Anderl Heckmair - Северная стена Эйгера, Гран Жорасс и другие приключения. Глава 2 "Безработица"

Совершенно случайно выяснилось, что через неделю должны были состояться соревнования по бегу на лыжах и друзья, зная о моей не дюжей выносливости, настояли на моем участии в этих стартах. Дружки нашептывали, что на лыжной гонке не так опасно, как на прыжках с трамплина и я обязательно должен выступить за наш клуб. Мне и самому было интересно выступить, поскольку СТАРТ и ФИНИШ были в центре городка Баеришцель, в котором мой брат обосновался жить и открыл фото-ателье и не большую ювелирную мастерскую. У него, конечно, были свои беговые лыжи, которые он быстро подогнал под мои ботинки и незадолго перед стартом провел мне "курс молодого лыжника". Напутствуя меня словами о том, что я не должен разгоняться с самого начала, а беречь силы на потом, он привязал на мою грудь стартовый номер и на счет "драй, цвай, айнц, Start!" я побежал по снегу вперед. Вспомнив о братовьем напутствии я снизил темп и постарался идти медленно и размеренно, естественно, что мимо меня в это время постоянно пролетали конкуренты и исчезали впереди за следующем виражом. Я думал: "ну погодите, если я разгонюсь - я всех вас нагоню!" После десятого километра, 18-километровой дистанции Мюнхенского городского чемпионата, я хотел было начать наконец бежать. Но оказалось, что я уже на столько устал, что и оставшиеся 8 километров смог пройти только позорно пешком. На протокольных листах я оказался последним и был готов провалиться от стыда сквозь землю!

Мунго Херцог (с губной гармошкой), Андерл Хекмаер и Ханс Брем после успешного прохождения северной стены Чиветты, 1929 год

Некоторое время спустя, и снова в Баеришцеле, проводились общебаварские соревнования по бегу на лыжах. Я был одним из первых зарегистрировавшихся участников - понятно, что мне хотелось взять реванш за жалкое выступление на предыдущих стартах. Мне было жизненно необходимо доказать как окружающим, так и себе самому, что я могу иначе! На этот раз я решил с самого старта рвануть вперед и бежать до тех пор, пока не упаду без сил. На удивление я не только не упал, я даже умудрился обогнать многих знаменитых лыжников стартовавших раньше меня. В паре метрах от финишной черты я обогнал еще одного лыжника, стартовавшего на 10 номеров раньше меня. Это был один из фаворитов гонки и с удивлением посмотрев на меня он заулыбался, поздравил меня с блестящим результатом и крепко пожал протянутую ладонь. Чуть позже выяснилось, что это был Виггерл Ферг, сыгравший впоследствии в моей альпинистской карьере очень значительную роль. Крайне довольный своим выступлением я даже не поинтересовался какое место в конце концов занял. Во время награждения выяснилось, что Ферг, которого я нагнал не смотря на более чем 10-минутную фору, оказался в протоколе выше меня. Виггерл не понял подобного недоразумения и подал письменный протест в ответ на который он был дисквалифицирован и снят с наградного листа. Обоснование было простым - компетентная судейская коллегия не могла так ошибиться, говоря проще - "сам себе дурак"! Раз так, то сдались мне ваши соревнования и весь ваш официоз! Я вообще хочу просто ходить в горы, просто прокладывать лыжню на вершины, просто получать удовольствие. Но об одном я не пожалел по любому - о знакомстве с фанатиком справедливости Виггерлом Фергом.

Я знал, что лыжник из меня никакой. Я не хотел больше участвовать в соревнованиях

