Не вернувшимся с гор...
Мы внизу вспоминаем про горы,
Позабросив другие дела,
И жалеем порой, что не скоро
Предстоит нам вернуться туда.
Но настанет такая минута,
Будет собран в дорогу рюкзак,
От постылой рутины уюта
Мы уедем с тобой на Кавказ.
Будто мы никогда не болели,
Беды нас обошли стороной…
Солнце, холод, жара и метели –
Мы в горах! Ну не все ли равно!
На палатки сменили квартиры,
Наяву продолжение снов –
Как ложатся на карту пунктиры –
Отражение наших шагов.
Мы придём сюда снова и снова,
Эти горы нельзя не любить.
Пусть поймёт, кто останется дома,
Что иначе не можем мы жить!
Разве можно забыть эти метры
В бурных водах потока Джилги?
Синий цвет неба, кёльские ветры,
Камень, льды и снега Безенги?
Клочья рваные шапок тумана,
Рук тепло, страховавших тебя,
Седины, появившейся рано,
Как друзей забирала судьба?
Их следы исчезали на склонах,
Но из памяти вряд ли уйдут
Лица на фото в старых альбомах,
Радость и горечь встреч и разлук…
Нашу дружбу родили походы,
Свято память о ней бережём.
Не угаснет она через годы –
Будет с нами, пока мы живём...
Простота строчек бьет неизменяемой истинностью... Спасибо.
Берегите близких, порой вы для них - самое важное, что есть на свете.
Смотрю в окно и грустно улыбаюсь. Потому что знаю: ребята забудут все наказы, как только переступят порог. Потому что уже завтра эти наказы будут не только невыполнимы, но даже бессмысленны. Потому что у Дороги своя любовь. Потому что уже через несколько дней ребятам придется глохнуть под тяжестью рюкзаков, а на привалах они будут жадно хватать губами студеную воду ручьев, а то и тухлую жижу болот. А носки Володя спалит, задремав у костра после трудного перехода, а вторые отдаст Рудику, который под землей вымокнет под ледяным водопадом и будет замерзать. А письма Аксенов не будет писать каждый день: много суток он будет отрезан от земли стопятидесятиметровой толщей мертвого камня.
И я подумал: это хорошо, что женщины не знают сути нашей работы. Так им легче будет ждать. И еще я подумал, что это, наверно, даже необходимо для общей пользы дела, что меня некому провожать.
Вчера я столкнулся с Валериной матерью. Днем я никогда не прихожу на эту улицу, но вчера — перед новой дорогой — решил проститься с родным городом и неожиданно для себя оказался перед Валериным домом.
Увидев ее, я попытался спрятаться за угол, но было уже поздно. Улыбающаяся, с растрепанными седыми волосами, она тяжело перебежала улицу и схватила меня за рукав и, испытующе глядя в глаза, спросила:
— Вы, случайно, не знаете, когда вернется Валерик?
Я молчал. Я молчал и от самой макушка до пят покрывался холодным потом.
Тогда она, счастливо улыбаясь, ответила сама себе:
— Вчера получила от Валерика письмо. Оно сейчас лежит на подоконнике. Он пишет, что скоро вернется. Вы придете его встречать?
— Конечно, — растерянно выдавил я.
Мне хотелось броситься от нее в первую попавшую подворотню, но она крепко держала меня за рукав и все повторяла:
— Обязательно приходите.
Потом из ворот вышел ее муж, седой и сгорбленный старик, молча и неприязненно оглядел меня, взял ее за руку, силой повел в дом. Она все оглядывалась и махала мне рукой:
— Валерик будет очень рад. Приходите.
Валера погиб в Медвежьей пещере три года назад. Утонул в подземной реке, в сифоне*: застряла в щели страховочная веревка. Все, может, кончилось бы иначе, не вырони он из рук ножа… Четыре часа ребята делали ему искусственное дыхание, они все еще верили в чудо, но чуда не случилось.
Нельзя сказать, что мы с Валерой были большими друзьями, просто работали в одной экспедиции, и, кроме экспедиционных дел, ни о чем другом у нас не хватало времени поговорить. В последний год я был его заместителем, и, как по наследству, что ли, мне достались от него должность начальника партии и его альпинистский карабин — овальный стальной треугольник, служащий для взаимной страховки идущих в одной связке людей, — который мы через год случайно нашли в подземной речке рядом с сифоном.
Мать долго не вставала с постели, когда он погиб. Их было только двое у нее — два сына. Второй, вулканолог, погиб на другой год после Валеры. Получив телеграмму, она долго держала ее в трясущихся руках, потом тихо засмеялась — сошла с ума.
Валеры давно нет, но его смерть продолжает укорачивать и без того короткую жизнь других.
М. Чванов
"Лестница в небо"