Похождения русских ледолазов в Корее

Часть первая. До-снежная. Ничто не предвещало…

В эту самую Корею наши дальневосточные соотечественники ездят, в основном, дабы хорошенько отдохнуть на пляжах и поколбаситься в аквапарках и диснейлендах. Ну и, конечно, ради шопинга, этого вечного стимула для путешествий, который заставляет трогаться в путь даже толстых тетенек с крепко стиснутыми челюстями, из тех, что коня на скаку останавливают и запихиваются в салон самолета с необъятными полосатыми сумками под видом ручной клади, чтобы потом встать посреди прохода и возмущенно возопить: «Ну и куда я все это тут дену?»
Мы с Кириллом в Корею приехали не за этим. Хотя вышло так, что – случайно! – попали и в спа-аквапарк, и от шопинга не смогли увернуться (правда, это был совсем особенный шопинг, с почесыванием за ушками ледобуров и поглаживанием ледовых молотков на бесконечных улицах с магазинами аутдора ведущих брендов мира). Диснейлендом мы (почти) без сожалений пожертвовали в пользу посещения второго национального парка и самой высокой вершины столицы. Хорошо они там в Сеуле устроились: электричка-автобус, и вот ты уже у начала одной из многочисленных «троп», ведущих к самым всамделищным горам и скалам! Почему тропы в кавычках? Нам, жителям диких и до сих пор практически неосвоенных просторов Дальнего Востока, тропа представляется этакой едва заметной (опытному) взгляду стежкой среди лиан, папоротников, валежника, камней, багульников и стланика. Но никак не дорожкой, сперва асфальтированной, а затем любовно вымощенной камнями, с металлическими лестницами, и – на самый крайний случай – с огороженными канатными перилами участками скал…
В общем, цель нашего пребывания в Корее (звучит прямо как из таможенной декларации!) – участие в Seoraksan iceclimbing competition. Кирилл уже побывал два года назад в финале этих соревнований (куда выпустили 25 из 120 мужчин-ледолазов, не считая женщин и ветеранов – у тех отдельные группы), а теперь мы оба здорово выросли в техническом плане и поднабрали форму, так что настрой у нас был самый боевой. И одновременно – расслабленный. Потому что у них не принято париться. Так же как и психовать, раздражаться, одаривать окружающих нелестными взглядами, показывать факи, опустив стекло, и все такое прочее. За десять дней в Корее я не услышала вокруг ни одного грубого слова, в том числе по отношению к нам (если нас и посылали, то ласково, не выдавая себя интонациями, на чистом корейском языке).

Соревнования на Товагсане два года назад.

Часть вторая. Весна закончилась.

И даже когда за сутки выпал метр снега, люди, по прежнему оставаясь внимательными и предупредительными друг к другу, просто взяли лопаты и начали лопатить. И даже извечные по российским традициям враги, водители и пешеходы, словно сговорились – первые притормаживали, пропускали, объезжали бредущие по дороге компании, позирующие на фото и видео на фоне внезапно заснеженного, как на рождественской открытке, леса, а вторые – охотно выталкивали буксующие машины. Видимо, подобные снегопады для района Сораксанского парка и портового курортного города Сокчо не такая уж редкость. Недостатка в удобных и легких лопатах не наблюдалось, от крыльца нашего мотеля тут же построили горку (в которой была закопана машина), грейдеры гоняли по этому затерянному в предгорье городку с прилежанием, вызывающем слезы умиления у нас, не раз наблюдавших в родном Хабаровске, как приподнятый на распорках снегоуборочник вхолостую маслает гусеницами, накручивая необходимый по рабочей норме километраж… В общем, все добросовестно и спокойно работали, но снег валил немилосердно. Расчистив за компанию крыльцо своего мотеля (пока дошли до нижней ступеньки, верхнюю уже снова засыпало) и предчувствуя недоброе, мы, местами прокладывая тропу в снежной целине, в который уже раз отправились в рескью-офис, где тусовались спасатели-волонтеры, они же организаторы соревнований и ведущие ледолазы района, - там можно было на смеси английского и жестов получить информацию о том, что происходит. По дороге Кирилл путем несложных манипуляций превратил статую мишки, поймавшего форель, практически в памятник Буденному, соорудив отличные густые усы.

