Пашина закладка.

Был дождливый крымский октябрь. Все уехали, вообще все. Остались только мы с Вахтангом, простым русским парнем украинского происхождения с татарской фамилией, в юности занимавшимся то ли гимнастикой, то ли акробатикой, и поэтому очень хорошо лазающим. Может быть, он хорошо лазил по каким-то другим причинам, но для этого рассказа важна именно то ли гимнастика, то ли акробатика и скоро станет понятно, почему.
Мы жили под Айей в пещере, которая на самом деле была просто норой под огромным камнем и целыми днями с тоской глядели на мокрые скалы... Когда с утра дождя почему-то не было, мы хватали веревку и бежали куда-нибудь, лишь бы подальше от опостылевшей норы. Уехать не могли — билеты были куплены заранее, а денег - пятнадцать копеек на двоих.
От нечего делать излазали все, что могли: что-то не раз, а что-то даже и не два, и наконец решили, что готовы идти на «Левую штанину» - на тот момент самый сложный маршрут на Кушкае. Лезли его в то время не так, как сейчас: тогда не уходили после первой половины траверсом на параллельную «Правую штанину», а шли прямо вверх по нависающей желтой стенке, а потом брали еще левее, и заканчивали там же, где заканчивался маршрут «Яйцо» (он же - «Контрфорс»).
Описание, которым мы пользовались, было написано Валентином Соломенцевым — он чуть раньше сходил вышеупомянутую «Левую штанину» с известным позже по своим подвигам на Морчеке Иваном Ершовым, который тогда ни о какой Морчеке еще и не мечтал и был просто Ванечкой. Устное Ванечкино дополнение к сухому описанию Соломенцева было эмоционально-нецензурным и сопровождалось бурной жестикуляцией с расплескиванием разнообразных напитков, что еще больше распаляло рассказчика. Среди цензурных можно было разобрать четыре слова: «Пашина закладка» и «Налей еще». Пожалуй, и все.
История этой, столь часто упоминаемой Ванечкой закладки достаточно проста: ее оставил несколькими годами раньше наш товарищ Павел Северов. Почему ее не вытащил тот, кто лез за ним - непонятно, а Ванечкина реакция, напротив, понятна и объяснима: не поверив в Пашину закладку, он положил рядом что-то свое, но когда несколькими метрами выше сорвался, повис именно на закладке Северова. Все, что положил он сам — вылетело.
Мы читали описание, вспоминали рассказы Ванечки и боялись изо всех сил. С нами боялась дикая кошка, которая тоже жила под нашим камнем. Она боялась, что если мы уйдем, то никогда больше не будем ее подкармливать. Мы боялись примерно того же, но с другой стороны. В общем, всей своей отважной компанией мы оттягивали выход на «Левую штанину» как могли — дождь, сыро, кошка - но все равно на ней оказались...
Первую часть лез Вахтанг, и каково ему там было — пусть рассказывает сам, он для этого закончил Литературный институт им Горького. Честное слово!
Мне для начала досталась та самая желтая нависающая стенка, о которой Соломенцев писал : «По стене идет шлямбурная дорожка, которая выводит в как бы сильно наклоненное к морю корыто» (пишу по памяти, Валя извини, если путаю порядок слов). Устно Соломенцев добавил, что основная проблема на этой стенке — большое расстояние между шлямбурами: били, похоже, с платформы. Но я дотянулся и расслабился, и как оказалось, зря: дорожка кончилась, а нависающая стенка еще нет. Вместо дорожки началась тонкая слепая и раскрывающаяся щель, но поскольку единственной книгой в нашей пещере было фундаментальное исследование на восемь страниц о комбинировании крючьев и закладок в раскрывающихся слепых щелях, я справился и вылез в это самое «сильно наклоненное к морю корыто». После этой фразы, кстати, я понял, чтто тоже могу стать писателем. Корыто и вправду было наклоненным: мы с Вахтангом даже чуть не выплеснулись из него, когда распутывая веревки, нечаянно отстегнули самостраховки.
А дальше начиналось самое интересное: «Слева сверху на фоне неба виден тросик», - так или почти так было у Соломенцева. Действительно, метрах в пяти-семи на фоне неба виднелся тросик закладки. Потом в описании начинался вообще кошмар: «Возможен глубокий срыв с вырыванием промежуточных точек!». Мне это место в описании никогда не нравилось и я его пролистывал до абзаца, начинающегося словами «Дальше по простым скалам выход на яйлу».
Но описание описанием, а лезть-то надо. Тем более, ориентир торчит на фоне неба. Ванечка, на вопрос, чем ему не понравилась Пашина закладка, отвечал, что она никому не может нравиться, и лучше руками ее не трогать. То, что он на ней повис после срыва, в его отношении к ней ничего не меняло: эту закладку лучше не трогать!
