Горы в живописи современных художников Д Гусев
Художник Дмитрий Гусев связывает своё увлечение Севером с интересом родителей к русской истории: вместе с ними в детстве он ездил на Валаам, на Соловки, в Петрозаводск. «Естественным образом историей заинтересовался и я, – признаётся он. – А вместе с ней, разумеется, освоением русскими людьми арктических пространств». Дмитрий окончил в 2007 году экстерном художественно-графический факультет Московского государственного педагогического университета, в 2014-м – Российскую академию живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова (мастерская пейзажа). Совершил более двадцати самостоятельных рабочих поездок в разные регионы России, в том числе в Карелию, Великий Устюг, на Камчатку, в Каргополь, Архангельск, Онегу, полуостров Таймыр, Мурманскую область. Осуществил четыре крупных творческих проекта: «Москва», «Земля поморская», «Заповедная Сибирь», «Старообрядчество». Беседует с художником Виктор Боченков.
– Тяга русского человека к северу существовала всегда. Эти земли не поддавались их современникам из той же Норвегии. Надо сказать, что русских интересовала не только материальная нажива, то есть добыча пушнины, мяса, чего-то ещё, но Север тянул и духовно. Ведь недаром возникали легенды о том, что рай находится именно на земле, и где-то за северными землями. Арктика кормила, вдохновляла, направляла на поиск дикого зверя, это продвижение шло к Студёному морю, как тогда называли Белое, и дальше, за Камень – Урал, вплоть до Енисея, до Лены. У меня к Северу, я бы сказал, некая иррациональная тяга. Первые работы я писал в Карелии, затем были Соловки, Мурманская область, а дальше Таймыр – Дудинка, Диксон, плато Путорана, Таймырский заповедник. Я был на Таймыре четыре раза, в общей сложности провёл здесь около восьми месяцев.
Студёное море
– Но почему этот полуостров, ведь можно выбрать места и поближе, попроще?..
– Арктика – не только море, но и земли арктического региона. Таймыр по сравнению с другими регионами, где я был, более не обжит (в первую очередь), морозы здесь сильней, люди суровей. Самое холодное время, когда я сюда приезжал, - это октябрь. Снег на вершинах начинает ложиться с конца августа. Морозы примерно двадцать пять – тридцать градусов. И это достаточно «тепло».
– Но рисовать уже сложно. Ведь руки, краски замерзают.
– Карандаш не замерзает. Всё нормально. Совсем уж плохой погоды нет, есть плохая одежда и плохая подготовка. Из-за большой удалённости, малой плотности населения очень важен так называемый «человеческий фактор». Ты не должен подвести другого. Всё держится на порядочности. Если в относительно густонаселённых районах, например, в той же Мурманской области, люди могут не отвечать за свои слова и прекрасно выживать, то здесь – нет. Здесь жить и даже процветать сможет только тот человек, который отвечает за свои слова. Который не сможет не протянуть руку соседу. В противном случае он быстро уедет, если останется жив. Отличительная особенность Арктики в том, что там проявляется подлинная сущность человека, его мужественность, порядочность, сила воли, без которой – никак. Это было всегда. Это можно встретить и в литературных произведениях Степана Писахова или Бориса Шергина.
Кий-остров
– Дмитрий, чем привлекательна для художника таймырская природа? Она скупая, суровая и вроде бы однообразная…
– Не могу так сказать. Природа Кольского полуострова, Чукотки, Таймыра – прежде всего природа зимняя. Снега не так много по сравнению с европейской частью. Но тут можно увидеть совершенно особую вещь – северное сияние. Впервые я наблюдал его на берегу Белого моря в деревне Ворзогоры Онежского района. Это очень интересные места. Глядя на северное сияние, я понимал, что это сознательное действо. Все мы привыкли к таким явлениям, как дождь, радуга. Часто не ассоциируем их с неким божественным проявлением. Но наблюдая за северным сиянием непривычным взором, ты сразу понимаешь, что за этим стоит божественный замысел, божественная воля. В нем нет схематичности движений. Это как танец бабочки. Оно, это сияние, разумно. Я бы подчеркнул разумность этого явления, помимо, конечно, особой красоты. Неподражаемо и короткое северное лето. Полярный день пробуждает от небытия природу. Она вдруг вся расцветает, бурлит талыми ручьями и водопадами, даёт жизнь и одаривает ягодами.
Северное сияние
Русским Севером я занимался всё время, когда учился. Это был большой проект. Я не только приезжал к поморам, но в первую очередь стремился раскрыть эту тему для самого себя. Искал ответа на вопрос, что такое русский человек? Что такое помор? В чем его суть, образ мышления, как формировался русский характер в условиях Севера? Я жил в деревянных домах, ходил за рыбой, продолжительно общался с людьми.
– Наверное, поначалу требовался какой-то период, чтобы привыкнуть?
