Интервью с Максом Панковым.

Макс Панков, главный инженер-метеоролог курорта "Горная карусель", профессиональный гид-сноубордист, райдер Jones Snowboards в России дал небольшое интервью официальному сообществу Jones Snowboards (https://vk.com/jonesnow и https://www.facebook.com/jonessnowboardsrussia). Многие из вас слышали о Максе и даже посещали его лекции, кто-то имел радость с ним пообщаться, покататься или работать.

- Макс, привет! Спасибо что уделил немного драгоценного времени. Слушай, я не планировал интервью как таковое, хотелось просто по-дружески пообщаться, к тому же ты только после лекции и наверняка уже наговорился. Однако, я думаю, всем было бы интересно знать, как всё началось?

- Привет! Всё началось с того, что я пришёл из армии и устроился на работу - собирать компьютеры, а перед этим, ещё до армии, бывал в Хибинах. И, когда уезжал из Хибин, мы зашли в гости к начальнику хибинской лавинной станции Валентину Николаевичу, который занимался изучением водоснежных потоков, гидронапорных лавин. На самом деле очень известный человек в научном кругу. И он, от тоски немножко, потому что одному тяжело - база находится в 25 километрах от Кировска, там вот так вот - забор, забор, церковь и научная база МГУ. У него женский коллектив, метеоролог, завхоз и он один такой. И вот, он позвал на чай, рассказал про свои трудности, ну а мы что - молодые ребята, разъехались кто куда, а после армии как-то вопрос встал. Захотелось романтики, с другой стороны работа надоела, на нас ещё наехали и мы с бросили эту работу с Димычем, с моим другом, мы с шестого класса за одной партой сидели. Собрали вещи и уехали, на неопределённый срок, в один конец билет. А Валентин Николаевич говорит, что если вы приехали за большими деньгами на Север, то это не тот Север. И реально, были такие времена, 1994-1995 год, вот честно скажу - денег не было на автобус. Зарплаты хватало на крупу, соль, сахар, чай. Хлеб пекли от нас через дорогу, там была небольшая пекарня, а чтобы купить "что-то такое", надо было пройти по верхней дороге три километра, прийти в город, купить и идти обратно. Пешком ходили, не было денег. Мы поехали туда, потому что было интересно. Я, как танкист, восстановил трактор, работал не тракторе. Ну и вообще, разнорабочим - тут стекло выдавило, там забор поставить, баню починили и так далее. Ну а в летнее время на базу приезжали студенты на практику, национальное природопользование, геоморфологи, метеорологи - ребята молодые, мы с ними сблизились и они говорят: "давай к нам поступай. Вы что, так и будете дальше? Какая перспектива?". Ну и последней каплей в море была книга Владимира Санина "Белое проклятье", прочитал, а там главный герой, прототип Нуриса Урумбаева, его в книге зовут Макс. И я думаю: "Ну, вообще! Книжка про меня". И меня это как-то подогрело всё, да ещё и пацаны говорят "У нас есть кафедра, там лавинами занимаются". Мы закончили свою работу на базе, я сказал что буду поступать, Валентин Николаевич написал рекомендации, мы с Димычем уехали и я поступил.

Выбор ВУЗа был не связан с МГУ, а именно с тем местом, где я мог получить знания о лавинах, я хотел знать только о лавинах и как можно больше. Если бы это был Геолого-Разведывательный МГРИ, то я пошёл бы в него, не прельщала меня божественность МГУ, но там была очень хорошая база, основа, были люди, фамилии которых стоят на формулярах книжек - Войтковский Кирилл Фабианович, ну, много кто, очень сильная школа. И вот я учился потихонечку, тоже не без сложностей, потому что горы тянули, я с детства занимался горами, 1985 года, а впервые побывал в горах в 1982 году. Сперва увлёкся скалолазанием, а потом оно переросло в альпинизм. А когда начал учиться, гор не хватало реально, после первого курса пришёл и сказал: "Я не хочу ехать в Калужскую область, потому что там нет гор". А мне говорят: "Ну подожди ещё годок, специализация начнётся, поедешь в горы свои". А я им: "Нет, мне надо сейчас". Они смотрят на меня и говорят "Ты чё? У тебя задолженности? Нет? Потерпи". В итоге преподаватели меня знали, сказали что всегда возьмут меня обратно, без конкурса и бесплатно. Я ушёл, отлично провёл лето, уехал на Кавказ, в ледниковый отряд, в Адыл-Су, походил много гор и так далее. Вернулся, устроился обратно, поехал в эту Калужскую область, всё равно через неё было не переступить, но и то, в конце я попросил перевести практику на Алтай, потому что очень хотелось пойти на Белуху. Там были преподаватели, которые пошли мне навстречу, дали мне задание. Будучи на первом курсе я написал отчёт, обычно первокурсники такого не делают. Мне везло, но, может, моя серьёзность вызывала доверие, я же взрослый пришёл, после армии, а там вокруг люди, им по 17 лет - с дыркой в голове. По выходным все уезжали к маме, как в детском лагере, подарки там, печеньки. А ко мне кто приедет? Я взрослый человек, почти женат. И все набухивались, а я с пользой проводил время, тоже набухивался, но с другим смыслом, с преподавателями опять же - возраст-то близок был.

