Три недели реюньонинга (окончание)

Все фотографии – плод коллективного творчества участников.

Тру де Фер через Бра Мазери. Апофеоз.

После Такамаки, состоялось у нас великое переселение: мы переехали с северной оконечности острова на южную, из колониального, неспешно делового Сен-Дени в курортный Сен-Пьер. Покинули свой дом на горе, своих помешанных на тишине хозяев и вселились в виллу на берегу океана, чтобы прожить последнюю реюньонскую неделю по голливудским канонам.
О, это невероятное жилище, пропитанное запахами океана! - такого никогда не было ни у одного из нас, и будет ли ещё - сомневаюсь... С утра до вечера неотступные волны, верные данной миллионы лет назад присяге, идут на приступ нашей веранды, но споткнувшись о невидимый подводный барьер летят кубарем с разочарованным "Уф-ф-ф!.." Белолицее светило восходит, полное радостных ожиданий, и, прокатившись по безмятежному небосводу, погружается за кромку горизонта, багровое от увиденных за день земных непотребств. Дважды в сутки, капризная дама луна тянет на себя одеяло океанских вод, обнажая беззащитных жителей мелководья, и предприимчивые рыбаки, голенастыми птицами шныряют по хлюпающим лужам, собирая добычу. Дважды в сутки, наигравшись, разжимает луна утомлённые объятия, и поспешные воды возвращают себе отнятые на время угодья. У самых ног наших протекает извечная жизнь океана, оживляемая ныне разноцветной мишурой серферов да виндсерферов. Нужны ли нам эти сумрачные каньоны, когда целый божий день можно скитаться по отбеленному тропическим солнцем побережью, слушая шелест пальм, подбирая ажурные панцири морских ежей, ероша кораловую крошку и наблюдая грациозных креолок, пробующих прохладную воду пугливой ножкой?.. Горы, каньоны, угрюмый труд первопроходца... - в складках ли местности скрывается счастье, и не петляем ли мы в лабиринте там, где можно пройти напрямик...


То ли по причине накопленной усталости, то ли потому, что испугала нас пройденная на грани потерь в живой силе Такамака, но мы решили отказаться от прохождения Тру де Фер в пользу океана, вечеров с бокалом вина на пронизанной закатными лучами веранде и необременительных полудневных маршрутов. Мне показалось, что в Такамаке дошли мы до того предела, у которого неплохо бы остановиться, я высказал это вслух, и со мной на удивление легко согласились, особенно Саша, который сильнее прочих подвержен гипнозу океана и которому оставалось всего-то четыре дня до возвращения в прокрустово ложе сроков, графиков и деловых свиданий в безликих клетках из бетона и алюминия.
Думаю, я лучше других понимал, от чего именно мы отказываемся, но надеялся, что солёный привкус океанического ветра без труда сотрёт с наших губ горечь отступления.
Всё, в итоге, получилось иначе, всё произошло по воле случая, и всё сложилось как нельзя лучше: сейчас я с ужасом думаю о том, что мог никогда не побывать в этом поразительном каньоне – несомненно, самом грандиозном изо всех, мною пройденных.
Воля случая явилась нам в облике хозяина апартамента: мелковатого сухопарого француза лет пятидесяти пяти, - из тех энергичных европеоидов, что следят за своей физической и интеллектуальной формой до глубокой старости.
Между разъяснениями по поводу посудомоечной машины и механики автоматических жалюзи, он заприметил сваленные в углу бухты разноцветных верёвок: «Вы занимаетесь каньонингом?» «Да, мы занимаемся каньонингом…» «Как замечательно, я тоже занимался каньонингом много лет, но, увы, это уже в прошлом… Хотя и сейчас, когда ко мне приезжают дети… откуда?.. из Парижа – эти дети давно уже не такие маленькие… - я вожу их к какой-нибудь несложный каньон… А когда-то мы с приятелем прошли не хоженый никем каньон и пробили его… А что вы успели сходить?» «Мы прошли «Парк Юрского Периода», ты знаешь его?» Напряженно думает, неохотно качает головой: «Нет, никогда не слышал…» «Это в кратере Мафат…» «Не слышал…» «Бра дэ Оуси» «Нет, не слышал – наверно, это что-то новое, я давно не хожу серьёзные маршруты» «Ещё, мы прошли Дуду Инфериё и Тру Блан» Одобрительно кивает головой, добреет лицом, смотрит заинтересовано. «Ещё мы прошли Такамаку-1. Вчера прошли» Смотрит с серьёзным интересом, восклицает: «О! Это очень серьёзный маршрут – вы делали его без гида?..» «Без гида» - отвечаем скромно, понимая, что перед нами не девушка, которой требуются дополнительные разъяснения и выгодная подсветка. «Мы собирались пойти и в Тру де Фер, но после Такамаки решили от него отказаться. Нам кажется, он немного выше нашего уровня» - сам Бог дёрнул меня за язык, за что я ему, задним числом, премного благодарен - бескорыстной благодарностью неверующего человека. «Отчего же?.. Если вы прошли Такамаку без гида, вы вполне сможете пройти и Тру де Фер – на мой взгляд, он не сложнее Такамаки… Когда-то я прошел его со своим приятелем – это потрясающий маршрут, вам стоит его попробовать» «Вы уложились в два дня?» «Нет, это заняло три, хотя, если бы мы захотели, могли бы уложиться и в два. Но зачем?.. – мы ведь ходим в каньоны для удовольствия, - разве не так?» Мы рассеяно киваем головами, но взгляды наши уже заволакивает пеленой раздумий… Пронырливый змей соблазна выползает из дальнего, глухого угла подсознания, куда был строго поставлен накануне, устраивается поудобнее на середине комнаты и вкрадчиво заглядывает в глаза… Прочь нечистая!.. – но поздно: всё уже решено, и гадюка прекрасно это знает …

