Старая фотография.

Набралось нас трое. Руководитель-третий разряд (с превышением в виде двух 3А и двух 3Б. Инструктор второразрядник. И автор этого воспоминания ,тртий разряд(с превышением из двух 3А и одной 3Б), только что отстажировавшийся вроде как инструктор . В тройке в те времена ходить не разрешалось. А кое-какие правила в “Аиламе” все же соблюдались.
Из десяти участников моего отделения выполнивших в первой смене “Значок”, один выделялся очень хорошей физической формой и какой-то ранней для значка-новичка самостоятельностью. И даже независимостью что ли. Черта для для участника альплагеря необычная, и, с точки зрения некоторых , вредная. Ну, я и предложил, мол, нормальный мужик, берем четвёртым. И хотя значкиста на “спортивное” восхождение(т.е. вне учебого отделения; даже на 2А) выпускать было нельзя, но, так хотелось, что получилось и можно (“Айлама”!).
Выыпустились у начуча. Часов на десять назначили выход. А тут ещё одно обстоятельство, некоторым образом попвлиявшее на ход событий.
В “Аиламе” в тот год не только инструкторов не хватало и раций не было. Не было в лагере и врача. Mне, тогда студенту четвёртого курса мединститута, предложили эту должность “исполнять по совместительству”. В кавычках потому, что с зарплатой обманули.(может у них и зарплаты для врача не было, или деньги использовались на более нужные нужды)
В соседнем сванском селении (кажется Ужгули) я лечил ребёнка от пневмонии инъекциями антибиотика. Начуч лагеря Сандро Гвалиа, узнав об этой “частной практике” как-то нехорошо усмехнулся:” Харащо эсли вылэчишь... А эсли нэт...” Свезло, ребёнок выздоравливал.
В утро нашего выхода должен был сделать последнюю инъекцию. Когда я с этим делом справился, отец ребёнка предложил обмыть событие. На мой робкий протест, что не могу,что на гору сегодня, возразил:” У нас так нэ дэлают”. И уж совсем классическое: “А чито тут пыть!?”
“Чито тут пыть” была трёхлитровая банка сванской араки. За мою уже долгую жизнь какой только дряни ни пришлось попробобать. Но хуже той араки, кажется, не было. Градусов 15, и запах..., тонее вонь. Кто пробовал поймёт.
Коротко говоря, часа за два справились мы с этой сивухой(троём, со мной, слава Богу, был товарищ). Никакой плетусь в лагерь. В те времена мы были жадными до гор. Настрой на гору всегда был сильный. И уж если выпустились, варионтов быть не могло.
Надо сказать, что небольшой запас спиртного(“газфонд”) у нас в лагере всегда имелся. Обычно дешёвые сухие вина. За “газфондом” следили чётко, регулярно пополняя израсходованное.(Уже не вспомню кому из моих друзей принадлежала эта гениальная идея).
Так вот, в лагере застаяю картину Репина “Приплыли”. Руководитель наш в одиночестве докушивает вторую бутылку сухаря. А мой вопль хладнокровно парирует:”А тебя где носит, выходить пора”.
Рюкзаки, вообще-то, уложены. Двое других трезвые и хмурые. Главное сделать рыло и выйти из лагеря. Сделали, вышли. Как? Не помню. Помню только, что хмель мой вышел весь довольно быстро. Подход начинался длиннющим тягуном ввиду лагеря – ни остановиться, ни отлежаться.. Да, вершина, на которую мы вшли –Вахушти.
