ИСПОЛНЕНИЕ ЖЕЛАНИЙ

Внимательно изучив карты и отчёты, я понял, что второй раз туда не пойду, и значит обойти нужно весь район по максимуму. Вместо предельно тогда допустимых шести перевалов и трёх из них 2А, я заявил четырнадцать и восемь, четыре из которых были со звездой. Предполагая, что мой максимализм не будет по достоинству оценен МКК, я начал их атаковать ещё зимой. Тем более что летом времени не было: предстояло сводить в мае двойку на Кавказ, в июне сходить там же тройку, в июле пятёрку на Памире и сразу же ехать на Тянь-Шань. Мой первый приход в комиссию был оценен как верх наглости. Имея 4-ку участия и 1-ку руководства припереться с таким маршрутом! Доводы о том, что два перевала на заброске и не считаются, два радиально, а парочку вообще траверснём, и всего-то девять остаётся, разбивались, как о бетонную стену. Пришлось включать все свои связи и знакомства. Мои еженедельные приезды и поручительства сделали своё дело – лёд тронулся. МКК решила проверить группу на местности. Погоняли нас в Полушкино по льду в Полушкинои скалам, после чего со многими категоричными оговорками об обязательном прохождении всех трёх походов до заявляемого маршрута, всё-таки подписали книжку. Неожиданно на наши головы свалилась новая беда – в апреле, за пару недель до отъезда, закрыли Кавказ из-за лавинной опасности. Но паровоз тронулся и остановить его уже было нельзя, тем более, что за стоп кран никто дёргать не собирался. Срочно переиграли Кавказ на Памиро-Алай и я сводил двойку на Памиро-Алае. Потом Кавказ, следом Памир и наконец, квартирьеры собрались в Алма-Ате, чтобы сделать заброску в долину Левого Талгара.
Проблемы начались с первого дня. При подъёме от Медео на плотину нас остановил милиционер и сказал, что вверх не пустит, даже если мы разрешение от Горсовета предъявим.Прикинувшись законопослушными овечками, мы повернули обратно. Отойдя за поворот и поймав попутный грузовик, залезли в кузов, накрылись брезентом и благополучно доехали до Чимбулака.Поднявшись до первой станции, уговорили местных рабочих забросить нас наверх канаткой. Первым загрузили меня, потом одну из девушек, а следом поехали рюкзаки. Когда вся кавалькада отчалила, пришёл главный инженер, наорал на подчинённых, вырубил электричество и запер электрощит на замок. Сижу в кресле с рюкзаком на коленях уже полчаса и смотрю вниз. Подо мной метров десять. Прыгать нет никакого желания, а вот курить и писать очень хочется, но спичек нет. Подошли остальные. На моё счастье у кого-то оказался репшнур. Просто так закинуть конец не получилось, поэтому к нему привязали камень и стали продолжать попытки. С третьей я его поймал, но первые две были тоже очень болезненными. Спустил рюкзак и потом сам съехал в трениках классическим дюльфером. Штанишки этого спуска не перенесли. Нужно отдать должное господину Дюльферу – у него, наверное, были бёдра, как у верблюда пятка. Операция по снятию нашей девушки была ещё более эмоциональной. Она хоть и брюнетка, но понять, что для спуска, ей нужно отцепить руки от кресла, долго не могла понять.Пришлось применить страшную угрозу об отказе в сладком на весь маршрут.К вечеру включили канатку, мы получили свои вещи на верхней станции и с трудом притащились на перевал Талгарский. Чтобы хорошенько отдохнуть, решили расписать пулю десяточку. Вставать и идти никому не хотелось, и отдельные индивиды начали чересчур долго думать. Эх, знать бы тогда, что игра в прэф на перекурах станет потом маниакальным увлечение...На следующий день занесли заброску под ледник Тогузак, переправляясь по дороге через рукава, разлившегося Левого Талгара.Наша палатка обладала одним огромным преимуществом. Сделанная из однослойного парашютного капрона, она весила всего 700 грамм. Но на этом все её преимущества и заканчивались: под дождём она сразу промокала, в мороз тепло не удерживала, а в жару работала как печка, пропуская весь ультрафиолет внутрь. Зарядивший с вечера снегопад не прекращался до утра. Лёжа в луже воды, мы отбивали зубную чечётку. Едва дождавшись рассвета, побросали шмотки в мешки и без завтрака побежали вниз, в Алма-Ату – отогреваться. От бега по тропе зубной мандражь прекратился, и начали включаться мозги и голод.