Дорога в Гиперборею. Хайлайн на Шаан-Кае.

Матвей, спасибо, что поделился!:))

Хорошее приключение получилось

Ребята! Такое ЧУДО и во сне не могло привидеться в 1966 году ялтинским первопроходцам Шааны Павлотосу & Co ! (Как и нам, мариманам «с одесского кичмана», оказавшимся на сборе тут и тогда же)... Вправду, впечатляют всамделешные съёмки и хороший рассказ. Восхищают ваши умения, слаженность, аккуратность и непритязательность к «послужному списку» и саморекламе. Молодцы! Вам удалось-таки по-новому осветить это реликтовое место. Спасибо. В благодарность хочу пристегнуть здесь незабвенную историю альпинистского освоения сказочной стены Шааны - из первых уст ее первопроходцев (если позволит размер поста и сама Лена, подавшая пример отзывам)

Юрий Бурлаков. Шаан-кая. Рассказ тренера
Публикуется по тексту альманаха Ветер Странствий №18

Все началось с восторгов и удивлений.
— Хочешь, покажу одну уникальную стену? — сказал мне как-то в начале шестидесятых годов Валерий Павлотос, мой сподвижник по освоению крымской альпинистской целины. — Валяй. — Мы тогда бредили стенами. Доехали до Алупки, и он показал на далекую скалу, торчащую из леса. Низ ее был перекрыт не-большим гребешком с соснами, верх накладывался на обрывы Ай-Петринской яйлы, и оценить стену с этой точки было трудно. Пошли вверх лесом. Скала за деревьями еще более спряталась, просвечиваясь иногда своей макушкой. От верхнего каптажа свернули с дороги влево и по тропе поднялись на лесную террасу. И только тогда гора открылась. Я был ошеломлен, увидев в упор широкую осанистую желтую стену высотой 250 метров. Плечи ее — одно ровное, другое с легким изломом — спадали на восток и запад, а лобастая верхушка парила высоко в небе. Никогда, ни раньше, ни позже, я не встречал в горах ничего, что могло бы с такой очевидностью отражать само понятие — стена. Это была Шаан-кая! Рядом с ней с востока, почти примыкая, как часовой стоял стометровый скальный зуб. — Таков фас, посмотрим в профиль, — сказал Павлотос.
С востока, с запада и, похоже, с севера на вершину вели простые пути, и мы стали пробираться сквозь заросли и скальные нагромождения, чтобы взглянуть на стену с западной стороны, — как бы в торец. По пути метрах в пятидесяти от стены, в деревьях, неожиданно наткнулись на могилу. На накренившемся железном кресте — “А. Рязанцев”. По датам — молодой парень. “Сорвался с Шаан-каи”. Что это? Оплошность путешественника или первая попытка штурма Шаан-каи с юга? Я пробежал глазами по стене: прямо над нами нависла ее макушка. Неужели отрицательная? Выходит, что человека похоронили там, куда он упал... Мы шли и оглядывались на черный крест, испытывая странное волнение. Не предостерегал ли он нас?
Вышли на середину западного склона, тут меня вновь взяла оторопь: верх стены метров на тридцать нависал над основанием отрицательный уклон! Феноменально! Есть где-нибудь в мире стена с таким протяженным нависанием?! Первая мысль: какой отличный маятник Фуко можно раскачать с ее носа и летать над вершинами сосен! Скажу откровенно, мне как-то сразу здесь понравилось: и сама гора, и зуб-великан, и уютная терраса, и хаос скал на ней, и заросли, перевитые лианами, и сосны, и таинственная могила, и тишина, словно я всю жизнь искал именно такое место. Забегая вперед, признаюсь, я десятки раз приходил потом к Шаан-кае и всегда испытывал радость. Гора умела приободрить. Своим приезжим друзьям я подаю ее как самое дорогое угощение. Однако вернемся к первой встрече. Шаан-кая как магнит притягивала наши взоры; мы всматривались в прогретые солнцем складки, пытаясь по-альпинистски оценить возможные варианты взятия. Конечно, центр стены сразу отпадал: такое не берется — скальная нависающая гладь. Любой король лазания здесь бессилен. На восточное плечо с середины стены вели какие-то трещины и внутренние углы. Низ неприступен. Чуть больше возможностей на западном плече: виднелись щели, уступы, камины, балкончики. Однако браться за что-нибудь на Шаан-кае у нас тогда не хватило духа.