Поскольку я не Иван Ершов и даже не Ванечка, то сразу решил, что буду хвататься за все и вщелкиваться во все, что есть, лишь бы избежать «глубокого срыва». Глядя на тросик на фоне неба, я прохрипел Вахтангу: «Пошел», и полез под его дурацкие шутки. Интересная особенность была у Вахтанга: прекрасно владея языком и имея великолепное чувство юмора, он напрочь его лишался, когда начинал меня страховать. И чем сложнее было место, которое мне предстояло пролезть, тем более тупыми и плоскими становились его шутки. Иногда я их просто не понимал. Наверное, в страховку человека (меня), Вахтанг вкладывал все свои физические и умственные способности, что конечно же делает ему честь. Но стоило мне дотянуться до хорошей зацепки или удачно встать, как Вахтанг терял концентрацию и я снова начинал понимать его шутки.
Долез я до Пашиной закладки и сразу понял, что Ваня прав: трогать ее нельзя. Щелей на стене не было и Паша просто забил ее в какую-то раковину. Тросиком вбок. Сама закладка была похожа на алюминиевый блинчик, размазанный по стене, и глядя на нее я понял: маловато будет! Нужно что-то еще, но как? Я держался за стену всеми четырьмя конечностями, а чтобы сделать еще один блинчик, мне нужны были как минимум две руки: одной держать закладку, другой — бить по закладке молотком. Чем при этом держаться, я со своим убогим первым разрядом по скалолазанию, понять не мог. Мне не хватало всего-то одной руки.
Прохрипев Вахтангу, я стал нагружать Пашину закладку, глядя как тросик из положениея «вбок» переходит в положение «вниз». Я просто чувствовал, как тросик поворачивает блинчик; как теряется трение между алюминием и скалой; как вся эта сомнительная конструкция вываливается вместе со мной и мы летим к Вахтангу в «сильно наклоненное к морю корыто». Блинчик почему-то выдержал. Я повесил лесенку и понял, что нужно отсюда бежать пока не поздно и как можно скорее. Дорога к бегству была одна — наверх, туда, откуда сорвался сам Иван Ершов!
... У нас с Вахтангом, правда, было секретное оружие. Как-то, слушая в очередной раз Ивана, мы поняли, что череда издаваемых им звуков вовсе не нецензурщина, как могло показаться неподготовленным девушкам, а простое альпинистское слово «скайхук». Прислушавшись, расшифровали: «Если бы у меня был скайхук!». Эта фраза крепко засела в наших головах, и всплыла вечером накануне восхождения. Но где взять скайхук в девять вечера, когда над головой камень, рядом — кошка, в кармане пятнадцать копеек на двоих, а в Политбюро Черненко?
Спасла нас память. Та самая, что хранит столько ненужной информации и которая, мобилизовавшись, выдает то, о чем ты и думать перестал. Например, каждый из нас знает, что Уолтер Рид был первым, кто открыл, что желтая лихорадка передается комарами. Никому не нужная и абсолютно бесполезная информация, но скажи слово «желтый» и у любого из нас перед глазами появится солнце, цыпленок и Уолтер Рид - так глубоко он сидит в наших мозгах со своей лихорадкой... Но когда понадобилось действительно что-то нужное, наша с Вахтангом память услужливо напомнила рассказ Василия Елагина о том, что когда их команде срочно понадобились скайхуки на Кюкюртлю, их тут же сделали из примусных ножек. Возможно, это рассказывал и не Елагин; могло это быть совсем и не на Кюкюртлю, но сама идея пришлась очень кстати: ведь у нас на примусе были аж три чудесные ножки!
Через полчаса мы обладали двумя великолепными скайхуками (одну ножку оставили на примусе - мы же не дебилы, понимаем: каша, чай — все такое). Потом подумали, и третью ножку тоже вытащили из примуса и тут же потеряли ее в камнях.
Итак, я привстал на Пашиной закладке и повесил свой первый в жизни скайхук. Огромный тупой клюв, отсутствие ножек для опоры: то еще ощущение надо сказать... Вахтанг еще шутит как всегда по-дурацки: «Твои скайхуки похожи на примусные ножки!». Тоже мне, шутка. Это и есть примусные ножки и ничего смешного в этом нет, а страшное — есть. Чудовищным услилием воли я заставил себя уйти с супернадежной Пашиной закладки на трясущийся примусный крючок. Что было дальше — не помню, очнулся уже там, где «дальше по простым скалам выход на яйлу». Как в милиции: описания не читал, как лез не помню. Если бы меня пытали фашисты, я бы им ничего не рассказал и стал бы героем.
Вот и все. Позже я спросил Пашу Северова про эту закладку: как, что, чем?... А он пожевал ус, пожал плечами и говорит: «Да я и уже и не помню. А что такого?»

P.S. Абзац про гимнастику с акробатикой можно было, кстати, и не читать — я так и не придумал, что с ним делать дальше.
P.P.S. Про свое отношение к ИТО тоже ничего не сказал...