– Под конец учёбы я приехал туда, по сути, с двумя высшими образованиями, и у меня был культурный шок. Почему? Потому что я понял, что по сравнению с этими северными людьми не знаю о жизни ни-че-го! Человек, живущий на земле, приспособлен к любым рискам жизни. Если в городе вырубили свет – катастрофа, а если его отключат на несколько дней? Недель? Здесь люди понимают, что к чему, и это распространяется не только на банальные житейские знания, люди там всесторонне развиты. Взять поморов. В чём суть их жизнеспособности, квинтэссенция характера? Это, прежде всего, память. Эти люди всё знают о своих предках, всё! Я жил в деревнях, где многие помнят свою родословную в пятнадцати, шестнадцати поколениях, вплоть до первых Романовых. У них сохранилось в памяти не только то, как предков звали, но и то, откуда они вышли, чем занимались. В чем достоинство этой памяти? Когда человек знает, что его прадеды и прапрадеды жили и умирали для того, чтобы родился он, у него складывается совсем другое, осознанное понимание своей жизни, ответственность перед детьми, будущим поколением. Человек постоянно работает. Его любовь к труду нельзя сломить… В северных сёлах я писал свой диплом – «Поморский край». Это Варзуга, Умба, Кандалакша, Терский берег Белого моря – юго-восток Кольского полуострова. В Мурманской области я был в центральной части и на Терском берегу. Цикл из нескольких работ стал в конечном итоге одной картиной о суровой, неподражаемо красивой земле, которую наши предки не боялись осваивать и шли от Кольского полуострова до самой Камчатки.
Поморка
– Кольский полуостров, Таймыр, Чукотка, Камчатка, что за люди живут там? Это ведь разные люди…
– Север – в основном русское население, а также малочисленные коренные народы. Это их взаимосвязь, культурная и родственная. Например, долганская культура – смесь русской, якутской и ряда других. Нганасаны, коряки, саамы, ненцы – очень древние народы. Некоторые из них принадлежат к так называемой циркумполярной цивилизации охотников на северного оленя. С семнадцатого или даже с пятнадцатого века с ними взаимодействовало русское население. Взаимодействие было достаточно длительным, продуктивным, его история прошла через разные периоды. Одна из самых печальных страниц, на мой взгляд, – период совхозов, когда коренное кочевое население было прикреплено к посёлку. Это стало роковой ошибкой, нарушало естественный ход жизни. Одни пережили этот период. Для других он был катастрофичным: то, чем дорожил оленевод, – упряжи из мамонтовой кости, большие стада оленей, в посёлке моментально превратилось либо в мясо, либо в относительно недорогие сувениры. Плюс ко всему алкоголь... Сейчас относительно неплохие времена. Я об этом рассказываю потому, что Арктика – не только территория, где что-то добывается, это ещё и культура, это возделанность земли и понимание этой возделанности. В широком культурном смысле. Ведь русский человек приходил сюда не только с желанием что-то добыть. Он приходил с высокой народной и христианской культурой, и передавал её местному населению, надо сказать, в достаточно лояльной форме – в отличие от того, как насаждали свое миропонимание переселенцы в Северной и Центральной Америке. Взять знаменитый период Мангазеи – русского торгового города XVII века. Это было примером естественного взаимодействия между людьми. Если говорить об освоении Арктики, здесь всегда должен быть какой-то обмен, в большом смысле этого слова. Что-то берёшь – что-то должен отдавать этой земле. Иначе невозможно, я в этом глубоко убеждён. Поэтому мне было интересно писать и сюжетные исторические работы, и пейзажи, и людей, живущих здесь. Арктика в целом – тот регион, который будет локомотивом прогресса в будущем. Это регион, которым будет прирастать слава России.
– Если переиначить известное выражение, богатство России Арктикой прирастать будет.
– Совершенно верно. Я, как и мои друзья, люблю Арктику. Существует современное молодое поколение, которое интересуется Севером и готово его прославлять. Что-то отдать ему. У нас в планах сделать выставку, посвящённую арктическому региону: живопись, фотографии, литературные работы. Если бы нас кто-то поддержал, мы были бы только рады. Арктику предлагается осваивать вахтовым методом. Да, это подход отчасти правильный, особенно когда речь идёт о труднодоступных местах. Но постоянное население – немаловажный фактор. Возможно, как художник я лезу не в свой монастырь, но как человек, изучающий жизнь и стремящийся свой опыт и наблюдения выразить в красках, могу сказать, что постоянные поселения всегда были, есть и будут залогом успеха русского человека в этом регионе.
