монблан?..» - спрашивал я в сотый раз устало – «почему бы тебе не начать с чего-нибудь менее требовательного к физической форме и более эстетичного: с какого-нибудь скромного, но красивого четырёхтысячника, за которым не нужно стоять в очереди?..» «Потому что все мои знакомые знают только Монблан, и если я скажу им, что залезла на какой-то там «-хорн» для них это будет пустым звуком…» - в сотый же раз терпеливо объясняла Лена, глядя на меня ясными глазами, и, в итоге, мы пришли к примиряющему компромиссу: сперва мы с ней полазаем скальные маршруты для первичной акклиматизации и для удовольствия, затем я отправлюсь с ребятами на Дибону, чтобы и мне не было обидно, после этого мы с ней взойдём на какой-нибудь «скромный, но красивый четырёхтысячник», и уже в самом конце, если останется время и позволит погода, пойдём на Монблан… Это была нечестная игра с моей стороны: я точно знал, что в Альпах не бывает столько дней хорошей погоды, чтобы нам хватило её ещё и на Монблан, после всего того, что мы напланировали… Задним числом вынужден признать, что я ошибался. На Монблан мы, правда, так и не сходили, но за эти неполные две недели я успел многое, а именно: пройти с Леной мультипитчевый маршрут на вряд ли вам известную вершинку Тет де ля Май, залезть с ребятами на невероятную скальную иглу Эгюи Дибона, взойти с Леной на «скромный, но красивый четырёхтысячник» Бар де Экрин, пройти гребень Космик на Эгюи дю Миди в эксклюзивной компании двух (ДВУХ) женщин, обозреть Белое Безмолвие примонбланья с высоты телеферичьего полёта, позаниматься ледолазанием на Мер де Глясе и скалолазанием в Валлорсине (и то и другое, впрочем, детская забава…), поучаствовать в участии Марины Нечаевой и Натальи Прилепской в чемпионате России и сфотографироваться на фоне Валерия Бабанова…
Надо сказать, я как никогда мало виновен в успехе собственной поездки, поскольку практически не занимался её планированием. Я полностью расслабился: обернулся тихим омутом и наступил на горло, обитающим в нём чертям. Игорь, Серёга, Лена и я, не говоря уже о Люде, - все мы были тихим омутом, в который Гена Фельдман периодически ронял увесистый булыжник очередных планов, а мы лишь покорно откликались на него волнами энтузиазма (несколько угасавшими, разумеется, по мере удаления от Гены…).
В частности, идея отправиться в горный район Экрин всецело принадлежала Гене. Он вычитал, что именно в этом районе погода стабильнее, чем где бы то ни было в Альпах, что в нём много замечательных скальных маршрутов и мало конвенциональных туристов, оскверняющих горы своим присутствием, а я уже сам, без посторонней помощи, обнаружил в нём и обещанный Лене «скромный, но красивый четырёхтысячник», который называется «Бар де Экрин», и который является самым западным из всех альпийских четырёхтысячников. Поскольку у «экстремалов» особенно высоко ценится всё самое-самое, мне кажется нелишним ещё раз подчеркнуть, что мы с Леной выбрали для её первого восхождения именно САМЫЙ ЗАПАДНЫЙ ЧЕТЫРЁХТЫСЯЧНИК АЛЬП.


На вопрос, «сколько нас было», я отвечаю: «от двух до семи» и с интересом наблюдаю работу мысли человека. Нас было много, мы начинали в разное время и в разных районах Альп, мы сходились и расходились, и складывались в замысловатые узоры: Серёга-Игорь-Лена-Ян; Серёга-Игорь-Гена-Люда-Юра-Лена-Ян; Серёга-Игорь-Гена-Люда-Лена-Ян; Лена-Ян; Серёга-Игорь-Гена-Люда-Дима-Лена-Ян; Серёга-Люда-Дима-Лена-Ян; Люда-Лена-Ян; Серёга-Лена-Ян. А ведь были ещё и узоры, которые складывались в отсутствие меня и Лены…

