ЗАПОЛЯРНЫЙ ФРИРАЙД или хвост росомахи.

Середина апреля. Позади Геш, Гульмарг, Приэльбрусье. По московской квартире разбросаны все имеющиеся у меня теплые вещи. Максим, автор и главный обеспетчер предстоящего путешествия, опытным заполярным пальцем придирчиво ощупывает шмотки, невнятно бормоча: «Пойдет, не пойдет...». Из труднодоступных глубин стенного шкафа материализуются давно забытые ватные синие штаны - Макс радостно кивает - то, что надо! Одеваю все отобранное на себя, в коридорном зеркале отражается угрюмое и небритое, бесформенное существо, больше всего похожее на зимнего посетителя милицейского спецприемника на Казанском вокзале. Макс удовлетворен.

Летели через Питер, где нас встретил друг Максима (у него друзья везде) - надзирающий пожарный аэропорта Пулково. Последующая противопожарная дегустация пива в пустом спортбаре, способствовала сокращению полетного времени.

Норильск встретил холодом, пронизывающим ветром и приветливой девушкой Светланой, коей мы, полупридушенные перелетом, были распиханы по машинам. И с ветерком, ароматизированным выхлопами с двух заводов и отдушкой с Норникеля, помчались в город.
Переночевав у гостеприимных друзей Макса, Костя, Игорь и я послонялись по Норильску, заглядывая под дома на сваях и пытаясь в рассеянном свете полярного дня разглядеть там загадочную вечную мерзлоту. Надписи на домах типа: «возможно обрушение балконов» или, где
их уже не осталось, фасадов, несколько усиливали рефлексы и будоражили воображение.



Однако, присмотревшись к норильчанам и, в особенности, прелестным норильчанкам, радостно спешащим под угрожающими надписями в свои дома- колодцы, мы немного расслабились.


На следующий день был закуплен провиант для всей экспедиции, Двое отважных поневоле, жертвы слепого случая - жребия, отправились к избе №1, «балОк» по-местному. на снегоходах с санями, загруженными частью снаряжения и продуктами.
Проводив Костю и Игоря в ночной полярный день, оставшиеся в тепле внимали аборигенам, повествующим о кровожадных медведях-шатунах и хитроподлых росомахах, караулящих беспечного москаля-райдера чуть ли не под каждым кустом.
Утром, каждый последующий день почему-то начинался именно с утра, Макс, Вадим и я выдвинулись на так называемый Валёк ( гаражное предместье Норильска) для погрузки в снегоходы. Мне достались самодельные инновационные наносани, имеющие даже некое подобие амортизаторов, изготовленных из нарезки черной пластиковой трубы. Эта же труба, но распиленная пополам вдоль, образовывала полозья саней.
Вадик, помещенный в металлическую лодку-плоскодонку на подушки от старого дивана, в своих многослойных одеждах напоминал ближневосточного султана в изгнании.


Пара чудо-саней запряглась в снегоходы, ведомые Максом и его другом Виталием. Впоследствии, осознав масштабность сетей дружбы Максима, раскинутых по нашей необъятной Родине и постсоветскому пространству, мне в выпученных глазах каждого пойманного путоранского озерного гольца мерещился немой укор: «Отпусти меня, я друг Макса!»
Но вот взревели двигатели, и в облаке сизого выхлопа, смешанного с мелкодисперсной снежной пылью из под неприкрытого брызговиком снегоходного трака, началось наше незабываемое путешествие к первой избе.
Путь проходил по замерзшей акватории реки Норилки и цепи довольно больших озер. Амортизаторы не помогали, фирновая стиральная доска создавала ультрачастые и неравномерные вибрации, сотрясающие и сани, и наши тела в диком танце впавших в транс путоранских шаманов.
Норильск исчез из виду, и впереди, среди чахлых елок и лиственниц, недорубленных строителями коммунизма и их потомками, запирамидилась первая гора с поэтическим названием – Сундук. Снега на ней не было…
Снегоходы проурчали мимо остатков муляжей ракетного муляжного же дивизиона, все еще вводившего в заблуждение пенсионеров-ветеранов НАТО, коротающих время в Google maps.


