20 лет первому тепловому аэростату

Первый. Это слово можно много раз употребить в разговоре об Александре Комиссарове. 20 лет назад, 28 июля 1989 года, он впервые поднялся в воздух на сконструированном им первом советском тепловом аэростате "Аэровек". Чуть позднее он стал первым советским участником международных воздухоплавательных соревнований во Франции и Испании…

В биографии Александра Комиссарова есть и организация фестиваля аэростатов на Красной площади, и съемки в фильмах, и участие в уникальных экологических проектах. Накануне юбилея знаменательного полета, заново открывшего для последователей братьев Монгольфье небо нашей страны, с пионером современного отечественного воздухоплавания побеседовал Павел Тарасенко.

- Александр Николаевич, как начиналось ваше увлечение воздухоплаванием?

- В конце 80-х я работал ведущим конструктором на ракетном заводе "Вымпел", где мне, как молодому кандидату технических наук и специалисту по газовой динамике, однажды предложили заняться исследованиями аэростатов-шпионов, которые, оказывается, сканировали в те годы всю территорию нашей страны. Эти сделанные из специальной полиэтиленовой пленки воздушные шары высотой с 9-тиэтажный дом могли подниматься на высоту до 30 км. 2 тонны полезной нагрузки, в основном, и были начинены профессиональным фото- и видеооборудованием. По сигналу из центра управления, кажется, в Южной Каролине они могли изменять высоту полета и таким образом ловить нужный поток воздуха, безбоязненно сканируя практически всю территорию СССР.



Мы понимали, что вместо аппаратуры они могли бы нести и более опасный груз… Но с вражескими аэростатами можно было бороться лишь с помощью "навороченных" ракет, которые должны были стартовать с борта истребителя-перехватчика МиГ-25. Конечно, это была стрельба из пушки по воробьям, поскольку в большинстве случаев после поражения ракетой аэростаты оставались "на плаву", только лишь немного спускались. Но более эффективного способа борьбы с летающими шпионами так и не было изобретено. Тогда я был поражен живучестью подобных конструкций, и тайная мысль полетать на них не покидала меня.

- А как вы перешли от аэростатов-разведчиков к мирным монгольфьерам?

- Однажды мой брат Алексей подарил мне заграничный календарик с изображением фестиваля ярких пилотируемых воздушных шаров. Вы не представляете, какой эффект эта "нереальная" картина произвела на меня и на инженеров из закрытого КБ, в котором я работал! Так я загорелся идеей создать свой аэростат.

- Но часто идеи так и остаются идеями...

- Действительно, я начал стучаться во все двери, но везде мне задавали один и тот же вопрос, на который я не знал ответа: "Как вы будете возвращать нам деньги?" Я был в шаге от того, чтобы сдаться, когда в подмосковном Красногорске вышел на молодого директора центра научно-технического творчества молодежи "Вектор" Юрия Тарана и рассказал ему о своих идеях. Мы организовали отделение аэронавтики и начали искать спонсоров для своего проекта. Потом до меня дошла информация о литовском изобретателе Ляонасе Семнишке, который у себя в гараже из подручных материалов построил настоящий тепловой аэростат. Вначале он вентилятором нагонял в оболочку воздух, нагревал его при помощи переносной горелки, залезал в сделанную из раскладушки корзину и взмывал в небо. Посадка такого воздушного шара была неуправляемой, ведь горелку литовский смельчак оставлял на земле…

Мы связались с ним, и я поехал в Литву в качестве руководителя отделения аэронавтики НТТМ "Вектор". С собой я вез сделанную на оборонном заводе малую горелку. Благодаря ей "подскоки" стали значительно выше, но все же нам еще предстояло "научить" аппарат подчиняться пилоту. Тогда же в Литве мне (благодаря пилоту Римасу Мацилявичусу) впервые удалось полетать на венгерских и американских тепловых аэростатах.

- Но строительство своего аэростата – недешевое дело…

- Вернувшись в Москву, я с новой энергией начал искать возможности финансирования, и в итоге нашел экзотического заказчика, который не требовал возвращать деньги, а захотел приобрести необычный аппарат для научных исследований животного мира. Финансированием строительства первого советского теплового аэростата занялся Институт эволюционной экологии и морфологии животных Академии наук СССР.

- Итак, деньги были найдены. С чего вы начали свой путь в небо?

- С получения пилотской лицензии. Мы вместе с Юрием Тараном и Сергеем Князевым поехали в Польшу, где в учебно-тренировочном центре прослушали теоретический курс, выполнили необходимый полетный минимум и успешно сдали экзамены, которые, кстати, принимали у нас на польском языке. Так мы втроем стали обладателями первых в СССР лицензий пилотов тепловых аэростатов и приступили к проектированию первого советского монгольфьера.

- С какими трудностями вы при этом столкнулись?