Разминались и первично акклиматизировались мы в районе, который называется Ля Берард (La Berarde) – в верховьях одноименной долины. Сперва мы залезли на местный пупырь Тет де ля Май (Tete de la Maye, 2518m), двумя двойками – каждая своим (спортивным) маршрутом. Серёга с Игорем пролезли «Du V a tire-larigot» (D, 450m, 14 pitches, max: 5c), а мы с Леной – «Pujolidal» (D, 300m, 13 pitches, max: 5c). Звучит похоже, «но есть нюанс», как сказано в одном до невозможности неприличном анекдоте… Если «Du V a tire-larigot» практически от начала до конца состоит из пятёрочных верёвок, то наш «Pujolidal» изобиловал огородами и просторными террасами, а дезертировать с него можно было почти на любой верёвке. Проболчена Тет де ля Май с любовью к человеку: новенькие шлямбура разделены скромными пролётами.
В пользу самой горы могу сказать лишь то, что с её вершины открываются замечательные виды, и что к её подножию от кемпинга, в котором мы поселились, всего десять минут ходьбы.



На второй день, мы отправились лазать одноверёвочные маршруты в небольшой сектор, расположенный на нижних склонах Тет де ля Май, и это лазание до основания разрушило мою самооценку: на этих мерзких наклонных плитах (НЕНАВИЖУ!!!) я не смог чисто пролезть ничего сложнее 5с… «Ты должен верить своим ногам» - убеждал меня Игорь, спустившись с успешно пройденной им «шестёрки». Я скептически осмотрел свои ноги, обутые в скальные туфли от «Ласпортива»: пока я стоял на земле, я мог на них положиться, но стоило мне только попытаться принять позу хомо сапиенса на шестёрочном слэбе, они тут же безжалостно предавали меня…
Как можно верить тем, кто тебя раз за разом обманывает?.. – лично я предпочитаю доверять ногам Игоря.

Эгюи Дибона (Aiguille Dibona, 3131m)

Фото Серёги Гончарова, красная линия - моя :-)

Есть мечты, которые зарождаются не сразу, которые нужно сперва посметь заиметь, и которые потом осуществляются долго и мучительно, но тем слаще и упавший, в конце концов, в руки плод, а есть мечты, которые ты не успел ещё и осознать таковыми, а они уже хлоп и осуществились, и ты стоишь себе, помолодевший, посреди помолодевшего мира со счастливой, но и недоуменной, всё таки, улыбкой: «как?.. и это всё?..»
Именно так у меня получилось с Эгюи Дибона. Когда Серёга Гончаров вбросил её фотографию на «фейс», не сопроводив по ему одному ведомой причине никаким комментарием, я просидел какое-то время с открытым ртом… Потом я закрыл рот, сглотнул слюну и позвонил Серёге: нужно было спешить, потому что нас там будет много, и на эту штуку, конечно же, захотят залезть все. Я даже не стал углубляться в детали маршрута, я точно знал, что должен оказаться на верхушке этой иглы во что бы то ни стало, - так сильно меня давно уже не возбуждала никакая гора.

Всё произошло так скоропалительно, что теперь, сразу же после вступительного абзаца, будет уместно перейти к «в итоге»…
В итоге, мы (а это - Серёга, Игорь и я) пролезли на Дибона красивейший маршрут по изумительному граниту в великолепный погожий день: ничего более прекрасного я ещё не лазал!..

Подход к хижине Refuge du Soreiller занял у нас 3.5 часа и происходил в окружении ничем не примечательных пейзажей, пока мы не перешли по шатким мосткам ручей-Рубикон и не увидели ЕЁ. Это было изящное, остро оточенное перо, устремлённое в небо: именно таким пером уважающий себя альпинист должен заполнять пустые страницы своей жизни …



Немного прозы:
Маршрут, который мы вознамерились вписать в книгу жизни своей, называется
Мадье (Voie Madier route): TD, 400м, 14 питчей (мы насчитали 13…), сложностью до 6а (нам показалось 6а+…) В он-лайн гайде про него написано «частично проболчен» (partially bolted), но если принимать во внимание не только шлямбура, но и старые скальные крючья и френды, насмерть забитые в трещины во имя жизни, то можно сказать, что маршрут оборудован на три четверти. Кажется, ни на одном питче нам не пришлось поставить больше трёх своих точек, а обычно было достаточно одной - двух. Качество гранита – исключительное: невероятное сочетание свойственной именно граниту прочности с шероховатостью песчаника.