Ловко прошмыгнув через полумертвый лесок, машинки остановились перед избою-фортом. Зарешеченные окна-бойницы и стены, обитые листовым железом, воскрешали образы кровожадных индейцев и медведей-убийц из книжек Фенимора Купера и Эрнеста Сетон-Томпсона. Наши друзья с фотоаппаратами, уныло бродящие вокруг этого убежища в ярких, нездешних костюмах довершали картину. Вчерашняя заброска с тотальным промерзанием их тел в санях, питие водки в компании владельца соседней избы Кузьмы, безрадостный пейзаж и отсутствие осмысленных занятий, сделали из жизнерадостных и веселых людей угрюмых, молчаливых мизантропов.
Перезагрузив сани и выпив чая, экспедиция, оставив неповрежденный райдерами Сундук севернее, отправилась дальше на восток. Проникновение на плато совершилось вдоль небольшой речки Бугар. Провожал караван парящий над ущельем орлан-белохвост, единственное живое существо, встреченное нами в последующие 12 дней, если не считать популяции интраизбенных сонных мух и двух рыбоистребителей - Дениса и его теплокровного дяди, как-то ночью ворвавшихся на рычащем снегоходе в реликтовое безмолвие тундры.


Поднявшись вверх по речке до каскада небольших озер, когда-то заполненных знаменитым путоранским гольцом, сноукони, выплюнов из саней полузамерзших путешественников, замерли возле еще более укрепленной, чем первая, избы номер 2. Сооружение, в котором мы провели часть своей последующей жизни, напоминало сиамских близнецов, зачатых двумя разными представителями антагонистически настроенных архитектурных направлений. Бронированный оцинкованной сталью параллелограмм сеней исторгал из своей контрфронтальной части усеченную пирамиду вахтового кунга, ассиметрично увенчанную жерлом печной трубы. Эллипсообразные росомахонепрогрызаемые амбразуры стеклопакетов обеспечивали почти круговой обзор подступающей вплотную к стенам избы суровой действительности. ( Прим. Надо отметить, что доставить стройматериал в тундру можно только снегоходом, вездеходом или вертолетом, и то в крайне ограниченное время года.)

Изба оказалась обитаема. Николай и его жена - вольные охотники и рыболовы оказали нам радушный прием и наутро, вместе с проводником Виталием отбыли в Норильск, отделенный от фрирайдстановища многотрудными восьмидесятью восемью километрами. Как только стих последний, двухтактный отзвук снегохода, вспомнились ободряющие слова Виталия об эвакуации в случае нештатной ситуации, только вертолетом, по местной таксе – 150 000 руб/полетный час. А связи не было. Никакой. Вспомнился не избалованный сотовой связью Робинзон…
В целях борьбы с приполярным авитаминозом, решено было безотлагательно начать штурм ближайшей горы, находящейся практически в нашем дворе.
Объехав гору с востока по Великому санному пути, проложенному накануне нами и заботливым Виталиком, первая группа райдеров поднялась от места выгрузки на хребет, проделав часть пути пешком.



Перепад около 700 метров, скоростной уклон, нетронутые безымянные кулуары и осознание того факта, что никто до тебя не спускался здесь на лыжах и бордах со времени возникновения этих гор. Никто. Никогда. Миллионы лет.


Признанный нарицатель кулуаров и разных горных шишек по всему свету Костя Галат дал имя первому пройденному кулуару – Первый! В последующие дни были открыты Солнечный, Розовый, Пушистый, Широкий. А отдельно стоящая базальтовая особь с белоснежным девственным цирком отныне стала называться романтическо-сантиментальным именем – Перда ( Perda ).

С погодой нам повезло. Все дни, да и ночи тоже, светило солнце. Ветра не было, температура днем около 0, + 10 на солнце, ночью опускалась до – 22. Снега в кулуарах оказалось достаточно для безопасного скольжения. На более открытых местах приходилось быть более внимательными - скользяк жалобно взвизгивал на припорошенных камнях. Лавиноопасность спрятала свои зловещие когти в скальных расщелинах.
Солнце ленивым тюленем ползало вокруг нас по кругу, изредка почесываясь о северные гряды каньона. Катались до появления ”жести” в кулуарах.



