Моя Накра
Давным-давно не заглядывал на РИСК, а тут смотрю, идет конкурс, вот я и решил выложить старый рассказ о старых временах и старых друзьях
Памяти А.А. Головина.
Каждое восхождение - маленькая жизнь.
В тот сезон была сплошная непогода. Мы ходили втроем – Володя Москалев (Вольдемар), Саня Ионочкин (Ильич) и я, стараясь использовать любое окно в погоде. Мне было нужно «руководство», выбрали Накру по островам, «золотой» маршрут Абалакова.
В это время в Джане был сильный инструкторский состав, сплошь «ходячие» мастера, которые только вернулись с Тянь-Шаня. Командир отряда разрядников Сан Саныч Головин, послушав доклад о планах группы, неожиданно решил присоединиться к нам. Хочу, говорит, тоже классику ходить, заодно на вас в деле погляжу.
С Головиным увязался еще один кмс Коля Юшин и получилось на нас троих двое наблюдателей-мастеров. Мы не слишком обрадовались, хотя, не сказать, что огорчились. Подзатыльников наполучаем, зато пойдем в сильном составе.
Собирались под постоянные сообщения про ухудшение погоды, про каких-то немцев, которые слезли с Накры обмороженными. Мастера ничего, ничего и мы. Как решили, так и вышли. Подход через канатку на Чегете. Заплатили денег и поехали наверх. Накра-красавица здоровенной стеной над озерами вся в снегу, но погода хорошая. Давно заметил, что отвлеченное созерцание горных красот быстро переходит в озабоченность и сомнения, стоит лишь представить себя где-то там, на снегу или скалах среди всей этой красоты.
Переночевали и полезли, хотя погода начала портиться. Все время пока лезли Сан Саныч рассказывал, что они ходили на Тянь-Шане в любую погоду, шутил и весело матерился. Это всех подбадривало и к концу дня мы вылезли на запланированное место под снежное поле.
В лагере нам всучили тяжеленную «Недру» с комплектом запасного питания, поэтому вес экономили и взяли одну палатку при молчаливом одобрении мастеров. Пять человек в серебрянке, тесновато, зато не так тяжело тащить. Поставили палатку под скальной стенкой, закипятили воду и тут же пролили ее на ногу Головину. Он много ругался, его как-то перевязали, и он опять стал шутить и материться.
Снизу от Чегета, сквозь облака, веселая музычка и женский смех.
С утра погода совсем плохая. Гроза, снег, по соседним кулуарам поехали лавины. Метрах в трех над нами, через равные промежутки, лавины со снежного поля. Они эффектно пролетают над нами и ухают вниз. Похоже на электричку, которая сошла с рельс и летит под откос прямо у тебя над головой. По погоде, надо бы вниз, и все за, но под нашим контрфорсом лавины «одна за одной» и этот план отпал сам собой. Решили пересидеть до утра.
Снизу сквозь облака, веселая музычка и женский смех.
Утро серое, но основная непогода прошла. Снега навалило много, с полей лавины. Наверху хлопок отрыва, затем звук приближающейся электрички, вылет лавины над нами и удар приземления где-то снизу из тумана. Позже интервал между лавинами возрос, мощность лавин спала, но высовываться за перегиб не хотелось.
Поглядывали на мастеров, я как руководитель чувствовал себя неуютно. Головин опять бросил: - Мы де на Тянь- Шане в любую погоду.. , я решил выйти. Видимость метров десять, наугад протоптал веревку, но до скал не дошел и под молчаливое одобрение мастеров вернулся весь мокрый в палатку. Все время, пока возишься в палатке, по полу мотаются деньги, выпали откуда-то. Их запихивают в карманы серебрянки, но они опять откуда-то выпадают. День пропал, пересидели еще ночь. Плотный туман, тихий снег.
Снизу веселая музыка, разговоры и смех.