Идём, погода портится. Уже и капать начинает. На довольно крутом травянистом склоне вырыли площадку – со стороны склона порубили, в долину подсыпали уступчик, ну, как учили. Лёг с краю и ночью с этого края свалился спелёнутый спальником, прижатый краем паплатки к этому уступчику. Ощющение жуткое. Шуметь было стыдно, еле выбрался. Это был первый звоночек. С часу ночи начались дебаты идти-не идти т.к. погода была “переменная” – то дождь налетал, то раздувало. Возвращаться в лагерь без горы не хотелось. Да и клеточка товарищу нужна. А, как уже сказал , были мы жадными и до гор и да и клеточек. Маршрут гребневой – найдём. ”А двойка А, она и есть двойка А” - подитожил руководитель. Года три спустя перед выходом на пятёрку он той же интоначией констатировал:” Пятёка Б, она и есть пятёрка Б”. Но это, как вы понимаете, уже другая история.
Часов в пять вышли. Погода постепенно хужела. Туман, ветер, временами снег. Но мы ещё свеженькие, прём. Дошли до гребеня. Там вообще мразь. И эта самая мразь нам в морды фигачит. В сплошной круговерти проскочили вершину, незаметили как начали спускаться. Туман был такой густой, что непонятно было вверх идём или вниз. Кое- как разобрались, вернулись. И каким-то чудом наткнулись на тур. Записку нашли в куске льда. Как муравья в янтаре. Ну, натурально, расслабились слегка – на вершине ведь. И только-только позволили себе этот расслабон, слышу какой-то странный звук вроде зуммера. Зудит противно, монотонно “з-з-з-з-з”. Ну зудит и зудитт. А через какое-то время тон звука пошёл вверх и на самой верхней ноте так грохнуло-полыхнуло, что очнулся я мордой в снегу. Было такое ощущение, что по затылку плашмя саданули доской. Поднимаю голову – все лежат. Перекликнулись – живы. Нормально. Надо делать ноги. И побыстрей.
На нашу беду на Вахушти был ещё один маршрут -1Б. И наш руководитель умудрённый опытом третьего сезона в горах и “третьим с превышением“ разрядом авторитетно руководит: “Кто же спускается по двойке А, когда естть единица Б?!”.Поскольку заявление было риторического характера сопротивлялись не долго ,надо было линять. Т.е. согласились спускаться по единичке. А где она эта эта единичка в этой грозе? То, что самый короткий путь это изврстный путь, мы тогда ещё не знали. Опыт, как известно, лучший учитель. Берёт не дёшево, но учит хорошо. Вот и началась учёба.
Погода всё также переменная – от хреновой до, ну очень хреновой. Время от времени гадский зуммер в моей голове включается, и когда тон ползёт вверх, я ору:”Ложись!” Все падаем. Раздаётся жуткий грохот и треск. И так много раз. В натуре, война.
Удивительно, что никто из моих друзей этого зуззания не слышал. Ребята верили мне на слово, вернее на крик И свойство моего организма улавливать грозозвой разряд за мгновение до его разряжения - баханья, помогло нам тогда. А двумя сменами позже подвело. С отделеним разрядников заковырялись на Фытнаргене по четвёрке. На вершину вышли поздновато. Это бы ничего, спуск по единичке. Тем боле, что видим спускающийся уже отряд значкистов, пробивший не тропу – дорогу. И тут слышу “з-з-з-з-з”. С перепугу загоняю отдделение в первый попавшийся кулуар. И хотя, как вы понимаете, это уже другая история, но до половины я её всёже расскажу. После двух–трёх верёвок снега пошли скальные сбросы – классика. Полночи дюльферяли. Оставшиеся полночи шли по леднику. Зуммер больше не беспокоил, но... Как-то вдруг волосы у всех встали дыбом(не от страха). По верёвкам метались синие огоньки(святого Эльма?). Из-под ног, если попадалась мелкая сыпушка, брызгали изумрудные россыпи – ну, тебе, Серебряное копытцо. Точнее четыре пары стальных триконёчков.... Когда утром увидел наши следы на леднике, волосы встали дыбом уже от страха. Весь ледник был изрезан вдоль и поперёк трещинами. Как мы умудрились в темноте не нйти одну из них?