За ланчем обсуждали альтернативу выхода из ущелья. Бутаковским перевалом вроде короче, но опять попадём в Малую Алмаатинку, а через Котур-булак в посёлок «Горный садовод», одно название которого говорило само за себя. Очень уж хотелось попробовать знаменитых яблок «апорт». Пробегая мимо поворота тропы на Бутаковский, не внял здравому смыслу и, одержимый витаминным голодом, повёл на Котур. Казалось вот он – рукой подать, сейчас через эту седловинку перевалим и пойдём на спуск. После третьей седловинки начали одолевать сомнения. Но возвращаться – плохая примета. Выбравшись к вечеру на перевал, замерли от потрясающей картины Алма-Аты в лучах заходящего солнца. Горы больше не заслоняли горизонт, и он раздвинулся и вширь, и вдаль. Было впечатление, что мы не на трёх километрах, а смотрим на эту красоту с самолёта. Так и стояли бы, любуясь, но желудочный сок дал команду нашим ногам. Уже в темноте набрели на кош чабанов. Вся поляна в бараньем дерьме, до воды далеко, но выбора не было после двенадцати часов пешкодрала. Пропустив от усталости, мимо ушей замечание пастуха, что, дескать, здесь медведь шалит и уже двух коров задрал, я схватил автоклав, фонарь и отправился вниз по логу. Ровная, пологая тропа должна была вывести к роднику. Насвистывая, вприпрыжку побежал по ней. Появившийся впереди силуэт, принял за телёнка или за очень крупную собаку. Собак, в принципе, не боялся, ведь они нас недавно обнюхали, но на всякий случай свистнул погромче. Силуэт растворился в ночи, и я продолжил свою припрыжку. И снова силуэт. Я свистнул – он пропал. Под ложечкой что-то засосало. Вспомнились слова чабана. Я включил фонарь и посветил на тропу. Медвежьи следы ни с чем не спутаешь! Кажется, даже шляпа приподнялась от ещё росших в то время на моей голове волос. Двумя годами раньше я встречался с косолапым на Кавказе. Я представлял всю мощь этого зверюги, у которого здоровенные булаганы вылетали из-под задних лап, когда он нёсся вверх по крутому склону. Встречаться с ним ещё раз в мои планы не входило. Сейчас это называется модным словом скайраннинг, а тогда я просто выронил из рук автоклав с фонарём и дал такого стрекача вверх в темпе стометровки, что казалось, будто вижу впереди свою рубашку. При моём появлении посыпались вопросы: «Где вода?», «Где автоклав?», а я только рот разевал, как рыба на берегу. Отдышавшись, рассказал и тут же был поднят на смех. А воды хотелось, потому что спирт мы ещё молоком не пробовали разбавлять. Зарядил ракетницу, взял пару запасных патронов, плоский камень для удара о него «пускачём», фонарь и пошёл на вторую попытку. Не встретив никого по дороге и вернувшись с водой, за ужином опять нарвался на кучу подколов. На следующий день желание попробовать так и не исполнилось - они ещё не созрели. Но на пасеках, стоящих вдоль дороги, порезвились как Винни-Пухи и, даже по приезде в Алма-Ату, вокруг нас роились пчёлы. Вечером, встретив остальных (команда та же, что и в маршруте, описанном в "ЗОЛОТАЯ ОСЕНЬ НА ПАМИРЕ", поэтому и кликухи у персонажей те же), опять приехали на Медео в уже обжитую нами берёзовую рощу. Стали лагерем, и до поздней ночи над Медео слышна была наша гитара. Утром делёж продуктов и снаряжения затянулся до самого ланча. Наученные прошлым опытом, поймали тентованный грузовик и беспрепятственно миновали милицейский кордон. Акклиматизацию начали в урочище Туюк-су, одном из красивейших уголков долины Малой Алмаатинки, а для продолжения опять перебрались в ущелье Левого Талгара, поближе к заброске.Большинство команды тогда впервые увидело эдельвейсы. Невзрачный цветок, но легендарный.Меня всё время поражали цветы в горах. Растут на голых камнях, иногда их засыпает снегом, а они всё равно живут. Чем питаются их корни – для меня неразрешимая загадка. Чтобы не сломать себе голову напрасными раздумьями, я их сфотографировал. Встречу настоящего ботаника – покажу, пусть у него потом голова болит. Своих-то было пол группы, но они не по образованию были ботаники, а по складу характера.Под конец акклиматизации поднялись на перевал ОПТЭ высотой 4200 м. с ледника Шокальского.Поняв, что самочувствие уже хорошее вышли на основной маршрут.Поднявшись на гребень, слегка подкрепились.Сделали по заданию ВЦСПС рекламные снимки их фирменных кошек.И пошли траверсом Заилийского Алатау на юг.Но завидный аппетит и нежелание таскать на себе тяжёлую ношу, опять привели нас в ущелье Левого Талгара.Наконец-то днёвка! Можно позагорать на солнышке и расслабиться в тени. Можно расписать пулю, не торопясь от того, что вот-вот закончится перекур, и долавливать мизер придётся уже на следующем привале. Можно спокойно послушать гитару и попеть песни. Можно наесться до отвала. Можно вообще ничего не делать. Не жизнь, а малина! Но всё хорошее быстро проходит. Днёвка показалась такой короткой.