- Проблем было множество. Например, в СССР не было нужной нам легкой и прочной ткани. Сложно было достать и тонкие нити Dupont, необходимые для шитья оболочки. Я узнал, что когда-то Долгопрудненское конструкторское бюро автоматики их закупало для производства легкого высотного дирижабля, и обратился к ним с предложением о покупке. Правда, мне пришлось сказать, что я собираюсь использовать нити для пошива параплана… Если бы рассказал им о своих реальных планах, то ДКБА могло бы расценить нас в качестве конкурентов.

Пошивом аэростата занялся Балашовский комбинат плащевых тканей. Но тут возникла еще одна проблема. Нам нужно было раскрасить российский флаг на оболочке в максимально яркие цвета, но трубы, по которым шла краска, сто лет не чистились. Мы раздобыли 5 тонн ацетона, промыли все оборудование комбината и таким образом добились чистоты красок. В итоге наши труды оправдались: оболочка получилась отличного качества и хранится у меня до сих пор в рабочем состоянии.

- Но, наверное, с корзиной, которая принципиально не изменилась со времен братьев Монгольфье, особых проблем не было?

- Еще как были! Нам, умудренным опытом авиационным инженерам, показалось полной чушью плести корзину из лозы. Было решено сделать алюминиевую гондолу и лишь для того, чтобы нас не засмеяли на международной арене, оплести ее стенки лозой. Дно мы сделали из очень легкого и в то же время прочного материала - сотового титана. Как ни странно, наша корзина даже не деформировалась при посадках и успешно отлетала 500 часов. Ей сильно досталось лишь во время самого первого полета.

- Расскажите о том, как 28 июля 1989 года вы впервые подняли на Тушинском аэродроме аэростат "Аэровек"?

- Первоначально мы планировали сделать несколько подъемов на привязи, потом зайти со стороны ветра на край аэродрома, пересечь его в свободном полете и плавно опуститься. Но все наши планы спутали многочисленные журналисты. Нам хотелось летать, а из-за них мы вынуждены были висеть на привязи. В итоге, когда у меня в запасе остался лишь один баллон с газом, я понял, что нужно хотя бы прокатить на аэростате моего 13-летнего сына. Я посадил его на борт корзины, взмыл в воздух и вдруг понял, что моя команда нечаянно отпустила фалы, и я лечу к краю аэродрома…

А сразу за забором начинается город, и мне просто не хватит оставшегося газа для того, чтобы найти место для посадки. Тогда я принял единственно верное решение: выдергивать клапан и свечой падать на землю. Поддерживая сына, чтобы самортизировать удар, и одновременно натягивая трос клапана, я совершил посадку в аварийном режиме. Она была настолько жесткой, что мы даже помяли угол корзины. Но я вылез из нее с таким уверенным видом, как будто бы все у нас шло по плану, но про себя думал, что смерть только что погрозила нам пальчиком.

- Но этот экстрим не отвратил вас от воздухоплавания...

- Нет, напротив. Буквально на следующий день мы отправились на фестиваль воздушных шаров во французский город Метц. Вы только представьте, в нем принимало участие около 700 аэростатов! Для этой поездки нам даже выдали дипломатические паспорта, и таким образом мы стали первой советской командой, отстаивавшей честь нашей страны в международных воздухоплавательных соревнованиях.

Поначалу во Франции нас воспринимали как русских медведей. У нас совсем не было опыта полетов, мы плохо знали иностранные языки, ни разу до этого не выполняли спортивные задания. Мы постоянно получали штрафы и поэтому оказались в итоговой таблице результатов на последнем месте. Причину этих штрафов я узнал только через несколько лет. Оказывается, спортивная дирекция, видя, что после полета у нас остается гораздо больше топлива, чем у всех остальных участников, подумала, что мы "мухлевали": во время выполнения заданий опускались на землю, отдавали пустые газовые баллоны команде сопровождения, а взамен получали полные. Однако у нас даже не было запасных баллонов. Да и команду мы постоянно теряли из-за ужасной радиосвязи. Просто при разработке своей горелки я использовал весь опыт инженера-ракетчика и добился максимальной экономии топлива. А французы не могли поверить в существование такого чудо-аппарата.

- Что было после вашей поездки заграницу?

- У всех после Франции изменилось представление о жизни. Каждый захотел делать свои аэростаты, и уже осенью 1989 года, как это часто бывает у молодых фирм, наши дороги разошлись. Я не мог жить без воздухоплавания, но построенный "Вектором" аэростат уже принадлежал Институту экологии и морфологии животных, а мы лишь брали его в аренду. Директор института вначале не хотел продавать уникальный аппарат и собирался дальше использовать его для научных наблюдений за леммингами и выставил приличную сумму. В итоге я все-таки накопил нужную сумму и выкупил у него воздушный шар с обязательствами помощи в проведении исследований. Так постепенно я стал еще и экологом.

- И в небе каких стран потом можно было видеть бело-сине-красный аэростат?

