Прерванный полёт

Потому что – в самОм факте существования такого праздника, есть доля его ратного труда. «Война – просто тяжёлая работа, которую мы выполняли», - говорил он. О подвигах особо не рассказывал. Но, вот лаконичная выписка из военного архива, по поводу награждения отца одной из его боевых наград – медалью «За отвагу»: «...уничтожил 3 военных грузовика и до 40 гитлеровцев». На памятнике – красная звезда и силуэт самолёта Ил-2. Штурмовика, на котором летал отец. Штурмовика, который разлетелся на куски от попадания зенитного снаряда; тогда отца записали в погибшие. Но он чудом выжил, всем смертям назло...
В руках у меня старая пожелтевшая газета «Знамя шахтёра» от 17 апреля 1985 года, орган Новошахтинского Горкома КПСС Ростовской области. Вновь перечитывая статью-воспоминание Алексея Милованова, боевого друга, однополчанина отца, мысленно переношусь в то далёкое героическое время, пытаясь осознать, что же чувствовал тогда расстрелянный зенитками и «мессерами» едва живой отец, когда вокруг враги и чужая речь; а он, раненый и контуженный взрывом, даже не может двигаться. Что дало ему силы выжить в тех обстоятельствах? Вера в Победу, в обещанное светлое будущее? Просто молодость? Ещё что-то? Увы, этого я уже никогда не узнаю.
«Самолёт старшего лейтенанта Виктора Антонова взорвался над целью. Командир упал в пекло огня. Часть самолёта отнесло далеко в сторону. Выброшенный взрывной волной из открытой кабины, отделился воздушный стрелок и раскрыл парашют. Немцы изо всех видов оружия били по парашютисту, трассирующие пули врага чертили смертельные стрелы вокруг висевшего на стропах человека. Земля ревела и стонала. Находившиеся в воздухе три ИЛа прикрывали спускавшегося на землю лётчика. Наши истребители ЯКи вели воздушный бой с «мессерами». Но вот парашют опустился и протянул по земле распластавшегося лётчика. Он не поднимался, лежал неподвижно. Земля вокруг была изрыта воронками из-под бомб и снарядов. Сесть самолёту, чтобы забрать товарища, не было никакой возможности. Шёл адский бой. Внизу, на земле врага, остался лежать старший воздушный стрелок Николай Суханов... Все тогда посчитали, что он погиб. В том тяжёлом бою погибли три экипажа: три лётчика, три воздушных стрелка. Три ИЛ-2 не вернулись на свою базу...
Много лет прошло с тех пор. В 1975 году, накануне 30-летия Великой Победы, Николай Емельянович Суханов ездил в места бывших воздушных сражений. Катастрофа произошла под прусским городом Хайлигенбайль, на территории окружённых со всех сторон нашими войсками гитлеровцев. Вражеский зенитный снаряд угодил в бомболюк, где находились противотанковые, термитные, бронезажигающие бомбы-«головастики».
Потом, через 30 лет, Николай Суханов разыскал однополчан и рассказал о том воздушном бое, о своих мытарствах.
-- Это произошло 25 марта 1945 года. Фашистские войска получили строгий приказ фюрера: удерживать занимаемые позиции любой ценой. Именно в это время мы с лётчиком и потерпели катастрофу. Я упал, что называется, прямо в «котёл», приземлившись в расположение немецкой интендантской части. В «котле» буквально кишели люди, техника. И особенно интенсивно бурлило в ночные часы, потому что только под покровом ночи можно было сравнительно спокойно передвигаться по перегруженным дорогам – днём их контролировала советская авиация. И всё это, живое, орущее, блеющее, двигалось в неопределённом направлении, всё ещё не веря в безысходность положения, ища спасительную лазейку и не находя её. Я был невольным участником этого сатанинского круговорота. Сутки возил меня на телеге старый немец Карл, - всё искал «госпиталь», где бы мог оставить надоевший ему живой труп. Наконец, он привёз меня в какой-то лагерь, где нашлось свободное место, и сдал санитарам-военнопленным, работавшим в этом лагере.