Лену я отговорил от участия в этом мероприятии непосредственно накануне. Лену довольно легко отговорить от пугающих её авантюр заранее, но у неё есть одна примечательная особенность: в тот самый бесповоротный момент, когда бесшабашный паровозик назревающего приключения издаёт прощальный гудок, она начинает судорожно метаться по платформе и пытается впрыгнуть на подножку… На этот раз, однако, я был готов к подобного рода событиям: говоря условно, я поймал её в объятия и мягко поставил обратно на платформу. «Понимаешь, как бы это сказать, - это ведь не совсем твой уровень…» - объяснил я Лене, оставляя некоторый простор для лестного истолкования своих слов, - «к тому же, если ты пойдёшь с нами, мы практически лишимся возможности фотографировать на маршруте, поскольку третий из нас будет вынужден постоянно заниматься четвёртым, то есть тобой, а если ты останешься, то Серёга даст тебе свою камеру, и у нас будут снимки не только с маршрута, но и снизу».
Теперь, когда всё уже позади, и пришло время заслуженного признания, приходящего к восходителю во время показа фотографий в виде крутящих у виска сотрудников, родственников и прочих конвенционально отдыхающих членов общества, Лена сожалеет, что так легко дала обвести себя вокруг пальца. Когда, пристально сощурившись и пересчитав точки на стене, такой конвенциональный член задаёт вопрос «а где же Лена», Лена отвечает ему с подчеркнутым достоинством, как бы без обид, но, в то же время, переводя стрелки на меня вполне недвусмысленным взглядом: «А они меня не взяли…»

Дибону мы поделили между собой на три, как впоследствии оказалось, не совсем равные части:
Я пролез нижнюю часть – первые пять верёвок, которые на практике обернулись четырьмя. Когда после четвёртой верёвки я увидел перед собой ненавистный мне слэб, я сперва испугался, потом удивился: вроде бы, он должен был быть на шестой верёвке, и, наконец, изучив предвзятым взглядом описание, обрадовался и доказал всем, что это и есть шестая, т.е. игорева верёвка... Дальше вёл Игорь - до большой полки, отчётливо отделяющей тело горы от острой вершинной иглы, а на Серёгину долю выпали пять верёвок по игле, включая и ключевую шестёрочную.



















на вершине:

Спуск, как и предполагалось, был простым и быстрым: два дюльфера вниз по северному гребню, затем короткий переход по полкам, и далее – вниз на своих двоих. Час – и мы в хижине.



Фото Серёги Гончарова:

После восхождения на Дибона мы в очередной раз перетасовались: на последующие четыре дня мы с Леной отделились, дабы взойти на свой «скромный, но красивый четырёхтысячник», а наше место в стае заняли Гена с Людой. Серёга, Игорь, Гена и Люда ехали в Шамони, чтобы там воссоединится с Димой Резником – всё это сложно и вряд ли достойно вашего внимания. Перетасовка происходила в кемпинге милого горного посёлка Ля Грав. День в Ля Граве запомнился мне чередой неприятных сюрпризов и происшествий, которые являлись прямым следствием моего пофигистского отношения к сборам в эту поездку. Это был болезненный, но - я признаю это - вполне заслуженный щелчок по носу. Обычно, я тщательно проверяю и готовлю снаряжение перед любой своей поездкой, но в этот раз я кинул в рюкзак кошки, даже не вынув их из чехла для минимального «фейс-контроля». Отчасти меня оправдывает то, что у меня не было ботинок, к которым я мог бы их подогнать, - ботинки я купил уже в дороге, в Италии, - но за ту неделю, которая прошла с момента их покупки, я так и не попытался состыковать их с кошками. И это при том, что ботинки я купил сугубо треккинговые, а кошки у меня полуавтоматические, и было совсем не очевидно, что они будут держаться на этих новых ботинках… Не знаю, что со мной произошло… - Дибона вскружила мне голову!.. Спохватился я только в Ля Граве во второй половине дня, тогда как на следующий день нам с Леной уже предстояло выдвигаться в сторону горы.
Первым делом я обнаружил, что винты, которые нужно было отпустить для регулировки размера кошек, приржавели намертво, а у меня нет подходящей для такого случая отвёртки… Я попробовал открутить их отверткой своего швейцарского ножика, затем - инфантильным зародышем отвёртки из своего ремнабора и, наконец, - зародышем отвёртки из ремнабора Гены – всё тщётно. Гена следил за моими действиями с ироническим любопытством человека, знающего точно, что с ним такой конфуз невозможен. «Смажь винты подсолнечным маслом» - посоветовал он мне, и я угрюмо кивнул головой, но продолжил донкихотствовать: ещё раз перепробовал по кругу все имеющиеся у меня нехитрые инструменты, - с прежним результатом….
Я терпеть не могу подсолнечное масло в такого рода поездках, поскольку точно знаю, что рано или поздно оно обязательно разольётся, но в день коренных закупок ребята настояли на своём, и мы его купили, и я целую неделю следил, чтобы оно не вылилось, а вылившись, причинило минимальный ущерб – ставил его вертикально в багажнике и обкладывал вещами друзей, - и оно таки ни разу не вылилось, - правда, мы ни разу им и не воспользовались…
Я не хотел им пользоваться и сейчас, но других вариантов не было, и я открыл его, и смазал им винты, и поставил его на траву в сторонке. Затем я снова попытался открутить винты ножом, инфантильным зародышем отвёртки из своего ремнабора, зародышем отвёртки из ремнабора Гены, но лишь перепачкал маслом себя, кошки и, самое неприятное, - новенькие ботинки.
«Это полезно для ботинок: они не будут протекать… Только размажь масло по всей поверхности…» - посоветовала мне Лена, вероятно вспомнив, что именно так поступал её папа в середине прошлого века, собираясь в поход по крымской яйле. «Это гортекс…» - выдавил я из себя, налёг посильней на отвёртку и, срезав рельеф жала, превратил её в шило. И тут меня снова окликнула Лена – все вокруг давали мне полезные технические советы - даже женщины… - и я обернулся и перевернул бутылку с подсолнечным маслом себе на ноги, - таким образом, что оно налилось в мои «кроксы»… – в оба!.. Я удержал в себе почти всё, что хотелось высказать, уронив только скользкое «…лять», а Лена сказала, что масло полезно для кожи ног, а все остальные смотрели на меня, скорбно поджав губы, но весёлыми глазами, и при всём том винты оставались не откручены, и было неясно, подойдут ли кошки к ботинкам или же мне придётся покупать другие ботинки… или другие кошки… и было жарко, и небо было с овчинку…

Бар де Экрин (Barre des Ecrins, 4102m).

На следующий день мы переехали из Ля Грава к хижине Refuge Cezanne, припарковали машину на огромной стоянке национального парка и в толпе причудливого народа стали подниматься к приюту Refuge du Glacier Blanc, который находится у нижней оконечности ледника Блан, т.е. «Белого». Название ледника казалось мне странным, пока я не обнаружил, что в соседней долине расположен ледник «Ноир», т.е «Черный».
В принципе, мы с Леной собирались вести себя, как добропорядочные европейцы, - продвигаться сугубо по хижинам, - никакой «автономки», - но рюкзак у меня всё равно получился огромным: на меня сочувственно оглядывались пляжного вида молодые люди: парни в татуировках и девушки в пирсинге. Мы с Леной отставали от татуированных голых торсов, но обгоняли капризных детей и скандальных мамаш с Апеннинского полуострова, а также и многочисленные «социальные случаи»: пенсионеров, инвалидов и людей с ограниченными умственными способностями. Временами, мне казалось, что мы поднимаемся не к подножию альпийской вершины, а к источнику святого Йоргена.
Впрочем, когда мы поднялись к висячей долине, расположенной на полпути к приюту, произошло отделение зёрен от плевел, и большая часть социальных случаев осела на берегу ручья (вот он, источник святого Йоргена!..), от которого открывался вид на оконечность ледника и окрестные вершины.
Голые же торсы и покрытые пирсингом округлости, к прогулочным рюкзачкам которых нередко были пристёгнуты ледовые инструменты, продолжили подниматься в сторону приюта. Как легко умеют жить некоторые, и как трудно продолжаем жить мы, выросшие в трудной стране…