Шли годы. Но вот в феврале шестьдесят третьего для взятия Шаан-каи по центру прибыла маленькая экспедиция спортивного клуба Харьковского политехнического института: чемпион СССР Олег Космачев, сильнейший скалолаз республики Виталий Тимохин и опытный восходитель Валерий Болижевский. Мы бежали под Шаан-каю, возбужденные новостью. Мы увидели, как на высоте сорока метров (шел второй день штурма) бил крючья Олег Космачев. Обычно на забивку шлямбурного крюка, стоя на земле, тратится минут пять. На стене лидер затрачивал по десять и более. Видно, в подвешенном состоянии быстрее крючья просто не бьются. Много времени уходило на переход со старой точки опоры на новую. Но все равно, зрелище было потрясающее: по гладкой стене, обдуваемой туманом, поднимался человек. Олег прошел еще метров десять и после переклички с товарищами стал снимать лесенки, карабины, площадку и висом спустился вниз. — Немного не рассчитали, — смущенно объяснил он, — стена требует более двухсот крючьев, такого количества у нас нет. К тому же поджимают сроки… Гости молча сматывали веревки и укладывали в рюкзаки снаряжение. Стена отбила Первую атаку.
—Все-таки Шаан-кая по центру не берется, — говорил я Павлотосу, когда мы спускались вниз. — И дело тут не в количестве крючьев — их можно изготовить сколько угодно: стена трудна психологически. На ней нет привычных мест отдыха: полок, уступов, балконов, где можно расслабиться и перевести дух, — всю неделю придется раскачиваться на лесенках. Кто выдержит такое напряжение?.. Вскоре Шаан-каю вновь атаковали харьковские альпинисты. На этот раз — Юрий Пархоменко и Владимир Сухарев. Правда, лезли они уже не по Центру, а левым вариантом. В экспедиции участвовала Юрина мама, высокая энергичная дама, едва ли не главная заводила экспедиции. Мы с умилением смотрели, как она поминутно подносила к глазам бинокль, не переставая помешивать в кастрюле.
— Володя, Юра, обед готов, — раздался ее звонкий голос. Восходители как по команде прекратили подъем и стали “дюльферять на табор”. Обдуваемые пленительными запахами, мы косились на сервировку и меню, отдавая должное таборщице. Здесь было все: первое и второе, соленья и варенья, фрукты и десерт. — На таких харчах и я бы полез на стену, — тихо сказал Павлотос. На следующий день, дойдя до карниза, связка харьковчан отступила.
Потом мы узнали, что на стене успели побывать и третьи соискатели славы — Олег Гриппа и Владлен Гончаров из Симферополя. Они прошли в лоб по центру стены метров девяносто, а дальше тоже пороха не хватило. Придя под Шаан-каю, мы увидели их следы – еще одну шлямбурную дорожку. Гора отбила третью атаку. — Да, Орешек, — помнится, сказал я тогда, шлепая ладонью по ее горячему скальному животу. — А ты знаешь, она берется, — неожиданно заявил Павлотос, — и вообще, все берется: и южная стена пика Коммунизма, и стены Эвереста, и любая стена любой вершины. Просто надо хорошо думать, как победить. Если мы сейчас не возьмем Шаан-каю, ее через два-три года возьмут другие. Она уже стала проблемой, она будоражит умы.
Нам было ясно, что штурмовать Шаан-каю кавалерийским наскоком, как это делали предшественники, нельзя. Стена ставила много вопросов. Как выдержать недельное пребывание в подвешенном состоянии? На обычных стременах и площадках сделать это будет трудно. Как спускаться с зоны наивысшего нависания, если появится такая необходимость? Где и как ночевать? Со ста и более метров спускаться на ночь в палатку уже нерентабельно. Надо спать на стене. Однако мягкий гамак старого типа для этой стены неудобен. И тут у нас возникла идея сделать гамак на жесткой раме навеской на трех крючьях. Эта новинка снимала сразу почти все вопросы: в таком гамаке на полке можно будет стоять, сидеть, лежать, страховать, работать, спать, слушать музыку из приемника — словом, жить на стене, что и требуется. Если закрепить сверху гамака дождевую накидку, получится подвешенный домик. ─ Будут смеяться, что мы тащим с собой раскладушку, — сказал Павлотос. — но другого выхода я не вижу.
Шаан-кая ломала привычные представления о восхождении. Если шлямбурный крюк пришел, чтобы можно было ходить гладкие стены, то жесткий гамак — чтобы долго жить на отрицательных. Новые проблемы часто требуют нового снаряжения. Помню, какой энтузиазм в Горном клубе вызвало решение штурмовать Шаан-каю в лоб. Все чувствовали, что набрались достаточного опыта, что уже созрели для больших дел, все рвались в бой. Правда, в какой-то момент неожиданно возникли споры о законности шлямбурного крюка: позволяет проходить любые стены и заурядным восходителям; с его помощью можно выкрутиться из любого положения; он обедняет восхождение, стирает его духовные ценности, мешает достижению высших идеалов...