Утром погода хорошая, в Чегет пришла машина из Джана, поговорили по рации, получили разрешение идти наверх, с продлением контрольного срока. Головин вызвался лидировать по снегу. Не слишком крутой склон слепит белизной. Головин дошел до середины, когда наверху оторвалась тонкая доска. Сан Саныч затоптался на месте, тыча ледорубом в свежий снег, но удар небольшой, с виду, доски был ужасен. Головин полетел по склону, кувыркаясь и путаясь в веревке. Мы быстро выбирали через выступ и Сан Саныч улетел за перегиб только слегка. Сильно подрался и повис вверх ногами, весь в снегу, на веревке, которая замоталась за обваренную ногу.
Вылез. Его подранный вид, разбитые очки, повисшие н ухе, все это было ужасно. Много ругался, называя себя старым дураком, сказал, что он больше не работник, что было и так понятно. Поле надо было преодолеть. Вперед вышли Вольдемар с Ильичем. Вольдемар быстро пересек поле, забил пару крючьев и все стало на места. Команда шла за лидером, хотя обстановочка была та еще, и уверенности, что мы вылезем без потерь, не было.
Через заснеженные острова мы лезли еще два дня, ночевали под вершиной. Фырчание пролетающих камней и небольшие лавины перестали пугать. Я ничем не руководил, первым всю дорогу пер, как танк, Вольдемар. Вонючий «Шмель» нагрел полкастрюльки теплой воды и сдох. Из еды осталось только мумие, которым Сан Саныч мазал ожог и сырое (прикиньте) яйцо. Сейчас уже невозможно понять зачем Александр Ильич нес, хранил до последнего в кружечке, и припер сырое яйцо на 4000? Почему сырое? Сюр. Яйцо разболтали в теплой коричневой жиже. Вкус и запах того, что получилось, перебил мой дикий голод. Я не смог это употребить, а Ильич, отхлебывая из кастрюльки, припомнил из Швейка, что, все эстеты мол гомосеки и участники развеселились.
Еда кончилась, снизу сквозь облака веселая музычка и смех.
Все пять дней мы насквозь мокрые, у всех потрескались пальцы на руках и подморозились на ногах, Вольдемар поджег глаза, Ионочкин разодрал о скальный выступ рубаху на груди, мне стремно, но Алесандр Александрович Головин, профессор кафедры МВТУ «Машины и механизмы», весел и декламирует матерные частушки, вселяя уверенность в души участников. Завтра надо быть на вершине, единственный путь вниз проходит через верх.
Утром пятого дня, помню, мороз, собачий холод, ветер с туманом, быстрый сбор обледенелой снаряги. Я сбиваю ногами смерзшуюся палатку, Юшин торопливо подбирает со снега деньги, я забиваю палатку в рюкзак. Затягиваем обледенелые фитили вцспэсовских кошек. Вольдемар с обледенелыми веревками уже впереди. Всех колотит дрожь, но все готовы к броску. Везде одновременно, задыхаясь, но не останавливаясь. Часов через пять мы на вершине.
Дьявольские пляски обрывков тумана в густой синеве неба, внизу облака плотной ватой. Через вершину бегом, надо до темноты вниз, и надо найти кулуар для спуска.
Юшин сунулся в первую же крутую дыру и быстро пошел вниз на пятках к выкату из кулуара, мы за ним. Поскользнулся, сорвался и полетел вниз. Вот от него отлетел рюкзак, потом ледоруб… Все застыли, наблюдая падение. Юшин докувыркался донизу, вылетел на выкат. Полежал… Как-то встал, подобрал отлетевший ледоруб, помахал нам рукой. Все, не сговариваясь, повернулись лицом к склону и продолжили спуск «в три такта» до самого низа. Коля слегка поцарапался, продрал куртку и штаны, но был весел, как и все мы. Сан Саныч, помню, особенно весело матерился.
Дело к вечеру, и мы торопились, но несчастья Головина еще не кончились. По ходу перелезаем скальную гряду, я впереди, он сзади. Вдруг за спиной грохот. Быстро обернувшись, вижу здоровенную плиту, которую Сан Саныч выворотил прямо себе на руки. Я обмер. Плита обрушилась, пыль осела, вижу Головин вертит руками, показывая мне, что все мол обошлось. У меня от сердца отлегло, но пришлось показать ему, что от часов на руке остался только корпус. Сан Саныч взвыл, грустно заматерился, понурился, но через некоторое время повеселел и велел прикинуть нашу наличность. Мы приближались к злачным местам Чегета, которые могли быть все еще открыты. Есть хотелось дико.
