Шаги над бездной
Шаги над бездной
Из серии Записки альпинистского врача.
Посвящается пяти лыжникам, впервые совершивших групповой спуск на лыжах с пика 7134, летом 1979 года.
Гигантский и очень длинный покрытый льдом и снегом горный, водораздельный массив, называемый Алайским хребтом с юга замыкал эту высоко поднятую Алайскую долину с её суровым летом и студёной зимой. Пик 7134 , будучи высшей точкой всего массива, каждый год собирал свою кровавую дань с тех, кто рисковал топтать его с виду пологие и чисто белые склоны, но только при близком знакомстве с этим чудовищем, смельчак, леденея душой, начинал понимать, что под слоем такого симпатичного покрова скрываются крутые изгибы очень скользких ледников с широкими трещинами, не имеющими дна и сулившие ужасную смерть. Погода менялась очень быстро, от яркого солнца с лёгким бризом до внезапно налетавших суровых ураганов с ветром, снегом и, почти космическим холодом.
С пика 7134 на восток был короткий крутой спуск, названный запятой, затем далее на восток спуск шёл по гребню и сразу на северный склон по разрушенным скалам и вниз до плоского плато парашютистов на уровне 6100 условной отметки, затем немного западнее с плато начинался длинный спуск до скалы Липкина,на 5100, на которую он, Липкин посадил свой самолёт, но взлететь не сумел, а самолёт постепенно разбирался на сувениры, затем путь и далее лежал на горизонтально расположенный длинный и широкий долинный ледник.
... Айболит уже третий день торчал на 6100, на плато парашютистов вместе с остальными десятью парнями, ожидая спуска лыжников с вершины 7134. Истекал уже четвёртый день этой неприятной погоды. По пять-шесть часов шёл снег, потом не шёл, но небо всё равно было в облаках. Было тепло, мокро, туманно и противно. Наверху тоже мело, но было ветренно и морозно и позавчерашняя группа, ушедшая наверх, после штурма не пришла вчера вниз, а куда-то частями потерялась, и связи с ней не было,а вчерашняя уже штурмовала и у ней всё было в порядке ,а пятёрка лыжников дожна была штурмовать вместе с позавчерашней, а затем пойти на лыжный спуск и связь с ними была, хоть и регулярная, но погоды не было всё равно, и, всвязи с погодой, портившейся, как парное молоко на жаре, безопасность лыжного спуска становилась всё более проблематичной.
Вся эта галиматья началась ещё весной, когда Ашот вынес этот лыжный вопрос на баню. Так называлось всегда закрытое, в Ашотовской бане, в своём кругу обсуждение летних планов, которые Ашот тщательно готовил всю зиму, затем выкладывал здрастевамнастол на суд Арлекина, Лябы и Британца.Первые два одиночных спуска с пика 7134 были успешно осущестлены Клецко и дочерью Дяди Геры Аграновского. Предлагаемый групповой спуск нынешней молодой пятёрки лежал с вершины на плато Парашютистов и далее через скалу Липкина к леднику. Айболит здесь решающего слова не имел, как не имел его никто из Совета, обсуждению подвергались только детали. Айболит был консерватором. Ничем не отличаясь в этом от остальных врачей и не любя ничего нового, он решительно отверг всё это, не без основания считая, что всё новое несёт за собой повышенную вероятность спасательных работ, а спасработы опять грохнутся на его и Олега плечи, и не только на их, а работать он не хотел, потому, что хотел только ходить, как остальные.
Ашот не смог объяснить Айболиту, да и Айболит не желал понимать, что эта пятёрка лыжников готовилась с осени, и очень серьёзно и дело было уже решено, и сорвать спуск Ашот никому не даст, кроме Бога, который, кажется, уже вмешался, замесив вместе ветер, холод ,снег и туман, но Айболит знал, что эти пятеро народ настырный и спускаться они будут по любой погоде.
Старший группы - Савва Морозов, самый старший из них по возрасту, имеет приличный высотный опыт, лыжник хороший, человек настойчивый, излишне горяч для своего возраста, а сгояча начинает делать ошибки и обижать людей.
Орёл, выше среднего роста, хорошо сложён, внимательный друг, в чём Айболит смог убедиться сам, при штурме 7495, невозмутим, силён, техничен, вынослив, проблем с ним никогда не было.
Мелкий - действительно мелкий, высотного опыта не было, но натаскан, физически развит, в группе работает хорошо, лыжник со стажем.
Антошка - жизнерадостный сорвиголова, драчун и бабник. Прекрасный лыжник, отменный скалолаз, хороший высотный опыт. Как альпинист универсален, на горе предельно аккуратен, бережёт и себя и друзей, умница.
Наконец, Серый. Профессиональный горнолыжник. Тренер всей группы. Альпинистского опыта не было, но ребята натаскали. Схватил всё необходимое быстро, акклиматизировался нормально.
Прикидка прошла у них нормально, с предварительным подъёмом на Плато парашютистов и последующего с него спуска, и Мулюк, комментирующий, не хуже Озерова спуск по рации на Базу, привёл всех в неописуемый восторг настолько, что даже негативно и пессимистически настроенный Айболит, начал посматривать на всё это с симпатией.
На медосмотре все они были здоровы, как кони, и всё-таки, ощущение чего-то неприятного не проходило.
Подстраховка в целом была готова, одна группа потихоньку спускалась с вершины, вторая, самая многочисленная, включая и позавчерашнюю, сидела на Плато, а нижняя с Арлекином ожидала всех на леднике, и всё было бы хорошо, да только погода шептала-штаны заложь, но выпей. Иными словами погоды не было, а высоко в небе и вокруг оси с эпицентром на вершину уже зарождался очередной дъявольский букет из снега, ветра, тяжёлого тумана и принесённого из стратосферы неземного холода, угрожая уничтожить всё живое, находящееся выше шести с половиной тысяч метров, как это уже было с девочками пять лет назад и пора было им спешить, а после штурма брать лыжи в руки и драпать, но драпать не получалось..