Можно подумать, что шлямбурный крюк одним своим появлением снял все опасности альпинизма! Приводились даже суждения именитых, в частности итальянца Вальтера Бонатти: “Я не хочу выбирать для себя такую форму альпинизма или такие способы лазания, которые заранее давали бы гарантию успешного прохождения любой стены, лишая тем самым радостного чувства победы в результате сурового и опасного единоборства с природой”. Шикарно сказано!
Хорошо рассуждать живым, не зная мнения тех, кто погиб в горах: они бы высказались по этике лазания с учетом собственного опыта. О каких гарантиях в горах можно говорить, полагаясь только на принятый, пусть самый надежный, способ лазания? Человек там попадает в агрессивную среду. Всюду что-то нависает и грозит рухнуть: живые камни, плиты, снег, лед, и пути падающих масс вполне могут пересекаться с путями движения человека. Горы всегда таят в себе опасность. Всегда!
Конечно, бить шлямбурные крючья там, где можно обойтись щелевыми, — дурной вкус, но ставить их вне закона — это уж слишком. Как быть тогда с Шаан-каёй, которая без таких крючьев вообще не берется? Не брать ее? Но разве вынесет душа истинного альпиниста самодовольный вид не взятой никем стены!.. Мы отбросили все сомнения: Шаан-кая будет атакована по центру — по самому достойному, красивому и логичному пути, лучшему на ее глади. Кто пойдет? Я полагал, что на стене давки не будет. Однако помимо Павлотоса на нее рвались Миша Резниченко, Юра Ганьчев, Валерий Лихачев, Володя Кулямин, Алик Мирончук и другие клубовские альпинисты. Надо было отобрать только троих, потому что самую надёжную схему движения на Шаан-кае давала тройка: один идет, двое страхуют, сидя в гамаках, расположенных на разных высотах. Страховка осуществляется двумя веревками, работающими через разные крючья: одна — через четные, другая — через нечетные. Забив пятнадцать крючьев, верхний альпинист вешает свой гамак и садится в нем на страховку. Вперед выходит тот, кто был на самом нижнем гамаке, и все вновь повторяется. Связка будет двигаться, как гусеница, — то стягиваться, то растягиваться. Выщелкивание веревки из крючьев, расположенных между альпинистами, не допускается. (Учитывался горький опыт: при штурме западной стены Южной Ушбы в шестьдесят четвертом году. Тогда участник первой атаки на Шаан-каю Тимохин выщелкнул веревку из нескольких крючьев подряд — трудно было ее протягивать — и при срыве создал рывок, который посрезал и повыдергивал остальные. Партнер — Артур Глуховцев — был сорван, оба альпиниста, пролетев двести метров, разбились…
После тренировочного восхождения на Ай-Петри определился, наконец, окончательный состав штурмовой группы: Валерий Павлотос (капитан), Михаил Резниченко и Юрий Ганьчев. Почему они?
Двадцатишестилетний конструктор техотдела Ялтинской киностудии Валерий Павлотос шел вне конкуренции. От него исходила идея штурма, он первый “завелся”, за ним — остальные. Но не только это давало ему особое право. Он был блестящий скалолаз, чемпион республики, непревзойденный мастер крымского альпинизма. Я прошел с ним несколько стен и могу заверить — более надежного напарника я не встречал. Он сразу видел, когда партнеру тяжело, и всегда готов был взять на себя навалившуюся трудность. Как истинный альпинист, он видел всю сладость восхождения в самом восхождении, не придавая особого значения разрядам, званиям, соревнованиям, что с Шаан-каёй было особенно ценно: стена бралась вне рамок чемпионата.
Девятнадцатилетний светотехник Ялтинской киностудии Михаил Резниченко был неоднократным призером республиканских соревнований по скалолазанию. Склонность к анализу, стремление до всего докопаться, все объяснить делали его присутствие в группе просто необходимым. Уравновешенный, расчетливый, тонко чувствующий опасность, он мог предостеречь любого, особенно порывистого Павлотоса, от слишком рискованного шага. Он был в группе сдерживающим началом.