Забросок впереди не предвиделось и в Алма-Ату возврата быть не могло. Теперь наша цель – Иссык-Куль, а для этого предстояло опять залезть в снег и для начала перевалить через Заилийский хребет.Тонкий фирн на льду и убогость разрекламированных кошек вынуждали рубить ступени.Преимуществом в этом районе было то, что в основном снег и лёд лежали на северных склонах, а спуски на юг были пологи и безснежны. Поработав с утра и пообедав на перевале, можно было расслабиться и на сытый желудок спокойно сползать по живым сыпухам. Так было и на этот раз. Сбежав с перевала к леднику Мошковцева, наткнулись на песчаные площадки и чистейшее озеро, напоминавшее об Иссык-Куле в микроскопическом масштабе. Тигрица сразу же залезла в воду прямо в одежде.Что ей двигало: желание немедленно искупаться, пусть даже в одежде, или желание покрасоваться перед нами без неё, нам оставалось только догадываться. Во всяком случае, всем понравилось.Очередной перевал, на этот раз через Чилик-Кеминскую перемычку.И опять подъём, но уже к Кунгею – последнему хребту, отделявшему нас от цели. Эти слайды эпохи «брезентового» горнопроходимства, сейчас невольно вызывают улыбку, а тогда за штормовки и штаны ещё повоевать приходилось в турпрокате.Утренний подъём на травянистой лужайке среди зелёных кустиков всегда приятен после дней проведённых в снегу. Уходить из этого райского уголка совсем не хотелось, но хроническое чувство голода и близость Иссык-Куля (оставалось 2 перевала из 14) заставляли шевелиться.Долина Чон-Ак-суу встретила приветливо. Часто встречающиеся коши вынуждали останавливаться для дегустации местного кумыса, айрана и свежеиспечённого хлеба, которые только увеличивали аппетит. Едва миновав пик Советских Топографов, решили отобедать у особенно радушных пастухов. Пока наша тигрица усмиряла местную клячу,а комиссар обучал премудростям великого русского языка киргизёнка, на лице которого было написано полнейшее благоговение перед «сагибом»,я торговался с хозяином из-за сурковых шкурок и случайно обратил внимание на две вздувшихся фиолетового цвета тушки сурка, над которыми роились мухи. На мои вопросы, что он с ними делает, и кто их ест, он ответил прямо: «Собаки эту дрянь не едят, хотел уже выкинуть, но тут вы подошли. Может, возьмёте?». Уговаривать меня не пришлось – внутренне я давно был согласен. Возник вопрос – кто их будет потрошить. Сильный пол сразу ослабел, а вот тигрица взяла нож и начала деловито их разделывать. При первом же операционном надрезе, некоторым сильнополым схужело, а остальные предпочли отвернуться. Чтобы привести себя в психическое равновесие, стали активно нажимать на кумыс. Когда «хирургиня» вымыла тушки, они приобрели вполне аппетитный розовый цвет и уже не вызывали отвращения, а скорее наоборот. Засунув их в автоклав, мы пошли вверх по долине. Правда, далеко уйти нам не дали крепкий кумыс, ударивший не только в головы, но и в ноги, и мысли о предстоящем ужине. Разожгли примуса и начали ждать приготовления, коротая время за преферансом. Через час проявились первые признаки нетерпения, но вскрытие автоклава показало, что никаких подвижек нет. Мясо, каким было жёстким до варки, таким и осталось. Пришлось пойти на крайние меры. Я закрутил намертво стравливающий клапан, включил на полную оба примуса и стал с интересом наблюдать, что же будет дальше. Глядя на мои манипуляции, картёжники бросили игру и с любопытством присоединились ко мне. Минут через десять клав начал приподниматься и изменять свою ориентацию в пространстве. Причина была видна невооружённым глазом – дно бидона начало выпучиваться. На всякий случай мы залегли за естественным бруствером из камней. Разгорелся спор, что произойдёт раньше: оторвёт крышку или лопнет автоклав. Оба варианта грозили нам потерей ужина. Тем временем у него начали раздуваться бока, но смельчаков подползти и выключить примуса не нашлось – видно у всех пропал аппетит. Ещё пару минут, раздался хлопок, крышка изогнулась и из под неё начала хлестать струя перегретого пара. Этот принцип работы крышки в качестве предохранительного клапана через десяток лет Витя Николаев положил в основу своей конструкции автоклава. Поняв, что бидон уже не взорвётся и ужин спасён, я подошёл к примусам. Манометр показывал рекордное давление – две атмосферы! Последние минуты ожидания были самыми томительными. Терзаемые муками голода, все хотели немедленно приступить к обжорству. И чудо свершилось – праздник живота начался. Оказалось очень вкусно. Мясо напоминало