Михаил Хергиани

Фото Руслан Кочетков, Артур Кузнецов, Вероника Сорокина

Мы были в этом доме. В нем ялтинский альпинист Юрий Бурлаков в 1989 году создал музей Михаила Хергиани. И с тех пор все, что там было, бережно хранится. И эта веревка тоже…

Летом 1969 года небольшая группа советских альпинистов отправилась в Итальянские Альпы с тем, чтобы совершить ряд эффектных восхождений, а завершить их рекордом на горе Су-Альто. На последний маршрут вместе с Хергиани отправился москвич Вячеслав Онищенко, в рекорде они были уверены. На лужайке внизу с подзорной трубой удобно устроился ответственный секретарь Федерации альпинизма СССР Михаил Ануфриков, каждое движение мастеров ему было видно, как на ладони. Он единственный и видел, как шедший первым – на рекорд – Хергиани вдруг стал падать вниз с грудой больших камней. Онищенко находился за перегибом и момента срыва не видел, он только услышал грохот, крик, – вероятно, предупреждающий, и приготовился к рывку. Рывок был, но тут же веревка ослабла: ее перебили камни, летевшие за Хергиани следом…

В Местии как-то очень остро чувствуешь сопричастность к миру Хергиани. Там живут его родственники, друзья, люди, знавшие его очень близко. Можно с ними поговорить, послушать внимательно, посмотреть на его первую вершину – Бангуриани. Можно посидеть на скамеечке у его памятника, стоящего рядом с городской церковью, зайти в его дом со старинной башней…

Настоящее имя Михаила, данное ему при крещении, - Чхумлиан. Так звали одного из его предков. Но в школе инструкторов альпинизма это имя выговорить не могли и называли Чхумлиана Михаилом. А потом и в паспорте у него стало написано «Михаил Хергиани»
Многие представители старшего поколения Хергиани начинали свой путь в Альпинизме, занимаясь проводничеством, затем, став инструкторами альпинизма, обучали молодежь премудростям альпинизма. Во время Отечественной войны воевали в спецотрядах сванских партизан, были горными проводниками в боевых частях Красной Армии. Эта фамилия дала советскому и грузинскому (в первую очередь - сванскому) альпинизму несколько поколений великолепных альпинистов, среди которых мастера и заслуженные мастера спорта, призеры и чемпионы СССР по альпинизму и скалолазанию. В советские времена в Грузии было 13 человек носивших звание заслуженного мастера спорта по альпинизму, из них было семь сванов, в том числе Михаил Хергиани.
Его биография и спортивные достижения хорошо известны альпинистам. Мне же больше всего хотелось услышать живые свидетельства современников о том, каким человеком был Михаил Хергиани. И все они отмечают его необыкновенные душевные качества. Он был не только выдающимся альпинистом. Его искренне любили люди, с которыми пересекался его жизненный путь.

