Рассказы из туристской молодости.
В этих рассказах вы не прочитаете про суровых высотников, тяжело топчущих снег на запредельных вершинах Памира и Тянь-Шаня, и про тощих технарей, ночующих на отвесных стенах в платформе, увешенной, как новогодняя ёлка, разноцветным снаряжением, тут тоже не будет написано. На Риске таких статей очень много, и иногда даже складывается впечатление, что если ты не технарь или высотник, то, что ты делаешь в горах?
А хочется рассказать про беззаботную студенческую молодость, когда вся жизнь сводилась к известной фразе из фильма «Джентльмены удачи», видоизменённой под реалии туризма: заработал, собрался, и в горы – романтика.
ПЛАМЯ НАД ДОМБАЕМ.
Произошёл этот случай в альплагере Домбай. Альплагерем это место называется по старой советской памяти, никакой альпработы там не ведётся, а только предоставляются под снятие комнатки 2 на 3 метра в крайне ветхих домиках. Домики на сколько ветхие, на столько же и пожароопасные. Об этом нас все по пять раз предупредили: свечи не жечь, с примусами аккуратнее, курить только на середине поляны, даже с жаром подружкам в ушко не дышать, а то всё сгорит к такой-то матери.
А теперь, собственно, история. Закончили мы, безусые студенты, поход по Домбаю и перед отъездом остановились на одну ночь в этом лагере. Сняли две комнаты, кое-как устроились, и стали коротать время до вечера. А вечером нас ждала колыба. Колыбой мы, беларуские туристы, называем кафешку с национальной кухней, где в конце похода можно отъесться и отпиться. Название это взято из украинских Карпат, где таких кафешек великое множество.
Разведка донесла, что поблизости с альплагерем есть душ, и перед очисткой духа в колыбе, было решено омыть свои тощие телеса. Вову оставили дежурить, а остальные пошли принимать водные процедуры. Возвращаемся мы часа через два, а весь лагерь Домбай на ушах стоит. Кто-то даже с огнетушителем вдали промелькнул, от чего меня пробил холодный пот. В душе сразу зародились смутные подозрения, которые усилились, когда мы вспомнили, что дежурить остался не кто-нибудь, а Вова.
Кто не знает Вовочку, то я вкратце расскажу. Это человек, сама непосредственность. И некоторые вещи он, по этой своей непосредственности, может делать очень серьёзно, а результат получается крайне комичный. Вспомнить хотя бы, как в своём первом лыжном походе по Карпатам, на второе утро, он вместо своих прокатных развалюх, одел личные лыжи руководителя. Как интеллигентный человек, я не могу здесь написать, что про это сказал наш капитан. Или был ещё случай, когда Вова, как реммастер, прикрутил к лыжам крепления задом наперёд и пытался убедить такую же зелёную девочку-туристку, что так и должно быть.
Так вот, дежурить остался Вова, и что самое страшное, дежурить на примусах. Когда я говорю примус, то я имею ввиду не мультитопливные горелки великой фирмы Primus, а советские горелки «Огонёк» (от слова «горе»). Кто с ними ходил в горы, тот меня поймёт, а кто их не застал, тот пусть просто порадуется за себя. Идём мы по не на шутку встревоженному лагерю и встречаем идущего умываться Вовочку, с большими круглыми глазами и лёгкой копотью на щеках. То, что он рассказал нам, повергла всех в неудержимый смех, а меня в шок.