Весь следующий день пролетел у нас в сборах и хлопотах – главным образом, в попытках взять напрокат вторую машину, без которой мы не смогли бы вернуться к парковке у начала маршрута. Оказалось, что снять машину «сегодня на сегодня» – непростая задача. Мы обязаны были стартовать этой ночью и не могли перенести поход на другой день, поскольку в этом случае Саша рисковал бы опоздать на рейс. С того момента, как мы решились пуститься в это приключение и звякнули за его успех высоко поднятыми бокалами, мысль о том, что посторонняя, не зависящая от нас причина может нам помешать, стала нам невыносима. Чтобы лучше понять, что мы чувствовали, вообразите себе следующую ситуацию. Вы долго и мучительно решаете, жениться ли вам на девушке, в ответных чувствах которой у вас нет ни малейших сомнений. Наконец, отмучавшись и решившись, и чувствуя, что тем самым в некотором смысле делаете ей великое одолжение, в итоге, налетаете на её небрежный и легкомысленный отказ… Что-то мне подсказывает, что с этого момента вы станете добиваться её руки с обсессивным упорством. Мы оббегали все агентства нашего городка, но везде получали вежливый отказ, и лишь в последней попытке нам с Костей удалось снять машину в какой-то случайно обнаруженной конторе.
Вечером Саша был грустен и рассеян, и прощаясь с океаном долго бродил по пустынному закатному берегу, собирая артефакты моря: вылизанные до блеска обломки кораллов и пупырчатые эллипсоиды морских ежей. В тот вечер он насобирал двойную норму морских даров: пытался прибрать к рукам эту огромную, ласковую, тёплую чашу солёной воды, отороченную пальмами и креолками. Он не хотел в этот долбанный каньон… Не в свои последние пару дней на острове…