Вот что вспоминает о Михаиле Хергиани

Павел Павлович Захаров

«Войдя в дом своего отца - Виссариона Хергиани, он доставал из рюкзака все награды минувшего года, выкладывал их рядами на кровати и говорил отцу – «Это все твое! Ты меня сделал таким, какой я есть, а значит и это все твое!». Мне повезло, один раз я видел эту сцену, и она произвела на меня потрясающее впечатление. Боюсь, что ни в одном московском альпинистском доме подобного не увидишь! В его фразе «Ты меня сделал таким…» - нет ни позы, ни лукавства….
В год своего знакомства с Михаилом я был свидетелем, как под Крестовой скалой, среди зрителей восторженно наблюдавших стремительное восхождение Хергиани к очередной золотой медали чемпиона, какой-то человек произнес – «Мне говорили, сходи, посмотри на грузина Мишу, как он лазает по вертикали. Но он не лезет! Он танцует на вертикали! Да еще и напевает!». (Мишу часто называли грузином, просто не зная, что он относится к славному горному народу – сванам. Да, он действительно иной раз напевал на маршруте – это бывало, когда он входил в самый трудный участок маршрута и ему была необходима самая высокая мера концентрации внимания и силы.
Впечатление легкости, с которой Михаил лазал по скалам действительно было, но для непосвященных оно строилось на приятном самообмане – люди не знали о его природной одаренности и том труде, который Миша вкладывал в свои тренировки. Впечатление легкости и простоты всего того, что он делал на скале, строилось на том, что было скрыто в глубине души и характере Михаила..
Я как-то сразу понял, что у Миши есть удивительное качество - умение так очаровывать и располагать к себе окружающих людей, что у большинства невольно возникало ощущение давнего знакомства с ним.
Зимой я часто бывал на Чегете и в других горнолыжных районах страны - сказывалась вторая моя специализация. Миша в те времена очень не плохо ходил на горных лыжах (так тогда было принято говорить). Манера его спуска была скорее элегантной, чем напористой, спортивной, но этого для высоких результатов на чемпионатах Союза было недостаточно. Странно, думалось мне – сильный, прекрасно тренированный спортсмен, а довольствуется какими-то там «за-двадцатыми» результатами. Мы часто обсуждали это с другими тренерами сборной Союза, спрашивали самого Хергиани. Он как-то уходил от подобных разговоров. Разгадка наступила во время одного из скоростных спусков на Чегете. Тогда отечественные горнолыжники только-только осваивали северный спуск. Стою я на перегибе пологой части склона в верхней части кулуара, уходящего на север (здесь и тактически трудное место и опасное – можно было улететь в березняк, что справа от кулуара – бывало, что и улетали) и составляю график прохождения этого участка сильнейшими лыжниками. Подкатывает к этому месту Хергиани, резко сбрасывает скорость и, плавненько так, нырнул в горловину кулуара. Снег был отличным, трассу еще не успели разбить, видимость отличная – не понятно, что его заставило растрачивать драгоценные секунды!? В гостинице во время обеда я спросил его об этом. Ответ ошеломил своеобразной логикой – «Паша! Лыжи для меня – это удовольствие, а ноги мне нужны для лета, для восхождений!»…
Наверно есть люди, которые могли бы добавить в эти отрывочные воспоминания что-то такое, что им не нравилось в характере Хергиани. Я этого сделать не могу только в силу того, что все наши короткие встречи проходили под знаком повышенного личного интереса друг к другу, нам было интересно разговаривать, мне было интересно его слушать, а он видел, что я его слушаю и понимаю. Вот, пожалуй, еще одна сторона Мишиного характера – умение видеть в собеседнике его желание быть интересным для него и тем же отвечать ему».

В Местии к Михаилу Хергиани особое отношение. Сложно словами передать огромную любовь к этому человеку. Но есть в этих простых рассказах что-то очень трогательное, чего не никогда не встретишь в альпинистском справочнике с перечнем громких восхождений.

Нугзар Нигуриани, альпинист, муж Назо Хергиани, сестры Михаила

Как вы познакомились с ним?
Я ребенком еще был. Было первенство Грузии. Вот тогда и познакомился. В горах. А так… Он жил здесь рядом. Соседями были. Потом, когда закончились соревнования, одна группа потерпела аварию на Казбеке. Погода испортилась и они застряли где-то. Я попросился пойти на спасработы. Миша Хергиани руководил спасательным отрядом. Вот так я сходил первую вершину Казбек, пятитысячник.
В вашей семье все альпинисты?
Да. Назо ходила «четверки». Тренирует детей в секции альпинизма. На Ушбу просилась. Но я никогда не согласился бы взять ее на Ушбу. Наш сын Георгий – тоже альпинист. В прошлом году на пике Ленина был. Самый младший участник. Мы не хотели, чтобы он ходил в горы. Я специально взял сына, когда он еще маленьким был, на спасательные работы, не участвовать, а смотреть, что случается с альпинистами в горах, чтобы он испугался. А он - наоборот. После этого активно начал тренироваться. Потому что у нас в семье все время разговоры об альпинизме были. И с детства он полюбил этот спорт. А я был в прошлом году на Тетнульде, в позапрошлом на Ушбе. У меня есть друзья-альпинисты из России. Сожалею, что с русскими контакт уже не такой, как раньше. Я их до сих пор люблю как братьев.
Тетнульди