Мне больше не хотелось участвовать в соревнованиях. Понятно, что гонки пошли на пользу, но я понимал, что я был еще бесконечно не опытным лыжником. Но мои дружки этого, видимо, как то не понимали, потому, что стали меня уговаривать поучаствовать в командной эстафете. На первом этапе от Ротванда до озера Шпитцинг луче меня никто не выступит, гудело я со всех сторон. Я то знал, что это не так, но я не хотел отказывать парням. Ну что же, я снова потащился на старт около приюта Ротванд. Шел снег, дул холодный ветер, и толпа спортсменов ждала стартовый сигнал. Этот спуск был мне знаком, не нравился своей крутизной и вот я должен был проехать его на гонке. Такие вещи просто не проходят и вот незадолго до старта я почувствовал мощный приступ "медвежьей болезни". Рядом в овраге оказался наскоро сколоченный туалет. Не успел я приземлить свой зад на стульчак, как из под меня рвануло (видимо отхожая яма замерзла ночью коркой и сегодня под напором газообразования эту корку прорвало) и меня снесло к чертовой матери вместе с потоком отвратительного месива. Мне еще повезло, один из конкурентов в этот момент как раз открыл дверь и собирался зайти внутрь, так вот он получил в фас все то-же, чем я получил по заднице. После того, как первое беспокойство, обусловленное взрывом, улеглось - долину порвал много-глоточный гомерический хохот. Это вывело меня окончательно из состояния покоя, я стянул трусы, вытер ими все, что можно и, швырнув их в толпу насмешников, вновь облачился в лыжный костюм. В этот момент меня позвали на старт и я был счастлив возможности избежать потока злословных замечаний со стороны конкуренции и десятков злорадных улыбок из судейской коллегии. Кроме того желание убежать от своей собственной вони так погнало меня вперед, что на подъеме к Красной седловине я обогнал двух соперников, которых в жизни не мечтал даже просто догнать. Когда начался спуск, я просто бросил лыжи по прямой вниз. Вонь стояла такая, что никакой склон не показался мне на столько крутым и никакой вираж на столько острым, что бы хоть как то сбросить скорость! Случилось то, что должно было случиться. Невдалеке от начала второго этапа, где меня ждал напарник по эстафете я налетел на камень, слегка припорошенный снегом. Перелетев через него кувырком я приземлился на следующий своим благоухающим задом. В результате меня привезли в ближайший госпиталь и, прежде чем положить в палату с диагнозом "перелом копчика", засунули в баню - и я был по настоящему счастлив, поскольку наконец смог избавиться от зловонного духа преследовавшего меня всю гонку с Ротванда.

На этом моя спортивная карьера окончательно закончилась! В это же время закончилась и моя профессиональная карьера, кому нужны мои альпинистские амбиции когда на дворе промышленный кризис, безработица и смута? Не удивительно, что я был первым на фирме, кому пришло письмо с увольнением. Я не удивился и не обиделся, но с другой стороны, пока я лежал в госпитале меня по закону нельзя было уволить. Зарплата капала дальше, от страховой компании мне выписали деньги за несчастный случай на лыжной гонке. Будучи на полном довольствии в больничке у меня не было возможности тратить деньги и когда меня выписывали я оказался владельцем крупной суммы около 1000 марок. Таким богачом я еще в своей жизни не был никогда! Было ясно, пока в кармане есть хоть один пфениг, так меня и видели на равнине. Быстро нашлись друзья, готовые сопровождать меня в моих горных приключениях. Ханс Брем (Hans Brehm) довольно быстро загорелся моей идеей, а Ханс Эртл (Hans Ertl) пообещал найти еще одного шалопая для нашего альпийского приключения. Идея была просто - отправиться в Доломиты. Буквально давеча, на показе слайдов в секции Баерланд (DAV Sektion Bayerland) мы слушали знаменитого альпиниста Вальтера Штесера (Walter Stößer) о их, четвертом по счету, прохождении стены Чиветты. Один из комментариев Вальтера: "Дни нашего маршрута сочтены. Зацепы на "висячем траверсе" постепенно обламываются камнепадами, а глинистая порода не очень долго сможет противостоять погодным катаклизмам. Когда это произойдет, стена станет непроходимой". Мы разинули рты и поверили ему на все сто (он сам верил себе, вероятно, не меньше). Наша следующая цель была абсолютно ясна - северная стена Чиветты!