На следующий день мы перешли к хижине Refuge des Ecrins.
В конце концов, магистральная тропа, проложенная по морене, окончательно перешла на ледник. Ледник был плоский, грязный и шероховатый, как наждачная бумага, поэтому на вопрос Лены о кошках и прочем ледовом снаряжении, с которым ей не терпелось познакомиться, я лишь высокомерно хмыкнул: «В Исландии, мы пересекли без кошек целые километры (два, замечу в скобках) таких ледников (двух небольших притоков одного ледника)!»
Появились первые небольшие трещины в гнилом черном «прибрежном» льду, и Лена спросила о верёвке. «Тут некуда, а главное незачем падать» - снисходительно объяснил я – «смотри, как легко это перешагивается…» «А почему ОНИ идут связанные» - Лена указала на приближающуюся к нам длинную цепочку человеков. Их было много, и они были связаны одной верёвкой, и издалека это шествие напоминало этап каторжан, «скованных одной цепью». Нарядные одежды портили впечатление. «А, это…» - махнул я рукой пренебрежительно – «Это гид с клиентами. У них же прописано: раз вышли на ледник, значит нужно надеть кошки и связаться. Запад нам не указ, - буквоеды и педанты… Уверен, что тут можно прошагать без всех этих заморочек до самого приюта…»
Всего пять минут спустя, мы сидели на небольшом пятачке между двумя большущими трещинами и надевали кошки. Затем, я достал верёвку, и мы связались.
- А что я должна буду делать, если ты улетишь в трещину?..
- Я не улечу... А впрочем, ты знаешь, как голосуют на главных автотрассах? Станешь в изящную позу, широко распахнув беспомощные глаза, и будешь тормозить проходящие мимо связки…
- Очень смешно!.. – она скорчила мне рожу и показала язык.



Вечером, Лена вытащила меня из приюта на террасу, чтобы я объяснил ей маршрут.
Бар де Экрин возвышался над долиной ледника огромной чашей сливочного мороженого, - краем надкусанного вафельного стаканчика торчал скальный гребень.
Я водил пальцем по театру завтрашних боевых действий: «Мы будем подниматься вон по тому склону, потом – серпантином между теми трещинами на тот перевальчик… ну как это ты «не видишь», - он там один: между нашим гребнем и снежным бугром, который справа... Ну, да, - это наш гребень, я же показывал тебе фотографию!..».
Лена исподлобья, подозрительным взглядом, как во врага впилась в гребень, придирчиво изучила развалы сераков ниже седловины.
- Почему склон такой крутой, - ты говорил, что там будет не круто?
- Разве это крутой склон?.. Это только отсюда так кажется, - всякая гора анфас кажется круче…
- А эти штуки…
- Сераки?
- Наверно. Эти штуки не обваливаются?
- Иногда, конечно, обваливаются. По мере сползания ледника, напряжение во льду растёт, и, в какой-то момент, всё это обваливается. Но это редко бывает, – дело случая.
Лена сумрачно кивнула, мол, понятно, пой дальше, и немного помолчала, обдумывая следующий вопрос.
- А ты говорил мне ещё, что из-за тёплой погоды в горах всё сыпется…
Я одобрительно кивнул, - я люблю, когда люди помнят мои изречения.
- Да, конечно, но, я думаю, солнечная погода стоит уже столько дней, что всё, что могло обвалиться, уже обвалилось… Я так думаю.
Морщина на Ленином лбу разгладилась, она решительно посмотрела мне в глаза и произнесла твёрдо, как бы раз и навсегда разрубая гордиев узел сомнений:
- Я не хочу на Монблан!
Честно говоря, за эту неделю, в течение которой на нас не упала ни одна капля осадков, и в виду безмятежно оптимистичного прогноза на следующую, я уже привык к мысли о неизбежности Монблана, и даже стал находить в ней некоторое удовлетворение, - вероятно, именно на таком вот привыкании к неизбежному зиждился институт патриархального брака. К тому же, я не совсем понял, причем тут Монблан, если мы смотрим на Бар де Экрин, но не решился спросить, чтобы не выглядеть дураком перед лицом всесокрушающей женской логики. Поэтому я лишь сказал неопределённо:
- Давай сходим на эту гору, а там будет видно…


Диковатого вида женщина в хижине выспросила нас о планах на завтра, удовлетворённо кивнув, сообщила номер комнаты, предупредила, что побудка состоится в три утра и продолжила орать на товарок, жестикулировать и греметь посудой.
Это были совсем не те француженки, каких вы увидите в утренних парижских кафе. Возможно, они и вовсе не были француженками.

Мы вышли в начале пятого утра и с рассветом подошли к подножью горы. Как я и обещал Лене, склон не был крутым, и по нему была проложена вполне капитальная колея: выпасть из неё было бы непросто.