Часть третья. Из жизни корейских волонтеров-спасателей.

В офисе обычно царила непринужденная атмосфера: топилась печечка, на ней томился огромный медный чайник, маняще красовался болдеринговый стенд, на матах под ним кто-то спал, закутавшись в спальник, тут же перед столиком и кожаными диванами вещала широкодиагональная плазма, по соседству работал интернет, за стойкой в оперативном углу то и дело звонили телефоны, и по всему этому прокуренному помещению со стаканчиками кофе из аппарата перемещались люди разной степени волосатости, различных профессий, от инженера и доктора до владельца магазина и местного правительственного чиновника в одном лице (он же местный чиф и капитан команды). Среди них даже один «босс мафии» затесался – очень веселый дядечка. Эти люди предпочитали отпуска по основному месту работы проводить вот здесь и вот так. Это они заносят снаряжение, включая биотуалет, к месту соревнований (полтора часа в сторону, если без снега, местами в кошках и с веревками), они часами висят на скалах и льду, завешивают бревна, готовя трассы, и устанавливают человекоуловители на опасных местах тропы для сотни зрителей, они страхуют участников целыми днями, а затем все сворачивают и уносят.
Сейчас атмосфера в офисе подтверждала наши худшие опасения. Везде сушились промокшие насквозь вещи, человеки были вымотаны днем работы в мокром снегу и на стене, вдоль которой с верхней 80-метровой ступени соревновательного ледопада Товаг то и дело сходили пылевые лавины. Сегодня они все еще пытались закончить подготовку трасс. Первый день соревнований – это уже завтра…
Вчера, когда никакого снега еще не было, мы тоже ходили с ними на Товаг. Как иностранным гостям, для нас сделали исключение и дали возможность пощупать лед, запретив, однако, трогать скалы и бревна. Мы наблюдали, как любовно постановщики возятся с дистанциями. Я в основном смотрела на женский финал, «утешая» себя мыслью, что до него надо еще пройти квалификацию, «а тогда и будем думать»… Постановщик (кстати, это он ставил женскую трассу на корейском кубке мира по ледолазанию) час за часом выдалбливал микрозацепы в гладкой скальной породе сбоку ото льда. (Зачем женщинам в финале лед?) А рядом с каждой долбленкой он аккуратно приклеивал квадратный серебристый «фантик», чтобы все было по-честному. Теперь, когда за окнами валил такой снег, где будут все эти фантики? Что, судьи перед каждой участницей будут трассу подметать? С них станется… (Я все еще надеялась, что все пойдет по плану. Да, будет неуютно, мокро, трудные подходы, отвратительная видимость, но что же делать, как поет Овчинников, это, блин, горы).






Постановщик мужской дистанции решил, что на ней слишком много льда.


Цициро, он же Шойгу.

Часть четвертая. Совет ледолазного племени.