С прицепом через границу на пути в Доломиты, 1929

Единственным, доступным для нас, средством передвижения был старый, добрый велосипед. Для транспортировки груза мы сконструировали и построили "гиг" - грузовую тележку. Мы прицепили его сзади к велосипеду и загрузили на него весь наш скарб. До Бреннерского перевала мы допедалили довольно бодро, но дальше начались злоключения. Вся дорога, до самого Бользано, была либо перерыта, либо как раз ремонтировалась, к этому обстоятельству наш "гиг" отнесся без всякого понимания. Нам пришлось таскать его на себе, в дополнение к нашим, и без того неподъемным рюкзакам. Целыми днями мы то тащились на перевал Карер, то спускались в долину, то опять телепались на седло Пордои - все эти мытарства ничуть нас не расстраивали, мы были в горах и во всю наслаждались происходящим. Дороги в те времена были практически пустыми, через несколько дней мы достигли наконец Алеге. Перед муторным подъемом к приюту Колдаи мы изрядно долго купались в горном озере около городка. После пары часов плескания в освежающих волнах озера мы вновь собрали рюкзаки и погрузив их на "гиг" отправились по узкой дороге к хижине. Дорога довольно скоро превратилась в просеку, а она, в свою очередь, в узкую тропу. Весь наш груз пришлось взвалить на плечи, а в дополнение ко всем нашим невзгодам, поверх рюкзаков пришлось при-тачать еще и проклятую тележку - ну не бросать же ее на произвол судьбы? Когда до приюта оставалось всего нечего, на одном из перевалов нас настиг ураган. Быстро разгрузившись мы растянули палатки и вот уже мы сидим себе в уюте и сухости.

Лето только началось и стена была украшена большим количеством льда и снега. Это не стало для нас препятствием и уже на следующий день мы полезли вверх. "Висячий траверс" был действительно глинистым и довольно разрушенным, но совершенно не выглядел "непроходимым" или "становящимся вот вот непроходимым". Даже самым великим альпинистам не стоит беспрекословно верить на слово. Стена была действительно не простой, но мы довольно быстро набирали высоту, пока не уперлись в довольно сложный траверс. Когда я его пролез было уже десять часов утра. Ханс Брем сорвался на первых же метрах траверса и, пролетев маятником больше десяти метров, повис внизу под моей станцией. Никакие попытки вытянуть его не привели к ожидаемому результату. Пришлось спустить его на пару метров ниже к полке, на которой он мог хотя бы стоять без угрозы удушья от веревки, которой он был привязан за пояс. Мне не оставалось ничего другого как то-же спуститься к нему.

1200-метровая северная стена Чиветты

И вот мы сидим рядом друг с дружкой и повесив нос думаем о спуске в долину. "А давай ка попробуем еще разок"! Теперь я сразу закрепил участок веревки как перили и через несколько минут проблема решилась. В два часа дня мы все вместе собрались точно в том месте, куда я перед этим уже в десять утра - и это на самой большой и опасной стене, которую мы до того момента осмеливались потрогать. У нас даже бивачного снаряжения с собой не было! В этом случае выручить мог только высокий темп, который мы и держали до самой вершины. В восемь вечера мы сидели у вершинного креста с пятым по счету и первым "однодневным" прохождением северной стены Чиветты. Было довольно светло и можно было спокойно спускаться - если бы знать куда. Прям от гребня на южную сторону вставало одно непроницаемое облако. Мы забились под камень и решили коротать время в надежде на просветы в тумане. При этом, после всех тягот и напряжения после восхождения, мы были на столько счастливы, что не холод, не слякоть не могли повлиять на наше радостное настроение. С приходом ночи туман растянуло, но начался дождь. Ближе к утру он полил как из ведра, но в всполохах молний мы смогли найти спуск в ущелье. Ниже мы наткнулись на тропу и начали спорить куда по ней следует пойти - вправо или влево. Я из упрямства настоял на своем, хоть в глубине души был абсолютно не уверен в своей правоте. Час за часом шли мы из одного кара в другой, вверх и вниз, бесконечная история. Со временем нас укутал туман, а когда тропа просто исчезла Ханс Брем пробормотал: "Вот дерьмо, теперь натерпимься мы тут из за твоего всезнайства!" Вдруг из темноты послышались голоса - мы стояли в 20 метрах от приюта Колдаи!

Дары браконьерства; Ханс Брем, Андерл Хекмаер и Ханс Эртл в Доломитах, 1929

После четверти красного и полной тарелки пасты настроение решительно улучшилось. Мы громко отпраздновали свой успех и вволю наевшись и напившись пошли дальше к своей палатке, где нас уже ждали Ханс Эртл и Мунго Херцог (Vungo Herzog).