Двадцатилетний строитель Юрий Ганьчев — чемпион Крыма по скалолазанию, человек железного хладнокровия. Я не помню, чтобы он когда-нибудь вспылил или чего-то испугался. Спортивен, легок, коммуникабелен. … Впервые сам я не попал в штурмовую группу, взяв на себя общее руководство выходом и подстраховку. Почти все альпинисты клуба — парни и девушки — были задействованы в экспедиции, составив группу наблюдения, спасотряд и другие подразделения. Готовились основательно. С момента принятия решения штурмовать мы ежедневно крутились под горой — обживали ее психологически. Шаан-кая была промерена, и на схему ее, выполненную в масштабе 1:100, были нанесены все детали. До девяностого метра стена была отвесна, выше — с отрицательным уклоном. Средний угол стены — сто десять градусов, максимальный наклон — сто пятнадцать. Верхняя точка нависала над основанием на двадцать восемь метров. На схеме был нанесен каждый крюк, расписаны действия каждого альпиниста в течение каждого дня, указаны расположения гамаков на ночевках. Из снаряжения было подготовлено двести пятьдесят шлямбурных крючьев, двадцать восемь шлямбуров, восемьдесят карабинов, сорок пять трехступенчатых лесенок, три жестких гамака, две ходовые площадки, три молотка, две веревки основные по шестьдесят метров, две вспомогательные такой же длины, мешки спальные, матрацы надувные, радиостанция “Недра-11”, транзисторный приемник, канистра с водой и т.д., и т.п. По плану — начало штурма шестого ноября, выход на вершину десятого.
В конце октября провели испытание шлямбурного крюка: рывок был произведен камнем весом восемьдесят пять кг, сброшенным с высоты десяти метров при жестком креплении веревки. Веревка в узлах сплавилась, крюк выдержал, ушко порвалось. Усилили ушки.
Вечером пятого ноября тридцать альпинистов клуба стали лагерем под Шаан-каёй. Одиннадцать палаток, блестя скатами, разместились на террасе. На скальном валуне, возвышающемся над соснами, соорудили наблюдательный пункт с подзорной трубой и радиостанцией. От НП до стены метров триста. Главным наблюдателем был назначен Алик Мирончук, человек исключительной организованности.
Шестое ноября 1966 г. Первым на стену вышел Павлотос. Он бил крючья быстро, с каким-то остервенением, словно копившаяся в нем энергия нашла, наконец, свой выход. Его резкие команды громко разносились над лесом. С десяток белых трехступенчатых лесенок раскачивались под ним на ветру. Выполнив норму, он спустился вниз, уступив лидирование Резниченко. Началась желтая стена, К семнадцати часам второй альпинист забил пятнадцать крючьев и подошел к большой нашлепке (отслоившейся плите), затем спустился чуть ниже, до двадцать четвертого крюка, и повесил на него сорокаметровую спелеологическую лестницу, поднятую на фале. Спускаясь по ней вниз, он сбрасывал по ходу нижние лесенки. Все пока шло четко по плану. Третьим работал на стене Ганя — так Ганьчева, любя, величали ребята. От ударов молотка нашлепка угрожающе гудела, пришлось обходить ее справа. Однако темнота — ноябрьский день короток — заставила Ганю вскоре спуститься вниз. Итак, задел был сделан — пятьдесят метров. Штурмовая группа спала в лагере, наслаждаясь последней ночевкой на твердой земле.
Седьмого ноября, в праздник, на стену Шаан-каи по левому щелевому маршруту вышла симферопольская связка Вячеслав Пантюхин — Александр Ларионов, поднявшаяся в лагерь накануне. Нас это радовало: две группы, работающие рядом на разных неконкурентных маршрутах, обычно создают друг другу хорошее рабочее настроение. …Сегодня вновь впереди Ганя. Его страховал, сидя на площадке, Валерий. Пошла в ход наша новинка. Первый гамак был повешен под нашлепкой, на него на фале были подняты матрац, спальный мешок, снаряжение. Устроившись в гамаке, Павлотос спустил вниз отработавшего Ганьчева, принял к себе Мишу и на его страховке ушел вверх. Встретилась еще одна нашлепка, обошел слева. Да, эти гудящие плиты заставляют кружить по стене, устраивать слалом, что в наши планы, естественно, не входило. В сумерках Павлотос вешает второй гамак и устраивается на ночевку. Гане везет: еще одна ночь на земле. Симферопольцы, обработав низ, тоже ночуют в лагере в палатке.
Восьмого было холодно, пасмурно, временами налетал туман. Поднявшись по 40-метровой лестнице, Ганя снял ее с крюка, подержал в руке и... бросил. Все смотрели, как она, просвистев в воздухе, шлепнулась на осыпь: путь назад был отрезан. Ганя поднялся на верхний гамак и выпустил вперед Валерия. Тройка на стене теперь смотрелась именно так, как мы ее рисовали на схеме: двое в гамаках страхуют, третий поднимается. Впрочем, подъем почему-то резко затормозился. Что там у них?