– Дмитрий, на твоих пейзажах нередко присутствуют горы. Чем привлекают они. Ну, скажем, те же Хибины, плато Путорана…
– Ощущением вечности. В арктических регионах существуют остатки древних мегалитических поселений людей. Сейды, так называемые вавилоны, гигантские обработанные глыбы... Они есть и на Кольском полуострове, в горах, в том числе на Таймыре. Здесь слово за будущими археологами. Мы, осваивая эти земли, должны осознавать их историю. Оставлять и свою культуру. Ведь это самое главное. Можно выстроить дома, возвести заводы. Но без культуры, и в особенности русской культуры, эта территория останется для мировой истории «ничейной». Кстати, достоинство России в том, что она сохранила культуру плюрализма в освоении Арктики. Например, не так давно именем француза Кристофа де Манжери, человека, способствовавшего промышленному развитию региона, был назван российский ледокол. Север всегда был местом для сильных людей и больших проектов. Кустарный интерес каких-то малых групп отступал в сторону. Сама русская культура не подразумевает местечковости, что и помогло нам освоить одну шестую часть суши.
Скалы Арктики
– Куда бы тебе ещё хотелось съездить?
– Я хочу осмыслить Большой Северный морской путь. Это Новая Земля, остров Врангеля, путь от Мурманска до Чукотки. Я рад, что не одинок, есть и другие молодые художники, писатели, которым это интересно: Иван Кобиляков, Алина Кузнецова, художники Александра Кузнецова и Мария Гусева. Это люди, которые, например, могут смело поехать на Шпицберген или плато Путорана и жить там полгода, работая для того, чтобы осознать Арктику. Они горят любовью к этому холоду. Это своеобразная «новая волна», это уже не советское поколение. В те, безусловно, достойные времена, люди полагались на государственный проект. Нынешнее поколение, и в чём-то это хорошо, начинало осваивать Арктику за счёт своих собственных ресурсов, оно идёт на Север, не сгибая спину. Это поколение понимает свою ответственность перед историей и, может быть, поэтому сильней. Оно любит свою страну и способно мыслить стратегически.
– Есть ли у тебя любимая картина?
– Недавно я написал две работы – «Звезда» и «Ворон». Они посвящены пониманию времени. Когда я ходил в одиночные походы по Таймыру, иначе осознавал его. Это иная реальность. «Звезда» – моё размышление о том, что такое наша жизнь. В начале сентября позапрошлого года я жил на плато Путорана. И был звёздный дождь. Ночи уже тёмные. Древние камни лежат на земле неподвижно миллионы лет. И вдруг над ними пролетел метеор, который короткой вспышкой озарил все пространство небосвода. Это навело меня на размышления не только о своей, но вообще человеческой жизни. Что мы для этих гор? Ничто. Мимолётная вспышка. Но ведь этого пространства не видно в темноте, и мы, люди, живём, чтобы полюбить и осознать эту красоту вечности. Ворон – священная птица для многих северных народов, образ мудрости и осмысления времени.
Звезда
– А каково это, идти наугад, не зная, что впереди? Вдруг ничего интересного не встретишь, нечего будет рисовать? Зря шёл. Что значит поход? Бывают ли неудачные походы, из которых ничего нельзя вынести?
– Поход – не только одежда, рюкзак, который больше, чем у обычного туриста, холсты, краски. Общий вес всего снаряжения – порядка тридцати килограмм, из-за этого я не могу себе позволить длительные одиночные маршруты. У тебя обязательно должно быть понимание Севера. Оно формируется не только увиденной природой, но и знаниями, почерпнутыми из книг, из общения с людьми. Помимо прочего сама природа подсказывает тебе сильные образы. Нужна и физическая, и «художественная» подготовка, готовность характера. Банальный пример: один и тот же человек в скале может увидеть и значимый образ, и кучу камней. Дело в мышлении. В работе над углубленным пониманием своей жизни. Это бесконечный процесс. В этом мне помогла жизнь поморов. Простота подсказывает образы. Особая черта людей, живущих в «удалёнке» – образное мышление.
Ворон
– Ну, а опасности? Вот идёшь ты, а навстречу медведь…
– Я встречал медведей на Камчатке. Но всегда ношу с собой файер, можно свисток, иногда со мной лайка. Нужно помимо прочего соблюдать правила предосторожности, например, не разбрасывать еду. Из опасностей, которые нельзя предугадать, – встреча с бешеным животным. Однажды на Таймыре я столкнулся с больным песцом. Тут неважно, большой это зверь или маленький, один укус очень опасен. Я тогда был не один, с опытным человеком, долганом. Он быстро определил опасность, накрыл песца пустым ведром, а затем мы посадили его в клетку. Через два дня он сдох. Здесь, на удалённых территориях, ты в первую очередь отвечаешь сам за себя. Ты должен быть предельно внимательным и осознавать, что, зачем и как ты делаешь. Арктика – не место для авантюристов. Материальные блага не всегда являются конечной целью, тем более здесь, на Севере. В конечном счёте, людей ведёт и вела сюда идея.