Каждый альпинист живет по своему, я например, был безнадежно ленивым. Если я не боролся на стене. то я мог часами валяться в палатке или около нее и никакие силы на свете не были в силах сдвинуть меня с места. Ханс Эртл, прирожденный повар-кулинар, радовал нас ежедневными обедами и ужинами. В этих эпикурейских радостях мы провели всю последующую неделю, пока тот же Эртл не замучил нас своим нытьем. В конце концов он отказался нас кормить, что стало весомым основанием для того, что бы продолжить спортивную часть нашей программы.

Следующей целью стала восточная стена Сас Маор, которую в 1926 году пролезли Солледер (Solleder) и Кумммер (Kummer) и которая все еще ждала первое повторение. Мы чувствовали себя уже "повелителями гор", но увидив эту 1100-метровую желтую стены мы, честно говоря, слегка обделались. Она вполне соответствовала нашим кошмарным представлениям и не дала расслабиться на всем протяжении маршрута. Учитывая, что мы лезли свободным лазаньем, не используя не лесенки не другие средства, это было для нас запредельное восхождение.

Андерл Хекмаер во время второго прохождения восточной стены Сас Маора

На этом восхождении мы впервые использовали двойную веревку. Если я не ошибаюсь, это было наше личное новаторство, во всяком случае я не слышал ни от кого о подобной технике на тот момент. Идея была проста - тогда в нашем распоряжении были простые пеньковые веревки от 12 до 13 миллиметров толщиной. На наших восхождениях мы уже во всю пользовались 40-метровыми концами и при этой длине наши веревки были конечно тяжелыми. Во время одного из наших восхождений в Кайзере мы стали свидетелями гибели альпиниста на соседнем маршруте. У него порвалась веревка во время срыва. Наверное она была уже старая и не выдержала столь серьезной нагрузки. В этот момент мы решили брать с собой две более тонкие, за то более легкие веревки. Во первых, как мы думали, если порвется одна веревка, то у тебя все еще остается шанс выжить повиснув на второй. Во вторых было очень удобно раскидывать по одному концу на каждого из связочников, вполне по товарищески. Тогда нам даже и в голову не приходило, что использование двойной веревки позволит альпинистам впоследствии преодолевать участки запредельной сложности, мы думали исключительно о собственной безопасности и о увеличении своих шансов на выживание. Во время преодоления одного сильного навесания нам стало ясно, что встегнув в крюк над собой одну из веревок, подтянувшись к нему и попросив камрада закрепить тебя, ты легко мог забить метром выше следующий крюк и, встегнув в него свободную из обоих веревок, повторить этот цикл сызнова. И так от крюка к крюку можно было преодолеть очень убедительные нависания - "зайльцуг" был успешно внедрен в альпинистскую жизнь!

О первом повторении маршрута на Сас Маор, кстати, я написал свою первую заметку в и отправил ее даже в альпинистский журнал. Каково же было мое удивление. когда ее действительно опубликовали, а когда мне прислали чек с гонораром у меня просто не нашлось слов выразить свое удивление. Когда я распечатал конверт мое удивление было по настоящему неподдельным - за такое грандиозное восхождение такая смешная сумма! Я бы на их месте постыдился.

После Сас Маора мы в качестве десерта "прихватили" еще и знаменитое "ребро Шляера" на Чимон де ла Пала, которое стало впоследствии моим излюбленным маршрутом в тех местах.

Километровая восточная стена Сас Маора

Потакая своей лени я отказался от дальнейших восхождений и направил колеса своего велосипеда в направлении дома. "Гига" со мной, к счастью, не было и я умудрился допедалить от Бользано до Баеришцелля всего за день.