— Эй, на стене, выходите на связь! — прокричал я с НП.
— Сплошные нашлепки, всё гудит! - Позже они назовут это место “первым гудящим поясом”.
Вот они, шутки стены. Кто о них думал. об этих нашлепках?! Если забить шлямбурный крюк в отслоившуюся плиту, то при сломе эта многопудовая дура может сорвать всю тройку. “Гарантия успешного прохождения...” Где она? — В нашлепки крючья не бить! — кричу по рации. Отвечают: — Что мы, психи?! Валерий стал медленно продвигаться по узким проходам между отслоениями. Еще один неприятный момент: сегодня сошли с маршрута симферопольцы — стена оказалась не по силам. Да, этот третий день штурма был для ялтинских альпинистов психологически самым тяжелым: бесчисленные нашлепки, бегство соседей, холод, потом стали ломаться один за другим шлямбуры (перекал), начался отрицательный уклон. Именно с этой переломной высоты уходили со стены предыдущие восходители.
Альпинисты в нерешительности остановились и, свесив ноги, молча сидели в гамаках. Спиной к стене, лицом к лагерю. Лагерь притих у подзорной трубы. Я решил не вмешиваться в ситуацию: пусть решают сами — вниз или вверх. Им видней. Позже они признались, что каждый в душе смирился с поражением и ждал, что кто-то другой скажет, наконец: “Вниз”. И все сразу бы согласились с этим предложением. Но получилось так, что никто не решился это сказать первым. Никто не сказал! К вечеру ребята зашевелились, и я почувствовал, что они справились с тяжелым днем. Неважно, что они прошли за третий день всего двадцать пять метров, важно другое — они не сошли. Ранним утром следующего дня, когда весь лагерь еще спал, Миша, как дятел, долбил стену. Погода вновь была хорошей, не считая сильных порывов ветра. Лидеру удалось найти узкую полоску монолита через второй пояс нашлепок. К двенадцати часам он закончил свою норму и “завесился”. Гамак его покачивался, не касаясь стены, над стотридцати-метровой бездной.
...Почти два часа ушло на подъем снаряжения с нижнего гамака на верхний и смену лидера. От этой траты времени никуда не уйти: такова схема движения. Следующим работал впереди Ганьчев. Несмотря на значительный отрицательный уклон, он бил крючья стоя во весь рост и до темноты справился с заданием. За этот день было пройдено почти пятьдесят метров. Неплохо.
Следующий день начинался с переброски снаряжения с гамака Павлотоса. Наблюдатели были озабочены: на высоте шла перебранка. — Группа на связь! Что стряслось?
— Ничего особенного, — смеясь, ответил Миша и выключился.
И тут все услышали со стены зычный голос Павлотоса — с его глоткой можно обходиться без рации: — Эти акселераты бьют крючья на предельно вытянутых руках — я еле дотягиваюсь до лесенок!
Ганя и Миша решили позабавиться над капитаном, явно уступавшим им в росте. Меня обрадовали эти шутки — значит, в группе хороший дух, значит, ребята на стене вполне обжились. Весь лагерь сгрудился у трубы — каждому хотелось взглянуть, как мучается руководитель штурма. Однако Павлотос нашел выход: стал прищелкивать к верхней лесенке еще одну и легко подниматься. У Гани и Миши вытянулись лица: конструктор обскакал... После двух часов лидирования Валерий вышел к верхнему поясу нашлепок, к самой разрушенной, как оказалось, части стены. Он простукивал над собой каждый участок — кругом гнилая порода.
— Если крючья не держат, придется отходить, — передал я по рации. — Попробуем еще...
“Гарантия успеха...” Кто мог предположить, что такая гниль встретится на пути... Темп движения резко упал. Начались новые муки. Местами ведущий выбивал лунки по пятнадцать сантиметров, снимая трухлявую породу. Только к двум часам дня он забил пятнадцатый крюк. В группе шло перестроение для выхода вперед Миши; однако поработать ему в тот день не пришлось — сгустились сумерки.
Ночью шел дождь, но ни одна капля не упала на восходителей — прикрывал навес стены.
В шестой день Миша пробивал путь в гнилом поясе с нашлепками. Несколько гудящих плит, как он при-знался потом, пришлось пройти в лоб. Обхода не было, а отступать не хотелось.
“Гарантия успеха...” До вечера Ганя отвоевал у стены еще метров двадцать.
