Искушённый Эльбрусом
В 1975-ом, в первом горном походе, которым я руководил, увидел эту вершину и был очарован её величием и кажущейся легкодоступностью.
Будучи хилым и болезненным ребёнком, даже в школе с шестого класса освобождённый от физкультуры из-за порока сердца, мечтал о своей бригантине с алыми парусами. При поступлении в МАИ у меня возникло естественное желание превратиться в мужчину, который будет интересен девушкам, ведь рост 152 и вес 48 их явно не устраивал, а мои гормоны уже рвались из организма наружу. Горные лыжи перестали вдохновлять - хотелось чего-то более серьёзного. Всё решил Его Величество Случай. В 73-ом старший брат рассказал про своих двоих знакомых туристов, которые погибли под ледовым обвалом. «Вот это для мужчин – любителей адреналина» - подумал я, и пошёл записываться в турклуб.
Мне повезло: как раз набирали группу в горный туризм, хотя, в отличие от водного, он еле-еле теплился. Записался вместе с Андрюхой Лебедевым. Сводили нас по Подмосковью, а зимой на Кольский. Весной на Кавказ и поставили на факт: ищи с кем пойдёшь летом, а потом набирай и веди группу сам. Типа: тебя сводили, а следующая твоя очередь. Принципиальных возражений не было – понятно, что если горной секции, как таковой нет, то барахтаться придётся самому. После бурного лета 74-го (https://www.risk.ru/blog/202537[img=313888) пришлось осенью набрать группу и вести её сначала зимой на Урал (https://www.risk.ru/blog/210552), а потом весной на Кавказ.
Выбор пал на Приэльбрусье. Причины были две. Первая меркантильная: как раз праздновалось 30-летие Победы, а это могло сулить бедным студентам, шагающим по местам боёв, поживиться за счёт Спортклуба. И Спортклуб не подвёл, а выделил нам на десятерых аж целых тридцать рублей, то есть по трёшке на брата!!! Вторая подсознательная: меня маниакально тянуло на высоту, а там можно было и в единичке сходить на 4200 м. – «Приют 11».
Тренировки и подготовка пролетели как-то незаметно, и вот мы уже под Чегетом. Меня стал колошматить мандраж - опыта кот наплакал: всего второй сезон в горах. Да и кроки маршрута, которые наверняка рисовал пьяный дальний родственник очевидца, не вызывали доверия. Получалось, что я сам себя, как котёнка схватил за шкирку, и бросил в воду, а теперь сам же буду во всём этом барахтаться.
Но для командира, что главное: держать хвост пистолетом и не подавать вида, что ты ни хрена не знаешь и не умеешь, а когда заблудишься, прикидываться, что идёшь правильно. Слава богу, что первым перевалом был Донгуз-Орун и не найти его мог только слепой или тупой тем более, что в кафе «Ай» нам однозначно махнули рукой в нужном направлении, подкрепив напутственными словами.
Уже после первого перехода ребята погрустнели, поняв, что горы это не хухры-мухры, и не пеше-водочный по Подмосковью.
Кое-как добрели до озера Донгуз-Орун-Кёль. Постояли у обелиска защитникам Кавказа. Сделали снимок «на память».
Северный приют Донгуз-Оруна, оказался небольшой, но уютный – несколько комнат, и в одной даже печка. Крыша над головой оказалась, как нельзя более кстати. Хоть и высота-то плёвая, но в первый день всё равно колбасило, да и май месяц лишь календарная весна – на улице мороз. Не спалось. Завтра нужно пройти первый перевал, на который я - салага поведу команду. Это как первое свидание: дрожишь, как осиновый лист и не знаешь: ни что сказать, ни что сделать.
Вышел наружу. Мириады звёзд, сверкающих на небе, и полная луна только нагнетали тоску. От дневного куража - не бздеть и не бояться - не осталось и следа. Понял, от чего волки воют на луну – от безысходности и одиночества, а оно здесь особенно ощущалось. Казалось, что цивилизация осталась где-то далеко внизу. Тоже захотелось завыть, но сдержался – боялся ребят разбудить.
Заснуть не смог и поднял всех в половине третьего утра - лавин опасался. Оказалось, что сранья напрасно - снег всё равно не смёрзся, и тропить приходилось по колено. Мандраж прошёл: «вперёд и вверх…». Ощущение того, что мы здесь одни и никого нет кругом, и что мы первые прокладываем путь на перевал, только прибавляло сил.
Перевал встретил нас неласково: ветер и колючий снег обжигали лицо. Но состояние эйфории от этого не уменьшилось: для большинства он был ПЕРВЫй
Вернулся дневной кураж, и мы хором посыпались жопслеем вниз, в ущелье реки Накры.