Здесь, мне кажется, стоит сказать пару слов об этом каньоне, для того чтобы дать вам минимальное представление, о чем, собственно, идёт речь, а также, - во избежание путаницы с названиями.
Если набрать в Гугле “Trou de Fer”, поисковик выдаст вам довольно значительное количество ссылок на фотографии и ролики, большей частью отснятые с вертолёта, на которых красуется огромный провал, обрамлённый несколькими водопадами. «Тру де Фер» - это не название реки или каньона, это - название амфитеатра с водопадами, а каньон, в верховьях которого он расположен, называется Бра Каверн (Bras Caverne). Провал «Тру де Фер» образовался в том месте, где в Бра Каверн впадает другая речка: Бра Мазери (Bras Mazerin) и, соответственно, существует два варианта начала маршрута: один – через верхний Бра Каверн, второй – через Бра Мазери. Узкое ущелье, начинающееся у подножия Тру де Фер, называется «Коридор де Бра де Каверн» - по нему вы продолжаете продвигаться до места, где каньон Бра Каверн неожиданно расширяется. В этом расширении заканчивается маршрут каньонинга. Из двух вариантов я выбрал вариант захода через Бра Мазери, потому что это был единственный маршрут Реюньона, получивший на сайте французских каньониров высшую возможную оценку 4.0 по шкале «интереса» (интегральная оценка некой общей «привлекательности»). Категория трудности обоих вариантов: v6 a5 V, но в гайде указано, что вариант через Бра Мазери чуть менее полноводен и чуть сложнее технически, что также склоняло чашу весов в его пользу.
Оба варианта начинаются с примерно часового перехода по лесистому плато, расположенному над цирком Салази. Затем, следует переход по руслу Бра Мазери до первой большой стены (150м, 3 дюльфера), за ней – ещё два больших водопада (50 и 70 метров) и несколько менее значительных, и вы оказываетесь у кромки Тру де Фер – огромного амфитеатра, глубиной около трёхсот метров. Спуск по его гигантской, вогнутой в средней части стене разбит на 6 дюльферов: 27, 20, 18, 110, 49 и 61м. На прохождение этой стены гайдбук отводит 3 часа, а в чрезмерном оптимизме его составителей мы уже неоднократно убеждались, поэтому я принял 4 часа, как более разумную для нас оценку. Бивуак возможен, как на подходе к стене, так и у её подножия. Исходя из всего сказанного, можно было определить некий «дэд лайн»: если мы не хотим заночевать на стене Тру де Фер, вися где-нибудь под водопадом, нам нельзя начинать её прохождение после двух часов дня, если же мы не успеваем пройти её в первый день, то и шансы уложить весь маршрут в два дня практически обнуляются. Маршрут заканчивается в неком расширении каньона, откуда можно сбежать в «Большой Мир» (конкретно – в кратер Салази), перевалив через поросший лесом хребет.


Чтобы начать маршрут за час до рассвета мы встали в час ночи, но разгонка машин, в процессе которой мы объехали пол острова, съела драгоценный запас времени, и на тропу мы шагнули только в шесть утра – аккурат к рассвету. Сквозь абсолютно фантастический папоротниковый лес эти помешанные французы проложили металлический настил – «скатертью дорожка» для посетителей национального парка. Терпеть не могу природоохранные меры подобного рода, поскольку они мешают мне должным образом погрузиться в каменноугольный период. Впрочем, через пару километров железо кончилось, и пошла нормальная тропа, приведшая нас, в итоге, в русло Бра Мазери.