Каким вы помните Михаила Хергиани?
Характер. Человеческий характер. Он не только спортсмен. Он был человеком. Просто человеком. Всего себя отдавал, чтобы спасти пострадавшего. Он бросал свои дела все и шел спасать, если кто-нибудь терпел бедствие. Ночью или днем. Все равно. Ты знаешь, он много наград имел. Но всегда говорил, что лучше спасти человека, чем эти медали иметь.
Руководителем он строгим был. Требовательным. А так - как ребенок был. Общение с ним прекрасное было. Со старшими – старший был. С младшими – младший был. Характер такой был.
А как другие люди к нему относились?
О! Люди! Люди любили очень! Когда он приезжал – праздник в Сванетии был! Их семья в каждый приезд Миши, после каждой победы резала быка большого и все селение, все его друзья были здесь. Приезжали его друзья из Кабардино-Балкарии. Были очень теплые отношения. Миша всегда сначала сюда приезжал, а потом в Кабардино-Балкарию. Потому что он там в лагерях работал старшим инструктором, и тренировочные восхождения делал, готовился. Но сначала на родину приезжал. К отцу. На праздниках он мог выпить. Если у родных свадьба, он все время возглавлял стол, был тамадой. Пил много, но утром рано все равно бегал на 8 км в ущелье, тренировался на камнях или купался в речках, зимой и летом.
В Ингури?
Да, и в Ингури тоже.


А танцевать любил?
О! танцевать любил! Начинал танцы всегда он! И пел хорошо! Вообще прекрасно! Просто человек универсальный был!
Как он к своим победам относился?
Он не выражал свою радость, чтобы другим…как сказать…
Не завидовали?
Да, да, да! Ну есть такие, что вот…я..я…я. Не было у него такого в характере. Просто он очень скромный человек был.
Когда тяжело было, не было желания бросить альпинизм?
Нет. Это ты на маршруте думаешь: «Все. Больше не пойду». А отдохнешь два или три дня, и все равно хочется туда. И, в конце концов, я так думаю, что там дружба, маленький кусочек жизни разделяешь с друзьями, приносишь это вниз.
А когда друзья погибают?
Ну, друзья погибают… Но каждый альпинист не желает себе, наверное, умереть дома. Просто у нас так: мужественно жизнь надо провести до конца. А если уж дожил до старости, то должен помочь кому-то, подсказывать, или помогать на спасательных работать, или учить кого-нибудь.

Михаил за границу часто ездил. По возвращении не говорил, что там лучше?
Не, не-не. Нет. У них свобода, это само собой. Но… Отношение. Не такое, как у нас, отношение друг к другу. «Дружественного отношения нет в горах у них», - говорит. Больше всего это он в Италии почувствовал. В Англии, например, какое-то официальное отношение. А здесь, в Союзе, совсем другое.
Он погиб очень молодым. Не вовремя. Какие планы у него были?
Планы были. Во-первых, спустить с пика Победы погибшего Илико Габлиани. В 66 году они сделали попытку. Но рядом группа терпела аварию. А они были просто обязаны, как любые альпинисты, помочь этой группе. Пока были спасработы, прошло много времени, и они не успели. Потом он хотел в 69 году на Памире серьезное восхождение сделать. Участники ждали его там. Но он погиб. А потом он говорил, что бросает такой активный спорт, начинает здесь тренировать молодых, хотел, чтобы построены были горнолыжные трассы. Последнее время он немножко болел. И…в последнее время он очень рисковал. На таких маршрутах! «Зеркало» Ушбы в одиночку ходил! В одну веревку ходил. На таких маршрутах с двумя веревками ходят. Он старался быстро пройти.

А чувство страха знакомо ему было?
Знакомо, знакомо. Бывало, говорил: «Сорвемся». Все равно шли на маршрут. Его спрашивали: «Готов был?» «Готов был». «Как готов?» «Если сорвемся – то сорвемся». На риск шли. Страха у него было больше, чем у тех, кто с ним в связке был. Но он не выражал его. Был случай. Шли они по отвесной стене, когда «зеркало» проходили. И он не мог больше выдержать, и друзьям своим, которые с ним были, сказал: «Снимайте веревки. Если погибну – то один». Они не сняли. Те, кто живы, до сих пор об этом вспоминают. Такая к нему была любовь. Маршрут прошли безаварийно. Стали чемпионами Союза в 1964 году.