Они как раз и поймали этот сильный ветер, мороз и снег, когда вышли на вершину вместе со своими лыжами и пошли на спуск до штурмового лагеря в плохой вилимости, ниже "запятой", палатки которого были присыпаны снегом, и где группы поддежки обнаружено не было и они, остановив спуск, начали их искать, в этой чудовищной непогоде, затратив полдня, нашли их, схвативших холодную, но все найденные были целы и в рабочем состоянии. Спуск взобновился с утра, дальше на плато, при продолжающейся пурге. Они действительно были сильны и как альпинисты, и как лыжники, и поэтому их спуск проходил как- то просто и буднично, последним спускался Орёл, остановился на плато, сказал Айболиту, что все в норме и, затем, спокойно, как на горнолыжном курорте скатился до ледника...
... Дальше начал чудесить Гусь. Народу на плато собралось много, и, желая зачем-то разгрузить ночёвку, начал комплектовать народ по связкам и посылать вниз, в первую очередь тех, кто уже сходил на вершину, потом тех, кто был до и не очень хочет туда лезть, а, затем, с последней группой, состоящей из Финика, гостя экспедиции, Саши Ордина, которого безуспешно пытался задержать Айболит, Гузика и его самого, последним ушёл с плато в свой роковой путь, и этим он раз и навсегда изменил весь порядок вещей, существовавший в команде...
...Толстый слой снега, собравшийся на склонах за четыре дня, подмокший и подрезаный и лыжниками, и спускавшимися группами, сначала просел, немного помедлил, а потом с грохотом покатил по голому льду, захватив и последнюю, Гусиную четвёрку. Сашка был убит сразу, Гуся и Гузика помяло, но оставило жить, а метров в двухстах ниже, из сугроба торчала рука Финика...
...Гусь, будучи в шоке от всего, что случилось, потребовал от Гузика идти с ним к Финику, чтобы его вытащить, но Гузик, видимо, тоже в шоке, сказал, что он не мастер по мёртвым, а сам Гусь, ушибленный, один и без страховки спускаться туда не рискнул, и , двинувшись к леднику, он потерял по пути Гузика, который просто сел на тропу, добрался, наконец, до Арлекина с группой, а мужики с ледника пошли вверх по тропе, нашли Гузика и привели его вниз...
...Утром Айболит, спускавшийся с группой, не узнал склона. На месте сплошного снежного и толстого покрова был голый серый, крутой и отполированный лавиной ледник с поперечными и бездонными, шириной более двух-трёх метров с неровными краями трещинами. Уже внизу, перед лавинным конусом было видно Сашкино тело, лежащее на боку на голимом льду, а потом Олег, хирург команды, подошёл к торчащей из-под снега руке Финика и начал расчищать снег вокруг. Они обнаружили воздушный пузырь над его смуглым лицом с открытыми и синими глазами, которые с трудом закрыл Айболит и приподняв, обнял его холодное тело, чтобы Олегу было удобнее его паковать, а затем, когда и Саша был тоже готов для транспортировки , оба тела всей командой поволокли вниз, домой...
Эпилог
Финик, Заводила и юморист, неистощимый на всякие проделки, года три назад, на базе в Дугобе сыгравший свадьбу с Сенечкой, который был его женихом в жилетке с бабочкой на шее и в плавках. Айболит помнил, как Финик, массивный, синеглазый и смуглый в длинных и чёрных семейных трусах и марлевой фате отплясывал на столе танец молодой орлицы, и как с каждым его фуэтэ команда помирала со смеху. А год назад, на пути с гор домой, в машине, Финик, сидя рядом с Айболитом, рассказывал тому, как он любит свою жену, а она его, что вот он сегодня переступит порог своего дома и нападёт на неё, как коршун на куропатку, а теперь Айболит думал, что вместо Финика в этом году порог его квартиры переступит горе без края и дна и Галка, вдова Финика, подвыпившая, однажды на вечеринке у Шуры подойдёт к Айболиту и спросит его со слезами в голосе, почему он, спасая всех и вокруг, не спас её мужика...
...Арлекин. Он получил своё прозвище, когда, однажды в Дугобе, на зимних сборах он пел и играл на гитаре от заката и до рассвета на спор и не повторил ни одной песни. Скалолаз, не имевший в то время себе равных, поразивший Айболита при первом же медосмотре тем, что его предплечья были намного сильнее и больше по объёму, чем плечевые мышцы, простой, добрый и доверчивый, как ребёнок , он, увидев запакованное тело Финика, с которым они были больше,чем друзья, дёрнулся было навстречу, затем вспомнив, что он ответственный за нижнюю группу, взял себя в руки и продолжал руководить транспортировкой. С той поры на гитаре он больше никогда не играл и песен тоже больше не пел. Он перестал хулиганить и стал самым скучным человеком во всей компании. Постепенно его стали звать просто Шура, и Ашот, предоставляя ему очередные материалы и фотографии планируемых маршрутов, тихо говорил ему - " Пилите, Шура, гири золотые" .
...Гусь, сильный и упорный альпинист, летописец и фотограф команды, самолюбивый и неглупый, вернувшись на базу, справедливо ожидал сурового разноса за содеянное. Он казнил себя сам всю дорогу, а Ашот, узнав подробности, тихо и мирно осведомился, есть ли у того мыло и, получив утвердительный ответ, швырнул Гусю отрезок репшнура, посоветовав повеситься подальше от лагеря, чтоб не воняло падалью.
Гусь ушёл из команды. Он стал старшим тренером ТуркВО, хорошим тренером, и к его чести надо сказать, никого больше не похоронил.