В первый день мы продвигались довольно шустро, проходя каждый из участков почти по графику, но это небольшое «почти» накапливалось и, прибавившись к потерянному утром часу, привело нас к «дэд лайну». Точнее, мы его немного пересекли: в начале четвертого мы преодолели последнее препятствие, и путь в «Тру де Фер» был открыт, но на его прохождение у нас оставалось не более трёх часов светлого времени. Поэтому, потерзавшись – очень недолго – сомнениями, мы приняли мудрое решение обустраиваться на ночлег.
В первый день с нами не произошло ничего примечательного, если не считать того, что я едва не получил тепловой удар… Ледяное утреннее озерцо на подходе к первой стене вынудило нас надеть гидрокостюмы, хотя ни на самой стене, ни на последующем полукилометровом переходе по болдерам, они не были нужны. Более того, этот гидрокостюм едва не убил меня. Пока мы проходили стену, выкатилось радостное солнце во всё небо и принялось меня запекать. Есть такие мешочки из термостойкого пластика, в которые упаковывают куриную тушку, чтобы в процессе приготовления в печи она не растеряла драгоценные соки. В своём гидрокостюме из сантиметровой неопреновой резины я чувствовал себя такой тушкой: я исправно истекал соком во время спуска и последующего перехода по валунам. Я реально спёкся! - едва дополз до спасительной лужи на подходе к следующему водопаду, и долго в ней отлёживался, оттягивая ворот гидрокостюма, чтобы охлаждающая жидкость остудила перегретый реактор моего организма. Почему я не снял гидрокостюм по дороге ко второму водопаду, спросите вы?.. Лень – великая сила, которая погубит мир...


Заночевали мы на прибрежных плитах, накидав в качестве подстилки охапки веток и снопы белых цветочков. Гайдбук обещал нам в этом месте «приятный бивуак», а когда я слышу «приятный бивуак», мне не приходят в голову бугристые плиты, испещрённые лужами с розовой плесенью, - я представляю себе просторную полянку у ручья, поросшую шелковистой травой и ромашками, кострище с рогатинами для котла и аккуратно обнесенные валунами места для палаток. То же самое при слове «бивуак» представляют себе и мои товарищи, поэтому мы около часа бороздили непролазные джунгли левого берега, сожрав при этом килограммы пыли, пыльцы и паутины с паучками, пока не смирились с мыслью, что под «приятным бивуаком» французские каньониры понимают именно базальтовую плиту с гнилыми лужами. А я-то всегда считал французов гедонической нацией. Пугало, по правде говоря, и то, что следующий бивуак, расположенный ниже Тру де Фер был «менее удобен, чем первый», и что его, по возможности, «лучше избежать».



С утра пораньше мы подступили к Тру де Фер. В дословном переводе с французского «Тру де Фер» означает «Железная Дыра», и до того, как мы его прошли, я, пребывая в плену шаблонов, считал, что слово «Дыра» относится к гигантскому провалу, каковым он является. Было лишь непонятно, почему она «железная», но, мало ли, - может быть, в тамошних скалах содержится много железа. Теперь, после того как я в нём побывал, я предполагаю, что словосочетание «Железная Дыра» относится отнюдь не к провалу в земле. Вероятно, оно было придумано первопроходцами для того, чтобы охарактеризовать базисные требования, предъявляемые этим каньоном к человеку, решившемуся в него сунуться.
Честно говоря, мне с вечера не давала покоя одна мысль. Я думал о том, что завтра утром мы, опытные и ловкие мастера каньонинга, проскочим за три часа эту стену, и это будет крайне досадно: выйдет так, что по нелепой осторожности, мы потеряли целый день, который можно было бы провести на берегу океана. Забегая вперёд, я рад сообщить вам, что мои опасения не имели под собой ни малейших оснований: всё сложилось у нас таким образом, что у меня не осталось повода для сожалений и раскаяния.