- Скажи, а как давно ты на сноуборде катаешься?

- Когда я жил в Хибинах, конечно же, решил учиться на лыжах, но, как я уже говорил, денег у нас не было и на автобус, не то что на канатку. Так что мы договорились с канатчиком, что будем откапывать ему после снегопадов канатку, а он нас будет катать. Игорь Загвоздин меня учил значит, а потом я уехал в МГУ и там познакомился с Русланом Кочетковым, очень хорошим человеком. О, кстати, когда на первом курсе я был в ледниковом отряде, смотрю, идёт человек с ледника, причём не туда, а обратно, с доской, альпинистскими инструментами, я смотрю на него, и все такие "О, Руслан, Руслан", девчонки падают ниц, он крутой, а я ещё не знал его. Ну, познакомились, чайку попили, поговорили, оказалось родные души. Как-то так, слово за слово, подружились, бесчисленное количество гор сходили вместе, организовали Backcountry Team, несколько лет работали бок о бок, до сих пор хорошие друзья, человек с которым мне очень комфортно, мой друг, реально. Так вот, он универсал, и на лыжах красиво, и на сноуборде. Я ему говорю: "Русланчик, можешь научить", ну он: "Не вопрос". Покупаем доску где-то в Подмосковье, потом поехали в Хибины, первая наша совместная поездка. Я говорю: "Я вот здесь хочу", а он: "Ну ты вообще, всего неделю стоишь, и то, поворот-кувырок-поворот. Хочешь - пойдём, но ты понимаешь что это такое". Как я выжил там - не знаю. Сразу вне трасс после недельной школы катания, не имея техники вообще никакой, но, даже катаясь лет пять-семь, все пальцем показывали, говорили "коряга такой". Да, я был корягой, но при этом я не падал и мог спуститься, не важно, какой уклон. И вылилось это, что, в итоге, мы поехали в Адыл-Су, сделали предварительно разведку, сами съехали, затем, первый лагерь был не коммерческий, для друзей, а потом уже спустились с северной стены Джан-Тугана, и я горд этим, всё же "тройка" снежно-ледовая, минимальный уклон 45 градусов, люди лезут с инструментами. Зато у меня была "бразильская система", упал - умер, всё, до свидания, старался не умирать. И вот я накатывал, накатывал, накат сыграл свою роль, друзья где-то подсказывали, но техника мне тяжело давалась, в итоге я сейчас достаточно неплохо катаюсь и люди говорят что эстетически неплохо выглядит.

- Расскажи, пожалуйста, как ты стал прорайдером Джереми Джонс?

- С Джонсом я познакомился на Украине, Вадим Гапко пригласил меня прочитать серию лекций во Львове, Киеве и так далее. В первый год я прочитал одну лекцию или две. Во второй год городов было больше, я съездил в Харьков, Днепропетровск и ещё позвали судить соревнования по фрирайду. Вадим был первым человеком, кто показал мне сплитборд, говорит, "ты что, не знаешь, что такое сплитборд? весь мир об этом знает!". И вот я уже должен был уезжать домой, он приходит в аэропорт и дарит мне доску, Flagship, с креплениями, со всеми делами. Говорит: "У тебя же есть день рождения?", "Есть,- говорю. Только он летом". "Ну не важно, это на день рождения". Я как раз тогда устроился работать на Роза Хутор, у меня была доска Never Summer Premiere, нам их выдали - очень хорошая доска, на мой взгляд, одна из лучших. И дали ещё Burton Barracuda, на ней я проводил, наверное, 90% времени, потому что Never Summer был очень тяжёлый, он тонул в пухляке, хотя Barracuda была 164, а Never Summer 169. Вообще, я люблю длинные доски, но Barracuda была лёгкой, она вывозила из таких вещей. И я всё время Flagship оставлял на какие-то крайние случаи, начал подкатывать, подкатывать, потом на неё реально подсел, потому что, на мой взгляд, она является достаточно универсальным инструментом, она очень вёрткая, за счёт геометрии, широкого носа она очень легко всплывает. Barracuda оказалась слишком мягкой, мы выходим на жёсткое и её начинает колбасить, а Jones он такой стабильный, более чем. В итоге я перешёл на новую досочку. Потом Вадим подкинул сплит ещё. А вот как получилось с "Кантом" я не помню, как-то мы быстро нашли друг друга благодаря содействию Саши Ильина, который считал что Jones - это то, что мне нужно. Сейчас у меня нет других досок кроме Jones, это Flagship, Hovercraft и Solution. Solution это бомба, это сплит, лучшего и не надо. Hovercraft я ещё даже не доставал из упаковки, потому что получил его когда с Роза Хутор перешёл работать в Карусель, а там я вообще не знал рельеф и потому катался на привычной, опробованной доске. В этом году я впервые её попробую. Но вот Solution - это доска почти всегда со мной. По работе - любое движение это вне трасс, у нас же противолавинные системы стоят везде разбросаны, они, соответственно выше трасс намного, в пригребневых зонах, все движения происходят в скитуре. В Чили ездил на Solution, Камчатка - однозначно! Flagship - доска каждодневная.