...Гузик.Физически сильный, выносливый, техничный, с отличным высотным опытом, изображая жертву фашизма, он счастливо избежал Ашотовский гнев, но нарвался на Айболита, который доверительно- дружески ему сообщил, что свободная прежде вакансия экспедиционного дурачка за Гузиком теперь прочно закреплена. Ему никто больше ничего не сказал, но памятуя о том, что в критической ситуации толку с него никакого, мужики старались избегать быть с ним в одной группе, а путь в основной состав Британец и Шура ему перекрыли. Он вскоре сам покинул команду, но и инструктором в Дугобу его не брали. Ален Делон, служивший с Фиником в армии, постоянный напарник Шурика по связке, впоследствии получивший должность начальника КСП Памиро-Алая, не брал его тоже.
Ашот с его безудержным и взрывным темпераментом, почему-то стал взвешивать каждое своё слово, перестал повышать голос и пускать в ход свои увесистые кулаки. Он не хотел больше слышать ни о лыжных спусках, ни о, ставших модными, парапланах и парашютах- крыло.
Саша Ордин, врач, не ушедший с запятой до тех пор, пока не нашли в той пурге всех, был гостем команды, которая не смогла его уберечь. Его тело было отправлено на родину, в Архангельск в сопровождении ребят с "Буревестника". По пробытии, с их слов, его отец долго и придирчиво проверял рюкзак сына, на предмет, что было украдено, а что нет. Больше, прежде хлебосольная и гостеприимная Узбекская команда, гостей никогда не приглашала.
Сашин рюкзак готовили к отправке Айболит и ещё один гость команды, Миша Туркевич. На память Миша взял карабин, а Айболит - Сашин стетоскоп. А потом, спустя несколько лет, Миша и Серёга Бершов, совершили ночной штурм Эвереста, выйдя на спасение и принеся кислородный баллон для Эдуарда Мысловского.
Айболит свято хранил Сашин стетоскоп много лет. Однажды, положив его на столик, он там же заполнял историю болезни, и, подняв голову, увидел, что стетоскоп исчез. Какая-то группа студентов проходила мимо во главе с их преподавателем. У Айболита запуьсировали глаза. Он рванулся за группой в их аудиторию. Обыск ничего не дал, а в глазах этих подонков светилось плохо скрываемое торжество...
Лыжники, виноватые без вины , прервавшие свой спуск, чтобы придти на помощь своим товарищам в непогоде, и совершившие то, что в те времена тянуло на достижение мирового уровня, никогда больше не собирались вместе. Савва ещё несколько лет был, как альпинист, в составе сборной, но о лыжных спусках с вершин уже не заикался.
Антошка и Серый из пятёрки лыжников, ещё имели силы подняться из базового лагеря до верховьев ледника и подключились к транспортировке..
Орёл ушёл в другую команду. Мелкий внезапно умер, побывав в Чернобыле. Серого в непогоду сбила машина в Чимгане.
Антошка перестал ходить в горы, но, будучи непоседой, вечно завербовывался во всякие экспедиции, обогатившие его только приключениями. Однажды он заявился к Айболиту с огнестрелом, затем, через пару лет, с резаной раной. Его не последним приключением было падение с вертолётом в Армении на землетрясении. Чудом выживший, с двумя переломанными в нескольких местах обеими бедренными костями, он попал в Ереванский госпиталь, откуда его забрал Айболит, будучи сам с уже поехавшей было крышей, и с большим трудом перевёз в Ташкент, в Окружной госпиталь ТуркВО, где работал побывавший в Афганском пекле Майор, хирург-ортопед, прекрасно знающий своё дело и поставивший Антошку на ноги...
Антошка не угомонился, сейчас ему за шестьдесят. Перенёс несколько операций по удалению раковых опухолей, живёт в Германии, пьёт Баварское пиво, и до сих пор спускается на лыжах по самым крутым трассам Альп.
А в долине , под пиком 7134, на Скале Памяти, закреплён мемориал Саше и Финику- два ледоруба с колоколом.
------------------------------------------------------------------
Примечания. Команда лыжников:
Савва Морозов - Иван Савин, КМС
Орёл - Сергей Орлов, 1ср
Мелкий - Сергей Сергеев, 2ср
Антошка - Геннадий Антонов, КМС
Серый - Сергей Мятишкин, Альпинист СССР, МС по гоным лыжам, Тренер чемпиона СССР.
Саша Ордин, последнее фото перед спуском с плато. Он был в белых подшитых валенках, с кошками. Кажется, с кем-то поменялся потом, отдал на гору.
Первый выход на акклем к плато, сидим чуть выше самолета Липкина. Первая двойка, как сейчас помню, - Миша Туркевич с Сашей Ординым, следы топчут. Дистанция между нами по тому темпу - час-полтора.
Где-то на этом участке группу ту и накрыло, после второго выхода уже.
Сергеев Сергей был тренером в СКА-11, мы были вместе неоднократно были на сборах в 80-е, он все-таки закрыл кмс, работал в Чимгане на КСП, так же как Сергей Орлов, пересекались на соревнованиях КСП, которыми бессменно руководил Арлекин, который очень многому научил....
Светлая память всем ушедшим....
Всегда отдаёшь себе отчёт, что потери возможны и даже, увы, неизбежны. Статистика - вещь суровая и беспощадная. Но каждый раз надеешься, что старуха с косой в этот раз пройдёт мимо или "отгул" себе возьмёт. Но она, видимо, "работает" без выходных...
P.S. История со стетоскопом, в контексте этих трагических событий, привела меня в состояние шока. Давно у меня кулаки так не чесались...
