Денис Урубко. "Я прихожу в горы за любовью..."

Законы выживания диктуют людям правила – оставаться в тепле, спокойно жить и хорошо есть… А ты оправляешься за опасностью, холодом… Не противоречит ли это природе?

Это происходит не только в горах. Когда человек на лезвии между жизнью и смертью, то возникает специфическое ощущение – мы видим жизнь гораздо глубже, ее ценность намного слаще, мы ярче понимаем смысл, суть своих действий. Думаю, в этом кроется одна из причин, почему люди идут на риск. Потому что «извне», с границы лучше видно свое «Я», подлинную суть.

И что ты чувствуешь, когда кто-то предполагает попытку восхождения на зимний 8000-ник? Это самоубийство, сумасшествие?

Возможно, что данный человек хочет пойти на запредельный риск для того, чтобы быть уверенным, что он живой. Потому когда рискуешь в поединке, идешь ва-банк в бизнесе, ты ощущаешь реальность гораздо отчетливей, чем в любой стабильной ситуации. Есть еще один хитрый момент. В польской зимней экспедиции на К2 мы провели на леднике три месяца. Я не мылся, не брился, все были очень замерзшими, оголодавшими. И возвращение в цивилизацию было истинным наслаждением – всего лишь от возможности свободно дышать, от каждого глотка воды, улыбок девушек. Чистые эмоции, что мы могли получить в нормальной жизни – в сравнении с тяжелыми условиями дикого мира.

Ты совершил все восхождения без использования искусственного кислорода. Как твой организм реагирует на высоту? Были ситуации, когда ты встречался с призраками? Некоторые альпинисты испытывают галлюцинации.

Такие моменты были. Но не потому, что я поднимался на высоту без кислорода. Однажды я совершал зимнее одиночное восхождение на вершину около 4000 метров рядом с городом Алматы в Казахстане. На обратном пути, полностью уставший, голодный и иссушенный двумя сутками без глотка воды, я увидел на морене другого человека, который указывал мне направление пути. Да, такое было. Не на Высоте… Однако, после высотных экспедиций я понимаю, что мое сознание меняется… иногда сложней вечером, иногда лишь на час. Нынче я слабей соображаю, не такой «шустрый». Возможно, связано с возрастом, но я воспринимаю это и как «подарок» от Высоты. И не такой резкий нынче, к примеру, чтобы отвечать на твою улыбку. Помнишь, когда делали фотографии вместе, ты была очень внимательна… Я же, наоборот, находился в состоянии стресса, уклонялся… Иногда в нормальной жизни случаются казусы.

Было сказано, что одним из самых опасных проектов стал Чо-Ойю. Ты думал, что невозможно спуститься, что вы обречены. Каково это – быть готовым к смерти?

Да, конечно… Думается, что в твоей жизни тоже случались моменты, когда ты была в состоянии принять смерть. К примеру, когда теряла настоящую любовь. Вообще, Любовь – наиболее сильная эмоция в жизни. Любовь и ненависть… А все остальное лишь дополнение. Я прихожу в горы за любовью, чем-то большим, чем желание совершать восхождения. На Чо-Ойю я был готов к смерти, потому что заплатил огромную цену, вошел в это нервное состояние. Это было невероятное желание, самое сильное в тот момент – достичь цели, заполучить вершину, выложиться до предела… И я был готов заплатить любую цену, даже умереть.

Артур Хайзер после гибели Ежи Кукучки ушел из альпинизма на 20 лет. Потом вернулся, чтобы погибнуть на Гашербруме-1 прошедшим летом. Ты тоже терял друзей. Появлялась ли злость к горам?

Конечно нет. Я не понимаю таких отношений, хоть и уважаю их, конечно. Некоторые люди полагают горы частью своей души, чем-то живым, природой, космосом, полным ответов на вопросы… Но для меня горы всего лишь куски скал и льда, камни и небо, ничего больше. Это своеобразный стадион. И было бы сумасшествием злиться на стадион. Я не испытываю эмоций или сложностей между собой и горами, потому что они – ничто. Мы, люди, приносим туда свои души, наше сознание, гуманизм. Которые оживляют, Осознают эту природу. И в силу этого кто-то полагает, будто горы являются чем-то… Но это лишь камни и лед.