К нам навстречу, переодетый во что попало и тапках на босу ногу, вышел Шойгу (так мы между собой называли Кириного старого знакомого, молодого ледолаза, который лучше всех в этой команде говорит по-английски, чем и подписал себе приговор общаться с нами за всю компанию), он рассказал, что сейчас в ущелье снега по пояс. Мы еще расспрашивали его о чем-то, но вот он попросил нас замолчать: все собрались и расселись, и начался совет ледолазного племени. Происходило все завораживающе. Сначала в полной тишине что-то долго и спокойно говорил чиф. После паузы по очереди высказывались постановщики. На них было больно смотреть. Речь их была ровной, но желваки так и ходили на скулах. Мы не понимали ни слова, но все было ясно и без слов. И после каждого монолога – минута молчания. Словно в память о так и не сбывшихся, хотя уже выношенных и рожденных трассах… После лидеров, не повышая голоса и не перебивая друг друга, высказывались и остальные. К этому моменту все лица и типажи уже были нам более или менее знакомы. Не имея возможности отвлекаться на слова, как-то по-другому начинаешь подмечать почти неуловимые проявления чувств и мыслей. Благодаря этому лучше понимаешь человека, и он уже перестает быть чужим. И вот все эти смутно родные люди решали, можно сказать, судьбу соревнований. Хотя что тут решать? Снег валит, его не остановишь.
Наконец, все зашевелились, заговорили, и мы скорее вцепились в Шойгу: что? Лавинная опасность, говорит, очень высока. Завтра соревнований не будет, но погода должна вроде застабилизироваться, и если, как обещают, утром снег прекратится, то в воскресенье в один день в два круга пройдет скоростная трудность, без отдельной скорости. И еще - завтра рескью-тим отправится бить тропу до Товага. А сейчас, извините, люди очень проголодались, так что – все на ужин!

Часть пятая. Инкультурация.

Мы уже несколько раз принимали участие в этих ледолазных трапезах. Видимо, волонтеров организованно кормят, и происходит это в таком нехилом по местным меркам традиционно-корейском ресторанчике с толстенными потолочными балками, где посетители восседают на теплом полу за низкими столиками. В семь утра за нами в мотель заезжали на завтрак, попадали мы и на обед, и на ужин. Разница в принципе небольшая – и в то же время каждый раз не знаешь, что это такое ты новое ешь. Одинакова во всех приемах пищи общая система: сначала все разуваются на входе (немного потусовавшись на крыльце), рассаживаются за пустыми столами, раскладывают друг другу ложки и палочки из общей деревянной коробочки, расставляют стаканы, разливают холодную воду из графина (об этом отдельный рассказ: когда наливают тебе, ты должен держать посуду на вису, причем двумя руками, если хочешь выразить уважение к наливающему, когда наливаешь ты, то тоже делаешь это двумя руками, по тому же принципу). Затем привозят тележку, уставленную разного размера чаплагами: маленькие металлические с крышками – это твой индивидуальный горячий рис (порой обжигающе горячий), термотарелки с супом каждому и плоские чашки с разноцветными и аппетитными закусками – около шести-восьми штук на один столик, то есть на четверых. Столики при этом составлены в длинные ряды, и получается, что все мы сидим в одной большой куче, как на студенческом сейшене, когда в доме не хватает мебели. А потом приносят собственно главное блюдо, по одному на каждый стол (если заказывать еду по меню, то только оно и будет указано, а остальное – как бы в придачу). Иногда это уже что-то готовое, а нередко – кастрюля или сковорода на включенной газовой горелке, где все готовится и булькает непосредственно перед тобой. При этом навскидку в одной кастрюле можно увидеть сразу ракушки, несколько видов зелени, пророщенную сою, разболтанное яйцо, грибы, мясо или рыбу, соевый творог или нечто совершенно ни на что не похожее. Когда однажды мы задали вопрос Шойгу, что собственно мы такое едим, они двумя столами устроили целый консилиум, тут же вышли с телефона в интернет, чего-то там поискали и в конце концов выдали нам местное название блюда, так и не объяснив, что же это за штука такая… Мы поняли и перестали спрашивать.
Если это ужин, водой дело не обходится, в ход идет соджи (двадцатиградусная штуковина) и макколи (Кирилл называет ее брагой, но говорят, что это рисовое вино, однако, мы пробовали и кукурузное, и вообще их много разных видов, а пьется изумительно и похоже больше всего на молочную сыворотку). Есть и пиво, в основном хорошее местное (рядом витрина грибного шоколада, но мы не об этом).

Часть шестая. Как мы сами чуть не стали корейскими волонтерами.