Организатор Белоусов Виталий Михайлович- Старый, Иркутск,
в разное время были следующие товарищи: Шилоносов Геннадий, Лебедев Вячеслав, Таран Николай, Быстров Сергей, Болгов Юрий, Афанасьев Андрей (Андю). Гусевы Дмитрий и Борис, Скаллер Григорий, Юдалевич Владимир, Кошкин Александр и много других молодыхребят.
На 1983 год существовали следующие военные округа:
Московский военный округ - СКА-13
Ленинградский военный округ - СКА-5
Прибалтийский военный округ
Белорусский военный округ
Киевский военный округ
Прикарпатский военный округ
Одесский военный округ
Северо-Кавказский военный округ - СКА-15
Закавказский военный округ - СКА-10
Приволжский военный округ
Среднеазиатский военный округ СКА- 12 рук. альп. - Ильинский Е.Т.
Туркестанский военный округ - СКА-11 рук. рук. альп. - Калинин Г.В.
Уральский военный округ - СКА-17
Сибирский военный округ - СКА-18
Забайкальский военный округ - СКА-19
Дальневосточный военный округ
Где написаны номера СКА, это основные команды которые участвовали в вооруженке.
Могу ошибаться, так что дополняйте кто знает.
Из москвичей помню Шейнова и Володина
Из уральцев Агафонова
Из ЗакВО были грузины, интересные ребята
Из СКВО молодых ребят.
Вооруженка была кузницей кадров.
Многие стали известными восходителями.
Я из СКА-15 СКВО, наш руководитель в то время был Погосян Ф.Л.
Вообще Вооруженка само по себе интересное мероприятие.
Военные машины, полевые кухни, бензовозы..бойцы кр.армии, повара, полевые кухни, базовые армейские лагеря и т.п. причиндалы настоящей Армии.
В 84 в Маркансу (с юга от п.Ленина), такие приключения были, до сих пор вспоминаем...как у нас машины в зыбучие пески засасывало... -:)))
В 85 на Памирском тракте не доезжая Хорога, землетрясение, наш Газ-66 раздавило "тупо" камнем, повезло, все живые, пошли водички попить в это время....
Некоторые переснять. Работа не быстрая.
А мегаполис Москва, своими щупальцами опутал со всех сторон....
Обязуюсь все доделать!
P/S: или ребят не на этом вертолете увезли, точно не помню. Но Рацек, Вадим Ашотович, Люся Бурцева точно в нем были, у меня где-то есть фото.
Других подробностей никогда не слышал ни от кого. Про лыжников услышал тоже в первый раз.
Так до конца и не разобрался как спускались лыжники, как спускались альпинисты?
Помню, что в 87, когда готовились к чемпионату, на просьбу самых шустрых пустить на Ленина по метле, Ашотыч впадал в тихую грусть и всех посылал...через Раздельную...
Строчки из моего дневника: 20.08.1980 г. После землетрясения надеялись, что склоны очистятся. Но за эти дни намело сильно. Выход в 7-00. Склон вначале 30 град., дальше круче. Снег зимний пушистый, под ним лёд. Докопаться до него трудно. Повесили 200 метров перил на ледобурах. В 10-40 вышли на сковородку.
Перед выходом каждый загнал себе пробку в жопу, чтобы очко сильно не играло (Прим. автора)
В горах нет победителей, есть только уцелевшие.
При полном безветрии отвесно падающий снег нескончаемо продолжал утяжелять белые одежды Белой горы. Лыжня-тропа, уже почти успела скрыться под ним. След шел горизонтально и явно подрезал снежный покров. Я раздвигал коленями пушистый снег, следом за мной шел Вадик Гузеев, Финк и Ордин отставали метров на шестьдесят. Что-то внутри сжалось, - это было ощущение опасности. Склон был подрезан лыжниками и ушедшим ранее отрядом. Мыслей вернуться назад к палаткам на плато не было. Вскоре след отряда повернул под прямым углом вправо-вниз; лыжня шла прямо в молочно-белесую плотность снегопада. Оглянулся, - Вадик шел вплотную, двое с прежним интервалом – сзади. Поплыл вниз, раздвигая всем телом снежное покрывало, оно расступалось в обе стороны, рюкзак мешал утонуть глубже. Перегиб склона, - значит, проплыли двести метров. Здесь при подъеме была неширокая трещина, от нее нет никакого следа. Опять оглянулся, - две фигурки - на повороте тропы, которая стала траншеей. Запотевшие очки сдвинул на лоб. Вдруг какая-то, внутренняя, короткая импульс-волна, непонятная, но очень ощутимая, пронзила каждую клеточку тела, как электрический ток. Резко оглядываюсь снова. Гузеев: - Ты што?
Там, наверху, по всей плоскости, наверное, до самой «метлы», все бурлило и пенилось. Плоское большое облако вырастало из склона. И две людские фигурки па месте перегиба тропы в этой пене…
Вадим увидел, как сразу расширились мои глаза, и как резко я всадил в склон перед собой двумя руками ледоруб… - этого я не помню.
Меня подхватило сразу со всех сторон. Мелькнула мысль, - «какие здесь могут быть плавательные движения?». Стало быстро и плотно сжимать, пеленая в утробное положение. Ноги коленями уперлись в лицо, руки давили на грудь… «сломает, разжаться?»… куда там. Импульсивно пытаюсь распрямиться…, сжатие резко прекратилось, - руки и ноги, от моих усилий распрямиться, резко вытянулись. Не хватает воздуха, - пытаюсь сделать вдох, но полость рта забита снегом. Выплевываю его, - грудная клетка сама втягивает необходимый вдох; в рот попадает новая порция снега, как будто резко запихнули комок ваты. И снова плотное пеленание, опять пытаюсь разжаться… «сколько может длиться этот затяжной прыжок? где воздух?»… опять выплевываю снег…
Тихо… очень тихо… ватно тихо. «Это все? Так просто». Что-то холодное легло на лицо и влажно растеклось. В раскрытый рот вместе со снежинками потек внутрь холодный живительный воздух; я часто-часто задышал и мгновенно всплыл из того мира, в который не успел попасть. Открыл глаза.