Первый желоб, ведущий к стене, не представлял никакой сложности. Затем последовал почти вертикальный двадцатиметровый спуск к кромке стены - к началу нависания, притом следующая станция была расположена под нависанием, далеко от оси спуска, и я долго не мог её найти, а когда нашёл, мне едва хватило верёвки, чтобы до неё дотянуться – я почти «сел» на концевой узел. Дальше было непонятно… Подо мной было сто тридцать метров воздушного пространства - стена была сильно вогнутой. По описанию, следующая станция должна была быть в двадцати метрах подо мной, но, когда я бросил сложенную вдвое «сороковку», её концы остались болтаться метрах в пяти от стены. Следующей станции из того положения, в котором я находился, видно не было, но даже если она там и была (после двух недель на острове, я уже верил составителям гайдбука), непонятно, как до неё добраться. Холодок под ложечкой… Я вытащил описание, всмотрелся в схему и в очередной раз всё понял. На схеме был прорисован спуск вдоль нависающей стены, притом, между начальной и конечной станцией красовались две точки, названные «девиаторами». Я никогда не спускался по нависающей стене с перестёжками, поэтому готовясь к маршруту истолковал этот рисунок превратно. Обратный наклон линии спуска я счёл вольностью художника, а загадочные «девиаторы» представлял себе, как металлические скобы, уводящие верёвку от острых выступов скалы: мудрые французы нередко практикуют этот приём, и мы встречались с такими «девиаторами» в Такамаке. Но, как я понял уже вися над пропастью, девиаторы бывают разными, и на вогнутой стене они служат для того, чтобы не дать вам далеко от неё удалиться.
Спуск лидера вдоль нависающей стены – это род «художественного дюльфера»… Дюльфер с элементами непритязательной акробатики… Когда вы удалились от стены на метр-полтора, и вам кажется, что вы её безнадёжно теряете, и вы начинаете мысленно метаться в поисках спасения, и зыркаете отчаянными глазами то вправо, то влево, то вверх, то вниз, на стене обнаруживается – о, сладостный момент открытия!.. – очередной крюк с матявкой. Дотянувшись до неё кончиками пальцев, или пнув стену ногой и вернувшись маятником, вы хватаетесь за матявку, притягиваете себя к стене, вщёлкиваете в крюк карабин, затем, в карабин – спусковую верёвку. Отдышавшись после акробатических упражнений, вы продолжаете спуск до следующего девиатора, где всё повторяется. Тот, кто спускается вторым, снимает по дороге все промежуточные точки, а в конце спуска лидер просто втягивает его на станцию за верёвку. Такая метода. Только не спрашивайте меня, как первопроходцы умудрились установить эти девиаторы. Я тщательно изучил места установки и не обнаружил никаких намёков. Как вам известно, все непонятным образом созданные сооружения древности, всё, что выходит за рамки понимания сегодняшнего профана, принято объяснять инженерным гением инопланетян, и я не понимаю, почему девиаторы в Тру де Фер должны стать исключением. Не вижу, почему бы шестиглазым зелёным уродцам с десятилитровым объёмом мозга, тратящим своё время на изготовление тупорожих каменных идолов на острове Пасхи, не проложить несколько девиаторов по стене величественного водопада.