Я хотел порадовать своего братца гостинцами, и прихватил с собой из Италии тамошних сыра, хлеба, салями, фруктов и шоколада. В те времена Германия бедствовала и подобные деликатесы продавались лишь в мюнхенском "Далльмаере" за умопомрачительные деньги. В 11 часов вечера, в трех километрах от Баеришцелля у меня случился приступ обжорства! Сев на пенек я смолотил сначала хлеб с колбасой, затем восьмушку головки сыра, заев все это фруктами вприкуску с шоколадом - остановить себя я был не в силах - я погрузился в черные угрызения совести. Мучаясь само терзаниями я через несколько минут подъехал к дому брата. Его, кстати, не оказалось дома. Кабаков в Баеришцелле не то, что бы очень много. В одном из них я его и нашел. Он праздновал с товарищами победу на местном шахматном турнире, я охотно присоединился к празднованию и добив свой живот окончательно напился не фильтрованного пива. Как мы попали домой мне совершенно не известно.

Лето еще не прошло и я решил порадовать братца предложив ему сходить в двойке западную стену Тотенкирхла. Это восхождение сыграло в моей жизни один из важных моментов. Там я познакомился с Густлом Кренером (Gustl Kröner) из Траунштайна. Он прославился этим летом несколькими сложными ледовыми восхождениями в западных Альпах.

Я обожал слушать рассказы о западных Альпах. Густл рассказывал мне о Эйгере, Гран Жорасе и северной стене Маттерхорна. Он был счастливчиком, потому что имел возможность увидеть все эти вершины своими глазами. Он считал, что если мы с ним соединимся в связку, то можем попробовать пройти одну из этих страшных стен. Я считал его авантюристом, ведь я до сих пор ни разу не лазил по льду. "Ничего страшного", возразил он мне, "кто так легко, по кошачьи лазит по скалам - не будет иметь сложностей при лазании по льду". Кроме того, продолжал он свои коварные речи, мы не должны сразу лезть на эти монстрообразные стены. Вполне достаточно просто посмотреть на них вблизи, а залезть можно и на что то более простое. Это было конечно ясно, но на какие "другие" вершины мы можем полезть? В районе Монблана самый большой выбор подобных вершин, но имя Гран Жорас понравилось мне, почему то, больше всех остальных. Когда мы прощались на хижине было решено, что поездке летом 1931 года в Шамони - быть!

Братья Андерл (слева) и Ханс Хекмаеры за шахматной партией

До лета было еще долго. Что бы перезимовать я зарегистрировался как безработный. Денег по пособию давали мало, их едва хватало на еду, не говоря уже о поездках в горы. Многим нашим соклубникам из "Хохэмпор" (Hochempor - "ввысь") приходилось влачить похожее существование. Мы отказались от этого смехотворного пособия и поселились на нашей "лыжной" хижине в районе Шпитцинга. Наши, имеющие работу, друзья приносили с собой на выходные съестные припасы, остатков которых нам хватало, почти всегда, для того, что бы дождаться следующих выходных.

С одним из таких "снабженцев" я познакомился более тесно. Это был Бартл Хютт (Bartl Hütt), с которым мы прошли пару маршрутов в Диком Кайзере. Но теперь, связанные волею судьбы гораздо ближе, мы поняли что прекрасно дополняем друг друга как команда. Он был здоровый, молчаливый тип. В плане катания на лыжах он был на голову выше меня и тратил массу времени пытаясь научить меня более лучшему катанию. Мы ходили, по большей части, на скитур. Это было то, что доктор прописал! Мне невероятно нравились лыжные восхождения, тем более что соревновательная сторона лыжного спорта мне окончательно наскучила.

Мы провели всю зиму, до начала весны, вместе на хижине. Только в конце февраля он рассказал мне о своей идее пойти на лыжах в Центральные Альпы. На мои возражения о том, что я еще не так хорошо стою на лыжах, он просто проигнорировал. Возражения финансового характера он развеял еще быстрее: "если мы будем ждать, когда у нас появятся деньги - то мы никогда не сдвинемся с места"! Это мне было и самому ясно. Довольно быстро мы разработали план и собрались в грандиозное путешествие. Первого марта 1931 мы покинули Мюнхен - по два рюкзака на брата, один сзади один спереди, заполненные провиантом который мы умудрились сэкономить проживая на хижине, и с 30 марками на двоих мы добрались на поезде до Гармиша. Оттуда нам надо было как то добраться до Оэтцтальских Альп.