Первые сванские альпинисты были охотниками. А Михаил любил охотиться?
Охотиться он любил. Но когда в Средней Азии привели раненного зверя, когда он увидел его глаза, он плакал. После того не стал убивать зверей. Не стал. Бедные, они же в горах тоже живут. Горы любят, скалы любят. Как можно убить?! После того не стал. Это было где-то в 61 году.

Комната М.Хергиани

С Нугзаром Нигуриани меня познакомил Гиви Джапаридзе. Он же привел меня в дом
другого известного альпиниста

Джумбера Кахиани

совершившего немало сложных восхождений вместе с Михаилом.
Гиви Джапаридзе и Джумбер Кахиани


Джумбер Кахиани родился в традиционной сванской семье, в которой было девять детей, двое из которых (Джумбер и Иосиф) стали признанными альпинистами.
Джумберу есть что сказать людям. Дом его больше похож на музей, чем на жилье обычного человека. Собственно говоря, это и есть музей.

Я уже перестала удивляться тому, что в доме едва ли не каждой сванской семьи бережно хранятся вещи, принадлежавшие их предкам, и целые комнаты превращаются в музейные залы. Вот и здесь предметы старинного быта на полках вдоль стен, старые фотографии… Вот Михаил Хергиани с Александрой Джапаридзе, первой женщиной-альпинисткой, Заслуженным мастером спорта Советского Союза, вот Тенцинг Норгей в Приэльбрусье, вот сам молодой Джумбер с альпинистским снаряжением в руках…
На стене картина, на которой изображен сванских охотник, на кончиках пальцев стоящий на небольшом скальном уступе, вот-вот готовый сорваться в пропасть.
«Почти все сванские альпинисты были охотниками. Без веревок очень сложные места по скалам проходили. Видишь, во что одевались? Спальных мешков тогда не было, - смеется Джумбер, - только бурка из козла, из большого такого козла!» На другой картине - русская девочка....
«Этим картинам и фотографиям воздух нужен. Пока здесь висят. Но я купил большой дом и хочу там музей сделать. Это будет не только музей семьи Кахиани, это будет музей всех альпинистов», - делится своими планами Джумбер.

Один из самых ценных экспонатов здесь – это старая немецкая карта военных лет. Вот как она сюда попала: «С 67 года я работал на Приюте Одиннадцати», - рассказывает хозяин дома. «Вышел загорать на крышу, залез на чердак, смотрю – в углу что-то висит, в целлофан аккуратно завернуто. Такой четкой карты-схемы до сих пор нет. Весь Главный Кавказский Хребет. Северный Кавказ и Южный Кавказ (показывает на карту). Вот смотри, Эльбрус и Казбек. В 38-39 году немецкие официры-альпинисты приехали в Москву, их было 6 человек, обратились в Управление по Туризму, хотели побывать на Кавказе, походить по ущельям… И их пустили, как туристов, туда. В Приэльбрусье. Они взошли с Карачая, через Хотю-Тау пришли. На Приют зашли. 2 дня побыли. Потом все северные территории Главного Кавказского Хребта, все ущелья, перевалы, вершины нанесли на карту. 6 человек было – все специалисты. Один фотограф, другой географ, третий картограф… и т.д. Потом перешли через Чипер-Азау в Сванетию. Дошли до Казбеги. Собрали богатый материал. Наше командование ждало, что немцы придут через Нальчик. А они пришли через Хотю-Тау, наоборот. Захватили все Приэльбрусье. Только тогда наши поняли, что их застали врасплох».

Наша неторопливая беседа плавно перетекает в рассказ Джумбера о том, как много в его жизни связано с Советским Союзом и русскими людьми.
Джумбер Кахиани:
- К сожалению, распался Советский Союз. Мы с Гиви (Джапаридзе) очень переживаем, что наши с Россией связи прервались. К нам не приезжают люди. Я вырос на Северном Кавказе, жил в Кабардино-Балкарии. Гиви привозил туда сборную Грузии на соревнования. Мы все только проиграли от того, что связи между нашими народами утрачены. Я родился и вырос среди русских. Это были альпинисты, горнолыжники и спасатели. До последних дней моей жизни я буду помнить то, что русские люди для меня сделали. Вот если бы я не попал к этим людям, которые научили меня альпинизму, научили всему, что я умею, кем бы я был здесь? Обычный сванский парень, который ничего не знал. Там, в Кабардино-Балкарии я многому научился, а потом вернулся сюда, стал работать, создал секцию альпинизма, организовал сборную команду в Сванетии.