Следующий спуск был ключевым, и я тщательно продумал его загодя, но, вероятно, не донёс продуманное до своих товарищей должным образом…
Ста десяти метровый спуск перекрывал основную часть нависания и приводил к началу наклонной части стены. У нас не было двух верёвок такой длины, поэтому вторую мы связали из двух, довязав «двадцатку» к «сотке». План заключался в том, чтобы избежать прохождения узла. Все, кроме замыкающего, спускаются по одинарной верёвке, затем, закрепляющий узел на верхней станции распускается, а конец второй верёвки, связанной из двух кусков, закрепляется на нижней станции. Замыкающий спускается, опять же, по одинарной, и, затем, всё это дело продёргивается с использованием связанной верёвки. Когда Саша спустился ко мне на станцию, мы бросили принесенную им сто двадцати метровую верёвку, и я ушел по ней вниз. Затем, без приключений ко мне спустился и Саша. На этом прямая связь между нашей двойкой (вот он, спортивный стиль в каньонинге, о котором Саша мечтал перед поездкой!..) и двойкой Кости и Миши прервалась, и начались приключения.
В течение первого часа, пока Костя с Мишей сдёргивали предыдущий дюльфер, готовили и спускали к нам второй конец, и большую часть Мишиного спуска, приключений ещё не было. Точнее, они уже начались, но мы с Сашей об этом ещё не знали, как не знали бы жители Земли о взорвавшейся в окрестностях Солнца сверхновой звезде: капец уже давно в пути, а люди продолжают себе беззаботно оттягиваться. А ведь до этого момента всё шло прекрасно: мы успешно решили все основные технические проблемы, нас окружал потрясающий, абсолютно невероятный, грохочущий водопадами и пересечённый радугами пейзаж, над нами кружились разноцветные конфетки вертолётов, в иллюминаторы которых выглядывали испуганные личики дам. Нас фотографировали, а мы делали мужественные лица и складывали пальцы колечком: мол, всё у нас ОК, не волнуйтесь за нас, мы – тут, мы делаем своё важное и рискованное дело, чтобы вам там, «на Большой Земле», было, что вспомнить, и было, что рассказать своим крохам…
Гигантский душ, в который превращается поток воды после ста метров падения, бережно огибал нас, уносимый ветром в сторону, нам было тепло и сухо, и мы чувствовали себя героями и баловнями судьбы. Радовало также и то, что мы явно не укладывались в трёхчасовый график, и значит потеря дня, предназначенного для океана, была не напрасна. Да и можно ли жалеть о каком-то океане - самой распространённой форме поверхности на нашей планете, - находясь в таком воистину уникальном месте!..
- Тебе не кажется, что Миша идёт по двойной верёвке?.. Он идёт по двойной верёвке!!! – я взвыл, не дожидаясь Сашиного ответа. Всё, что было произнесено мною в следующих нескольких фразах, не может быть передано прямой речью, поскольку прямая речь, будучи искажена цензурой, звучит убого и неестественно, а если я передам её без купюр, она подставит под удар «закона о ненормативной лексике» уважаемый мною русскоязычный ресурс. Пересказ – форма изложения не обладающая могучей потенцией прямой речи, а потому и не столь чувствительная к кастрации. Итак, я спросил - чисто риторически, поскольку не мог же я ожидать от Саши ответа на подобные вопросы, - почему Костя с Мишей не последовали моему, столь продуманному и проверенному опытом плану, кто именно из них двоих принял это не самое удачное решение спускаться по двойной верёвке с прохождением узела, и помнит ли Миша, о том что он не умеет переходить через узел. Я, также, выразил предположение, что Миша непременно «сядет» на узел, и что мы будем спасать его из этой ситуации часами. Я нервно вытащил рацию и нервно тыкал в кнопку вызова, пока Костя мне не ответил, а затем задал ему все вышеперечисленные вопросы, но уже, конечно, в форме, приведенной в соответствие с российским федеральным законодательством.
Миша, тем временем, спустился к узлу, завис у нас над головами, проделал серию загадочных гимнастических упражнений с верёвкой, развернулся к нам лицом и прокричал: «как мне пройти узел?..» Испытывая смесь самого мрачного отчаяния с самым ядовитым злорадством, я приготовился проорать ему что-то язвительное, но в этот момент ветер поменял своё направление, на нас с Сашей обрушился ледяной ливень, а солнце предусмотрительно ушло за тучу, и я понял, что наступает не самое лучшее время для выяснения отношений. К тому же, из-за шума водопада Миша всё равно не смог бы оценить моё остроумие. В равной степени, он не услышал бы и моих советов, хотя, в любом случае, я с трудом представляю, как объяснить человеку, висящему в двадцати метрах над вашей головой технику перехода через узел.
Время шло. Мы видели, что Миша пытается пройти узел самостоятельно, и это радовало, мы догадывались, что он импровизирует, и это пугало… Всё это время мы с Сашей продолжали висеть под холодным душем, произнося тёплые слова в адрес вышевисящих товарищей, и тем лишь согреваясь. Наконец, Миша замер в раздумьях, принял какое-то решение, немного повозился и… «Ё-о-о!.. что он натворил, Саша, это п-ц!..» - отвязанная «двадцатка» осталась у Миши в руке, - повисла, извиваясь, как удушенная гадюка в железном кулаке Лаокоона, а освободившаяся от Мишиного веса «сотка» радостно подпрыгнула: её конец болтался метрах в трёх над его головой.
- Я не могу её достать!.. - подавленно поделился своей бедой Миша.
- Бросай её на фиг, у Кости есть ещё одна, и спускайся к нам – несмотря на то, что он наделал, нам не терпелось увидеть его рядом, живым и здоровым.
Я не буду утомлять вас занудным описанием последующих переговоров по рации и манипуляций с верёвками. Скажу только, что на втором часу холодного душа всё, как нам показалось, пошло у нас на лад: вторая верёвка была вновь связана и спущена, я закрепил её на станции, а Костя стал спускаться по одинарной верёвке, как было договорено. Он уже прошел больше половины спуска, как вдруг рация ожила и заговорила, притом она несла такое, что я натуральным образом охренел… Костя просил меня отвязать верёвку от станции… «Но ты же улетишь!..» - попытался я вразумить его, но Костя продолжал настаивать на своём, при этом, он утверждал, что спускается по двойной верёвке (!!!), и потому ничего с ним не случится… Получив пятое или шестое подтверждение этой, мягко говоря, странной просьбы, я решился, наконец, развязать узел… Костя действительно не улетел. Надо сказать, что если бы он улетел, это стало бы самой обидной «потерей снаряжения» за всю мою карьеру, - я помню, как ругали нас за подобные вещи старшие товарищи по турклубу в далёкие восьмидесятые...
Костя спустился к узлу и стал через него переходить. Я впал в прострацию, - абсолютно не понимал, что происходит: в пространстве-времени распаялась какая-то важная внутренняя спайка, и оно искривилось… - в издевательскую ухмылку… в фигу… Костя решил потренироваться в прохождении узлов? Здесь и сейчас?..
В принципе, Костя умеет всё, в том числе и переходить через узел… Но не в любых условиях… Например, - не вися в водопаде с тяжелым рюкзаком и без жумаров. Побарахтавшись какое-то время на верёвке, честно поборовшись – напомню только, что у нас с Сашей истекал третий час водных процедур… - он попросил нас принять от него рюкзак и передать ему жумар, - мы покорно приняли и с готовностью передали.
Когда Костя, наконец, оказался на станции, я был настолько счастлив, что у меня просто не было слов, чтобы выразить переполнявшие меня чувства, а если бы они и были, я к тому времени настолько замёрз, что всё равно не смог бы их произнести… До земли, между прочим, оставалось ещё два дюльфера.