На подходе к седловине тропа раздваивалась, и основная толпа, ведомая гидами, сворачивала направо к вторичной вершине, которая называется Dome du Neige des Ecrins (4015m). На скальный гребень, ведущий к главной вершине, кроме нас свернули в тот день только три связки, что характерно, - все самостоятельные, без гидов. На гребень мы вышли последними, и, по мере продвижения, последовательно перезнакомились со всеми тремя, а на вершине и на спуске с горы мы уже наслаждались полнейшим одиночеством. Гребень, - 500 метров двоечных скал, - весь проходится с одновременной страховкой, но, несмотря на простоту, вполне удовлетворяет потребность в адреналине, у кого она есть: очень открытый, крутой и острый. Нередко, идёшь: руки - на гребешке, а под ногами - пара сот метров…
В полдень мы стояли на вершине, ликуя и принимая орлиные позы, а в хижину приползли к пяти вечера, как две ощипанные курицы: обезвоженные и утомлённые солнцем.


на вершине:

Тема Монблана была окончательно снята с повестки дня: класть зубы на полку в оставшиеся три дня поездки совсем не хотелось. Хотелось отдыхать и восходить с прогулочным рюкзачком на необременительные объекты.
«Я поняла, что такое большие горы» - произнесла Лена за ужином – «Мне НЕ НРАВИТСЯ». Это было высказано очень серьёзно, с отчётливо проставленной точкой в конце предложения, но я-то знаю, как быстро проходят у людей подобные настроения, поэтому я промолчал и просто долил себе в стаканчик красного вина: «Давай лучше выпьем…»

Гребень «Космик» на Эгюи дю Миди (Cosmiques Ridge, 3842m)

Фото добыто на «SummitPost»: http://www.summitpost.org/ar-te-des-cosmiques/155970



Последние три дня поездки мы провели в кругу друзей, с которыми воссоединились в Шамони в небольшом переполненном (как и всё в Шамони…) кемпинге Ле Арроле (Les Arroles).
Первый и третий дни мы решили посвятить активному отдыху, - соответственно, на льду и на скалах, а во второй день нам необходимо было на что-то взойти. Мужская часть компании, к которой я тяготел с силу естественной принадлежности, собиралась взойти на одну из шамонийских «игл» по какому-то там внушающему уважению маршруту, но мой кредит на подобного рода мероприятия, согласованный с Леной заранее, был исчерпан на Дибоне. К тому же, их и так было четверо. Поэтому, когда они расселись на травке отбирать снаряжение для грядущего подвига, я только ходил кругами, нависал из-за спины, тяжело вздыхал и делал всё возможное, чтобы вызвать у Лены угрызения совести.
Ко всему, я был измучен комплексом Буриданова осла: не знал, какой из маршрутов выбрать для нас с Леной: одни казались мне чересчур трудными, другие – чересчур простыми. Я многократно консультировался по этому вопросу с четой Фельдманов, и у них у обоих нашлись для меня рекомендации. Гена настоятельно рекомендовал мне выбрать в качестве маршрута «Космик Ридж» на Эгюи дю Миди, но я был уверен, что мы с Леной способны на большее. Я намекал ему на это, и даже высказывался открыто, но он лишь механически произносил «да, да…», глядя сквозь меня, словно я был стеклянный, и продолжал методично расписывать преимущества полюбившегося ему «космического ребра». Люда же, вычеркнутая Геной из списка восходителей на завтрашнюю «иглу» под предлогом гендерных различий (да ведь и имеет же муж право на отдых, ей богу…), настоятельно рекомендовала нам с Леной себя в качестве третьего участника, намекая на то, что моя группа и так безнадёжно испорчена в плане гендерной однородности.
В итоге, я принял все рекомендации семьи Фельдманов: гребень «Космик» на Эгюи ди Миди в качестве маршрута и Люду – в качестве третьего участника.
А плевать! Не будем надрываться, будем наслаждаться движением по скалам и любоваться видами. Я, вообще, предпочитаю компанию женщин мужской компании: они, конечно, больше трындят и меньше умеют, но, зато, они куда красивее, ими проще командовать, и на них удобно списывать задним числом собственные промахи.