- Макс, а сколько дней в году ты катаешься?

- Ну, обычно, стандартно, я катаюсь с конца ноября, если снег выпадает раньше, то и с начала ноября и до конца майских праздников, до середины мая. В этом году получилось чуть побольше, я съездил на Камчатку, моё любимое место катания. Связано оно не только с людьми, но и с тем, что моё идеальное место это Аляска: океан, горы, тайга. Это сочетание полностью удовлетворяет меня. И Камчатка наиболее приближена к этому, там, конечно, хвойных лесов не очень, но, зато, всего остального вдоволь. Поэтому, обычно, я заканчиваю катание на Камчатке, но в этом году получилось немножко удлинить, я уехал в Чили. Для меня это было открытием новой страны, приключения, другой континент, и я ехал туда больше не кататься, а смотреть. Потому что у меня и так катания по 120 дней в году, а там паудер не всегда есть шанс отхватить, тем более что ты всё время переезжаешь, так что мы не попали в амлитуду паудер-дней, зато мы посмотрели страну, её колорит. 18 дней, 5000 километров, я считаю что очень хорошо. Если говорить буквально, то катание закончилось в конце июля.

- Хорошо. Макс, такой вопрос, он немного эзотерического характера, если хочешь, об интуиции. Знаешь, с тех пор как я стал заниматься альпинизмом, бывать в горах, я стал больше слушать свой внутренний голос, доверять предчувствиям. Как у тебя с этим?

- Да, у меня это чувство, я не хотел бы хвастаться этим, но оно, наверное, более обострённое чем у обычного человека. То есть мы, за своей суетой и погоней за материальными ценностями теряем ощущение себя. Мы не слушаем себя. В горах интуиция, местами, играет ключевую роль. А в городе, то, что ты видишь, не всегда является правдой - оно организовано или выглядит красиво, но внутри оно по-другому. А когда ты приезжаешь в горы, особенно когда человек там впервые, всё вокруг является резким контрастом, потому что он видит реальные вещи. Получается что он прожил всю жизнь среди картонных идеалов и шаблонов, приезжает в горы и видит, что жизнь - вот она, она другая. Ну и, ведь не зря, даже Высоцкий в своих песнях пел, что плохие люди в горах не выдерживают, их горы не переваривают. Те люди, кто остаются в горах надолго, они не могут быть a priori плохими, потому что они прошли определённую школу жизни. Опять же, у меня было несколько интересных ситуаций, когда мы приехали на Памиро-Алай, в Матчинский горный узел, к сожалению, после 1992 года я туда не съездил ни разу, это мой идеальный район. Первые большие "пятёрки", азиатские масштабы. Получилось так, что люди приезжали позже, основная группа ушла, надо было чтоб человек остался, который знал тропу. Мы с другом Димычем остались, и потом, чтоб не терять времени мы ночью догоняли группу. Шли с фонарём, но тоже - где-то видишь, где-то не видишь, ещё много скота и ложных троп, приходилось рассчитывать на интуицию. Или вот когда спускались с Коммунизма, я попытался пройти через огромный ледопад, в итоге мы вышли ногами, верёвку нигде не вешали, когда мы утром выглянули из палатки, никто не поверил, что там вообще может человек пройти. А там я шёл и думал: "Здесь правее, тут левее, в эту дырку не пойдём, пойдём в ту". Я не знаю как это происходит, и на самом деле такие случаи почти в каждой экспедиции.

- Ну и напоследок, банальный вопрос. Как ты вообще склоны подрезаешь? Ведь, наверное, это всегда страшно.

- Да, к этому нет привыкания. И у бэйсеров нет привыкания. Каждый прыжок это адреналин, это страх. Так же и тут, не важно, сколько лавин ты проехал, следующая вообще может стать контрольной. Каждый раз это первый. Нет даже приобретения опыта, есть опыт выбирания пути - в прошлом году оторвалось здесь, в этом - здесь, проведу линию по-другому. Но нельзя говорить что всё пройдёт безопасно - нельзя.

- То же самое можно сказать и про альпинизм. Гибнут опытнейшие люди, например, когда погиб Алексей Болотов, я был просто потрясён.

- Да, про лавины и альпинизм разговор отдельный. Много ли ты видел альпинистов, кто ходит с бипером? Да никого! А кто носит с собой щуп хотя бы? Да, берут лопаты, потому что ночёвку нужно делать.
- Что ж, Макс, спасибо большое тебе за интересную беседу, за твои лекции. И, отдельно, хочу выразить благодарность за твою работу. Не только твою, а всех людей, кто борется с белым проклятьем.