Траверс Ашатской стены, 1990 год.

Андрей Заболотных из команды МГУ сумел убедить командира, что им вертолет нужнее (так, в общем-то, и было) и пилоты, покружив над нашим промежуточным лагерем в низовьях ущелья Аксу, покачали головой и со словами: «Никак не возможно сесть, больно урюк в этом году высокий», высадили нас в чахлой кукурузе и улетели в Каравшин. А мы, неудавшиеся покупатели летных часов, пошли в сторону своих товарищей, гадая, что придется выслушать по поводу наших коммерческих способностей. Времена были еще советские, вертолеты еще были и летали, но деньги уже мало кого интересовали, и главным в любой покупке было договориться. Мы не сумели.
Планировалось, что на вертолете мы летим в Ашатское ущелье, где участвуем в чемпионате Союза в классе траверсов, а перед этим месяц просто живем и делаем, что хотим. В альпинистском смысле, имеется в виду. Без вертолета же пришлось ехать под Аксу, и уже там жить и делать, что хочется, а потом бежать в Ашат, чтобы у казахского супертраверса Победа-Хан появились конкуренты.
Жить в Аксу и комфортнее, и приятнее. Горы известные, маршрутов – тысяча, людей – сотни. Есть с кем и поговорить, и выпить - альпинизм в высшем его проявлении. Сама гора Аксу, правда, подавляет несколько, но если палатку поставить входом в другую сторону, жить вполне можно. А в Ашате что? Сабах и слепни. Поэтому по вертолету никто особо не горевал.
Аксуйскую часть программы, включая альпинизм в высшем его проявлении, я опущу и перейду сразу к апофеозу: траверсу Ашатской стены.
Чтобы попасть под маршрут, нам нужно было перейти два высоченных перевала, да еще и с грузом, восходительским и базовым (палатки, еда, шахматы), потому как, кроме, собственно, спортсменов, под стеной должны были оказаться как минимум наблюдатели, а как максимум – наблюдатели с поваром. Годом ранее наша команда уже ходила по этому пути, и воспоминания об этом переходе вызывали у его участников несколько нервную реакцию. На вопрос: «Что вы делали в Ашате?», отвечали с трудом и неуверенно, зато живо, с жаром и блеском в глазах, перебивая друг друга, рассказывали, как упрямые ослы не хотели идти на первый перевал и, тем более, на второй. Как в дождь рвались веревки и падал в грязь груз, как погонщик орал на ослов, а все остальные на погонщика. Как, в конце концов, Петров взвалил на плечи осла-подростка, чтобы ослица-мама начал хоть как-то двигаться, и так бежал перед мамой добрую половину пути, беседуя с ней, по-человечески, то есть, высказывая, все что думает о ней и ее родственниках.
В этом году решили, что кто-то пойдет с караваном, поставит промежуточный лагерь, перенесет железо под маршрут, а кто-то придет попозже, прямо к восхождению. Спортивная часть нашей команды делилась на две неравные части: у нас было пять мастеров спорта, включая одного заслуженного, и три КМСа. Угадайте, кому выпало сопровождать караван с грузом, несмотря на то, что я их написал с маленькой буквы, а нас с большой? Споры, уговоры, предложение бросить жребий, не помогли. Когда мастера спорта СССР находятся в состоянии высшего проявления альпинизма, спорить с ними бесполезно.
С тоской глядя на растущую гору барахла, мы, надежда мирового альпинизма, как стали нас благодушно называть подвыпившие мастера, стали готовиться к дальнему и сложному походу. Мы – это Егоров, Беляев, и я. С нами героически вызвалась идти юная девушка Лена, оказавшаяся очень хорошим поваром, судя по тому, что она уже много лет каждый вечер заваривает чай Игорю Беляеву, пока тот готовит ей ужин. Наше настроение сильно улучшилось, когда вместо обещанной маленькой компании ослов, пришел большой табун лошадей, и два пастуха ловко и умело раскидали все мешки по лошадиным спинам, да еще и наши личные рюкзаки привязали сверху. Мастера спорта СССР, собравшиеся на поляне, разом потеряли свое благодушие и, глядя на наши гордо расправленные спины, в бессильной злобе и зависти метались по поляне, спотыкаясь о собственные разбросанные вещи, которые им, в отличие от нас, предстояло тащить самим. Мы не стали тянуть с выходом.
Подозреваю, что многие из читающих не знают, и я открою маленький секрет: идти по горам без рюкзака легко и приятно! Попробуйте хоть раз и вы поймете: то что висит у вас за плечами – не делает жизнь легче! Освободитесь, и познаете радость.