В этот вечер, после напряженного дня, подвешенного состояния, невеселого совещания и принятого решения, народ расслабился: полным ходом шло душевное общение, уставшие придремывали тут же на теплом полу, а мы – мы набивались в волонтеры. Эта идея пришла сразу, как только мы услышали, что завтра команда идет лопатить дорогу на Товаг. Мы уже провели один день в томительном ожидании, хватит. И вот мы через Шойгу повели атаку на чифа. Хотим хелпать вам, и все тут. Нам денег не надо, работу давай. И все в таком духе. Сперва от нас попытались отмазаться, мол, окей, подежурите в офисе. Ну не-ет, сказали мы, зря мы что ли совок от «Экспедиции» из России привезли? Мы будем вместе с рескью-тим прокладывать тропу! Тогда нам сказали, что для нас там опасно. Ага, а для вас самый чпок! – обиделись мы. В общем, в какой-то момент, даже уже без Шойгу, чиф сам, лично, махнув на нас рукой, сказал: окей! Вы пойдете с нами. Мне этот момент как-то особенно приятно вспоминается. Честно. И сразу завтрашний день обрел смысл, и уже не жалко, что субботу отменили – а что делать? Это, блин, горы… Зато и мы при делах.
С мыслями о быстрых сборах и немедленном отбое в преддверие завтрашнего нелегкого дня, мы по узкой тропинке между сугробов и засыпанных машин зашли в холл мотеля… и попались. Там, тоже у печечки (поменьше, чем у спасателей), напротив плазмы с корейским сериалом, за столиком шел другой сейшн: участники, приехавшие на соревнования и поселившиеся в нашем мотеле (на стенах которого неспроста красовались фото Товага разных лет и раритетные модели ледовых молотков), пьянствовали какую-то зверскую настойку из широкой стеклянной колбы, где плавали чьи-то корни и другие штуки… Я видела такие в магазинах, и мне очень хотелось попробовать… Но не сейчас! Однако, мы в своих МТС-овских красных куртках и с европейской внешностью, были обречены на провал в попытке незаметно пройти мимо. Пришлось нам отдуваться за российское ледолазание.
Зато я познакомилась с легендой корейского ледолазания, человеком, который пару лет назад в группе ветеранов (она начинается с 40 лет) в свои 78 занял 7 место. В этом году ему 80. А соревнования под вопросом. Жаль, если я не увижу, как он лазает!
Ну и гадость эта настойка, я вам скажу! Дерево деревом! Однако, утром мы были готовы, как штык. Нет, как два штыка. Кстати, о штыках. В ожидании машины бродя по холлу, в тамбуре-аквариуме между двумя стеклянными дверьми, где хранились санки, лопаты, сушеная рыба и угольные блоки для печки, мы обнаружили самые настоящие копья! По одному в каждом углу. Это какой-то суровый местный феншуй, решили мы и, тихонько сфотавшись, аккуратно поставили все на место.



А снег-то не переставал. А спасатели все не заезжали за нами… А время шло… Ушли-таки без нас? В какой-то момент Кирилл отправился в офис, а я, снова в томительном ожидании, наверх, в нумера… По телеку показывали провалившиеся крыши парников с чудесной клубникой размером с картошку, которую мы ели в Сеуле… подорожает, стало быть. На канале гольфа был гольф, на канале го – го… На канале с психоделическими мультами – они самые… Я вздохнула, взяла нетбук и начала смотреть родные фильмы про родное ледолазание, родные горы и родные лица…

Часть… какая? Тьфу ты, сбилась. В общем, ну нет так нет.