Решил он приготовить для друзей, то есть для нас, обед. Заправил из полторашки бензином примуса, раскочегарил их, и начал варить гречку. А при работе с горелками главное правило – заправил примус, спрячь подальше бензин. Ну а Вова, видимо уже представляя вечерний сабантуй и танцы с саблями, расслабился и упустил этот момент из виду. Гречка уже была почти готова, вода в котле постепенно выкипала и, решив сделать обед пореже, он попытался добавить туда воды. Воду из колонки мы носили тоже в полторашках, и вот по чистой случайности, а скорее всего по Вовиной непосредственности, вместо бутылки с водой у него в руках оказалась бутылка с бензином. И этот бензин он небрежно вылил в котёл с гречкой, стоящий на работающем примусе…
Над лагерем Домбай встало зарево. Вовочка, наверное, меньше всего в жизни хотел спалить этот альплагерь, но от него в тот момент уже мало что зависело. Его жалкие попытки набросить на пылающий примус обрывок видавшей виды стеклоткани потерпели крах. Ситуацию, а вместе с ней альплагерь Домбай и репутацию всех Брестских туристов, которых бы потом везде встречали с вопросом: «А это не ваши долбо**ы альплагерь Домбай сожгли?», спасли матёрые альпинисты (а нам тогда даже третьеразрядники казались матёрыми), живущие в соседних комнатах, сбежавшиеся на дикий крик Вовы, и мужественно потушившие пожар песком и матом.
Вот такая вот байка. А пламя того пожара еще долго пылало в больших глазах Вовы, пока эти самые глаза не были успешно залиты вечером в колыбе.
КАРПАТСКИЙ БЛИЦКРИК.
Дело было в зимних Карпатах. Мы, уже «опытные» туристы, в очередной раз захотели пройти что-нибудь посложнее самого лёгкого спортивного похода. Карпаты вообще специфический район в плане прохождения категорированных походов. По километражу там всегда недоборы. Разогнаться особо негде: то бурелом, то тропёжка, то деревня с магазином. А ещё и нестабильная погода. И чтобы пройти, что-то посерьёзнее «еденички», надо выходить наверх, на хребты, что опять же имеет свою специфику. И основной критерий, который следует учитывать при формировании группы для такого похода, это мобильность.
Вот и собралось нас в тот год три крайне мобильных и крайне опытных молодых человека. А чтобы мальчикам было нескучно, решено было взять такую же крайне опытную и крайне мобильную девушку Кристину. И в последний момент, удачно улыбнувшись руководителю, и заверив его, что двоечные лыжные походы в Карпатах, это её стихия, к нам присоединилась Настенька. Ну, это так, присказка.
Такой хорошей погоды, как тогда, я не до этого, не после, в Карпатах не видел. Солнечно, безветренно, отличная видимость, и мороз до 20 градусов. Руководитель, выйдя с поезда и оценив опытным взглядом погодные условия, сразу безапелляционно заявил, что пока не испортилась погода, надо бежать быстрее на Свидовецкий хребет, поэтому лыжи одеваем сразу возле вокзала. Все прониклись его чувством, и только Настенька нервно сглотнула.
Начинался наш поход с Яремчи, и перевалив через парочку, хотелось бы сказать перевалов, но правильнее назвать их водоразделами, мы, в спортивном темпе, взяли курс на вершину Толстый Гронь (пупырь в районе Горган). Настенька уже на второй день похода захотела оказаться в колыбе, чтоб забыть всё как страшный сон (если вы не помните, что это за чудесное место такое - колыба, то можете перечитать предыдущую байку).
Наш Клуб в том году делал в Карпатах учебные сборы в этом районе. Сборы – это когда несколько команд стоят лагерем пару дней на одном месте, и новичков обучают азам лыжного туризма: как стоять на лыжах, как подниматься и спускаться, как правильно падать. Чем отличается привал от перевала, зачем в лыжном походе перед сном надо тщательно расшнуровывать ботинки, почему снег для растопки воды на чай надо брать не под елками – всё это, и ещё многое другое, вновь испечённый лыжный турист после сборов должен знать и уметь.
Под Толстым Гронем все склоны в серпантинах, лыжне и в ямках от пятых точек - учебные сборы идут по плану. Мы, все такие мобильные и опытные, здороваемся с ребятами, ловя на себе восхищённые взгляды новичков. Даже Настенька, отряхнув снег с шапки и достав сугроб из-за шиворота, чтоб её не приняли за новичка, решила дать пару дельных советов о том, что у неё получалось лучше всего – падать в сугроб по самые плечи, но мы её остановили – времени нет, нас зовут высокие хребты, какие могут быть советы, чаи и посиделки. Прощаемся и убегаем вперёд. Ну, вот и перехожу непосредственно к байке.