Мы серыми тенями, проскользили мимо расслабленных отдыхающих к небольшой кафешке «Горянка» с жующей и пьющей публикой, на фоне которой мы смотрелись ужасно. Потолкались у входа, приодели в лучшее, из того что было, Головина, собрали остатки обесцветившихся денег и послали Сан Саныча к стойке. Сквозь стекла внимательно наблюдали немую сцену с барменом. Головин совал деньги, бармен у стойки вертел их в руках, поднимал к свету, сомневался. Головин говорил, что-то, воздевал руки, показывал наверх, тыкал пальцами в нашу сторону, опять совал деньги. Глядя на его жестикуляцию, мы вновь переживали ужасы восхождения. Дипломатия Головина оказалась успешной, нас пустили, сказав: -Сядьте в углу, чтоб народ не видел. Мы с пониманием, забились на предложенные места и тут оказалось, что бесцветных фантиков хватило не только на приличную еду, а еще и на красное сухое вино.
Как описать первый глоток вина после пяти дней на горе, где взять слова, чтобы передать этот божественный вкус, было ли в моей жизни что-то лучшее? Хичин растаял во рту, за ним еще один, я начал стремительно терять связь с действительностью. Все стало изумительным, замечательным, прелестным. Боль в пальцах прошла, ногам стало тепло, одежда на мне высохла. Звучала громкая музыка, та самая которую мы слышали наверху, пышная дама активно вертела задом рядом со мной. Немного огорчал Ильич, который сидел напротив. Когда он не придерживал рубаху, разодранную на груди, ее лоскуты падали в тарелку, обнажая его волосатую грудь, а так ничего. Я был свидетелем собственного перехода из одного мира в другой. Новый мир был рад мне, и принимал в свои теплые объятья. Это было сродни новому рожденью.
Проснулся от дикой тряски и шума. Москалев тряс меня как грушу и орал в ухо, что кафе закрывается. Это было самым ужасным пробуждением за все восхождение, за всю жизнь. Это был страшный выход из наркотического кайфа. Я понимал, что у меня нет сил двинуть распухшими пальцами рук, чтобы отмахнуться от Вольдемара, я был насквозь мокр, ноги в мокром вибраме не слушались меня, душа отказывалась принимать происходящее. Я вышагнул из теплой кафешки в холодную ночь озлобленным, разочарованным, отчаявшимся, способным на ужасное.
Предстоял путь до Джана. Пока я пребывал в пучине нахлынувшего горя, шустрый Головин подкатился к местным водилам, которые толклись у автобусов и, присев с ними на корточки, завел неспешную беседу, в лучшем духе азиатских традиций. Мастер по альпинизму - мастер по жизни. Мы понуро жались поодаль, надеясь на чудо. Как и при входе в кафе, мы не слышали слов, но наблюдая, жестикуляцию Сан Саныча, вместе с водилами, вновь переживали все, что было на горе. Один из водил не выдержал, поднялся с последней затяжкой, затоптал окурок и сказал, что так и быть, до могил у въезда в «Шхельду» довезет. Чудо произошло, но как всегда, только наполовину, наверх до Джана нужно было допереть своим ходом.
Феерическая ночная дорога из Терскола в Адылсу под огромными звездами, мелькающими сквозь черную зелень баксанских сосен, воспринималась как очередная нереальность. Я тер обгоревшее шершавое лицо и уши, чтобы не заснуть, второго пробуждения я бы не пережил. Сгрузились у въезда в Адылсу и ходко, откуда силы взялись, пошли по дороге, где знаком каждый камень. Родное ущелье принимало нас, и тут я понял, что все завершилось. Нас уже не прибьет камнями, не сметет лавиной, никто никуда не улетит и новый опыт принят душой весь целиком без отторжений. Я возвращаюсь, живым и здоровым, но совсем другим. Спасибо тебе, Господи. В Джане разбрелись по палаткам, я упал на койку в чем был…Утро сквозь щелки опухших глаз. Сосед по палатке студент-первокурсник склонился надо мной, как над убитым. Но я жив.