Вернулся Кирилл. Сказал, что медведь с форелью кроме буденовских усов обзавелся снежной папахой. Оказалось, что из-за непрекратившегося снега просто никто никуда не пошел. В этот день потом даже выглядывало солнце, ненадолго превратив заснеженный мир в окончательно сказочный на фоне темных грозовых туч, затянувших горы. Да, все это было красиво. Если бы не соревнования… В итоге, тучи приехали к нам, и снова заметелило. И снова был совет, и соревнования окончательно отменили.
Однако, в воскресенье было решено ехать фестивалить на другой ледопад, Мебай, искусственного происхождения. На теневой стороне скалы, в 300 метрах от дороги, из протекающей рядом реки насосом по трубам наморозили 80 метров льда, а в ширину и того больше. Чего бы там соревнования не провести? Но нет, Товаг – сам по себе фишка. Во-первых, он настоящий, природный. Во-вторых, находится в национальном парке, и массовый доступ к нему открывается только на дни соревнований. Сам путь к Товагу стоит того, чтобы по нему пройти. А Мебай – это так, потусить, в любой момент.
Вообще ледопадов в Сораксанском парке немало. И чтобы спокойно полазить по ним, надо приезжать недели на три. Во-первых, чтобы зацепить все разрешенные сроки, а во-вторых, чтобы успевать восстанавливаться в перерывах.
Да, нам бы такой ледодром под боком. Кирилл и ребята с Приморья штурмовали его два года назад, уже после Товага. Кстати, ледолазы Приморья воплотили увиденную здесь идею на родной земле: в прошлом сезоне у них получилось пусть не 80 метров, но 60, тоже немало, а в этом году они вообще высосали всю воду из озера вместе с рыбами, так что ледопад в Екатериновке теперь проклят всеми местными рыбаками, а вмороженная в лед рыба то и дело вытаивает хвостами наружу.
Однако, Екатериновский лед с нижней страховкой не ходили. Очень он был не монолитный, не знаю, как в этом году. А Мебай мы пошли. Он, правда, под снегом тоже оказался очень разнообразный, да и линию выбрали мы не самую простую – какая осталась, ведь к моменту нашего приезда там уже занималось несколько альпшкол. Я знала, что ледолазание в Корее – один из наиболее популярных видов экстремального спорта (горные лыжи на первом месте, пожалуй). Но еще ни разу своими глазами не видала одновременно столько народу на льду. Это впечатляет.

Мебай - прародитель приморской сосульки на массиве Пржевальского, Екатериновка.

Приморская сосулька, прошлый год. Фото Ильи Гузеева.

Самый прикольный «лид».

Итак, мы пошли самую левую линию, вдоль грани льда и скал, и оказалась она с нависаниями и диагональными карнизами. Бессменным забойщиком шел Кирилл, мне оставалось выкручивать любезно предоставленные нам корейцами удобные ледобуры, о каких мы пока все еще только мечтаем. Надо сказать, никогда не лишне попробовать освоить незнакомое снаряжение ДО начала работы с ним на рельефе. Пока я приноровилась выкрутить первый бур, пришла первая усталость, намокли и замерзли руки (весь лед даже после Кирилла был в снегу, а уж он спускал целые лавинки, которые накрывали тех, кто тренировался рядом). К третьему или четвертому буру я уже задавалась извечным вопросом: ну чем я в жизни занимаюсь? Но мне в спину смотрела вся Корея, и пришлось лезть дальше, руки все поняли, отогрелись и в насквозь мокрых перчатках больше уже не замерзали. Проходя карнизик, я дивилась и восхищалась своим мужчиной, он-то здесь шел с нижней… А я еще удивлялась, чего это он вместо запланированных шести буров ввинтил все десять, и то только десять потому, что больше не было… В один прекрасный момент, на середине подъема я со случайной точностью зарубила молоток в свою веревку - корейский восьмимиллиметровый шнурок (специально целиться – так фиг попадешь!) Некоторое время, стоя в неудобной позе, я любовалась на прибитую ко льду страховку и пыталась принять правильное решение… Ну, вынула молоток, вроде ничего, полезла дальше…
У Кирилла это был четвертый «лид» в жизни, а по такому хитровычурному рельефу – первый. Поэтому на все про все у нас двоих ушло 2 часа: 60 метров подъема, 10 промежуточных буров, спуск. Не быстро. Но потом смотрели видео подобных корейских восхождений – на этом фоне мы в принципе нормально отработали. Хотя нам того опыта еще долго не накопить. Разговорились, если можно так сказать о попытках объясниться на русско-корейском диалекте, с одним из корифеев команды. Он показал нам фото и видео с ледопадов Канады. 300-метровый ледопад, 500-метровый ледопад… Когда, спрашиваю, это было? Он задумался, а потом выдал серию цифр: в 1992, 1998, 2000… и так далее. С десяток экспедиций! Вот это да… А мы им про свои обледеневшие водонапорки!.. Ну что делать. Собираться в Канаду, больше нечего. Вот только сначала на Екатериновку к приморцам съездим… Может, и ее с нижней пройдем... Надо прокачивать чакры. «Если по мере того, как ты занимаешься своим делом, страх возрастает, значит, ты движешься в верном направлении». Не знаю, будем ли мы со временем лазать, как некоторые продвинутые корейцы, завинтив три бура на 80 метров? Я про это слышала, а теперь вот наблюдала своими глазами. В прошлый раз один из приморцев, глядя на такое восхождение, заинтересованно спрашивал у переводчика: «А что они курят? Я тоже хочу!»