Я был распластан, распят ногами вверх на пологом и чистом фирновом склоне; рука с ледорубом в кулаке была неимоверно вывернута за спину. Повернулся на бок и сел, - зажатый в кулаке ледоруб удерживал рюкзак и вывернутые наизнанку пуховую куртку с надетой поверх нее брезентовой штормовкой. Ее подарил мне перед выходом Борис Блоштейн: «Снимай свое импортное барахло, мне еще на гору идти», на правой ноге «кошки» не было. До края ледового обрыва оставалось около шести метров.
«Где Вадик? Он же дышал мне в спину». Освобождаю руку, хватаю ледоруб и бегу вверх.… Оказывается, я уже кричу. Снег продолжает падать. «Где… где Вадик? и те – двое?»… Гузеев сидел на склоне метров сорок выше, ошалело вращая белками глаз. Хватая клочками воздух, добежал до него: «Где Финик?». …Это пространное описание можно свернуть в считанные секунды.
Сашу Ордина мы нашли неподалеку, наши попытки оживить его дыханием рот в рот не дали результата. Финка мы не нашли и начали спуск на Северный ледник. Не знаю, как чувствовал себя Гузеев, но меня на спуске долго била дрожь, хотя холода не ощущалось.
Весь следующий день ушел на возвращение. Тело было чужим; каждая мышца и каждый сустав…, говорят же, ни одного живого места.
В Базовом лагере на Луковой поляне я оказался лишним. На кухне, где меня хотели накормить, ребята вопросов не задавали. Первым начал хлопотать наш доктор Боря Абрамов. Но тут зашел Эльчибеков: - А ты что здесь делаешь? – буркнул он. Я молча поднялся и вышел. Из своей палатки не выходил трое суток, ребята тайком приносили еду. Прилетел вертолет, с пилотом я был знаком и пошел ему навстречу. От своего кемпинга шел Вадим. Мы встретились с экипажем почти одновременно, - запомнилась бутылка коньяка и стакан в руках пилота. И здесь прозвучала грубая и совсем неуместная фраза… Ее произнес Вадим. От нее покоробило даже бывалых вертолетчиков.
«Вадик, если бы здесь сейчас был Финк, ты бы сказал то же самое», - после этого мне оставалось только уйти. На следующий день, проработав несколько часов молотком и ножовкой, - нужно было устройство в кузове КАМАЗа для транспортировки арбузов, я из МАЛа уехал в Ош. На похороны, естественно, не успел.
Святая милость снизошла ко мне,
И рухнули основы мирозданья;
Два спутника лежали на спине,
Закрыв глаза, без признаков дыханья.
И не дано им старости. Их годы
Лавина спрессовала в краткий миг;
Без лишних и ненужных разговоров
Со склонов пика сбросив на ледник.
Гора над острой кромкой ледопада, -
Немой застывший древний интеграл.
А эта жизнь – страданье иль награда?
Господь, кого из нас Ты больше покарал?
Я видел смерть. Мне это не в новину.
Им – смерть. Мне – жизнь. Кто у кого и что отнял,
Когда обрушил белую лавину?
Зачем Ты выбрал их, а не меня?
Тобою обречен я на земные муки
И сны о пережитом по ночам.
К Тебе, Отец, протягиваю руки, -
Чугунный крест на согнутых плечах.
Я долго жил и долго шел в тумане,
Твоих забот не ведая еще,
Когда в мгновенье в снежном Иордане
Твоей рукою был я окрещен.
Команда же выступила в чемпионате страны с очень сильным маршрутом по северной стене пика Революции. А.Путинцев, А.Громов, В.Воронин, Б.Блоштейн и Г.Мулюков получили «бронзу». На призовое место, естественно, повлияла трагедия на пике Ленина.
Я просыпался ночью. Тихо работали сердце, легкие. Работал мозг. Да, и… глаза – я открывал веки. Все остальное тело было, наверно, можно сказать, деревянное. Я не мог повернуть даже голову. Так, проснувшись, лежал несколько минут, посылая мысленную команду во все конечности. Я пытался шевелить пальцами рук и ног, возможно, они и двигались, но сначала я не чувствовал этого. Я чувствовал только полное онемение. Через какое–то время мои посылы давали результат. Кончики пальцев рук или ног, там, где я сосредотачивал мысленные команды, начинали обретать чувствительность. Постепенно эта чувствительность поднималось выше и, наконец, я мог поднять руку, согнуть ноги, затем сесть. И только тогда наступала боль во всем теле – болел каждый сустав, каждая мышца. Так начинался новый день, который, если честно признаться, не хотелось прожить.
«А что, если не посылать утренней команды против этого онемения? И, вообще, было бы так хорошо не просыпаться. Не будить эту боль».
«Георгий Владимирович, вы должны обязательно описать ваши ощущения в лавине», - резюмировал мой рассказ ему о случившемся Владимир Иосифович Рацек. И вот сегодня, через столь большой промежуток, я исполняю эту Вашу просьбу, уважаемый Владимир Иосифович. Интеллигентным обращением на «вы» Рацек всегда подчеркивал свое уважение к собеседнику независимо от его возраста и, одновременно, разницу уровней в общественном общении. Тогда же я был окружен двухслойным вакуумом. С одной стороны, я выпал из привычного круга друзей-альпинистов. Кстати, в период моих сложных травм ни дома, ни в больнице, никто из них меня не навестил, кроме отзывчивого ко всем и во всем Анатолия Полунина, - живущего одиноко холостяка, в чьей квартире, всегда, можно было укрыться от семейных неурядиц или душевного разлада. Огромную благодарность приношу Олегу Бахтиярову, врачу ташкентской областной больницы, куда меня, вопреки существующим правилам, поместили для лечения. С другой стороны, это была потеря самого себя, - потеря смысла физического продолжения жизни, усталость человека, прожившего долгие никчемные годы и внезапно осознавшего это.