На следующее утро, под щебет Люды и первых предрассветных птах, мы отправились на канатку Эгюи дю Миди. Восходители на «иглу» (Aiguille du Peigne), стартовавшие вместе с нами, - тем же самым, первым «альпинистским» вагончиком, - были суровы и молчаливы, тогда как в моей команде царило праздничное оживление: мы обсуждали случайных попутчиков, испугано приседали, когда вагончик с грохотом проходил соединительные стыки и поправляли выбившийся из-под шапочки локон, делая вид будто рассматриваем в окошко пейзаж…
Затем, уже на верхней станции канатки, мы потратили больше получаса на туалет, как в смысле театрально-костюмерном, так и в гигиеническом, и, надевая кошки на выходе из станции, уронили с пресловутого восточного гребня Эгюи дю Миди телескопическую палку, которую тут же и спасли, спустив к ней Лену с верхней страховкой.



Гребень Космик нам понравился: лёгкое, приятное лазание по надёжному граниту в обход огромных жандармов, точащих из гребня, как взъерошенные перья. Скалы - двоечные и троечные, в двух местах – спуск дюльфером, в одном – реальное лазание: 4с или 5а. Пара красивых перехватов, посередине – «матявка» (вот я и оприходовал, наконец, этот вызывающий умиление альпинистский термин…) для не уважающих себя и чистоту стиля восходителей.
Перед ключевым местом выстроилась очередь: пожилой терпеливый француз, похожий на хэмовского старика-и-море, сантиметр за сантиметром вытягивает молодую, неумелую девушку, отягощенную массивной килевой частью: на шее рыбака вздуваются жилы, звенит туго натянутая снасть…
Надеваю скальные туфли и терпеливо жду, озираюсь, вижу подоспевших сзади гидов и выстраиваю своих женщин в каре – перекрываю фермопильский перешеек, дабы не обошли с флангов. Гиды подпирают скалу с безразличными лицами, иногда снисходительно поглядывают на извивающуюся на крючке девушку и надрывающегося старца.
Щас я им покажу, как лазают настоящие альпинисты!.. Обессиленную девушку подхватывают наверху бережные руки: под мышки, под локотки и под киль, а я начинаю изящно лезть, откидываясь в «лейбек», перехватывая руками наперекрест по трещине, пружиня при каждом перехвате и точно ставя носочки туфель в отчетливые долблёнки… Задержавшись на середине, небрежно бросаю взгляд в даль, - мол не тяжело вовсе, - красота-то какая, - насвистывал бы, да свистеть не умею, - и скашиваю глаза на гида. Смотрит равнодушно, с легчайшей скучающей иронией, - зевнул, не прикрывая ладонью рта, сукин сын...

Приготовившись принять Лену, я отпустил Люду вперёд – разведать дальнейший путь, да и чего толпиться на станции. «А куда идти?..» - спросила Люда – «За поворот?». «Ага, куда-то туда…» - я неопределённо махнул рукой, и Люда прошла по полке до поворота и исчезла из поля зрения. Что с Людой удобно: я всегда знаю, где она находится, поскольку акустическая связь с ней не прерывается ни на минуту, поэтому, когда её передатчик умолк, я немного занервничал. Приняв Лену, я отправил её к Люде, сам задержавшись, чтобы снять станцию. Лена исчезла за поворотом, потом выглянула обратно и замогильным тоном произнесла: «Люда застряла»…
Я нашел Люду плотно заклиненной в сужающейся трещине, в которую она пыталась протиснуться, следуя моему указанию «двигаться за поворот». Помочь мы ей ничем не могли, поэтому пришлось ждать, пока она сама сумеет извлечь себя из ловушки. Я кипел и изрыгал саркастические реплики, за которые мне потом было стыдно, а Люда ворочалась в расщелине, стонала и оправдывалась…
- Ты же сам сказал, что все уходили за поворот!..
- Но я же не видел, что они делают за поворотом!.. Вот здесь они уходят наверх – вот так и так… Мало ли что я там сказал, - ты же самостоятельная альпинистка, которая лидирует, - тебе никто не указ…
- А вот Гена мне…
Легко сойдясь на том, что во всём виноват Гена, мы вернулись в привычную конфигурацию со мною на острие.