С одной ночевкой и одним шашлыком, наш караван пришел в Ашатское ущелье. Поставили палатки и стали наслаждаться жизнью, изредка совершая неторопливые грузовые походы под бастион пика 4700, которым начинался наш маршрут. Через несколько дней прибежали взмыленные, обиженные мастера и приказали нам катиться из лагеря на все четыре стороны, предпочтительно, в направлении бастиона. Чтобы поднять товарищам настроение, мы рассказали, что делали на них ставки, кто первым преодолеет два перевала, но они почему-то обиделись еще больше. Первым, кстати, пришел Коротеев.Так начался наш траверс.
Из заявок на чемпионат в классе траверсов 1990 года я помню три. Нашу, само собой, казахский супертраверс Хрищатого и траверс подковы Блок-Аксу-Искандер. Впрочем, с последним могу что-то напутать. Остальные пять команд выпали из моей памяти, за что приношу им свои искренние извинения. Фаворит – Хрищатый. Все понимали, что если казахи пройдут от Победы до Хана и уложатся в отведенные сроки, они станут чемпионами не только Советского Союза, но и всего мира, и не только 1990 года, а всех времен и народов, хотя, признаться, мы не верили, что этот маршрут можно пройти за столь ограниченное время.
Вообще, я считаю, что чемпионаты в альпинизме невозможны, ибо в них невозможно объективное судейство. Можно выбрать одного лучшего (пример – Золотой Ледоруб), но расставлять команды по классам и местам, на мой взгляд – маразм. Один биатлонист бежит в Норвегии и стреляет из винтовки, а другой бежит на Камчатке и стреляет из арбалета. Кто лучше? Я бы не взялся сказать. Хотя прекрасно знаю, зачем чемпионаты нужны, сам в них активно участвовал, и вопросов дурацких тогда не задавал, так как принимал правила игры. Впрочем, это отступление не имеет отношения к рассказу, и написано только потому, что я давно хотел ответить на вопрос, о своем отношении к таким чемпионатам, но меня никто об этом никогда не спрашивал.
Итак, мы начали лезть. Беляев, Егоров и я (повара Лену не взяли, как она ни просилась), именно так – втроем, почему – не помню, последовательность – не важна, вбили первый крюк в нашу первую гору – пик 4700. Там не совсем вертикаль, но довольно круто, а самое неприятное то, что бастион пересекается несколькими небольшими (если смотреть снизу) карнизами. Они не казались очень уж страшными, но понятно было, что перелезать через них мы будем не один день. Когда почти пролезли первую веревку, слава Богу, без карнизов, снизу пришел приказ спускаться. Оказалось, что хитрый Башкиров, увидел буквально в полусотне метров правее линии, по которой мы лезли, ледовую соплю, тянущуюся сверху донизу. Мы все смотрели на эти скалы много раз, но даже в мыслях ни у кого не было, что скальный маршрут так легко можно превратить в ледовый. Сказать, честно, никто эту соплю-то и не заметил. И все стало просто: взяли Яночкина, дали ему две фифы, и к вечеру двадцать веревок были пройдены. Сопля не прервалась ни разу! В самом широком месте она была метра четыре, в самом узком – сантиметров пятнадцать, но была всегда. Это был идеальный ледовый маршрут в скальном районе. Более того, это был абсолютно идеальный маршрут, потому что когда спустились в лагерь, наблюдатели донесли, что сопля растаяла. Судите нас, уважаемые судьи. Как прошли? Не скажем!
Хуже всех было мне: я единственный шел не в пластике, а в мягких кожаных ботинках, и пройти километр по льду, иногда вертикальному, было тяжеловато, особенно к вечеру, когда зажимы перестали держать на обледеневших веревках, а ноги давно не стояли. Я вылезал последним, и перевалив через гребень, нашел там перемешавшихся спортсменов в весьма благодушном настроении: один день вместо трех, а то и четырех - это поднимет настроение любому альпинисту, исключая разве что, откровенных мазохистов.
Еще одно отступление (для начинающих альпинистов): не верьте тем, кто говорит, что главное – залезть на вершину. Главное – с нее спуститься. Нормальный человек не может и не должен жить на вертикальной скале или спать в ледовой трещине. Жить и спать нужно дома, на диване. Поэтому, случайно оказавшись на вертикальной скале или в ледовой трещине, нормальный человек изо всех сил стремится к родному дивану. Конечно, если светит солнце, синеет море, а вы лезете по теплым скалам с симпатичной партнершей с глубоким вырезом, восхождение можно слегка затянуть, но все равно: не забывайте о диване!