по вкусу кролика, но пожёстче и будто немного подперчёное. Наелись до отвала и улеглись в палатку, в ожидании признаков отравления – всё-таки тушки были не первой свежести. Я на всякий случай вогнал красную ракету в пускач, чтобы при первых же симптомах успеть подать сигнал SOS. На удивление всё обошлось. Утром, не успев переварить вчерашний ужин, собрались и двинулись вверх. Нам предстоял последний рывок через два перевала. За перегибом ледника началась зона закрытых трещин, и мы с тёзкой, в ожидании остальных, сели на рюкзаки и стали разматывать верёвку. Вдруг снизу раздался крик комиссара: «Завхоз в трещину ёкнулся!». Бросились на выручку. На наших следах зияла дыра. Что заставило лёд проломиться: крупное телосложение завхоза, которое полагалось ему по должности, или роль последней соломины на спине верблюда сыграл непереваренный сурок, для нас осталось загадкой. А на лицо были. тёмный пролом во льду и крики завхоза из его глубины. Когда оправились от первого шока, сбросили вниз конец верёвки и вытянули прицепленный им рюкзак. Не хило – метров двенадцать. Но с самим завхозом пришлось повозиться - не обошлось без полиспастов.Общими усилиями и бурлацким трудом вытянули его на поверхность.Последний метр он решил одолеть сам.Затянувшись беломориной, он начал смачно делиться впечатлениями, а мы слушали, открыв рот, ведь так глубоко из нас тогда ещё никто не падал, и удивлялись тому, насколько растягивается время в критических ситуациях (по длительности его рассказа, он падал не менее трёх минут). Произнёс он примерно следующее: « Когда подошёл к мосту, на котором были ваши следы, решил проверить его на прочность. Топнул по нему ногой и лёд разверзся. Падая, принял позу эмбриона и ждал, когда меня заклинит. Но вместо этого, меня обо что-то стукнуло, развернуло, и я полетел уже головой вниз, в огромный зал. Вот тут-то и замелькали перед глазами кадры из прожитой мной жизни. Хорошо ещё, что на голову упал, а то сломал бы что-нибудь. А потом сел одевать кошки и стал кричать, чтобы вы про меня случайно не забыли». Наивный человек – кто же в походе про завхоза забудет? Поблагодарили судьбу за то, что всё обошлось, перекурили, навьючились и дальше шли только в связках, решив, что теперь уж только на моренах развязываться будем. Заход солнца в тот день был очень зловещим. Серые тучи вдруг стали медно-красными,а потом как-то сразу почернели, навевая могильную тоску.Перевалы к этому времени окончательно надоели, а кратчайший маршрут между двумя точками, как известно, прямая. Поэтому последний мы брали в лоб по льду, не отягощаясь поисками более простых путей.К концу похода создалось впечатление, что весь маршрут – это неоконченная карточная игра, прерываемая только вынужденными переходами с места на место и сном. Но особенно приятно было расписывать традиционную ежепривальную пулю уже на южной стороне Кунгей-Алатау от того, что уже, ни шагу вверх, а только вниз. Да, и идти было уже не в чем. Из дыр на советском вибраме местами выглядывали носки (фото снизу). Тест на износостойкость они явно не выдержали.Мы всё-таки прошли заявленные 14 перевалов за 21 день. Мы излазили самую высокую часть Северного Тянь-Шаня вдоль и поперёк и действительно в этот район идти во второй раз уже не хотелось. Теперь оставалось выполнить второе желание, и хотя путь был неблизким, но мы рвались к Иссык-Кулю, как изюбры во время гона. Был ещё один соблазн. Нас ожидал тёплый приём в хуторе «Прогресс» и изобилие фруктов в полное распоряжение. В первый же вечер хозяйский сад подвергся нападению туристской саранчи, а следом в расход пошли все закрепляющие средства из аптечки.Иссык-Куль тоже не обделили вниманием. Всем хотелось окунуться в тёплую воду, а тем, кому не досталось таблеток, ещё и подмыться.Наученные вчерашним опытом, наутро действовали строго по плану: аптека, базар, озеро. Приспособились есть ягоды и фрукты с таблетками вприкуску – это лучше, чем запивать вонючим пивом местного разлива.Купание собственных тел мы чередовали с купанием лошадей из расположенного рядом конезавода,а иногда были не прочь и покататься.Наверное это в крови человека: как только достигаешь цели, то сразу же теряешь к ней интерес. Так произошло и с нами – привычка двигаться взяла верх. Мы не выдержали пляжного отдыха и трёх дней. Потянуло домой, на грибалку.
Эпилог этого рассказа я решил опустить, а вместо него выразить огромную благодарность тигрице за предоставленные ею слайды и большом участии в очищении их от кетчупа и мух.