Извините, отвлёкся. Посреди сплошного тумана, зимы и войны ищем единичный спуск. Наконец ныряем в кулуар, показавшийся нам той самой единичкой . Валим вниз, теряя высоту и уходя от грозы. Уже в разрывах тумана и облаков видны зелёные леса Сванетии. Местами и трава под ногами. Ну всё, ноги унесли. А фиг там. Вскорости кулуар наш закончился бараньими лбами. Метров, этак двести-триста.Тихая истерика. Дюльферять нечем. (шли-та на двойку А). Эх ма, полезли вверх. А уже изрядно подустали.
Мокрые, холодные и злые снова выбрались на вершинный гребень. Опять зима, туман, гроза и, временами, мой вопль “ложись!” И опять суёмся в какой-то кулуар. Дальше - смотри предидущий абзац(зелёные леса, травка, бараньи лбы). Tак я тогда и подумал, что всё, “ абзац” или как сейчас болле изящно выражаются на “Риске” “ж..а”. Но оказалось, что не всё, не “абзац”, и не ...Это всё было дальше. Дюльферять, как уже известно, было нечем. Слава Богу, что было нечем, а то ведь начали бы, потому как идти вверх сил уже не было. Eстественно, потаащились ввррх. На гребень мы не вышли, не выбрались, а выползли. Я так последние метры шёл на четвереьках. Остальные инсруктора были не лучшше. А вот значкист держался хорошо.
Наверное рассудок оставлял нас вместе с последними силами. Иначе как объяснить, что мы ещё дважды с идиотическим упорством свалиовали по очередным кулуарам до очередных бараньих лбов.
Когда наш знчкист во время перекуса выбросил цветастую консервную банку(“Глобус”) вниз по скалам, я непроизвольно дёрнулся за этой жестянкой, непроизвольно же вырвались нехорошие слова. К тому времени уже не верилось в благополучный исход нашего восхождения, А по банке , глядишь, потом и нашли бы нас.... Я говорил, что мозгов уже не было. Значкист же ни моего жеста, ни моих слов не понял. Он, всё также, выглядел бодрее и свежее всех и отчаянность нашего положения не понимал, толи по неопытности(ну чё с значкиста взять?), толи сил у него было не мерено.
Прочесав все возможные кулуары, спустились мы, наконец, и к тому, по которому утром поднялись на вершинный гребень. Теперь расклад был уже без вариантов. И палатку можно было внизу разглядеть. Свежего снега выпало за непогожий день много. Иду пошатыаясь. Очередной раз шатнуло, и, вдруг, снег вокруг забурлил и понесло вниз. Лавина. Испугаться толком не успел, да и сил на испуг не было. Так, лёгкая инстинктивная тревога. Кое как устоял на ногах. Было впечатление, что снег около меня кипит и булькает, и неспешно льётся вниз Ощущение тревоги сменилось каким-то ненормальным , ни к месту восторгом . Метров через сто всё остановилось. Отдышался и прыгнул в другой снежник – всё, а, главное, факт спуска повторились. Так меняя снежники и сьехал к палатке. Товарищи мои спустились тем же манером.
Вот и всё приключение . Притащились в лагерь. Одна из наших девушек щелкнула “Зенитом” – так получилась эта старая фотография. Да и вспоминать-тo не стоило бы труда, тем более читать, если бы не имя нашего знчкиста.
Слева напроаво: Александр Сорокин, Владимир Балыбердин, Юрий Абарбарчук, Геннадий Климов . Альплагерь “Айлама”. 1970 год.
P.S.Это было самое трудное(не сложное-трудное) восхождение за весь мой сороколетний альпинизм. А ведь потом были и Чатын с севера по ромбу в такую непогоду,что район был закрыт даже для учебных единичек. И Дaлар по Граковичу-Варбуртону тоже в непогодь.И Замин Карор. И ледовая трещина под Корженевой. А спасаловки...