Бартл Хютт

Вместо того, что бы пойти к перевалу Фернпас мы, загруженные каждый двумя рюкзаками, тропили лыжню на Вольфратхаузскую хижину. Нас обуревала бредовая идея съехать оттуда через Груббигштайн прямо к Фернпасу. Кроме того мы решили ночевать только на альпинистских приютах, на которых нам, как членам DAV, за ночевку в лагере предъявляли счет всего на 40 пфеннигов и, кроме всего прочего, обязаны были разместить вне зависимости от заполненности приюта. Это была максимальная цена, которую мы были готовы заплатить за ночевку под крышей. Кое-как мы спустились на Фернпас, я даже умудрился свалиться по дороге с какой-то скальной стеночки. Драгоценные рюкзаки я смог сберечь, а вот одна лыжная палочка с треском разломалась. Доехав до очередной просеки мы сняли лыжи, связали из них сани и загрузив рюкзаками с гиканьем спустились на перевал.

Бартл был как то в юности странствующим подмастерьем, поэтому знал каким образом можно легче всего напроситься на ночлег в монастырь. С набожным выражением лица он воззвал к "брату привратнику" и попросил милостыню и место для ночлега. Обе просьбы были удовлетворены в обмен на молитву "ради бедных странников". Нам разрешили переночевать на соломе в свинарнике в компании набожного "брата свинопаса".

Наутро мы потелепались по дороге в направлении Цвайзельштайна. Через пару километров нас подобрал сердобольный водитель грузовичка и погрузив все манатки в кузов довез нас до самого Оэтца. Там, при выгрузке, он обнаружил пропажу одной из моих лыжных палочек. Сетуя на свою неаккуратность он, беспрестанно извиняясь, организовал мне две новые. Я не осмелился возражать - кто знает, может я таким образом обидел бы хорошего человека.

Ледник Гепартч в Оэтцтальских Альпах

Неделями мы пересекали Оэтцтальские Альпы. Помогали на приютах по хозяйству, время от времени водили "гостей" на вершины, спускались в деревни за продуктами для приюта. Каждый момент нас могли арестовать местные власти и выдворить в Германию. Но каким то чудесным образом мы уходили все дальше и дальше на запад, а наши сбережения не то, что бы кончались, более того, время от времени у нас в кармане было больше денег чем в начале путешествия.

Это воодушевляло нас и набравшись мужества мы спустились по Гепартчскому леднику в долину Инна и перешли на другую сторону в горы Сильфретты. Через Компатч мы перешли к Хайдельбергской хижине и сами не заметили как пересекли Швейцарской анклав. Так и паломничали мы от хижины к хижине, сообщая на каждой из них о своем "сложном" положении и просили о любой сподручной работе. Заготовка дров, доставка почты и провианта из долины, а так же уборка помещений и мытье грязной посуды - любая работа была для нас не унизительна, ведь она продвигала нас все дальше и дальше на запад, к большим горам. Большинство управляющих не хотело отпускать нас дальше, но оставаться на долго было не в наших планах. Мы пересекли массу высот и глубин, как в прямом, так и в переносном смысле - с "гостями", управляющими приютов, проводниками.

Мне до сих пор не ясно как мы смогли с нашим примитивным снаряжением неделями и месяцами ходить самые, что ни на есть маршруты. Мы не разу не сломали лыжи. Только канты снова и снова выворачивало камнями. В конце концов мы прибили их гвоздями, которые загнули на верхней плоскости лыж молотком. Все достижимые вершины мы "захватили" с собой. Когда выпадал свежий снег мы были, как правило, первыми, кто прокладывал новую лыжню. Следовавшие за нами "туристы", да и их гиды были на столько рады, что каждый раз приглашали нас за свой счет на обед и на пиво. Мы подрабатывали, так-же, перетаскивая рюкзаки "туристов" от хижины к хижине делая таким образом возможным для них скитур налегке. Мы довольно быстро перестали ходить с двумя собственными рюкзаками. Чаще всего я шел с одним своим и одним "гостевым" рюкзаком. Бартл таскал частенько аж три рюкзака. Я в таких случаях пасовал и ходил лучше два раза туда и обратно.

