Вальтер Бонатти. "Юго-Западное ребро Пти Дрю"(отрывок из книги "Мои горы"

В нем 79 крючьев ( семьдесят я оставил на маршруте), два скальных молотка, 15 карабинов, 3 лесенки с тремя ступеньками каждая, две сорокаметровые нейлоновые веревки, 15 петель, 6 деревянных клиньев, один ледоруб, запас продуктов на пять дней, фляжка с бензином для примуса, аптечка, фотоаппарат, портативная радиостанция, чтобы иногда иметь контакт со своими друзьями. Все это я уложил в сшитый собственными руками рюкзак. Интересно, как я выгляжу со стороны с таким баулом на спине? Ясно только одно, что он не очень подходит для экстремального лазания по головокружительной стене.
Закрепляю рюкзак на конец веревки и через каждые десять, пятнадцать метров подтягиваю его к себе по разрушенным скалам. Трение о скалы увеличивает вес рюкзака, а когда он безнадежно застревает, приходится спускаться, чтобы освободить его. Через семь часов адской работы набираю всего сто пятьдесят метров высоты. Пошел снег. Принимаю решение спускаться вниз. Моя третья попытка оказалась снова неудачной, но это не лишило меня желания повторить ее еще раз. В тот же вечер возвращаюсь в приют Монтанвер.
Поразмыслив, решил значительно уменьшить количество продуктов, отказаться от радиоприемника и на второй день в сопровождении все тех же моих друзей поднялся на приют Шарпуа с тем, чтобы подойти к маршруту более простым путем через перевал Флам де Пьерр, спустившись с которого оказываешься с другой стороны в 250-ти метрах ниже кулуара. Хотелось в этот же вечер спуститься с перевала, но из-за неожиданных сложностей в поисках проходов среди трещин ледника Шарпуа мы потеряли два часа, поэтому пришлось остановиться на ночлег на морене.
Холодная ночь прошла без сна, я все пытался разобраться в мотивах своего безумного решения. Я даже завидовал друзьям, которые завтра вернуться назад, оставив меня наедине с вершиной. Завидовал всем нормальным людям, которые никогда не станут заложниками таких безумных идей, как моя. Мне вспомнилось, как днем я увидел на снегу небольшого мотылька. По воле случая он оказался в абсолютно чужом для него мире, о существовании которого он даже и не подозревал раньше. И вот он умирал. Чем его драма не похожа на драму людей. Правда, последние обрекают себя сами порой на нечеловеческие испытания и риски. «Интересно, этот мотылек испытывал страх перед смертью? Такой же, как я испытываю его сейчас? Мой брат по несчастью в этом негостеприимном месте. Хотелось бы, чтобы моя трагедия не стала похожей на твою. Если завтра я не смогу пройти нависающий участок, то со мной может случиться то, что произошло с тобой, несчастный мотылек… Я чувствовал, что сердце мое наполнено печалью. Такой печалью, наверное, полнится сердце осужденного на смерть узника».
Рано утром 17 августа я попрощался со своими друзьями. Все невеселые ночные мысли растаяли. Я почувствовал, как тело мое наполняется энергией, силой.
Сначала я шел с рюкзаком на спине, под тяжестью которого сгибался почти вдвое.
Затем привязал рюкзак на конец веревки и подтягивал его за собой: так я чувствовал себя более свободно в своих движениях, более надежно. Проблематичным было преодоление трещин. Поиск прочных снежных мостов занимал много времени и сил. Подъем на перевал Флам - де - Пьер оказался нелегче: крутой снежный склон, покрытый в верхней части плотной ледяной коркой. Приходилось принимать меры предосторожности, чтобы тяжелый рюкзак не стянул меня вниз. В половине двенадцатого я, наконец, поднялся на перевал.