Здесь Николаю Суханову простой ножовкой ампутировали правую ногу. Примерно за неделю до прихода наших войск, на бараки, где лежали раненые, вдруг посыпались бомбы и застрочили пулемёты. Это пикировали наши родные «илюшины» и «петляковы». Свершилась невиданная подлость. Немцы убрали с крыш бараков красные кресты, а на территории лагеря установили зенитки, не пропускающие без обстрела ни один наш самолёт.
Но пришла долгожданная Победа. В июне 1945 г., с костылями под мышкой, Николай Суханов, находясь в одном из госпиталей, на прогулке встретил вдруг Шахматова и Гришаева, лётчиков нашего полка. Для них это была встреча с человеком, ушедшим в «мир иной», ибо в полку все считали его погибшим. В тот же день ребята перевезли его в свою часть. Родной полк вернул его к жизни. В Москве Николаю Суханову на спецзаводе изготовили протез. В 1967 году он уехал в Сибирь. Здесь он долгие годы работал инженером на заводе; воспитал детей, дождался внуков, а в феврале 1983 г. умер от фронтовых ран...
Но живёт и будет жить победа, ради которой он не щадил себя!»
На ветку сирени с уже по-весеннему набухшими почками, у памятника отцу, повязываю георгиевскую ленту. Она здесь не первая – три предыдущие, «ходили» со мной на пик Мунку-Сардык, высшую точку Саян, в честь Великой Победы. Наливаю стопку, ставлю к памятнику. За ТВОЮ Победу, отец! Как в песне Александра Маршала: «Давай-ка, батя, выпьем водки – за то твоё лихое время, за то твоё большое небо... за то, как ты горел и верил, надеялся и как любил...»
«А в ответ – только ветер...»
---------------------------------------------------------------------------------------------------
С разрешения старшей сестры Татьяны Сухановой, далее публикую её воспоминания о родителях.

Это была просто жизнь. Просто жизнь, как и у нас сейчас. Может быть, более трудная, но каждому поколению выпадают свои испытания, у каждого человека есть выбор; а бывает, и нет его.
Сначала – об отце. Суханов Николай Емельянович в 1938 году был призван в Красную Армию на срочную службу после окончания Иркутского педтехникума. Служил на Дальнем Востоке. Но началась война, эта наша самая страшная война, Великая Отечественная, о которой теперь порой говорят «неизвестная война». Да, можно тысячу раз переписывать историю или вообще не интересоваться этим, - но ведь были и есть люди, её пережившие.
Надо было защищать и восточные рубежи страны, там было неспокойно. Но мой отец подал рапорт о переводе его на запад. Окончил авиационную школу, стал воздушным стрелком-радистом. О своих заслугах говорил скромно: «Мы – что. Прилетели, отстреляли, отбомбили, улетели. А вот пехоте было сложно». Уже сейчас, читая выписки из центрального военного архива, думаю: «И это ему было не сложно и не страшно». Никогда и нигде не рассказывал о своих боевых буднях. Видимо, считал, что война – это необходимость и делиться воспоминаниями не хотел.
Отец ездил на встречи с товарищами 397 штурмового авиационного полка в Москву, в Ростовскую область. Был в Литве, где какое-то время располагалась их воинская часть. Это сейчас для прибалтийских стран Россия – враг, и русский солдат – ничто; но почему-то тогда, в 70х годах, отца там помнили, хорошо встречали. И это не пустые слова – позже ему отправляли оттуда посылки с замечательной самодельной копчёной колбасой в знак благодарности советскому солдату-освободителю.
Что ещё я знаю об отце? Награждён орденами и медалями. В период с 21.01.1945 г по 28.02.45 принимал участие в прорыве немецкой обороны и уничтожении окружённой немецкой группировки в Восточной Пруссии.
Кроме наград, у меня сохранились его голубые погоны с «птичками», как говорил отец. Когда-то, помню, в День Победы он прикалывал моему брату погоны, награды; и брат, ещё маленький, ходил по улице, гордился.