Такие события жестко отторгают от мира окружающего и, если рядом не оказывается понимающей, может быть даже сердобольной, души, умеющей принять на себя часть тяжелого груза, то такой человек погибает, пытаясь отгородиться или, наоборот, приобщиться к потерянному миру, ища забвения в низменных средствах утешения.
«…нет у нас друзей, кроме собственной тени…» Сокровенное сказание
Руку помощи в этот раз мне протянул Владимир Иосифович.
При таком внутреннем разладе я полностью отбросил творчество, посчитав его ненужным, обманным журналистским и читательским рукоплесканием во славу любимого спорта, где в погоне за чемпионскими наградами теряется его истинная суть.
«Море – не просто пейзаж. Это выражение вечности, выражение небытия и смерти, метафизическая мечта. Почти то же самое можно сказать о высокогорных районах вечных снегов с их разряженным воздухом. Море и горы не принадлежат земле, это что-то неземное, они – стихия в смысле своей конечности и первозданности, сверхчеловеческого великолепия». Томас Манн.
С Вадимом Эльчибековым наши общения полностью прервались. Деловые и сухие встречи не в счет. Но все-таки была еще одна, где судьба свела нас на несколько часов, поставив окончательную точку в наших сложных отношениях.
Во снах и наяву, в мыслях, долгое время, - годы! – я возвращался на маршрут через «гору Липкина», вспоминал, как лихо, стартовав с 4200, за полтора часа набрали целый километр высоты. Это вдохновляло. Мы шли с дерзкой мыслью, - с «горы Липкина» напрямую через «метлу» подняться на гребень. В рюкзаках только спальники, одна «перкалька» и основная «сороковка». Всё. Сухофрукты и конфеты – «тормозок» - по карманам. Две фляжки с чаем. «Метла» - 6800 – вершина. Восхождение-блиц, ночевка – на спуске. Спуск по гребню – на «сковороду» 6100. В этот день там собиралась «куча народа», мы обогнали группу, ночевавшую на «Липкина». Вершину в этот же день штурмовала группа из 10 человек, сопровождавшая пятерку лыжников. Мы должны были соединиться с ними под вершиной. До «метлы» оставалось триста метров, когда началась непогода. Теплый густой снег ложился на идеальный для восхождения фирновый покров Горы. Как в огромном миксере снег с небес и со склонов перемешивался с окружающим воздухом. Чего было больше вокруг? воздуха, снега? Наверное, снега. Мы свернули на плато 6100.
Верхняя команда поднялась до вершины. Лыжники, после связи с вершины, через сорок минут появились из тумана на склоне восточного гребня. Они съезжали косыми диагоналями. Диагональ. Потом падение на бок. Переворот через голову в обратную сторону. Новая диагональ. На склоне снежный покров был выше колен. Пот заливал их лица, когда они в изнеможении упали возле палаток. Сережа Метишкин. Сережа Сергеев. Сережа Орлов. Иван Савин. Гена Антонов…. Они пробыли на плато несколько минут и укатили в туман, прочертив глубокой лыжней свежевыпавший снежный пласт. С группой на Горе связи не было.
Связь появилась в назначенное время вечером. В эфир вышел Гена Мулюков. «Подняли палатки. Кочегарим примус. Нас пока двое. Видимости никакой. Уже ночь. Подожди… что-то клюнуло». Минут десять эфир молчал. «Есть! первый попался» - Гена снова на связи. Позже выяснилось, что «Мулюк» догадался натянуть веревку поперек широкого гребня, чтобы никто не мог промахнуться мимо палаток. Через некоторое время он выудил еще одного участника. Его необычная рыбалка длилась до полуночи. Больше не клевало. Остальная команда села на «холодную» ночевку.
4 июля. Снегопад продолжался, но с меньшей интенсивностью. Наверху группа в полном составе начала спуск в наш лагерь. В середине дня они спустились к нам. Им, после пережитых приключений нужен был отдых и кров. Лева Фролов со своей командой, 9 человек, освободил обжитые палатки и ушел на спуск по едва заметному следу лыжников.
В нашу палатку заглянул Вадик Финк: небрежно швырнув в мою сторону мои высотные ботинки, весело произнес: «Что сидим? Ну, ты – старый Гусь, одевай свои чоботы, линяем вниз. Здесь ловить нечего!» «А что? действительно» - подумал я и начал собираться. Когда, уже перед уходом, я заглянул в палатку Бориса Блоштейна, он заявил мне: «Снимай свое французское барахло. Возьми штормовку. Может быть, мы завтра пойдем на гору». Я без сопротивления выполнил его просьбу…
Борис Блоштейн. Я встретил его случайно в ташкентском трамвае. Увидел парня с жетоном «Пик Ленина» на отвороте пиджака. Познакомился. Борис учился в Челябинском политехническом институте. На памирский семитысячник поднимался в 65-ом, вспомнили даже встречу на Памирском тракте. Мы возвращались после восхождения, а челябинские альпинисты следовали в Алайскую долину. Позже я иногда жалел об этой встрече, - Борис стал моим реальным конкурентом в команде, когда ставился вопрос участия в серьезном восхождении. Но от судьбы не уйдешь… И только потом, спустя годы, когда я уже стал христианином, я понял, что именно через него Бог вытаскивал меня из смертельных ситуаций. Бог оберегает свой избранный народ, а заодно и тех, кто находится рядом с избранниками. Описанная выше ситуация на Горе, - не единственный случай. Вообще-то, говорят, случайностей не бывает. Так вот… - это было, наверное, в 88-ом.