Что тут скажешь… Мы в полной мере насладились видами «Тру де Фер», провисев на его стене шесть с половиной часов! Я понимаю, что гордиться тут нечем и говорю об этом не самолюбования ради, а просто для того, чтобы доставить вам удовольствие. Мне кажется, это ведь всегда радует, когда кто-то делает забавные глупости, - это говорит о том, что все мы люди, и все сделаны из одного теста. Подобные факты объединяют людей, в то время, как всякие сверхчеловеческие успехи и достижения – разъединяют, расставляя нас по пьедесталам и раскладывая по полочкам.
Вам, дочитавшим до этого места, а следовательно феноменально терпеливым и заинтересованным субъектам, наверняка не даёт покоя вопрос, почему Костя – вдумчивый человек, которого израильские ВВС отсеяли на последнем этапе отбора по причине излишней самостоятельности мышления – сделал то, что сделал?.. Как это обычно бывает, всё непостижимое находит, в итоге, простое объяснение: никакой потусторонщины и никакого «мирового заговора»... Когда Костя повторно бросал верёвки, одна из верёвок завязалась узлом вокруг другой, и он обнаружил это, разумеется, уже после того, как проделал большую часть спуска… Как-нибудь на досуге (а лучше – после выхода на пенсию, когда у вас появится вдоволь свободного времени), попробуйте связать две верёвки, сбрасывая их с обрыва отдельными бухтами, и если вам это удастся, сделайте одолжение - не поленитесь сообщить мне, сколько у вас ушло на это попыток, - мне это действительно интересно. По-моему, подобные случаи полностью выбивают почву из-под ног тех, кто утверждает, что жизнь на Земле не могла самозародиться по причине крайней маловероятности ведущих к этому молекулярных превращений. Случай – великая и таинственная сила, управляющая Вселенной, и то что Косте удалось связать две верёвки просто аккуратно сбросив их вниз – лучшее тому доказательство!