Когда по склону уже стало нельзя ехать, даже отталкиваясь ледорубом как веслом, а штаны окончательно промокли, побрели дальше в пешем строю. Звенящая тишина и девственность снежного покрова, при полном отсутствии каких-либо следов, создавали иллюзию первопроходимства нашей группы.
Вскоре пришло отрезвление. За поворотом долины услышали кукареканье петуха. Неужели глюки?!! Ан нет - невдалеке увидели кош, а рядом с ним таких же мохнорылых туриков в штормовках. Наяву оказалось, что это группа одесситов, которые несли с собой петуха для празднования 1 мая.
Начались мои мытарства с кроками. Отбросив скромность и застенчивость в сторону, напрямую спросил, где начинается подъём на перевал Басса, и получил исчерпывающий ответ: трое из них однозначно показали вверх по долине, а трое, так же уверенно махнули рукой вниз. Разгорелся спор. Итогом стала боевая ничья – стороны к консенсусу не пришли. Заинтриговали они меня и поставили в тупик. Но помня устав командира, который не может ошибаться, возвращаться было за падло.
Вежливо отказавшись от праздничного ужина (тем более, что он намечался на послезавтра) и слегка удручённые тем, что мы здесь уже не одни, побрели дальше, частенько перекуривая, чтобы взглянуть на кроки, и понять в какой точке Кавказа мы сейчас находимся.
Когда снег закончился, и кругом уже стояли зеленеющие деревья, понял, что окончательно заблудился, но вида не подал.
Побежали с приятелем вниз на разведку – искать мифический Южный приют, от которого должен начинаться подъём на перевал. Бежали долго, но приюта не нашли, зато попали в такие заповедные места, как на картинах Шишкина. С вековых елей свисали до земли пряди мха, а под ними сквозь прошлогоднюю листву и лишайники пробивался белый ковёр из подснежников. Тепло и солнечно. Бабочки порхают, птички поют – рай земной.
Осознав бесполезность поисков, решили передохнуть и возвращаться. Приятель взгромоздился на камень, стоящий на бугре, и принялся фотографировать окрестности, а я спустился к ручью попить и сполоснуть лицо. Встал на коленки, и лакаю себе в удовольствие чистейшую горную воду.
Вдруг спинным мозгом почувствовал - что-то в окружающем мире изменилось. Аккуратно поднял глаза, и волосы на затылке зашевелились. Напротив меня, метрах в пяти, здоровенный бурый медведь занимался тем же самым. Как он меня не заметил – ума не приложу, но мысли уже вихрем кружились в моей голове! Может он покуражиться решил надо мной? Что делать – бежать? А смогу ли – вдруг медвежья болезнь начнётся? И ведь после никто не поверит, что я с медведем почти на брудершафт пьянствовал!
Я обернулся и заорал что есть мочи: «Валера, снимай!!!» Мишка вскинул голову и окатил меня таким взглядом, что мне тут же захотелось дать ему валидол. Но силы у нас были явно неравны – орал я громче! Медведь развернулся и бросился наутёк вверх по 450 косогору. Из-под его пробуксовывающих задних лап вылетали булаганы и катились в ручей, но в меня он так ни разу и не попал. Не целкий оказался…
На следующее утро подверглись нападению дождя, который не собирался отступать. Решили, что деревянная крыша над головой лучше брезентовой, и к обеду переместились в верхний кош. Через тридцать минут выглянуло солнце.
Война - войною, а обед по расписанию.
После трапезы предложил произвести разведку боем. Сопровождать меня вызвался Комиссар. Видно, кто-то из его предков в Гражданскую на такой же должности был. И инстинкт не отпускать командира от себя, чтобы не сбежал и не переметнулся, передался по наследству. Долго лазили по курумнику, скалам и крутым снежникам, пока не поднялись в висячую долину. Долина была перепахана лавинами вдоль и поперёк. Пришлось возвращаться в лагерь без трофеев.
Там уже с нами соседствовали две группы: из Одессы и Челябинска. С одесситами я разговаривать не стал, вспомнив о их двурушничестве, а «железные» челябинские парни вызывали доверие. Они предложили спуститься немного вниз по Накре, и лезть в следующую висячую долину. Аргумент был железный, как и сами парни – где-нибудь, да и перелезете через этот хребет в ущелье Ненскрыры. Против логики не попрёшь, если только на танке.
Утром привели в исполнение вчерашние советы и за пару часов поднялись в соседнюю висячую долину. Глубокий снег к тому времени уже изрядно растопило солнце.