Макс в первый же день повредил икроножную мышцу и в связи с этим досадным обстоятельством был низведен на реабилитацию в многофункциональную должность водилы-снегохода-повара-видеооператора. Видимо от отчаяния, несколько ночей он провел на улице, отделяясь от тундры baskовским пуховым спальником и двумя потертыми пенками. Слава героям Севера!
Остальные экспедиционеры тоже развлекались, как могли: мы с Вадиком пытались изловить оставшихся после рыбоистребителей гольцов, в перерывах между редкими поклевками охлаждаясь водой из проруби.

Костя читал Акунина и, как прививший себе оспу Дженкинс, исследовал влияние сгущенки на организм райдера в условиях Крайнего Севера в весенний период. Щадя остальных, к эксперименту никого не допускал.
Игорь, раскуривая одну из своих многочисленных трубок, грелся на солнышке и вечерами, когда все собирались в сенях на ужин, вступал в тематические дискуссии с Максимом. Многие острые вопросы были подняты в этих ожесточенных словесных баталиях, начиная от долговечности работы двигателей Subaru до экологических проблем, типа: может ли озверевшая росомаха (лат. Gulo gulo) завалить медведя, если он будет вылезать из берлоги задом. А две?
По истечении нескольких дней все ближайшие кулуары были раскатаны, и на вечернем совете между гречкой с тушенкой и чаем с пряниками было решено покорить Перду с проездом по обрывистому северо-западному склону.
На следующий день первопердопокорители Игорь, Костя и я были заброшены на снегоходе почти выздоровевшим Максимом к подножию горы. Далее предстоял путь пешком, так как дальнейшее движение мотосаней оказалось невозможным из-за критического уклона. Наклеив камуса, мы с Игорем двинулись к вершине заснеженной ложбинкой, Костя же параллельно нам поднимался по скальному ребру пешком.

А вокруг простирались плавные, мягкие линии ландшафта, окрашенные в нежно-розовый цвет печальным северным солнцем. Одинокими черточками стояли потерявшиеся в тундре низкорослые лиственницы. И тишина ..., звенящая, словно затихающая струна далекого, неведомого инструмента.

Наконец мы на точке старта. Игорь и Костя залезли по осыпающейся стенке на самый верх и открыли шикарный северный цирк. Но это лакомство было отложено на следующий раз.
Путораны очень старые горы, кроме камней, все наверху вымылось и выветрилось, тронь, и потекла сыпуха.
Операторы на месте, команда по рации, и первым, почти по прямой, улетает Костян, за ним Игорь, основной проезд мне не виден, очень крутой склон. Но вот далеко внизу выкатываются два муравья, стартую и я, в кулуаре жестко, зато ниже пухлячок! Снято.
Наш японский конек везет всю команду к избе, Игорь на фале выписывает на мягком снегу буквы из короткого райдерского алфавита. Что он пытается нам сообщить? Наверное, есть хочет.
Заполярный быт суров и незамысловат: готовим на переносной газовой плитке и двух дровянных печках, ими же греем балок. В дровах недостатка нет, сушняка в округе полно, знай, напиливай бензопилой. Под утро температура в избе становится на пару градусов выше, чем за стеной и очень не хочется выползать из спальника. Несколько дней проблему утреннего отопления решал Максим, ночевавший на улице. Поднимался он рано и нес огонь и тепло людям, но вскоре усилившиеся ночные морозы загнали термоэкстремала в дом. А может его во сне, как Прометея, укусил за печень орлан-белохвост, кто знает, кто знает…

Вскоре состоялось второе восхождение на Перду, на этот раз всем составом экспедиции. И снова бодро захрумкали камуса по морозцу, заставляя местных зайцев прятаться в свои убежища. Целью сегодняшней прогулки был, конечно, нетронутый цирк. Высадив нас на максимально достижимой для снегохода высоте, Игорь, объехав гору, оставил транспорт в месте предполагаемого финиша, а сам на лыжах поднялся по краю цирка к старту.


Наконец, операторы были разложены по позициям, камеры включены и первые снежные брызги взметнулись из-под скользячки, обволакивая райдеров пеленой искрящейся на солнце пудры! Вслед за Костей и Игорем и мы втроем тоже повредили весенний макияж молодящейся горы.