От вершины Толстый Гронь вниз идёт шикарная дорога: широкая, длинная, серпантинистая, и в меру пологая. Именно то, что надо для отличной катухи. Вот тут-то как раз и начал сказываться разный опыт участников. Когда команда двигается вперёд по лыжне, или вверх по склону, то скорости у всех участников приблизительно одинаковые, а вот если ехать вниз с рюкзаком за плечами, то скорости различаются просто катастрофически. Руководитель и я сразу оторвались от всех, недалеко за нами грациозно (если можно назвать этим словом скольжение вниз под рюкзаком по дороге с колеёй от лесовоза) ехала Кристина, а вот Настю ещё с одним, как оказалось ни разу не мобильным участником, мы до самого низа больше не видели, а только слышали: то возгласы восторга, то стоны боли. На последнем серпантине, мы вдали увидели догоняющую нас Кристину, а арьергард отстал от нас предположительно минут на сорок. Внизу по мосту, состоящему из больших брёвен, мы перешли реку, и за поворотом, на солнце, решили сделать привал. Сели на рюкзаки, раскурили трубки и стали проникаться окружающей нас обстановкой: снежными ёлками, морозом, слепящим зимним солнцем и всепоглощающей тишиной. Кто был в лыжных походах, тот меня поймёт.
Из задумчивости меня, минут через 20, вывел вопрос: «А где Кристина? Она отставала максимум на пять минут?» Ну, думаем, может лыжа слетела, или рюкзак поправляет, подождём ещё. Опять закурили. Через пять минут Кристина не появилась. Решили покричать, никто не ответил. В душу начали закрадываться смутные сомнения, которые оказались не беспочвенными. За поворотом видим мост и две лыжи, торчащие на нём. Подбегаем ближе и наблюдаем следующую картину: Кристина, завалившись назад, торчит пятой точкой вниз между двумя брёвнами. Не позволяет ей упасть только застрявший рюкзак, да руки с палками и ноги с лыжами, интуитивно раскинутые при падении. Оказывается, что брёвна перекинуты для машины, и полуметровый промежуток между ними засыпало снегом. По нему спокойно прошли два человека, а вот Кристина не смогла. Так сказать, «Боливар троих не выдержал».
Мне сначала показалась это всё крайне комичным, пока я не взглянул в зелёные глаза Кристины. Такой смеси ужаса, ярости и беспомощности я никогда не видел. Если бы на её месте оказался турист противоположенного пола, то боюсь, что за свою расторопность, мы могли не только быть обматерёнными с ног до головы, но и ещё, возможно, получить по нашим опытным рожам. Висела она так уже минут двадцать, а выбраться сама не могла. Если сбросить лыжи, то зажмёт грудь, а если попытаться снять рюкзак и выбросить палки, то могут не пролезть ноги с лыжами, и тогда вообще можно вниз головой нырнуть. Такая вот тупиковая ситуация. Мы спрашиваем, чего не кричала, мы же тут в 50 метрах сидели. Оказывается, что кричала, причём очень громко, и даже матом, а мы не слышали, и она уже потеряла всякую надежду выбраться, в прямом смысле слова, сухой из этого положения. Надеялась только на отстающих мобильных участников, а про нас думала, что мы уже в деревни очередь в магазин занимаем.
Тут и отстающие подошли. Вид у них на удивление был бодрый и радостный, несмотря на то, что каждый из них на спуске упал бесчисленное количество раз. Что им могло придавать радости? Возможно классная погода и компания, или то, что у них остались целы руки, ноги и лыжи, а скорее всего то, что между нами и заветным Свидовецким хребтом располагалась деревня с магазином. Руководитель сразу же перевернул историю в своё любимое нравоучительное русло, и на примере ещё не совсем очухавшейся Кристины рассказал, как важно уделять повышенное внимание безопасности при переправе горных рек. И со словами: «Учи вас только, молодёжь…» - мы снова пошли вперёд и вверх на штурм Карпатских хребтов. Через несколько переходов все уже и забыли этот случай, и только мне не давали покоя эти зелёные глаза.