Месить снег и соваться на лавиноопасные склоны не хотелось, поэтому опять предстояла разведка. Состав прежний – Комиссар меня ни на шаг не отпускал. Полазили часа три по гребню отрога, увидели какую-то дырь за поворотом долины, которая вроде бы в хребте, и, подгоняемые грозой побежали вниз. За это время ребята изрядно оборудовали лагерь ветрозащитными стенками из снежных блоков, вырыли кухню и туалет. На военном совете решили завтра во чтобы то ни стало перелезать через хребет – сожранные разведками дни не оставляли нам шансов. Отбились в шесть вечера, предвкушая завтра не лёгкий бой, а тяжёлую битву.
Утром поднял ни свет, ни заря – в час ночи. Так рано я никогда больше в жизни на маршрутах не вставал. Но, благодаря усердию дежурных и остальных членов экипажа, вышли только в четыре. Снег за ночь опять не смёрзся полностью, и проваливающийся под нами наст, сильно сбивал дыхание. Наконец то показалась дырь в хребте, которую мы не успели увидеть накануне, и которую сегодня единодушно прозвали Бассой.
Долина была ровной, и лишь последний взлёт вызывал подозрения. Чтобы не будить лихо в виде лавины на 450 снежном склоне, подошли под скалы, и под ними на цыпочках прошуршали на перевал. Семь часов нам пришлось долбать этот наст и снег, пока мы на него не взгромоздились. По отсутствию памятников на перевале, я понял, что мы сильно запилили вниз по долине Накры. Ни фига себе, сказал я себе, а вслух смолчал, чтобы не потерять реноме. На перевале была видна цепочка следов. Сравнил со своими – похожи. Значит это не мой недавний косолапый знакомый, а какое-то двуногое одиночество. Может абрек-охотник? В любом случае нашу компанию увеличивать не хотелось – итак десяток. Мысль, что по горам можно шататься соло раньше не приходила в голову, но тогда в мозгу засела!
Спуск в долину Ненскрыры был несложным, но утомительным. Чтобы наверстать упущенное время, пошли вверх по долине, хотя уже полсуток месили снег. Через час остановились. Кто-то сказал, что здесь есть нарзан – может быть даже я, так как задолбанное за день тело откровенно просилось в кушет. Попытки его найти конечно потерпели фиаско.
Утром погода звенела. После вчерашнего марафона идти никуда не хотелось, и все ловили утренний кайф на спальниках. В полдень с трудом потянулись вверх. Солнце жарило нещадно. Через час дошли до нарзанного источника, про который я вчера трепанул. Долго и вдохновенно пили нарзан. Идти стало ещё тяжелее из-за выпитого и палящего солнца. В половине шестого решили прекратить мазохизм, и встали на ночь.
Опять ранний подъём – в два часа. Сегодняшняя цель – перевал Чипер-Азау, которым мы замкнём наше колечко, и выйдем к месту старта – долине Баксана. Через полчаса наткнулись на памятник, у которого дружно сфотографировались «на память».
Раннее утро одарило нас великолепными пейзажами верховьев ущелья Ненскрыры. Снег в лучах солнца искрился мириадами огоньков, а склон был настолько рельефен из-за теней, что вся картина представлялась сказочной.
На перевал вела «слоновья тропа» набитая десятками ног наших предшественников. Да, это не Басса. Уж тут-то я не промахнусь, с гордостью подумал я, но вслух из скромности смолчал.
Снимок «на память» на Чипер-Азау. Думали, что последний
Но долг чести перед родным Спортклубом (тридцать рублей), заставил нас и на этот раз сделать снимок «на память» у обелиска, расположенного чуть выше седловины.
Изрядно надоело месить весенние снега Кавказа, и хотелось вниз, в цивилизацию – к холодному пиву и свежей вобле, или хотя бы на травку и солнышко. Поэтому все заторопились вниз и посыпались с перевала, как груши с дерева. Уже к полудню мы прибежали на поляну Азау – излюбленное по тем временам место стоянок туристов.
Часть народу решила отвалить. Их вызвался сопровождать Комиссар. Сцена прощания была душераздирающей. Он ревел у меня на плече белугой, всё время повторяя, а если ты сбежишь, а если ты переметнёшься… Я успокаивал его как мог.
Итак, нас осталось пятеро – тех, кто захотел идти на Приют-11, и мы опять сделали снимок «на память», на этот раз последний. Мы очень любили сниматься «на память» – просто мания какая-то была.
Великолепно смотрится со склона Эльбруса влюблённая парочка: Донгуз-Орун (слева) и Накра-Тау (справа). Тогда я и поверить не мог, что седловину между этими вершинами можно пройти, но времена меняются, и Питерцы одолели этот перевал.