Как-то после очередного гречкоужина, кем-то была высказана идея о расширении ареала вида Zapolarus Freeridicus. Величайшая всё же эта мысль человечества: «А чё там интерессна, дальше?» Мысль, объединяющая обросшего чувака с палкой-копалкой (не Ф. Конюхова) и гениального Циолковского, дезориентированного Колумба и промышляющего рейдерскими захватами Васко да Гама, Юрия нашего Алексеича и Ивана Федоровича Крузенштерна, и многих, многих других, глядящих полуприщуренными глазами за линию горизонта и ощущающих в груди волнующий трепет встречи с неведомым.


Приятно было ощущать себя своим в этой большой компании, едучи на следующий день в санях за снегоходом вверх по ущелью. Достигнув водораздела, мы обогнули Перду с востока и через лысеющую рощицу выехали к большому коричневому бульнику. Со всех сторон сбегались к этому нагретому весенним солнцем базальтовому островку заячьи следы. Грелись, наверное, Lepusы ушастые (ссылка) пока мы не приехали.

Здесь исследователи разделились. Трое лыжников заскитурили вверх, а Костя на снегоходе вернулся, и ждал нас на той стороне горы. Подходя к вершине, мы ощутили сильный ветер, чего не было в предыдущие дни. Надвигалась непогода. Просторные, наполненные воздушным снегом склоны принесли нас к Косте. Он сидел за рулем, сжимая в руках старенькую двустволку, и напряженно вглядывался в тундру. Этот ижевский мушкет уезжая оставил нам Виталик. К нему прилагался один патрон с пулей-дурой, остальные были снаряжены мелкой дробью. К встрече мобильной группы медведей-беспредельщиков отряд был явно не готов. Вспомнились телерассказы ветеранов о начале войны, когда на отделение выдавалась одна винтовка, и вооружиться остальным бойцам предлагалось в бою. Воевать с местной фауной категорически не хотелось.
Пару раз я сам оставался ждать у снегохода ушедших в горы товарищей. Становится очень одиноко. Начинаешь ощущать на себе злобные из-засугробные взгляды крупных и не очень свирепых и голодных тварей. В леденящей тишине ущелья слышится кровожадный клекот краснокнижных стервятников. То тут, то там раздается скрип снега под не знающими жалости когтистыми лапами хищников-людоедов. Палец примерзает к спусковому крючку. Кто здесь? В голове мечутся мысли-паникеры: А вдруг порох отсырел? А? А во что ему стрелять? В голову? Вдруг не пробьет, срекошетит падла? А? В сердце? А где оно у него? А?
Но вот на гребне появляются маленькие пляшущие человечки и, по мере приближения к тебе вырастают в знакомых, почти родных личностей. Природа вокруг добреет.
В ночь долинку нашу затягивает белая мгла, теплеет. Утром Костя и Игорь пытаются прокатиться, но плохая видимость сводит их усилия на нет. Ждем Виталика-избавителя. Из-за потепления могут вскрыться реки и озера и тогда путь в Норильск будет отрезан.
Но вот из пелены тумана появляются два снегохода, быстрые сборы, погрузка. До свидания, Путорана! Или прощай? Спасибо, что отпускаешь нас с миром.
Ночевка в промежуточной избе, найденный в ее окрестностях отгрызенный кем-то хвост росомахи, сувенир! Экспресс-рыбалка в шесть рук с бензобуром.


И снова Норильск принимает нас в свои дымные объятия. Аэропорт закрыт по метеоусловиям. Томительное ожидание вылета в течение четырех дней разбавляется экскурсией в старый город, с осмотром мигрирующей избушки первопроходцев-геологов, бани и посещением картинной галереи. Норильчане очень радушный и гостеприимный народ.



Сонный перелет, копошащееся Домодедово. Скупые мужские объятья, короткие рукопожатия. Лето так коротко, скоро увидимся!
Участники:
Максим Тамаровский
Константин Галат
Игорь Давыдов

Вадим Пинскер

Максим Братчиков

Выражаем благодарность хорошим людям:
Виталию, его жене Светлане и их сыну от первого брака .
Кузьме и его сыну,
Снегоходчикам-доставщикам-забросчикам,
Николаю и его жене,
Рыбоистребителю Денису,
Сотрудникам краеведческого музея и картинной галереи,
Бабушке - автобусному кондуктору,
Сдатчице жилья в Норильске.

Максим Братчиков.
Апрель-Май 2010