"...Все, не сговариваясь, повернулись лицом к склону и продолжили спуск «в три такта» до самого низа..." Представил картину, но только в моих представлениях, перед разворотом, была фраза произнесенная хором "...да ну на ....й" :)
На Сухоревка есть старая хичинная, можно туда сходить. Она с тех пор не закрылась и не изменилась. Сейчас солидные дяденьки иногда из карманов достают что погорячее чем там есть и потихоньку употребляют.
https://www.risk.ru/blog/2548
https://www.risk.ru/blog/1592
https://www.risk.ru/blog/201693
Это не рассказы, а настоящая "машина времени" которая переносит в то замечательное время, когда "деревья были большими", горы невероятно снежными, а женщины....
Пишите еще!!! У Вас так здорово получается!!
"Один из тех легендарных "дедов", в присутствии которых лучше даже не заикаться о своих альпинистских достижениях, ибо все твои лучшие маршруты эти деды сходили, когда ты сидел на горшке.
Жизнерадостный, веселый, остроумный. Интеллигент до мозга костей. Просто профессор в просто МВТУ.
Таких теперь не делают."
Ну, и самого автора (тогда Valentin) не грех вспомнить:
"Сан Саныче легко совмещал веселую матершину на горе и професорство в МВТУ. Вел секцию альпинистов МВТУ в те времена, когда она была одной из сильнейших. Когда на горе прижимало обращался к партнерам исключительно по имени-отчеству, как-то: "Валентин Владимирович, пристегните веревку, а то мы улетим отсюда на хрен..."
Большое спасибо!
Непередаваемое удовольствие от таких рассказов....
Спасибо!
Траверс пиков Кавказ называли "тропой мастеров". За его прохождение получали звание "мастер спорта СССР". Помню так старые инструктора говорили.
Сейча это 3Б или 4А
В документальном - все обосрались. А в художественном - крякнули и приободрились...
А вы шпарите прям по классике:
— Позвольте, — воскликнул он с юношеской назойливостью, — но ведь в пробеге нет никаких «лорен-дитрихов» ! Я читал в газете, что идут два «паккарда» , два «фиата» и один «студебеккер» .
— Идите к чертовой матери со своим «студебеккером» ! — заорал Остап. — Кто такой Студебеккер? Это ваш родственник Студебеккер? Папа ваш Студебеккер? Чего вы прилипли к человеку? Русским языком ему говорят, что «студебеккер» в последний момент заменен «лорен-дитрихом» , а он морочит голову! «Студебеккер! «
Юношу уже давно оттеснили распорядители, а Остап долго еще взмахивал руками и бормотал:
— Знатоки! Убивать надо таких знатоков! «Студебеккер» ему подавай!
Да всё нормально – люди пьют чай и беседуют. И Ваши вопросы вполне вписываются.
Легендарное от Aldana: «сегодня мы просто ведем сухбат (беседуем), сай пиём, липьёшка кущим и вспоминаем. Всем, кому интересно: наша чайхана – ваша чайхана!».
А некоторые Севастьяновичи пытаются как-то всё это повернуть и придать сомнительный оттенок замечательному посту при помощи классики.
Так Aldana тогда (https://www.risk.ru/blog/214401#comments ) о них тоже вспомнил:
«Обращаюсь к тем, кто случайно забрел в нашу чайхану, даже если и сам ходит в горы. Если вы посторонний, если вы не разделяете наши радости и тепло, если вы не готовы поделиться своим теплом по причине его отсутствия, не волнует то, о чем здесь говорится, смело проходите мимо. Не мешайте наслаждаться другим.»
Может килограмм золота отсыпали за его прохождение?
Кажеца в описании первопрохода у Виталия Абалакова отчеканено
Чего только один рефрен "веселая музычка и смех" стоит! "А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, всё хорошо!" Прекрасный рассказ!