Отец дождался конца войны, выжил. Но чего ему это стоило! Последний его полёт был в конце марта 1945 года. Самолёт взорвался, но отцу каким-то чудом удалось спуститься на парашюте, получив при этом множество ранений. В полку его посчитали погибшим.
Но после страшных мытарств, немецких и советских госпиталей, всё же выжил. Дважды ему ампутировали ногу – гангрена. Что значила такая операция в военных условиях, как это надо выдержать… Я помню, что и на спине, и на второй, здоровой ноге у отца были глубокие вмятины – следы от пуль и осколков.
Демобилизация в сентябре 1945 года. Как же была счастлива его мать, увидев сына живым после полученной «похоронки». С 20 до 26 лет в армии, на войне, в госпитале. Что такое 26? Человек ещё очень молод; а уже нет ноги выше колена, контузия.
И ещё один его подвиг. Победа над собой, над инвалидностью. Учился, работал инженером на заводе, нас с братом вырастил; но, к сожалению, не сбылась его мечта – известным писателем не стал. Рано ушёл из жизни, в 63 года. Не успел закончить свой последний большой труд. Конечно, о войне.
Моя мама говорила: «Отец бы не пережил перестройку, ведь он очень верил в светлое будущее». И это так. Ведь кто, кроме неё, мог по-настоящему знать отца. И, кажется, благодаря таким людям, как он, мы победили в той страшной войне.
Теперь о матери. Суханова (Загоровская) Анастасия Николаевна. Два с половиной года её уже нет с нами, но у меня рана в душе ещё и плёночкой не затянулась. Ей был 81 год. Конечно, тяжёлая долгая жизнь.
Когда пришли немцы в их село на Украине, ей было всего 13. Оккупация. Фашисты жили у них прямо в хате, разрешения не спрашивали. Когда начался набор на работы в Германию, мать и другие подростки пытались спрятаться в лесу, но немцы их обнаружили. Она рассказывала, как пули свистят, какой это незабываемый звук, как отлетали от пуль веточки деревьев.
Высокую молодую девочку уже отвезли на сборный пункт для отправки в Германию. Моя бабушка бежала по снегу босиком за своей доченькой. Но в панике не растерялась, пригнала бычка фельдшеру; тот написал справку о какой-то страшной болезни, и мать отпустили домой. Было так: днём – немцы, ночью – партизаны. После освобождения села – работа на колхозных полях, школа. По окончании войны мать очень хотела стать агрономом, было у неё даже направление от колхоза на учёбу.
Но не получилось. Бендеру на Украине сейчас провозгласили героем. А после войны его приспешники пообещали мать убить,- активная и умная была комсомолка, депутат сельсовета. Бабушка очень испугалась и отправила её в город к дяде.
Трудно было всё, даже освоить русский язык. Но закончила школу мастеров при металлургическом комбинате, одна из женщин работала оператором огромного прокатного стана в цехе. Там же, на заводе, встретилась с отцом.
Покалеченный войной человек. Как много было у неё терпения и силы, жизнелюбия и упорства. Она ему во многом помогала, разделяла его взгляды на жизнь. Я понимаю, насколько трудно было маме даже в бытовых вопросах; ведь для неё, как и для отца, война не закончилась в 1945. Отец был мужественный человек, старался не показывать свою инвалидность, работал; но как тот протез натирал оставшуюся от ноги культю. И ведь тут уже была мамина забота, внимание.
Родила нас с братом, вырастила, постоянно работала, занималась общественной деятельностью, не однажды избиралась депутатом городского совета. Награды за труд тоже хранятся у меня.
Часто пересматриваю семейные реликвии, старые фотографии. Вспоминаю, как мама пела, у неё был голос редкой красоты и силы, как отец читал ей газеты, пока она готовила обед или что-то вязала. Жили они в мире и согласии, несмотря на перенесённые трудности. Кажется, в них была вера в жизнь, какой-то оптимизм, хотя и не реализовались все их таланты и мечты.
Горжусь своими родителями. Кто они? Герои или просто настоящие люди?
И вот она – 67 годовщина Великой Победы.
Всё изменилось: другие ценности, другое мировоззрение.
НО… чтобы помнили…