Оглядываюсь назад и замечаю силуэты своих друзей. Они так и не ушли. Они что-то кричат. Я, глубоко тронутый их волнением за меня, кричу им в ответ и начинаю спуск с перевала. Мне предстоит потерять 600 метров высоты, чтобы подойти к началу кулуара. Заснеженные скалы усложняют спуск. Стараюсь обходиться без крючьев, помня, что меня ожидают на маршруте еще большие трудности.
Спустившись к узкому мокрому камину, решаю пожертвовать крюком, В какой-то момент сильный удар молотком пришелся по мизинцу. От боли из глаз брызнули слезы, и закружилась голова. Терпя боль, постарался поглубже забить крюк, потом перевязал палец. Около часа ждал, пока стихнет боль, чтобы спуститься дюльфером 30 метров, связав для этого две веревки. В половине седьмого вечера я, наконец, спустился на снег. Но попытка продернуть веревки не увенчалась успехом. Торопясь, я, наверное, не очень аккуратно обошелся с узлом, связывающим две веревки. Ничего не оставалось, как подняться с использованием прусика к крюку. Такая операция, учитывая травмированный палец, заняла много времени, к тому же начало темнеть, и не оставалось ничего, как подумать о ночлеге.
Около семи вечера спустился на крутой льдистый склон, примыкающий к скалам..
Сначала вырубил в нем большую площадку, на которой предстояло провести ночь. Я понимал, что она будет не очень комфортной, особенно, если учесть, что промок до костей. И этот первый бивак показался мне бесконечно долгим. Боясь окончательно замерзнуть, я так и не сомкнул глаз.
Как только начало светать, я тут же начал подход к маршруту. Нижняя часть ребра достаточно рыхлая. Но первые сто метров заснеженных скал прошел довольно быстро, хотя из-за тяжелого рюкзака каждый метр высоты требовал больших усилий.
В полдень подошел к знакомому уже месту с забитыми деревянными крючьями. Пройдя несколько каминов, один из которых известен, как «шкуродер», я поднялся на террасу, с которой мы с Моримом вернулись в 1953 году. Зная, что выше террасы нет удобного места для бивака, решил провести на ней следующую ночь. Время позволяет, и я тщательно очистил площадку от снега, переоделся в сухую одежду, перекусил. В ожидании вечера переворошил свою память, восстанавливая до мелочей все события последних дней, свои переживания, сомнения.
Когда стемнело, в Монтенвере зажгли свет. Зная, что мои друзья надеются получить от меня весточку, я несколько раз светом своего фонарика дал им знать, что у меня все в порядке. Хотя то и дело меня брали в плен сомнения, какие-то панические страхи и только непреодолимое желание спать, словно рукой волшебника, развеяло мои сомнения.
Прохождение камина «Ящерицы» потребует максимального напряжения и виртуозности. Подъем начинается с нависающих скал, самого настоящего потолка, который я надеюсь пройти, используя деревянные клинья, если только их размеры подойдут.
Последние десять метров камина покрыты твердым натечным льдом. Забив всего один крюк в свободную ото льда трещину, я начал очень осторожно подниматься, выбивая ледорубом в натечном льду, покрывающем стены камина, зацепки для ног и рук. Но подъем усложнился тем, что камин превратился в узкую нависающую щель, причем, нависание это было не меньше метра, настоящий балкон.
Закрепившись под этим мрачным сводом, я думал, что же делать дальше. Чувство паники сменилось чувством гнева. «А что ты еще ожидал встретить на этом маршруте?» Мелкими ударами молотка я очистил трещину ото льда и забил в нее клин, повесил на него веревку, закрепил на ней лесенку. Потратив на эту операцию много сил, я понял, что одной лесенки будет не достаточно, чтобы преодолеть нависание шириной в один метр и выйти на него. Выше этого балкона просматривался более широкий камин. Но положение мое не было надежным. Из собственного опыта знал, что забитый во влажную трещину клин может выскользнуть буквально через 2-3 минуты. На пределе своих возможностей мне удалось забить еще один клин максимально высоко, как только я смог это сделать. Я повторил те же самые движения: закрепил веревку, на нее стремя. Я повторил процесс, я приложил веревку стремени. Не знаю, как мне удалось втиснуться в узкую щель, по которой, я, словно змея, начал протискиваться вверх , как услышал под собой звук, свидетельствующий о том, что второй клин со стременем устремился вниз.