Мы следовали на Чемпионат ВС из Душанбе в район Юго-Западного Памира. Основная колонна давно уже ушла вперед. Наш транспорт, ЗИЛ-130 и ГАЗ-66, по очереди выходили из строя из-за поломок в пути. Не буду вдаваться в подробности, но за все предыдущие годы не было такого количества автодорожных приключений, как в этот злополучный сезон. Мы не просто ломались, а горели и переворачивались, - это еще на сборах в Сайраме, тормозили ободом колеса на спуске с перевала Кулай-Хумб, когда отказали тормоза у 66-го. Тонули в многоводном потоке Шах-дары. Но… по-порядку.
В Душанбе я отдал один борт камчатским альпинистам, они тоже стремились на Юго-Запад. Борис был с ними на борту ЗИЛа, старшим в кабине – Сережа Сергеев.
И вот, после ночлега в пути, возле небольшого ручейка, перетекавшего через асфальтированную дорогу, мы двинулись дальше. Я на своем «газоне» впереди, Серега с «камчаткой» следом. Проехали пару-тройку километров. И вдруг водитель ЗИЛа объявляет Сергееву, что он «па-тинки забыл, где спал». И слезно настоял на возвращении. Борис Блоштейн ссадил с открытого кузова камчатскую команду, соблазнив ее ягодами крупного черного тутовника. «Такой фрукт на вашем полуострове точно не растет». Я уехал вперед, Сергеев обещал догнать нас. Через несколько километров нас обгоняет попутная машина и ее водитель сообщает нам, что наш ЗИЛ ушел под обрыв возле ручья.
Разворачиваемся и едем назад, по пути прихватываем «камчатку».
Мой Сережа и водитель в домашних тапочках стояли на обочине дороги, где значительная часть асфальтового покрытия была проломлена. Ручей мирно стекал в этот пролом. Внизу под обрывом, задрав к нам свой капот, среди тесно растущих тутовых деревьев, торчал наш бедный ЗИЛ. Три-четыре дерева со стволами почти метрового диаметра были вырваны с корнем и подмяты под нашу машину. Весь груз камчатской команды находился между задним бортом грузовика и стволами поваленных деревьев.
…Машину удалось вытянуть наверх проходящим мимо КАМАЗом. «Камчатка» нашла попутный транспорт. До Хорога Сережа поехал с ними, чтобы найти там новый карданный вал взамен поврежденного, а мы на своем «66-ом» двинули дальше. На подъезде к Ванчу наш транспорт, который мы мучили уже третий год, опять, в энный раз, забарахлил. И мы остановились для очередного ремонта на обочине, пробитой в скальном массиве дороги, - над нами нависала огромная скала, через дорогу бурлил Пяндж, темнобурая вода со скоростью одного кубокилометра в секунду с грохотом катила по дну невидимые камни. Стояла вязкая духота, рыжая пыль от проезжающих мимо машин ложилась на потные полураздетые тела. Грязные брызги из реки иногда вылетали шрапнелью на дорогу. Хотелось пить, время было к обеду. Команда дремала на борту, под задранным вверх мотором что-то чинили водитель и Шурик Бабайлов. Водитель с правами первого класса Шурик постоянно выручал штатного рядового-водителя и часто садился вместо него за баранку. Это он тормозил колесом на спуске с перевала. «Здесь наш Коля поехал прямо», - эта надпись рядом с прикрепленной к скале баранкой красуется на крутом изгибе дороги. Прямой путь, куда уехал водитель «Коля», через метр от колеи заканчивался многометровым обрывом. Там катил свои бурые волны многоводный Пяндж. Даже грохот потока не достигал этого места, - так велик был обрыв.
Но вернемся под нашу скалу близ Ванча. Ребята настолько привыкли к частым поломкам, что ни у кого уже не возникало вопросов типа «а чего стоим?». Дремота заползала под тяжелые от пыли веки. И здесь раздался голос Бориса Блоштейна: - Кончай ночевать, пора обедать! Меня, как начальника, всегда тревожила акулья прожорливость моей команды. «Вот, опять незапланированная жрачка». Но Борис скомандовал: «Продукты только из расходного ящика! впереди, видите? Ручей!» Вдалеке в самом деле что-то блестящее струилось по скалам, до которых был почти добрый километр. И только жажда холодной и, главное, чистой воды разбудила дремоту. Ребята один за другим сползали с борта и потянулись к заманчивому ручью. Я тоже нехотя побрел за ними, потянуло желание смыть с лица липкий грязный пот. С водителями остался лишь Гена Чеканов.
Ручей оказался достаточно полноводным. Вода стекала по крутому склону, прерывисто перепрыгивая вниз небольшими ступенями. Чистые прохладные брызги разлетались в стороны. Это сулило великолепное купание, чем все и занялись после короткого обеда. Мы же вдвоем с военврачом-майором прилегли в тени единственного хилого деревца на самом берегу могущественного Пянджа. Это были два квадратных метра пятнистой тени на многие километры дороги. И вдруг… такое бывает только вдруг, - земля задвигалась под нами, резко меняя амплитуду движения. «Землетрясение…» Майор с диким животным криком рванул к дороге, я следом за ним, едва успев сгрести в горсть фалды его рубашки. Возле дороги стоял вагончик дорожников. Я тянул его туда, он продолжал кричать и вырывался. Моя мысль была проста: «Вагончик закроет от камней», - они уже вылетали на дорогу. Выше нас, у ручья, мои ребята скакали, как горные козлы, уклоняясь от камнепада. «Если не закроет, то придавит сразу… это лучше, чем собьёт в Пяндж». Майор перестал вырываться, но зато вцепился в меня мертвой хваткой. Вопить он перестал, и только всхлипывал. Мы сразу очутились в облаке густой пыли. Это длилось недолго. Может минуту, может две. Мои «соколы» вскоре оказались рядом. Я посмотрел в ту сторону, где мы оставили наш транспорт. Там выросло высокое пыльное облако, ближе клубились три-четыре облака поменьше. Это были завалы на дороге. Все бросились бежать к машине.