Кирилл идет на спуск

С полподъема до базы.

70 метров скорости.

Эльбрус и «Владавиа»

Сидя после Мебая в морской сауне с видом на сугробы и заснеженный бамбук, мы с Шойгу обсудили его мечту поездом прокатиться по России от Владивостока до столицы. И заодно затронули еще одно явление российской жизни. У вас, говорит, есть знаменитый певец с корейскими корнями, Викта Че. Мы с Кириллом смущенно переглянулись – нет, не знаем такого… Думали-думали… Пока вдруг Кирилла не осенило: так это же Цой! И точно. Оказалось, что Шойгу фанат Цоя. И непонимание русских текстов ему в этом совершенно не мешает.
Общаясь с народом под Мебаем, мы были неожиданно удивлены, что для многих корейцев Россия – это не водка, матрешка, балалайка, а горные лыжи (есть такое заблуждение), Эльбрус и «Владавиа»! Горные лыжи – потому что они думают, что раз у нас холодно и много снега, то и горнолыжки на каждом шагу. А Эльбрус и «Владавиа» для них неразрывно связаны: корейцы до первого летают на втором. Поэтому наш небесный баннер вызвал в рядах ледолазов оживление, а нам снова пришлось отведывать местные настойки («За Эльбрус!»), на этот раз оказалась яблочная, что не могло не радовать.





Приятно и даже завидно видеть, сколько народу в Корее посвящает свой досуг горам и ледопадам. Про вереницы специфических магазинов, с ледорубами на дверях вместо ручек, я уже упоминала, а про дам бальзаковского возраста, рассекающих даже по улицам Сокчо в пуховиках от самой популярной в Корее фирме «NEPA»? А про десятки людей, в будний день подымающихся в горы, бодро перешагивая треккинговыми палками за 500 рублей пара? А про то, что в восемь утра Сораксанский парк уже полон посетителями, а свечи в буддийской пещере, к которой ведут сотни ступеней вдоль отвесных скал, горят, кажется, днем и ночью? Сидишь на ступенях этого пещерного храма, перед тобой островерхие гребни в закатных лучах, над головой лотосы бумажные шелестят, за спиной статуи Будды умиротворенно улыбаются, никого нет, по желобку в стене в каменную чашу стекает вода… Гармония? Да, пожалуй.
И пускай отменили соревнования. Зато теперь есть отличный повод еще раз съездить в Корею. Если, конечно, для этого нужен повод.
…А клубника в Сеуле, несмотря на поломанные снегом теплицы, взяла и подешевела.

Лена Кочегарова
Гильдия ледолазов Хабаровска