Ты терял друзей в горах…

Да, больше тридцати человек. Не просто кого я видел раз или два на пути… А тех, с кем соединяли настоящие отношения. Каждая смерть сильно задевала меня. Но я стараюсь думать, что это лишь большая цена, которую друзья заплатили на пути к цели. За свою любовь.

Весной, когда вы пытались подняться на Эверест, погиб твой друг Алексей Болотов. Можешь ты рассказать, что произошло?

Это была очень ясная простая ситуация. Мы воспользовались старой веревкой, которую оставил кто-то из предыдущих восходителей, возможно, какие-то туристы. Алексей спускался первым. Конечно, я сильно переживал, но Леха был специалистом… у которого за плечами огромный опыт. Поэтому он начал спуск. А веревка была очень старой, думаю, около 3-4 лет… такая пластиковая, не нормальная альпинистская веревка, а такая, что используется в Гималаях в качестве перильной, на ледопадах, к примеру, на сравнительно простых склонах… Леша нагрузил веревку, спустился десяток метров на вертикаль, а она слегка шоркнула по камням, перетерлась после нескольких оборотов, и Алексей сорвался. Этот момент я часто вижу во сне. Иногда выпадаю из реальности днем – в мыслях только его крик, удары по скале. Тяжелое воспоминание. В первый месяц-два я проживал это каждые 10-20 минут. Теперь реже. Это пример того, что время – сильное лекарство. Мы забываем детали, но нельзя отказываться от урока.

В одном из интервью ты сказал, что горы – не главное в жизни. Приоритетом является семья. Затем работа, чтобы кормить семью. Следом по важности образование, чтобы получить работу. И лишь потом горы. Но они оказывают сильное влияние. Если ты потеряешь возможность ходить в горы…

Я потеряю все остальное. Станут не важными семья, дети, работа, остальное… Но горы отнюдь не самое главное. Конечно, для большинства это хобби. Для меня альпинизм – работа. И конечно, мне приходится выполнять эту работу чтобы жить, поддерживать детей, семью. Потому что работать приходится каждому. Тебе, мне, фотографу… Каждому достается своя часть. Ты работаешь ТАК, потому что тебе нравится ЭТО. А я люблю свою работу… вот и всё. И если не будет возможности ходить в горы… мне будет сложно. Другой пример: если ты целиком посвятишь себя семье, получится, что у тебя не останется личного увлечения, не нужно будет образование, ты многого лишишься. Как интересных страниц, которые надо было прожить.


Что думает твоя жена об альпинизме? Говорит «Денис оставайся дома»?

Каждый хочет видеть своего дорогого человека в безопасности. Конечно, жена говорит мне – завязывай с экстремальным альпинизмом. Однако, как умная девушка, понимает, что если я откажусь от гор, то потеряю красивые грани своей жизни, яркие краски. Мне приходится нервничать, когда Ольга отчаливает на дайвинг. Тогда я жду на берегу, переживаю в течение нескольких часов. Но прекрасно понимаю ее чувства.

В Польше опубликован доклад о трагедии на Броуд-пике. По мнению многих Адам Белецкий поступил плохо, не дождавшись остальных. Однако, он упомянул, что недавно получил письмо с поддержкой от тебя. Что ты думаешь о той ситуации?

Возможно, я буду плохо выглядеть в глазах части общества… Но мне кажется, что Адам поступил верно. Он вернулся, и это было наилучшим решением в тот момент. Мы можем представить, как он дожидался бы остальных. Тех, кто не мог двигаться самостоятельно. Ничего поделать Адам не смог бы. Я знаком с такой ситуацией на Высоте. Если что-то случается, то ты можешь лишь демонстрировать свою дружбу. Ни глотка воды, ни продуктов, ничего. Всего лишь возможность выбора пути.