- В 1990 году мы ездили на чемпионат Европы в Испанию. Оказалось, что для участия в первенстве континента необходимо иметь лицензию Международной авиационной федерации, которой у меня тогда не было. К счастью, в Национальном аэроклубе вошли в наше положение и быстро сделали нужные документы. На чемпионате мы выступили не слишком успешно, хотя концу соревнований я разозлился на то, что у нас ничего не получается, и на отлично выполнил несколько крайних заданий.

- А в каких отечественных воздухоплавательных проектах вы принимали участие?

- В 1990 году я вместе с еще 40 экипажами из разных стран мира участвовал в одной из первых фиест в Советском Союзе. Он была организована в Ленинграде Геннадием Опариным и легендарным английским воздухоплавателем Доном Камероном. Мы не просто летали над прекрасными дворцами и парками, но и выполняли спортивные задания. А, например, в 1993 году я по просьбе французов прямо на Красной площади организовал фестиваль аэростатов. Для съемок художественного фильма в самом сердце столицы поднимались спецформы в виде Микки-Мауса, медузы, месяца... Скажу больше: для того, чтобы получить уникальные кадры, недалеко от храма Василия Блаженного мы установили "аэролифт".

Но особенно я горжусь своими экологическими проектами. Например, после чернобыльской катастрофы мы совместно с австрийцами исследовали радиационный фон в украинском Полесье. Полеты проводились на высоте 200-300 метров при температуре 25 градусов ниже нуля. Нам удавалось летать на таком морозе только благодаря особенностям разработанной мной горелки с очень большими проходными сечениями.

- Александр Николаевич, были ли в вашей воздухоплавательной практике случаи, когда ситуация выходила из-под контроля?

- Я могу вспомнить две очень серьезные внештатные ситуации. В обоих из них свою роль сыграл человеческий фактор. Однажды в Германии мы на привязи катали людей, и кто-то из пассажиров случайно надломил газовый шланг. Позднее, во время свободного полета, на высоте 800 метров шланг отсоединился, и взрывоопасный газ мощной белой струей моментально заполнил корзину. Я опасался пожара и поэтому моментально выключил горелку. Мы обнялись с моим штурманом и начали прощаться с жизнью. Нам казалось, что шар падал целую вечность, хотя на самом деле прошли считанные секунды… Уже у земли я ощутил, что газа в корзине стало меньше и на свой страх и риск зажег горелку. Взрыва не последовало, я со всей силы нажал на два клапана горелки и таким образом успел немного замедлить падение шара. Мы сильно ударились о землю, но остались живы.

- А при каких обстоятельствах произошло второе ЧП?

- Во время съемок фильма "Красный остров" мы поднимали аэростат в Крыму на песчаной косе. Туда не могли проехать автомобили, так что держать аэростат приходилось членам моей команды. В один момент они расслабились и выпустили фал из рук. Шар понесло в открытое море. Тогда я не думал о том, что мы можем утонуть. Мне просто было стыдно за то, что мы допустили такой позор. Я собрал нервы в кулак, пытаясь не дать повода запаниковать не осознававшему серьезность ситуации пассажиру-оператору, и начал пытаться искать обратный поток ветра. Поднимался все выше, но меня продолжало уносить в открытое море. Вдруг на высоте примерно 900 метро шар остановился, и его медленно потянуло назад. Какое это было счастье! В итоге мы благополучно приводнились недалеко от острова, но этот эпизод добавил мне немало седых волос.

- Воздухоплавание - это недешевое увлечение. Как вам удавалось заниматься им в такое непростое время?

- Я профессионально занимался полетами на воздушных шарах. Коммерческой стороне воздухоплавания меня научила президент американской компании Balloon Works Эленор Конн, с которой мы познакомились на воздухоплавательном фестивале во Франции. По ее предложению я стал дилером этой фирмы в России, но ни один аэростат из-за неподъемной тогда для нашей страны цены в 20 тыс. долларов мне продать так и не удалось. Но зато благодаря помощи Элеонор я научился основам воздухоплавательного маркетинга.

Каждый подъем у меня стоил не меньше 3 тысяч долларов, но в эту цену входила целая серия мероприятий, которые журналисты обычно с удовольствием освещают в своих репортажах, а это важно для поиска спонсоров. Например, мы не просто поднимали рекламный аэростат, но и занимались благотворительностью, катали детей-инвалидов. Тем самым мы достигали сразу нескольких целей: организовывали настоящий праздник для детей и обеспечивали упоминание аэростата с рекламой на страницах газет. Я пытался договориться с нашими воздухоплавателями держать рынок, но остальные пилоты руководствовались иной логикой. Они решили брать по 500 долларов за подъем, пренебрегая всеми мелочами, которые были составляющими моего успеха. Я понимаю их стремление быстро заработать. Но таким образом они серьезно подмочили репутацию воздухоплавателей и обвалили рынок. И до сих пор, на мой взгляд, рынок воздухоплавательных услуг в нашей стране сильно недооценен.

Подготовил Павел Тарасенко


Воздушный шар на Красной площади - небывалое событие в жизни Москвы.



В 80-х годах на иностранных фиестах косились на русских пилотов.