Приходя на очередной приют мы оказывались долгожданными гостями, управляющие знали о нас и о нашем приближении. Забавней всего вышло на Висбаденской хижине. Увидев нас управляющий сразу сказал: "Так, ну наконец-то вы явились. Сейчас пойдите на кухню, пусть вас там накормят от пуза. Затем спускайтесь в Гальтюр, переночуете там в отеле за мой счет, а завтра поднимайтесь обратно и принесите все, что я записал вот на этом листке". Мы были слегка обескуражены подобным приемом, но увидев что творится на приюте, это были как раз пасхальные каникулы, мы поняли, что он просто без нас не обойдется. Мы спустились вниз, а когда на следующий день подняли почту для гостей - то были несказанно удивлены, когда увидели приготовленное для нас угощение. Стол просто ломился от яств.

Шесть недель пролетели как день. Мы сидели на Тюбингской хижине и подсчитывали остатки наших средств. У нас на двоих осталось два шиллинга. "Ну что, пойдем домой или пересечем границу и пойдем дальше на запад по Швейцарии?" - "На дорогу до дома два шиллинга все равно не хватит, так что айда ка в Швейцарию!"

Сильфретта

В Клостерсе уже бушевала весна. Сначала мы решили приткнуться на стройке, вдруг удастся продать свои рабочие руки. Все хозяева строек охотно бы нас взяли, но для этого нужно было разрешение на работу. Потом мы попытались пристроиться в садоводческом предприятии. Вполне естественно, что я не носил в горы свой диплом садовника с собой. Обермайстер был скептично настроен и решил проверить мои знания попросив назвать имена всех растений находившихся в теплице. Когда я закончил с перечислением длинного списка латинских названий мастер был в восторге и убежал организовывать нам квартиру. Он был уверен, что все необходимые разрешения ему удастся организовать. Нас же с Бартлом он послал к жене - она должна была нас накормить и напоить. Это предложение нам не пришлось повторять дважды. Уже неделю как мы питались весьма скромно и крайне не регулярно. Время шло к вечеру, жена мастера поставила на стол тазик с лапшой и миску с подливой. Предложив нам начать, не дожидаясь остальных, она спокойно отправилась на кухню. Это было фатальной ошибкой. Бартл, который и в нормальное время ест за двоих - уминал теперь за четверых. Соответственно я уминал за обе щеки как минимум за двоих. В мгновение ока все посудины были опустошены. Когда мастер с остальными работниками пришел в столовую, он был несколько обескуражен, а его жена не могла поверить, что столько еды можно съесть в столь краткое время. Жадными швейцарцев не назовешь. Когда хозяйка принесла из закромов все пироги и заварила жбан кофе, мы с Бартлом не отставали от всех уминая яства за обе щеки.

Через восемь дней счастливого существования в поселок приехал Жандарм и приказал нам убираться восвояси. Патрон снабдил нас деньгами и предложил подняться на какой-нибудь приют. Он попробует все-таки организовать нам разрешение на работу. Лучшего с нами не могло произойти! Мы поднялись на хижину Парсенн и обкатали все склоны в окрестностях даже не представляя на сколько эти спуски знамениты за пределами Швейцарии. Через неделю на хижину поднялся мастер и позвал нас на работу. Он смог организовать нам разрешение. Но через два дня опять всплыл тот же жандарм и аннулировал эти разрешения на основании того, что в первый раз мы работали "по черному". С полными рюкзаками еды, хозяйка позаботилась о наших голодных желудках, и с деньгами, которые нам дал сердобольный мастер мы растворились в утреннем тумане.

Бартл Хютт (сидя) и Андерл Хекмаер на Летченском приюте

Мы должны были покинуть Швейцарию, вместо этого мы поднялись на приют Ферайна, оттуда спустились в Энгадин и тронулись дальше в Бернину.

