Поиски Вити Николаева на пике Победы в феврале 1991 года.
В 91-ом московские горные туристы вознамерились сходить зимой на Хан-Тенгри и Победу. Даже как-то раз собирались в турклубе МАИ для обсуждения планов. Они ушли в начале февраля: Игорь Разуваев – руководитель, и участники: Витя Николаев, Лёша Братцев и Володя Лихтенберг. Мы с Лёней Гольцблатом тоже должны были идти, но в последний момент отказались, кажется, из-за удручающего материального положения. До сих пор ловлю себя на мысли, что, если бы мы пошли, всё могло бы быть по-другому. Но история не терпит сослагательных наклонений.
Уже на пути к Хану умер от отёка лёгких Игорь Разуваев. Ребята спустили его тело вниз до домика Юры Голодова. Там Лёша предложил пойти вместе с Володей вниз за помощью. И Витя с радостью ухватился за эту идею, позволяющую ему продолжить выступление в одиночку, и он не скрывал своего намерения пойти на Чонтерен. Они даже вышли одновременно, только в разные стороны – и ещё какое-то время могли наблюдать друг друга. Когда прилетела вертушка, Витю в домике не обнаружили. Они сделали облёт и чётко увидели лыжню, уходящую в сторону пика Победы. Сомнений у них не осталось – он ушёл именно туда. По возвращении в Алма-Ату они сразу же сообщили об этом в Москву
Уже не помню кто, но меня подняли по тревоге, и сказали, чтобы я собирал команду для поисковых работ. Дальше всё было как в тумане. Срочные телефонные переговоры (а мобильников тогда не было), и четверых я нашёл. Со мной полетели: Сергей Стрыгин, Лёня Гольцблат, Женя Кузьмин и Сергей Вьюков. Нас кинули самолётом в Алма-Ату, где в своём спортзале приютил Юра Голодов. Несколько дней мы жили у него в ожидании лётной погоды. За это время он мне сосватал своего парня - кажется его звали Паша, который только что вернулся с «химии» после отсидки. Парень был уникально силён, и очень рвался в горы после двух лет воздержания. Я был только «за» - ведь никогда лишние руки не помешают. Наконец, нас перебросили вертушкой на ледник Звёздочка в двухстах метрах от деревянного домика Голодова. Стрыгин настойчиво пропагандировал конспирологическую теорию, что Витя всех нас обманул, для вида прошёл чуть-чуть по Звёздочке, вернулся и тайно отправился на Хан. Перед этим сделали облёт, но никаких следов пребывания Вити под Ханом не обнаружили. А на облёт Звёздочки уже не хватило горючки.
Эти двести метров для нас не акклиматизированных дались с большим трудом. Как не крути, а снизу и сразу на 4000 м. Кое-как добрели. Места в домике нам с Пашей-Химиком не досталось, поэтому поставили палатку рядом. А мороз был трескучий, но у меня с собой было. После того как уговорили армейскую флягу спирта и рассказов о былом завалились спать. Я-то хоть успел заползти в спальник, а он как был в брезенте, так и рухнул на днище палатки. Утром проснулись как огурцы. Разделились на две группы. Одну, в которой были Лёша Братцев, Володя Лихтенберг и Сергей Вьюков, повёл Сергей Стрыгин под Чон-Терен, другую я, вместе с Лёней Гольцблатом и Пашей, на Дикий. Женя Кузьмин остался разводящим в домике. Пошли поврозь из-за того, что я сильно рассорился со Стрыгиным по поводу проверки его конспирологической теории, благодаря чему сожгли всё горючее, так и не облетев Звёздочку.
Вначале на правой морене Звёздочки Витины следы от лыж читались хорошо. Сомнений в том, что это именно его - не было, ведь с сентября, когда заканчивались все экспедиции, до февраля их бы просто зализало. Потом были намёты снега, но мы чётко держали курс на Дикий. Под ним обнаружили почти засыпанную палатку. Стали лихорадочно откапывать её. Когда вход был освобождён, я засунул руку внутрь, и почувствовал человеческую ногу. Дёрнул посильнее и вытащил валенок… Человека в палатке не было. Я сел на валенок, закурил и задумался: можно полезть выше, но прошло слишком много времени с момента его исчезновения, и шансы отыскать его живым были практически нулевые. А шансы потерять участников в лавине или при срыве – весьма реальные. Я развернул группу обратно к Голодовскому домику.
На следующий день вернулась группа Стрыгина и рассказала, что на развилке между маршрутами на Дикий и Чон-Терен такое рваньё, что улететь в трещину, как два пальца об асфальт. На «поле» все ухало и трещало, идти было очень неприятно, но они шли пока была возможность. Однако из них никто не порхнул, хотя были связаны и особо не стеснялись в выборе пути. Они дошли до того места, откуда уже просматривался и сам Чон-Терен, и весь оставшийся путь к нему, но ничего не увидели. А вечером взорвался автоклав Витиной конструкции. Лопнул центральный стержень в месте, где просверлена отверстие для шплинта, соединяющего шток с дном кастрюли. Это окончательно решило вопрос - идти ли дальше на перевал или спускаться. По их мнению, Витя лежит в одной из многочисленных трещин. От этой напасти одиночку не спасает никакой опыт.
А ещё через день нас эвакуировали вертушкой. Вспоминая всё это, диву даюсь - какие же здоровые мы тогда были: с земли залететь на 4000, на следующий день подойти под перевал Дикий, и иметь желание и силы лезть на него и выше, а он 5300. Где сейчас лежит Витя никому не известно. Победа умеет хранить свои тайны… В прошлом тысячелетии я больше в горы не ходил, да и заботы появились новые – нужно было кормить семью… А про это тысячелетие я уже писал в Риске, и, наверное, ещё напишу.
P.S. В посте, кроме моих, использованы воспоминания Лёши Братцева, Володи Лихтенберга и Лёни Гольцблата.