А дальше наше восхождение проходило так: хорошо выспавшись и неторопливо позавтракав, мы начинали участвовать в чемпионате. Траверс хорош тем, что ты то поднимаешься, то спускаешься, и в нем нет того томительного, тоскливого ожидания, знакомого всем: скорее бы вниз. То есть траверс психологически намного проще ординарного восхождения, это некий примиряющий симбиоз альпинизма и горного туризма, которые, на мой взгляд, давно пора уровнять в правах. За одной целью следует другая, этих целей несколько, но понимание того, что за каждой вершиной будет спуск и перемычка, очень полезно для психики. Все-таки жизнь на перемычке несколько отличается от жизни на стене… А нам еще и с погодой повезло: все десять дней светило солнце, было очень тепло (привет казахским траверсантам!) и все ночи мы проводили на открытом воздухе, только на вершине Сабаха залезли в палатки.
Конечно, приходилось иногда лезть по стенам: тот же Сабах, к примеру, мы даже обрабатывали, там действительно круто, но чаще эти стены были в две-три веревки длиной. Но что такой три веревки? Потом снова полки, гребень, вершина, спуск, перемычка. То, как менялось наше отношение к маршруту, видно по фотографии из отчета. В первый день отмечены все участки, а потом осталась только линия - замучились отмечать.
Казалось, сами горы благоволят нам, помогая, чем только возможно. Когда подошли к 4810, третьей вершине в траверсе, и приготовились к неизбежным двум-трем веревкам по стене, и острому, опасному для промежности, гребню, увидели полку, по спирали закручивающуюся вокруг горы, по которой и зашли на вершину почти без веревок. Кстати, на стене 4810 находится едва ли не самый большой карниз в СНГ. Его хорошо видно на фотографии – вылет то ли сорок метров, то ли девять. Если честно, я плохо помню, а если совсем честно – то и не знал никогда. Карниз был пройден командой Башкирова несколькими годами ранее, но без выхода на вершину. Думаю, им просто интересно было с такого карниза спуститься. За подробностями - к Клинецкому и Михайлову.
Постепенно удаляясь от пика 4700, первой вершины в траверсе, мы больше смотрели не направо – там была бездна, а налево: там соседнее с Ашатским – Урямское ущелье, постепенно поднималось к стене. Это было очень интересно: хочешь испугаться, смотришь направо - там километр ужаса. Испугался – смотри налево, там пять веревок до осыпи. Сначала - пять, потом четыре, три, две, одна… Наконец, между пиками 4750 и 4810 осыпи слева сомкнулись с нашим гребнем и мы пешком сошли на огромное - гектар, не меньше - осыпное плато. Фантастическое ощущение: мы идем по маршруту 6-й категории, на грани, как пишется в энциклопедиях, человеческих возможностей, но несмотря на это, снимаем с себя все железо, раздеваемся до трусов и ходим босиком по теплым камушкам под веселое журчание воды. Это был альпинистский рай. Было настолько хорошо, что оказавшись там в середине дня, мы даже не думали идти дальше и устроили себе полудневный отдых. Спали на больших плоских камнях, лежащих на плато и впитывавших в себя дневное солнце.
Ходить голыми по «шестерке» настолько понравилось, что перед Сабахом, все опять разделись, хотя плато в гектар там не было – сотка, максимум. Мы с Михайловым обрабатывали стену, когда с этой сотки раздались дикие крики: оказывается, небольшой снежный карниз мешал участникам восхождения смотреть направо и бояться, сколько захочется. Тогда они начали грузить карниз камнями, ковырять ледорубами, и сумели-таки его обрушить, чему и радовались весьма бурно. Напоминаю: пять мастеров, включая одного заслуженного… далеко за тридцать, семья, диссертация, уважение на работе… Трудно было поверить в это, глядя на орущих голых мужиков. Только мы с Михайловым были на грани человеческих возможностей, остальные, похоже, эту грань уже перешли.
За десять дней восхождения, ни разу не поругались, даже с Петровым, что уже удивительно. И сам Петров ни с кем не поругался, чего не бывало вообще никогда. Это было необычное восхождение и его не хотелось заканчивать.
Потом мы спустились вниз, бодрые и отдохнувшие, встретили безумно уставших от безделья наблюдателей и пошли домой. Вернувшись в Аксу, мы еще куда-то ходили, о чем я уже писал, а за траверс нам дали четвертое место.

Действующие лица: Владимир Башкиров, Игорь Беляев, Дмитрий Егоров, Владимир Коротеев, Сергей Михайлов, Николай Петров, Владимир Стеценко, Владимир Яночкин, а также другие спортсмены и участники сборной Москвы 1990-го года.