На приюте Боваль мы встретили знаменитых Венских альпинистов Добиаша и Файтла, они собирались на следующий день вести своих "гостей" на Пиц Палю. Мы планировали день отдохнуть, но прекрасная погода и проложенная лыжня выглядели чертовски заманчиво. Мы стартовали крайне поздно, почти у полудня, и догнали первую группу у вершины. Вместо признания нашего результата мы получили несколько язвительных замечаний касавшихся использования "чужой" лыжни. Мы были уверенны, что знаменитые альпинисты выше любой мелочности. На следующий день мы встали в три часа ночи и первыми проложили качественную лыжню на Пиц Бернина. На этот раз были господа Файтл и Добиаш, кто используя чужую лыжню поднялся на вершину; на этот раз они не скупились на всяческую похвалу в наш адрес. Файтл был крайне удивлен увидев мою анораку с капюшоном. В те времена такие куртки не встречались нигде. "Откуда она у тебя?" спросил он. Я рассказал ему, как нашел ее под стеной Чиветты. "Так это же моя, я привез ее из Лапландии и оставил под Чиветтой". Такое случается, так зародилась дружба и нам больше не приходилось переживать по поводу денег на ночлег и на пропитание на приюте Боваль.

Перейдя на приют Коац мы поднялись на все близлежащие вершины. Один из спусков, с перевала Фуоркла де ла Селла, особенно ясно отпечатался в моей памяти: мягкий, сочный фирн, закатывающееся красное солнце - это одно из самых ярких воспоминаний моей жизни! А тем временем все-таки было пора собираться домой, на дворе уже стоял конец мая.

Лыжи, лыжные ботинки и все остальное, что не могло нам больше пригодиться, мы отправили почтовым поездом из Санкт Морица в Мюнхен. Сами же отправились домой пешком. При этом мы были крайне раздосадованы тем, что забыли отправить с багажом нашу веревку - теперь придется телепаться с ней до самого Мюнхена. Как же мы заблуждались!

После побега: Бартл Хютт в центре Цуоца

Не доходя до Цуоца мы переночевали на одном из многочисленных сеновалов. Наутро нас очень не нежно разбудил местный бауэр. Он вытащил нас за ноги с сеновала и обругал на своем чудовищном рэто-романском диалекте. Я был раздосадован и считал, что это мы должны сыпать проклятиями в адрес нашего "будильника". Когда я понял, что швейцарец не заткнется, то предложил Бартлу его шугануть. Тот как будто только этого и ждал - и бауэр описал ровную дугу на другую сторону сеновала. Вскочив на ноги он помахал кулаком и побежал в направлении деревни. О сне нечего было больше думать, мы собрались и наивно решили пересечь поселок - как бы не так. В самом центре нам навстречу вышло трое: один из них был злополучный бауэр, двое других - полицейские. Это был самый критичный момент всего нашего путешествия. Одно не осторожное слово и все закончилось бы дракой.

Бартл уже стоял в стойке потирая ладони и с нетерпением сплевывал на пол. Полицейский произнес: "Не вздумайте делать глупости, мы всего лишь хотим проверить не находитесь ли вы в розыске". До нас дошло и мы покорно последовали за ним. Мы поднялись по крутой лестнице одного из домов, пропустив нас вежливо вперед они захлопнули дверь и громыхнули засовом. Это было не очень вежливо с их стороны, не красиво заманивать мужчин в ловушку. Выглянув в окошко мы поняли, что заперты в башне и ниже нас пятнадцати-метровые, гладкие, гранитные стены. К чему у нас собой веревка? Две минуты спустя мы оказались в саду - альпинистов бессмысленно запирать в башнях, на то они и альпинисты, что бы слинять!

Теперь мы решили быть осторожней и обходя все селения горами добрались наконец до Эрвальда. Оттуда наших денег хватило аккурат до Пасинга, одного из Мюнхенских пригородов. Очень приветливый кондуктор, услышав о наших злоключениях, добавил пару пфеннигов из своего кошелька, что бы мы могли доехать до центрального Мюнхенского вокзала. На трамваях кондукторы были не такими сердобольными и нам пришлось маршировать нашими сбитыми в мозоли ногами до самого Гизинга.

Мозоли зажили очень быстро, неприятные впечатления поблекли. То что осталось - одни из самых прекрасных воспоминаний в моей альпинистской жизни. Такие переживания не купить даже за самые большие деньги. И вот уже вновь зудят пятки, следующее приключение зовет в путь!

Перевод: Игорь Ивашура

Продолжение следует...