Гребень Космик прекрасен тем, что с него не нужно спускаться ни с помощью верёвок, ни с помощью ног, поскольку маршрут заканчивается на станции канатки. По обзорной террасе бродят толпы отдыхающих. Самые любопытные, опасно свесившись через перила террасы, разглядывают подползающих по гребню восходителей: женщины указывают мужьям на героев и настоящих мужиков, а мужья женам - на дураков, которым нехрен делать, только лазать по скалам. Дети просовывают между прутьев решётки удивлённые мордочки, не зная кому верить – папе или маме…
По приставной лестнице восходим на террасу, торжественно жмём друг другу руки и, удобно расположившись в центре внимания, бухтуем свои «канаты» и укладываем в рюкзак красиво блестящие на солнце «металлические штучки».
На часах – полдень, прекрасный день в разгаре, солнце – в зените, по смятым простыням белоснежных ледников бродят тени облаков – словно отголоски божественных мыслей… - лепота!.. Наша практически женская группа решает вознаградить себя за проявленные на маршруте мужские качества, и мы отправляемся на канатке к «Поинт Хельброннер», - на экскурсию. Для тех, кто продолжает впаривать наивным окружающим замшелую байку о том, что альпиниста влекут в горы красоты природы, должен заметить, что именно там, из окна уютного вагончика подвесной дороги, я и сделал самые красивые горные снимки за всю эту поездку…



Вернувшись в кемпинг, мы сперва поели, затем приготовили обед восходителям на «иглу», затем съели их обед, поскольку обеденное время закончилось по любым меркам, затем поужинали, и, поужинав сами, приготовили ужин восходителям, а когда время ужина прошло по любым меркам, подумали, а не съесть ли и его тоже… Но тут начали появляться восходители. Первым прибежал Димка – примчался мягкими прыжками снежного барса. Прыгнул за стол и начал есть всё подряд, - сразу изо всех посудин. Судя по тому, что он был необычно оживлён и излучал сияние, мы поняли, что им пришлось несладко. Он также был и необычно болтлив, что настораживало ещё больше: на вопрос «как было», он дожевал и произнёс: «Классный маршрут, - упахались…», и, утомившись разговором, подложил себе ещё немного макарон. Вторым пришёл к финишу Игорь, - усталой походкой утомлённого воина, с морщинами закостенелого упорства на лбу. Он долго нам что-то рассказывал, жестикулируя, вздыхая и покачивая головой, и мы никак не могли усадить его за стол, - он всё ещё был там, на стене, и нам не удавалось его с неё снять.
Затем последовал длительный перерыв, и приковылял Серёга. Он был грустен, молчалив и опасно покачивался. И, наконец, последним неторопливым эшелоном, прибрёл Гена – непроницаемый, немного недовольный не достигнутым и в этот раз совершенством…

Из любопытного: в наш кемпинг вселились два прекрасных стальных ангела: Марина Нечаева и Наташа Прилепская, с которыми я знаком заочно по «Риску» и лично - по Вади Рам, - по тому самому фестивалю «Jordan Woman», о котором я много и охотно распространялся в прошлых своих публикациях…
Девушки жаждали информации об окружающих вершинах, и они её от меня получили: я направил их к Гене Фельдману.
Каждый раз, когда я приближался к их тесному кружку, чтобы убедиться в результативности своей помощи, я слышал авторитетный и настойчивый Генин голос: «Идите Ребро Бабочек!» Я понял, что каждому восходителю Гена шьёт маршрут по индивидуальной мерке, и «Ребро Бабочек» - это был «Космик Ридж» для стальных ангелов…

Гена и Игорь объясняют девушкам, какими маршрутами проще всего подняться на вершину пьедестала чемпионата России:


И настал последний день, вместивший в себя последовательно: лазание коротких добрых мультипитчей в Валлорсине, - в окружении детей младшего и среднего школьного возраста, короткий прощальный ливень, жаркое прощальное солнце, долгий прощальный вечер, встречу с Валерием Бабановым, очаровавшим нас всех - вне зависимости от пола, возраста, жизненного опыта и социальной принадлежности, трудную дорогу в Женевский аэропорт, долгую ночь в оном, проведенную в попытках превратить 35кг вещей в 20кг багажа и 8кг ручной клади, - протащить своего, фигурально выражаясь, «верблюда» сквозь игольное ушко неумолимого Easy Jet -та…
Взлёт, посадка, жаркое белёсое небо родины, дом, работа, «воспоминания о будущем»…