Расскажите, как вы подружились с Михаилом Хергиани?
Я жил в Кабардино-Балкарии вместе с отцом. Отец работал в альплагере, заготавливал в лесу дрова и двумя ишаками их возил, чтобы хлеб пекли в лагере. Как-то раз он приходит под вечер и говорит: «Джумбер, там в Джантугане, в школе инструкторов, есть один парень, очень-очень красивый, грузин. Он все время в палатке сидит и не выходит на улицу». Я спросил: «Рост какой?» «Вот такой». Все. Это Миша Хергиани. Чхумлиан. Я бегом побежал туда в альплагерь. Расспросил, где палатка Миши Хергиани. Помню, через 15 минут был около его палатки. Захожу. Он открыл глаза. Вскочил, схватили друг друга, обнялись, расцеловались. Я говорю: «Миши, как дела?» «Очень плохо. Очень. Лекции читают каждый день. Я ничего писать не могу». Он по-русски не поминал. «Ну, а на лекции чем занимаешься?» «Ну, вот все пишут. Я тоже по-грузински что-то пишу в тетради». «А как думаешь дальше?» «Когда на скалы выйдем - тогда, вот, всем им покажу!» Когда теоретические занятия кончились – пошли на скалы. Ну, идеал он! Он родился для скал.
А как вы экзамены сдавали в школе инструкторов? По-русски?
Я по-русски говорил лучше, чем Миша. Но тоже не очень хорошо. Поскольку по скалам хорошо ходили, и по ледникам хорошо ходили, страховку хорошо делали, пожалели нас. Ну что? Два свана. Кое-что подсказывали на экзаменах. А по практическим занятиям пятерки были у нас. Дисциплина 5. Скалы 5. По снегу тоже 5.
Первая вершина - Бангуриани

Почему Миша альпинизм выбрал?
Миша сделал восхождение на Бангуриани и после этого заболел альпинизмом. Это была его первая вершина. Как стал альпинистом Миша Хергиани? Вот смотри. На той стороне была в селе, да? Вот Миша родился в этом селе, которое называется Лагами. В Лагами жил его дядя. Это был очень известный человек Максим Гварлиани, охотник и медиатор. Медиатор - это тот, кто может помирить людей, когда они поругаются. По-свански «морев». Медиатором мог быть только очень уважаемый человек.
Они близкие родственники с Мишей. С детства Миша борьбой занимался, танцевал и пел хорошо. И Максим заметил, что у этого ребенка большое будущее будет. Он ему сказал: «Миша!» Нет, Мишей его не звали тогда. Чхумлианом звали. «Готовься! Завтра рано утром мы уходим через этот перевал». Миша говорит: «В чем дело?» «Не твое дело! Ты собрался?» И на рассвете они вышли отсюда, перешли через перевал Местийский, через ущелье Адыл-Су и пришли в альплагерь Джан-Туган. Так начался его альпинизм. Если бы не Максим, Миша бы альпинистом не стал. Он бы в борьбу пошел.
сванский мальчик

Я знаю, что Максим Гварлиани был известным альпинистом и воевал во время Отечественной войны в этих горах.
Да, да. Во время войны Максим и другие альпинисты: Чартолани Чичико, Зарубиани, Бекну Хергиани и другие занимались техническим обучением русских солдат. Приэльбрусье захватила немецкая дивизия «Эдельвейс». Все северные склоны, все перевалы, вся территория Приэльбрусья в их руках были. Отсюда, из Сванетии, шло подкрепление для советских войск – 242 горно-стрелковая дивизия. Руководитель сказал: «Соберите мне охотников и альпинистов». Это был очень опытный русский человек. Собрали всех. Один мастер спорта, второй, третий… Разделили их, чтобы на всех перевалах они шли впереди и чтобы солдаты под лавину не попали. На перевал поднимали оружие, патроны, дрова, землянки строили.