Ящерица пройдена. Теперь можно отдохнуть и даже согреться на большом балконе.
Надо мной возвышаются красные вертикальные плиты.
До меня, словно во сне, долетел голос, я узнал его, это был голос профессора Сереза. Голос его доносился с морены ледника Дрю, хотя самого профессора я так и не смог увидеть. Я ответил ему: «У меня все нормально!» Но этот долетевший снизу человеческий голос породил странное ощущение: как же далеко я нахожусь от людей. Прошло два с половиной дня, как я вышел из приюта Шарпуа. Я даже не заметил этого, так как полностью был увлечен восхождением. Но сейчас, услышав голос профессора, мне показалось, что прошла уже целая вечность, как мы расстались с ним. Поразил меня и мой собственный голос. Я ведь провел это время в полном молчании, ни одним словом не нарушив молчание самой природы. И это открытие поразило меня самого.
Прежде чем я начал подниматься дальше, я решил утолить жажду, пожертвовав для этого одной из двух бутылок пива. Но как только я открыл бутылку, как фонтан пива ударил мне в лицо, попытки остановить фонтан не увенчались успехом, одним словом, почти все пиво вытекло. Жажда сжигала меня изнутри, а пиво, попав на раны рук и на лицо - снаружи.
Смотал веревку, чтобы легче поднимать рюкзак. Без особого напряжения преодолел 30 метров по сухим теплым скалам, но гордости от этого не ощутил.
Совсем неожиданно разразилась гроза. Я быстро вытащил из-под клапана рюкзака накидку и остановился у забитого крюка. Дождь стучал по скалам, небо разрывали молнии. Я наслаждением пил дождевую воду. Дождь не прекращался, и я отошел, как позволяла полка, подальше от забитого крюка, в который могла угодить молния.
К вечеру природа успокоилась, как музыкальные аккорды Альпийской симфонии Рихарда Штрауса. Из-за облаков выглянуло солнце, и мне удалось немного высушить мокрую одежду. Затем до конца дня продолжал непрерывно подниматься по страшно крутым красным скалам. Поднимался, используя следующую тактику: прохожу несколько метров, забиваю крюк, закрепляю на нем веревку, к которой привязан я со своим рюкзаком – каждый из нас на своей ветви. Затем по закрепленной веревке спускаюсь к своему рюкзаку. Затем поднимаюсь снова вверх, выбивая все забытые мною крючья, и вытягиваю к себе рюкзак. И так далее. Без конца. Тяжело, но такая тактика. Подъем рюкзака – нелегкое занятие. Трение на скалах увеличивает его вес. От такой работы руки мои начали кровоточить.
Находясь в абсолютном одиночестве, часто ловлю себя на том, что начинаю разговаривать вслух со своим рюкзаком, разговариваю обо всем, что приходит на ум. Так постепенно рюкзак становится моим приятелем, верным компаньоном по восхождению. И хочу отметить: терпеливым, доброжелательным компаньоном.
Заход солнца застал меня у начала крутых нависающих красных скалах, очень сложных для прохождения. Усталость сковывает все мое тело, особенно болят руки. Но все же меня больше тревожит неизвестность завтрашнего дня. Я понимаю, что эта стена еще не является ключевым местом маршрута. А смогу ли я его пройти? Хватит ли у меня для этого сил? Эти мысли тревожат меня не меньше, чем мое физическое состояние. Наконец, с облегчением вздыхаю: стена пройдена: и я нахожусь на террасе, где можно немного расслабиться. Уже совсем стемнело, когда я забил крюк для самостраховки....

(Перевод с итальянского)