А к чему эта байка спросите вы? А к тому, что как хорошо быть студентом, ходить в горы, и встретить там любимую женщину.
ЗИМНЯЯ РОМАНТИКА (произносить, сжав зубы).
Когда зимой в горах мне бывает сильно холодно, голодно и неуютно, когда меня окончательно достают неудобство туристского быта, когда я начинаю верить, что лыжные походы или зимний альпинизм это не для меня, и в десятый раз даю себе клятву, что зимой кроме Карпат – никуда, я всегда недобрым словом вспоминаю человека, который привил мне тягу к этому своеобразному виду «отдыха», понятному только узкому кругу «любителей этого дела». И лучшая фраза, как я считаю, характеризующая отношение обычных людей к таким походам, была сказана моим другом на Кодаре, спустя четыре года от описываемых ниже событий, когда он, наматывая сопли на кулак, на 35 градусном морозе, пытался развести примус и язвительно выдавил из себя: «А начальник, с*ка, думает, что я сюда отдыхать поехал».
А началось это необычное, я бы даже сказал болезненное, увлечение с лыжного похода на Кольский полуостров, когда я попросился в команду к тому самому человеку, которого я впоследствии где только не ругал: и на Урале, и в Забайкалье, и на Памире. Но тогда я его называл ещё на Вы, и не смел без разрешения обгонять на лыжах.
Таких как я собралось ещё четыре мальчика и одна девочка. Поход у нас был 3 категории, и мы себя считали ужасно крутыми. Причём маршрут действительно был, если и не сложный технически, то по километражу достаточно протяжённый, и главное - линейный. Начинали мы с Ловоозёрских тундр, и через Умбозеро выходили в Хибины. В таком серьёзном лыжном походе все, кроме Руководителя, были впервые, и с непривычки, уже через недельку мы начали заколёбываться. Сказывалась, так называемая, холодовая усталость. Мы тогда ещё слабо представляли, что это такое, но, когда Руководитель сказал, что уже середина похода, и у нас, мол, может проявляться эта самая холодовая усталость, мы от этой мысли начали чувствовать себя ещё круче. И находили эту самую усталость во всём. Упал на лыжах - тебе тут же сказали: это у тебя холодовая усталость; нет аппетита – она же; в туалет ходишь нерегулярно – тем более она самая; а апофеозом всему была фраза: «Оставь покурить, а то холодовая усталость замучила…»
Выйдя в Хибины, на подходе под перевал Северный Рисчорр мы поймали несколько дней тяжелейшей тропёжки, А затем у нас была ночёвка в снежной пещере под этим самым перевалом, которую мы задолбались копать в каком-то надуве. Всё это ещё выше подняло шкалу нашей крутизны, и вот такие уставшие, но крутые, как вершина Ферсмана со стороны ручья Меридиональный, мы спустились к базе КСС.
На тот момент база КСС – это несколько жилых домиков-сараев, находящихся в центре Хибин. В одном из них проживал дежурный спасатель, а остальные за небольшие деньги сдавались таким же слабоумным людям, как мы, которые вместо того, чтоб проводить свой отпуск на Чёрном море, отдыхали на «южном берегу Северного Ледовитого океана».
Идея переночевать в тепле витала в группе давно, а у некоторых она даже приобрела навязчивый характер. Но к сожалению, все домики оказались занятыми. От мысли, что нам предстоит очередная ночёвка в обледенелом шатре, как-то становилось, мягко говоря, не уютно. Но недаром говорят про туристскую взаимовыручку – нас приютили ребята из Новополоцка, которые жили тут уже около недели и ходили небольшие однодневные радиальные выходы, и, конечно же, хотевшие послушать рассказы, таких крутых туристов, как мы. Причём их самих в этом домике жило 14 !!! человек. А тут ещё нас шестеро, полных благодарности. Общий язык с ними был найден достаточно быстро. А когда наша девочка звонким голосом спела их руководителю его любимую песню «Зелёная карета», мы стали среди них своими. Ну а то, что они, на просьбу «оставь покурить» подарили мне с другом по пачке сигарет, можно сказать нас вообще породнило.