А расскажите, как Вы на Ушбу ходили.
Ой, на Ушбу ходили мы так. Я тогда жил в Кабардино-Балкарии. Миша в Тбилиси жил. Это была суббота, кто-то стучит в дверь. Открыл двери – Миша стоит. Обрадовались, очень обрадовались, сидим, разговариваем, отец моргнул мне, сигнал дал. Ну, ясно было. Я побежал в сарай и выбрал хорошего барашка, взял через шею, занес сюда. Миша увидел, схватил за руку: «Не надо резать! Резать не надо!» Отец сказал: «Лучше тебя кто придет сюда?» Порезали мясо, сварили и сидим, разговариваем. Потом Миша собрался уходить и говорит «Машину не надо, пешком до Иткола пойдем и поговорим по душам». Идем пешком, проходим мимо ущелья Юсеньги и к Итколу уже подходим. Я Мише говорю тогда: «Миша, Тянь-Шань мы облазили, Памир облазили, Северный Кавказ облазили, Южный Кавказ облазили, Западный Кавказ облазили. Давай, Миша, сделаем что-нибудь! Маршрут! Такой, чтоб подарить сванам в Сванетии. Какой-нибудь маршрут хороший сделаем в честь сванского народа». Вот так идем, замолчали и он говорит: «Очень хорошую идею ты мне подал. Спасибо! Я знаю такой маршрут на одну вершину, который никто не ходил. Северная Ушба со стороны Сванетии».
«Зеркало». Джумбер показывает на фотографию. 500 м - отрицательная стена. До этого там, действительно, никто не ходил.
«Вот оно, «зеркало» - говорит Миша, - смотрит в Сванетию, на сванов. Вот и сделаем им подарок. Собери сванских альпинистов всех, сделаем команду».
А кто в команду входил?
Миша была капитаном. Шалико Маргиани, Гиви Цередиани из Бечо, второй Миша Хергиани, Джокиа Гугава из Лентехи, я шестой был. Очень хороший технический маршрут получился.
За сколько дней прошли?
Шесть дней лезли. Четыре дня ночевали на отвесных скалах. Каждый вечер давали сигнал. Тогда рации не было. Пускали белую или синюю ракету. И как только давали эту ракету, вот там, где сейчас аэропорт, через 5-10 минут костры горели. Это сваны давали нам знать, что следят за нашим восхождением. Наконец, мы поднялись на вершину и решили там переночевать. Миша говорит мне: «Давай, последнюю ракету ты должен выпустить». И с вершины я выстрелил в сторону Сванетии. Внизу загорелись костры! Все горело! Шалико сказал: «Ой, бедные сваны, они сейчас поняли, что мы маршрут закончили. Они, наверное, умрут сегодня – столько самогону выпьют от радости!».

Как Михаил тренировался?
Летом он ходил в серьезные экспедиции, Кавказ или Тянь-Шань. А зимой сохранял спортивную форму за счет горнолыжного спорта. Времени у нас много не было, чтобы водку пить. Потому что когда выходишь на всесоюзные соревнования – там надо очень готовиться. Нельзя говорить: «Я горец. Я в горах родился. Если не буду тренироваться – то все равно выиграю». Это так не бывает.
Вы на пик Победы вместе ходили. Расскажете?
Одно вот… И Миша, и я… Камень здесь лежит у меня… Это пик Победы. Мы поехали на Тянь-Шань. Во время восхождения на пик Победы на 6800 м умер Илико Габлиани. Тащить его не могли никак. Захоронили там. И через несколько лет Миша добился экспедиции, чтоб туда поехать и снять его тело. И не смогли. Миша очень расстроен был этим. Вот это пик Победы (показывает на карту), вот здесь лежит Илико Габлиани. Вот Ваша Пшавела 6 985 м. Я здесь 4 раза был. В 66 году мы пошли за телом Илико. Разработали маршрут. Рассчитывали, что провесим 800 метров веревки. Когда маршрут подготовили, отдохнули два дня и пошли на штурм. У нас был такой план. Выйдем туда, где Габлиани лежит, если хорошо себя будем чувствовать, сбегаем на вершину, потом спустимся обратно и заберем Илико. Но судьба распорядилась иначе. Сначала мы участвовали в спасработах, а потом испортилась погода. На 6200м у нас была пещера. Ночью в 12 часов как начал сыпать снег! Валило три дня. Никто не мог выйти. Время шло. Надо было спускаться. Миша сказал: «Первым пойдут Хергиани-Кахиани на одной веревке. Через 150 метров пойдет Гиви Цередиани». Склон был лавиноопасным. Спускаемся так, потихоньку. Там маленький желоб такой был. Чувствовали, что здесь может сойти лавина. Но что делать? Назад дороги нет. Миша пошел вперед. Я страхую его. Ушел он от меня метров на 15 и …хрясь! Как выстрел из винтовки! Лавина начала вниз спускаться. Я на Мишу смотрю. И Миша говорит: «Снимай! Снимай!» Чтоб оба не погибли! Он думал, что я не удержу. А как я мог его отпустить?! И, Бог дал, лавина остановилась. Стала немножко тормозить и остановилась. Вот в этот момент мы очень близко посмотрели на настоящую смерть.
И что потом?
Спустились. На вершину уже нельзя было идти. Вот это Миша унес с собой, не знаю, как по-русски сказать. Боль от того, что не спустили Илико Габлиани. И до сих пор Илико лежит там. Это было в 66 году.