Подбегая, я увидел троих ребят, сквозь пылевые маски на их лицах блестели глаза и зубы. Наш 66-ой был почти полностью засыпан. На виду остались только треть кузова и задний борт. Позже в Хороге узнали, что местная метеостанция зарегистрировала 8 баллов из 12-ти по шкале. «Чтобы уцелеть, нужно иметь на борту одного старого еврея». Тогда я не придал значения своим словам. Сегодня же твердо знаю: это сам Бог оберегал нас через сына избранного им народа.
Прошу прощения за отступление от линии повествования. Но я рассказал лишь о двух эпизодов из десятка, не менее напряженных, произошедших с нами в тот памятный сезон.
С вопросом о приобретении книги обращаться по адресу: georgii-kalinin@bk.ru
У Вас есть природное чутьё. Я в этом убедился в 1980 году в Чимгане. Не знаю, помните Вы или нет, но тогда на альпиниаде из команды новичков СКА двое парней (не знаю, как их назвать, чтобы не грубить) решили самовольно подняться на гору и заплутали. Это выяснилось на вечерней поверке. Уже стало темно и вся команда была поднята на ноги. Готовились с фонарями идти на поиск. И Вы тогда сказали фразу, которую я помню до сих пор: "Уверен, что с ними всё нормально. У меня чутьё на беду". И действительно - буквально через несколько минут они сами приплелись. А на утро Вы их, естественно, отчислили из команды.
И здесь, на склоне пика Ленина, Вы отчётливо почувствовали угрозу горы, но то обстоятельство, что перед Вашей группой благополучно прошли другие, вселяло надежду на благополучный исход...
А Ваши отношения с Борисом Блоштейном, на мой взгляд, выходят за рамки обычной земной логики. Я далёк от мистики, но создаётся впечатление, что он был Вашим своеобразным "ангелом хранителем". Парадокс: у Вас с ним особо дружеских отношений не было, но именно он на траверсе вызвался идти с Вами, чтобы сопровождать заболевшего Валерия Лукина. И Вы в своей книге "Фортамбек и его вершины" откровенно пишите (цитирую): "...всё-таки в сложившейся ситуации я предпочитаю работать с ним".
Заметьте, тогда тоже на спуске с перемычки под пиком 6701 Вы почувствовали опасность. По всей логике лавина обязана была сойти, но с Вами был Борис Блоштейн. А на склоне пика Ленина его рядом не оказалось...
Это моё фото, это вы с Чекановым на в. Чимгана.
Это не тельняшка, а какая-то полосатая майка.
Это 82г., когда я пришел в СКА.
Вот мы на вершине с Чекановым, наша первая 2А.
На Юго-Запад мы ехали в 1985...
я уже и забыл про историю с Зилом.
А с землетрясением нам всем сильно повезло.
Особенно Шурику Бабайлову и водителю, которых Чеканов вовремя оттащил от машины под скальный козырек.
Раздавленная кабина и справа тот самый камень, который на неё упал...
Спасибо за красивые горы, к которым вы приобщили...
Итоги 85г., ущ.Шабой....
Жизнь немного поменяла мои взгляды и я оценивал людей не по списку вершин, а по спасработам и как люди себя на них ведут. У Вас есть все основания гордиться Вашим отцом.
Хотела только спросить, почему Пик 7134? Допускаю, что это всем вокруг известно, кроме меня...
А Вам спасибо за оценку
Во-первых, спасибо за фото и инфу по событиям 1979г. Саша Ордин-наш друг. Ещё со школы. Вместе были в группе информации Архангельского Штаба школьников. Вместе его провожали в июле.
Во-вторых, ещё раз спасибо Володе Целовахину за то, что он привёз Сашу в Архангельск.
За Сашкиного отца простите. Северяне не жмоты. Надо, отдадим не только валенки, но и портки.
Просто у бати "крыша поехала" от горя. Скоро и его не стало.
А мы на следующий год повезли в Ташкент памятную плиту. Из троих только один был 3-е разрядником. Планировали долететь до Ташкента, купить в спорттоварах мотороллер (!!) и на нём в мае(!!!) отвезти 60-кг плиту к п. Ленина.
В Целовахин "уговорил" нас поехать "для начала" в лагерь к Чимгану, снабдив нас запиской "Ия, этих-никуда не пускать!". Хлебосольный и доброжелательный лагерь нас наделил палаткой, тайком ребята (помню Ильяса Тухватуллина, Тимура и Сашу Миркаримова) вывели нас "на прогулку", за что получили клизму от ВВ. Позже Саша Миркаримов провёл нас по старому Ташкенту. Такими открытыми и доброжелательными ташкентцы и запомнились. Поэтому не держите ребята обиду на северян.
Да, попав в лагерь, я там и приболел горами. Рвался к инструкторским корочкам, чтоб поддержать наш альпклуб. Возраст поджимал. С помощью наших "дедов" подняли областную федерацию. Всегда хотел приехать к В Целовахину, показать ему свою альпкнижку, что не зря дескать в лагере кормили. У нас, благодаря таким энтузиастам как Миша Ишутин, выросло много талантливых ребят в секциях. Областной МЧС-всё наши ребята или выпускники турклубов. За эти годы мы потеряли троих- Саша Ордин, Наташа Вертугина (в Крыму), Миша Ишутин (п.Победы)
Ташкентцам спасибо. Последняя информация о вас у нас есть от Алишера Хурсандова.