Мы сидели, весело болтали, дело незаметно перешло к ужину, и тут появился ОН… Мы, конечно же, как крутые полярники, его и не разбавляли. А Новополочане от нас не отставали, видимо им тоже хотелось почувствовать себя крутыми полярниками. И та пружина, что под действием холодов и ветров сжималась в каждом из нас на протяжении всего похода, от самого Оленегорска, а у некоторых может и от самого дома, – так вот, эта пружина резко разжалась.
Весь дом стоял на ушах: мы раз 20 спели песню «Всё, пи**ец, поплыл в ночи вокзал», потом Новополочане взахлёб рассказывали, а иногда даже и показывали, как наматывали радиалочки вокруг КСС, а мы взахлёб им отвечали, как, лежа на ветру, брали перевал за перевалом. А потом снова пели про вокзал и про зелёную карету и ещё про что-то. По роковому стечению обстоятельств выяснилось, что у их руководителя ещё и День рождения, а может он это и сам придумал. Откуда-то появилось пиво, которое придало нам ещё больше пылу. Наш Руководитель давай направо и налево приглашать всех на Полярный Урал следующей зимой, не отставал от него и наш Дима, пытаясь кого-то заманить с ним в 3-ку в Среднюю Азию, и даже я, отводивший в одни Карпаты, прицепился к какому-то Васе с предложением этим летом пойти со мной в 2-ку на Кавказ (а чем я хуже других?). Последнее, что я помню, перед тем как уснуть, это как мой друг собирался с Васей, (с тем самым, с которым я уже в одной связке шёл траверс всего ГКХ) идти чинить снегоход спасателям, и как наш Руководитель, бегал вокруг домика за Димой и призывал его от чего-то одуматься, аргументируя это тем, что нам завтра идти на самый высокий перевал Хибин…
…Утро было хмурым. В смысле погоды тоже. На предложение хозяев остаться и пересидеть этот день, мы единодушно отказались. Кое-как запихав в себя манку, и бурно попрощавшись с Новополочанами (в глаза Васе я старался не смотреть), мы выдвинулись в сторону перевала Северный Чорргор. Перевал действительно высокий, и топать на него вверх надо прилично. Радовало только то, что мы приняли правильное решение – погода начала улучшаться, стих ветер и появилось солнце. Выйдя из зоны леса, мы привязали к себе лыжи, уткнулись взглядами в ноги впередиидущего, и, погрузившись в свои бодуны, начали подъём. Такое устройство как «камус» нам тогда было неизвестно, а про «скитур» мы думали, что это какое-то зарубежное ругательство.
Примерно через час заметили, что нет того самого Димы, которого вчера призывали одуматься, и решили сделать привал, чтоб его дождаться. Прошло минут 10, а он в поле зрения так и не появлялся. Мы уже начали выстраивать теорию, что количество выпитого накануне спирта прямо пропорционально кривизне лыжни и обратно пропорционально скорости подъёма, а кто-то даже предположил, что у отставшего, на почве вчерашних возлияний, схватило сердце. Но, видимо, Дима и не такой экстрим мог выдержать, т.к. вскоре он возник на горизонте, и, тяжело дыша вчерашним праздником, стал медленно подниматься к нам. Подходит и, опередив наш вопрос, говорит: «Блин, лыжа на полпути отвязалась. Пришлось вниз бежать, искать». Потом скидывает рюкзак, оборачивается и с криком «Ой, *ляяяя» опять убегает вниз. Наш следующий вопрос – «А у тебя эта лыжа отвязалась, которая с собой, или та, которую ты опять потерял» - мы задать не успели. Дима исчез вдали в поисках проклятой лыжи, а мы сидели на рюкзаках в центре этих прекрасных гор, и под рассказы нашего матёрого Руководителя о далёких и нехоженых районах, наслаждались ярким солнцем, морозом и чувством полноты жизни…