Седьмой день штурма. Высота двести метров от основания. Угол нависания максимальный — сто пятнадцать градусов. Павлотос говорит, что отрицательный уклон перестал ощущаться, стена теперь кажется просто отвесной, только почему-то лесенки и веревки странно висят — под углом к стене.
Густой туман надолго закрывает Шаан-каю. Связь только по радио. Впереди работает Ганя, Сообщили, что прошли наконец верхний пояс нашлепок. Слава богу.
— Будем пробиваться вверх, пока выйдем на вершину, — сказал Павлотос. Узнаю, что в ход пошли последние шлямбуры. Хватит ли их? — Сколько до верха? — Не знаю: туман.
Лишь вечером на какой-то миг белое молоко рассеялось, и мы увидели такую картину: в двадцати метрах от верха на правой щеке желоба, стоя на площадке, энергично колотит молотком Павлотос. Под ним, метрах в десяти, на ходовой площадке сидит Ганя, еще ниже на единственном не демонтированном гамаке, заваленный, снаряжением, - Миша. Два снятых гамака раскачиваются на фале далеко от стены. Добить Шаан-каю по-светлому явно не удается: до полной темноты осталось меньше часа. Но Павлотос упорно продолжал лезть вверх. Неужели он рассчитывает двигаться и ночью? Это очень рискованно.
— Старик! — заорал я вверх, забыв о рации. — Остановись, ты можешь смазать концовку! Никаких ответов. Видно, все трое настроились вырваться со стены сегодня, — нет у них сил терпеть такое напряжение.
— Сделайте еще одну ночевку на стене! — кричал я в микрофон. — Развесьте гамаки, пока видно! Рация упорно молчала. Лидер настойчиво пробивался вверх. Вновь туман закрывает группу от наших взоров. Нервы мои не выдерживают:
— Спасотряду подготовиться к выходу, трос захватить.
— Зачем трос? Начинаются спасработы? — На всякий случай.
Мы карабкались вверх по восточному склону горы, чтобы с вершины наладить с группой голосовую связь. Ветер донес возбужденный крик Павлотоса: — Ура, выхожу на полку! А через минуту тот же голос: — А черт, это не полка, это перегиб: кончился навес, начался отвес... Спасотряд поднялся на вершину в полной темноте. Холод, ветер, туман. Что делают восходители на стене, не имеем пока никакого представления. — У кого рация? — спрашиваю. — Рацию не брали, — ответил кто-то из черноты ночи. — Где Мирончук? — Остался на базе.
В этих кромешных потемках в какой-то миг я с ужасом ощутил, что теряю нити управления экспедицией. Легкий озноб пробежал по телу.
— Мы здесь суетимся, а штурмовая группа, наверное, давно спит, — спокойно сказал Лихачев. Этот уверенный, ровный голос вернул мне равновесие. Приказываю:
— Всем застраховаться за перильную веревку: рядом стена, чуть оступился — и вниз, к Рязанцеву. ...Подбираемся с Лихачевым к краю обрыва. — Ва-ле-ра-а! — кричим. — Ре-бя-та! - Тишина. Чувствую, как холодею. Но вдруг где-то рядом под нами тихий голос Павлотоса: — Чего орете? Мы будем ночевать. — Давно бы так, милый ты мой. Где гамаки? — С нами. Сейчас установим. — Нужна ли помощь? — Зачем? У нас все в порядке. — Чего перли - шары на лоб..? — Хотелось помыться. — Можно подумать, что вши вас заели... Устроили спринт!
Мне хотелось болтать, ворчать: это ycпокаивало… А утром тринадцатого ноября весь лагерь экспедиции был на вершине: ждали выход стеновиков. Забив последние двенадцать крючьев, первым поднялся Миша. Вторым вышел Ганя, последним уходил со стены капитан. Первые шаги по твердой земле. Всех троих качает, как космонавтов после невесомости, особенно Мишу. Стрекочут кинокамеры. В небо летят победные ракеты.
* * *
...Прошло шестнадцать лет. За это время делалось несколько попыток повторить маршрут. Но безуспешно. Даже готовые шлямбурные дорожки не помогали. Причина неудач одна: у последователей не было ни нашей подготовки, ни той одержимости, какая была у первопроходцев. — Что тебе дала Шаан-кая? — спросил я как-то Павлотоса.
— Я всегда чувствую за спиной эту гору. Она помогает мне с честью выходить из всяческих неурядиц. Она — мое достоинство.
И я подумал: не обязательно “делать” десятки гор — всего не переделаешь. Но обязательно надо иметь одну серьезную, которая долго бы держала тебя в плену, когда в борьбе за жизнь проснулись бы в тебе все рудименты и каждая клеточка молила бы: “держись”. И, выдюжив подъем, ты шел бы вниз освеженный, обновленный, как бог, и смотрел бы на мир подобревшими глазами.
(Второй связкой, прошедшей маршрут "Зенит" лишь через 35 лет, стала крымская двойка В.Попов — А.Шелхаков)