***

Если в вечный снег навеки ты
Ляжешь - над тобою, как над близким,
Наклонятся горные хребты
Самым прочным в мире обелиском.
В. Высоцкий

Есть у сванов такой обычай: мертвые должны быть похоронены в родной земле. Здесь у каждой семьи есть фамильное кладбище и фамильная церковь. Поэтому сваны так сильно хотели спустить с пика Победы тело Илико Габлиани. Поэтому Виссарион Хергиани просил, чтобы привезли из Италии и похоронили в Сванетии его сына Михаила…
Весть о его гибели мгновенно разлетелась среди альпинистов. Казалось, горе пришло всюду, где хоть немного знали об этом мужественном и светлом человеке.
Джумбер Кахиани: «Это было в 69 году. Тогда у Грузии была самая сильная сборная команда, и мы решили подняться на пик Коммунизма, его центральную южную стену пройти, два с половиной км. Мы готовились. Миша поручил команду мне. «А я,- говорит,- из Италии приеду, привезу для нашего маршрута кислородные баллоны, разные облегченные крючья, карабины». Нам выделили 48 вертолетных часов. Мы так рады были этому. Грузинские песни пели весь день. Приходим в гостиницу, где команда жила. И поем. А наши ребята… Один там плачет. Другой здесь плачет. «В чем дело? Почему такое плохое настроение?» И дали мне телеграмму из Тбилиси: «Миша Хергиани погиб в Италии».
Захаров Павел Павлович.: «Было лето 1969 года. В альплагере «Узункол» шла обычная утренняя линейка, раздавались учебные задания, разрешались выходы в горы – лагерь готовился к трудовому учебному дню, и как-то никто не обратил внимания на радиста лагеря, подававшего руками сигналы начальнику учебной части. Когда на линейке была зачитана радиограмма, над строем альпинистов повисла какая то густая и тяжелая тишина… Это было сообщение о том, что в горах Италии на вершине Су-Альто погиб наш Миша Хергиани. Спартаковский флаг медленно пополз вниз по флагштоку. Смахнул слезу старейший спартаковский альпинист Яков Григорьевич Аркин, утирали слезы те, кому было знакомо имя Михаила Хергиани - плакали все. Вечером был вечер памяти, вспоминали Мишу, поминали Мишу, говорили в его память прекрасные слова, поднимали за него чарку и снова говорили о нем, и снова сокрушались…рано, рано…не вовремя, не вовремя… сколько он еще не сделал…жаль, уже не сделает…»
Михаил Хергиани похоронен в Местии, откуда он родом, в маленьком сванском селении, спрятанном среди белоснежных горных вершин.