В тот май проходила какая-то альпиниада, и на Приют альпинистов было, как сельдей в бочке. Мечта о ночёвке в тёплом домике отпала сама собой.
Пришлось довольствоваться останками старой дизельной. Когда пляжники перестали принимать солнечные ванны, мы поставили внутри палатку, и стали основательно готовиться к ночлегу, ведь на такой высоте все были впервые. Самочувствие было хорошее, но дышалось тяжело. О том чтобы пробежаться или поиграть в футбол, вопрос не стоял, ну совсем не стоял.
Как только зашло солнце, погода испортилась. Задул сильный ветер, который рвал и метал всю ночь, стало жутко холодно. Мы залезли в свои спальники, и, дрожа всем телом, пытались уснуть. Не тут-то было! Нас (меня так точно) накрыла горняшка. Такой головной боли я ни до, ни после никогда не испытывал. Башка была как бидон, в котором варили чертям самогон. Казалось, что она раздулась раза в три, и я представил на своём месте Змея-Горыныча. Ведь если три башки болят хором, так это в пору повеситься. Не помогали ни обезболивающие, ни чай с лимоном. Спал ли я в ту ночь? Не уверен. Но судя по ворочанью и постаныванию, остальным тоже было кисло.
К утру боль отпустила, но мороз и ветер не дали разжечь примуса. Я любовался Эльбрусом. Мощь этого великана манила и завораживала! Склоны казались такими простыми, а вершины так близко, что притягивали как магнит. Эльбрус явно меня искушал. В голове созрел план: чёрт с ней с учёбой, как спустимся на Азау, заберу у мужиков снаряжение, бензин, остатки продуктов, и сделаю попытку сходить на гору. Всё-таки один не пятеро – может, найдётся местечко на Приюте? А до поры до времени решил не посвящать в свои планы, а то начнут отговаривать и на кислород давить.
Пожевав всухомятку, отправились вниз. Часа за три дошли до Азау. Грязные по колено - канатки в тот день не работали, и пришлось месить раскисшую глину своими копытами. Когда я озвучил своё намерение, сразу же всё для меня необходимое оказалось на дне рюкзаков, перетряхивать которые они категорически отказались, и все жутко заторопились на автобус. Не знаю, может, оно так и было на самом деле, но обиделся я страшно. Посчитал это за кидалово. Надулся, как сыч, и до Минвод молчал.
После покупки билетов денег на еду почти не осталось. Почему то вспомнилась та тридцатка, которую выделил Спортклуб. Как она сейчас оказалась бы кстати! Но умереть с голоду в СССР – это надо очень постараться! В поезде сердобольные старушки стали закармливать нас «погорельцев» всякими вкусностями. Они вздыхали и охали совершенно искренне думая, что мы недавно в горящую избу заходили. Особым вниманием пользовалась одна из наших дам, которая не снимала с лица повязанную до глаз косынку, и кусочки пищи засовывала под неё. И хорошо, что не снимала - вид её обмётанных лихорадкой губ, мог вызвать подозрение на тяжёлое инфекционное заболевание и панику среди старушек. А кто бы нас тогда кормил? После третьего подхода к столу, меня начало отпускать. Обида прошла. Не зря же говорят: голодный мужик – злой мужик.
Комиссар, встречал нас на перроне в Москве, и пытливым взглядом пересчитал по головам. На душе у него было неспокойно. Он должен был убедиться, что все доехали, и никто не ёкнулся по дороге.
ЭПИЛОГ
Мечта исполнилась лишь через четыре года. Но к тому времени я уже научился не поднимать группу в два-три утра, а спокойно, дождавшись солнышка, медленно и печально начинать собираться. Либо, высунув ладонь из палатки, дождаться пока на неё упадёт пару капелек дождя или снега, и сказать: «Погоды нет ребята. Спим дальше…». Научился ориентироваться по карте и побывал на 6700. Научился летать по ледовым склонам, падать в трещины и уворачиваться от камней. В общем, многому научился.
Чувство обиды на ребят давно сменилось чувством благодарности. В лучшем случае я бы тогда спустился не солоно хлебавши, а в худшем... Из десяти участников того похода, только двое «отсеялись», а остальные ходили и водили «маёвские» группы ещё многие годы, и дошли до шеститысячников и семитысячников.
P.S. 22 июля 2018 года, в мой день рождения, ко мне приехали девять человек из того похода. Время провели великолепно, вспоминая о прошлых подвигах, и думая о новых, но уже без экстрима, а с инвалидной палочкой по Тверской!