Спасибо за старую статью. читанную еще так сказать, "в оригинале", с удовольствием перечитал.

Спасибо за рассказ, прочитал с огромным интересом!

Дух захватывает от одних только фотографий, молодцы!

С удовольствием прочитал старую статью, спасибо.

(Второй связкой, прошедшей маршрут "Зенит" лишь через 35 лет, стала крымская двойка В.Попов — А.Шелхаков)
Немного уточню
Мы с Игорем Бугачевским прошли этот маршрут зимой 87г. В контрольном туре уже лежала записка о втором прохождении (написали, что сняли записку группы Павлотоса). Скорее всего до нас этот маршрут ходил и великий Фантик.

Спасибо за уточнение – хороша лепта в хронологию Шааны!
(Но… Наверное, зря не регистрировались в Ялте у Лихачева и не афишировали этот проход зимой 87-го – вот и затемнили свой вклад в историю, так ведь? (::)).
А про «вторую на Зените связку Попова-Шелхакова в 2001 году» уже недавно написал сам Валера Павлотос в своём потрясающем фолианте «Рождены, чтоб сказку сделать… (полвека в кино)». Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2010, - 312 с., илл. цв. вкл. (на с. 29). Отсюда и взята мной приписка (в скобках) к повести Юрия Борисовича Бурлакова - основателя крымского альпинизма (как и музея Михаила Хергиани в Местии).

Нисколько не претендую на вклад в историю, молчу в тряпочку :)
Записку о втором прохождении, в которой было написано, что сняли записку Павлотоса мы оставили на месте, потому что свою написать нечем было. Если в 2001 ее не нашли Попов с Шелхаковым, значит они были уже примерно пятыми на этом маршруте.

Спасибо за ссылку на книгу. Начал читать, очень интересно, жалко, что фотографии не рассмотреть толком. http://ru.calameo.com/read/0019479006b68ea1cb79d