***
Возвращаясь домой…
Мы выполнили нашу лыжную программу настолько, насколько позволила нам погода. Ушба показалась в полный рост только в день нашего отъезда… Тут нас ждал еще один сюрприз: самолет до Тбилиси ожидало в два раза больше народу, чем могло поместиться на борту. Мы приехали позже других. И переполненный до отказа самолет на наших глазах улетел. Но Тезо пообещал, что в Тбилиси мы попадем вовремя. И через два часа самолет вернулся за оставшимися пассажирами…

Эти два часа мы провели в размышлениях об этом удивительном месте. Сваны мечтают о канатной дороге. О гостиницах, о горнолыжных трассах, о гостях со всего мира.
Сванетия – уникальное место, созданное природой для горного спорта, но до сих пор так и не ставшее горным курортом… Почему?.. Завсегдатаи Приэльбрусья знают о лавинщике Нурисе Урумбаеве, погибшем в одном из кулуаров Азау. Уникальный специалист, известный ученый, знаковая фигура в своей области, он часто бывал в Сванетии в 60-х годах и обсуждал с Михаилом Хергиани возможности развития горнолыжного спорта в Сванетии. Он собрал материалы по лавинам, обследовал склоны вокруг Местии и обещал вскоре привезти сюда экспедицию для составления проекта спортивного альпинистско-горнолыжного комплекса. Об этих встречах сохранились свидетельства А. Кузнецова:
«– Ты должен, Миша, создать свою школу, – говорил перед отъездом Нурис –Район Местиа, создан для горного спорта. Именно здесь и нигде больше в Союзе (а я знаю все наши спортивные районы) имеется такое удачное сочетание отличных склонов для горных лыж, таких красивых вершин, как Ушба, Чатын, Тетнульд с естественным историко-этнографическим заповедником…». Нурис считал, что инструкторов надо готовить из местного населения, что сваны просто созданы для этого. Именно так он видел будущее Сванетии. Михаил Хергиани соглашался, грустно улыбаясь. И показывал на «скелеты» недостроенной турбазы… Полвека прошло. Ничего не изменилось.
Без поддержки государства горнолыжные курорты не строятся. Но перспективы развития этого региона местным жителям очевидны. И они делают то, что в их силах, чтобы изменить ситуацию к лучшему.

Адоли Гоштелиани,

39 лет, житель Местии, альпинист, лыжник:


- Я хочу, чтобы в Грузию приезжали русские люди. Иностранцы живут намного дальше. И приезжают. А наши соседи, россияне, даже не знают ничего про Сванетию. С 90х годов перестали к нам ездить. Пора возвращаться!
А может сейчас Местиа принимать туристов?
Ну, иностранцев же принимает. Хорошей гостиницы пока нет. Строить надо. Но можно жить в сванских семьях, которые готовы сделать все, для того чтобы люди захотели сюда вернуться еще раз.
Кому, на твой взгляд, интересен этот регион?
В первую очередь альпинистам. Здесь есть очень интересные альпинистские маршруты. И есть хорошие гиды: Афи Гигани, Идрис Хергиани. Возрождается спорт. Есть секция скалолазания, где занимаются дети от 7 до 12 лет. Правда, для развития нужны серьезные финансовые вложения. Я был в Москве в клубе «Точка отрыва» и видел там скалодром. Очень хороший! Вот такой бы в Сванетию, для тренировок. У сванов есть возможность тренироваться на «живых» стенах. Но зимой нужен скалодром. Есть маленькая стена. Но ее недостаточно.
Лыжникам нужна канатная дорога. Пока сюда только фрирайдеры приезжают и остаются довольными. В прошлом году два швейцарца были зимой. Говорили, что в рай попали.
Моя большая мечта – это хорошие подъемники и хорошая инфраструктура, которые позволят Сванетии стать горным курортом.


***
Ну, а мне хочется пожелать жителям этого края удачи и терпения. Когда-нибудь здесь все будет: и горнолыжные трассы, и канатные дороги. А гости со всего мира потихоньку приезжают уже сейчас. Ведь Сванетия так притягательна. А отсутствие цивилизации придает ей особое очарование. Она похожа на жемчужину, спрятанную от людских глаз. В Европе, опутанной сетью канатных дорог, такого уже не будет никогда …

P.S. Огромную благодарность мы хотим выразить жителям Тбилиси и Местии, которые помогли нам увидеть Сванетию:
Гоштелиани Адоли mail: A.E.S.N.L.@mail.ru
Джапаридзе Тезо
Джапаридзе Гиви
Джапаридзе Русудан
Джапаридзе Малхазу
Джапаридзе Аркадию
Жоржолиани Зурабу
Мушкудиани Эмзару.