Однако, эта линия была очевидна всем, особенно для Мачея. Он уже был там однажды. Другой пример. Ты и я – собираемся подняться на Эверест без кислорода. Отказываясь от необходимых тренировок, ты больше времени проводишь с друзьями, уделяешь внимание работе, заботишься о семье. Но во время восхождения тебе не хватает сил на совместные действия. Потому что я все время посвящал тренировкам – в ущерб работе и семейным отношениям, дружбе. И оказался готов к восхождению. Конечно, я не в курсе подготовки участников восхождения на Броуд-пик, однако видно, что один был пожилым человеком, а другой намного моложе. Тот альпинист, который в силу возраста имел громадный опыт, просто обязан был отдавать себе отчет, что не настолько силен, как юный участник. Нужна величайшая подготовка до проекта… И мы должны понимать, как много сил и времени Адам отдал на алтарь своей горы. А так же, что был не в состоянии оказать помощь кому-либо в тех условиях. У меня не получается сказать что-то плохое про Адама, потому что он сделал все возможное. И даже помог Артуру Малеку – тот нашел спуск в Четвертый Лагерь благодаря Адаму… возможно, и глоток воды в палатке.

Схожая ситуация происходила в 2004 году на Аннапурне. Мы поднимались с Симоне Моро, когда он почувствовал себя плохо, и через 200-300 метров пути был вынужден вернуться в платку. Он не спал, всю ночь грел воду, слушал, что происходило вокруг. А я спускался в одиночку на одной интуиции… ничего не соображая, невероятно уставший. Иногда я кричал в пустоту, в надежде на помощь, на чудо. И веривший в такое же чудо Симоне услышал этот призыв. И ответил мне… вот почему я теперь сижу здесь. Потом он напоил меня. Если бы мне не удалось самостоятельно двигаться, то Симоне ничем помочь бы не сумел. Высокие горы это мир простых истин, где нужно быть честным прежде всего перед самим собой.

В горах можно рассчитывать лишь на себя самого?

После попытки штурма К2 зимой 2003 года я спускался из последнего лагеря с Марчином Качканом. Удалось ему помочь только благодаря перильным веревкам. Если бы он не был в состоянии самостоятельно держаться на ногах, то ничего бы не вышло. Я закреплял его спусковое устройство, страховал сверху. И он был в состоянии шаг за шагом двигаться вниз. Так же обстояла ситуация с Анной Червинской на склоне Лхоцзе. Если бы она не держалась на ногах, то осталась бы там навсегда. Я мог потихоньку тащить ее, но к утру она бы умерла. Вот когда с Симоне Моро мы лезли зимой на Макалу, то напоминали двойняшек – одинаковый уровень подготовки. Схожий уровень мотивации. В самом деле, если бы с одним из нас что-то случилось, то второй тоже умер бы. Никаких сторонних шансов на помощь.


Ты родился в России, затем жил в Казахстане, а нынче снова вернулся в Россию…

Да, я опять поменял гражданство…

Почему?

Я и сам с трудом понял эту сложную запутанную ситуацию. Почти 20 лет продолжалась служба в армии. Однако, руководство решило, что не нуждается в моем опыте, и вышвырнуло прочь. Я потерял работу, которая была для меня Всем – восхождениями, инструкторской деятельностью… отнюдь не из-за денег. После 20 лет жизни в Казахстане я оказался у разбитого корыта. Ни жилья, ни работы. Ничего. Мне пришлось тщательно взвесить: родители в России, жена россиянка, маленькая дочь в России, хорошие связи с российскими альпинистами Болотовым, Ручкиным и другими… Зачем оставаться в Казахстане, цепляться за прошлое? И я снова оказался на родине.

Но почему ты оказался не нужен? Один из величайших альпинистов…

Благодарю за комплимент… Однако, в Казахстане есть и другие горовосходители. Возможно, они там более востребованы. Ответ только такой. Мне не хотелось уговаривать «возьмите меня»… нет. Если кому-то не нравлюсь, не нужен – я уйду. У меня осталась свобода действовать по своим убеждениям, открывать в жизни новые страницы. Смотреть в твои глаза, отвечать на твою улыбку, беседовать о горах. Находиться в Польше, встретить пана Богдана Янковского, друзей из Вроцлава… Вот такие радости.

Планируешь ли что-то в Гималаях и Каракоруме? Есть надежда вернуться на Эверест, или ты стараешься об этом не думать?

Сказать честно? Хочется. Есть мысли. Однако, я не знаю, как подойти к этому, когда и зачем это нужно. Если всё сложится удачно, то весной хотел бы попробовать себя в новой линии на Канченджангу.



Денис Урубко для Katarzyna Piwońska