Следующим достойным упоминания препятствием после прохождения Тру де Фер стал узкий скальный коридор, в который устремляются воды всех притоков, питающих нижнюю часть Бра Каверн, а также, - так называемая, «Стиральная Машина» - место, в котором на дно ущелья с противоположных стен хлещут два водопада. Со стороны выглядит самоубийственно: жуткий грохот и сумбур брызг, но, на самом деле, - не опаснее стиральной машины…. Эйфорическое место.






В ранних сумерках глубокого каньона мы ещё успели преодолеть некое двухсотметровой длины озеро (оно называется «Озеро Угрей», хотя никакой живности мы в нём не встретили), и стали на ночёвку. Учитывая обстоятельства, мы нашли удивительно комфортное место для бивуака: узкую ровную полоску мелкой гальки под нависающим берегом. Было сыро, но не холодно – мы изрядно спустились за эти два дня, и в каньоне не было ветра.

Ужин был спартанским: по паре ложек пюре и ложка кускуса на четверых, кусочек сыра, и на десерт – по две печеньки. Ложку кускуса мы хотели подарить Саше, зная его маниакальное пристрастие к этому виду круп, но он, как честный человек, отказался, хотя я по глазам видел, чего ему это стоило. Каждый раз, когда мы оказывались в супермаркете с целью пополнения продуктовых запасов, Саша настаивал на покупке кускуса, не понимая, почему он оставляет нас равнодушными. Мог ли он, подсаженный на кускус приятелем мусульманином в промозглый гамбургский вечер, когда острая кухня Магриба согревает душу и пробуждает уснувшие чувства, понять нас, для которых кускус - не более экзотичный ингредиент застолья, чем картошка для белоруса. Он, также, не понимал наших двусмысленных ухмылок и предложений отведать половину порции, пока мы не объяснили ему, что слово «кус» на арабском языке означает ту прекрасную часть женского тела (прекрасного во всех своих частях, замечу, справедливости ради), которую склонные к витиеватым иносказаниям поэты Поднебесной называют «цветком лотоса»…
После наших разъяснений, Саша стал относиться к кускусу с удвоенным пиететом.
Приготовления к ночлегу были омрачены у нас одним неприятным открытием природоведческого характера: место нашей ночевки заполонило множество мерзкого вида червячков. Я уверен, что их не было в то время, когда мы становились на бивуак, и что они целенаправленно сползались к нам «на огонёк», пока мы беззаботно ужинали и делились впечатлениями прошедшего дня.. Полбеды, если их привлёк запах пищи или уютное гудение газовой горелки, но меня лично не покидало подозрение, что они сползлись на тепло наших тел. Беглый осмотр вещей, разложенных для просушки, заставил меня содрогнуться: эти исчадия ада проникли повсюду!.. Они выглядели крайне анемично - не было заметно никакого шевеления, но стоило вам приподнять любую вещь, и вы обнаруживали под ней с дюжину этих тварей. Любая попытка удалить такого червячка приводила к одному и тому же вызывающему рвотный позыв результату: он размазывался тонким слоем, как тёплое масло по бутерброду… Хичкок!.. Мы всерьёз опасались, что целью этой бледной немочи было вовлечь нас в круговорот веществ в природе: мы, люди образованные и много путешествующие, конечно же, наслышаны о коварстве тропических личинок, лезущих во все дыры и не упускающих своего шанса выесть человеку мозг, но что мы могли поделать!.. У меня были с собой специальные затычки для ушей, позволяющие комфортно уснуть под грохот водопада, и я мог защитить свои уши, но человек не может полностью герметизировать тело – он должен как-то дышать, да и вообще…
Я залез в спальник с головой и затянул шнур до упора, оставив снаружи только нос, - я рассудил, что столь немощные твари не смогут проникнуть в него против потока воздуха, создаваемого дыханием. «Fuck you all!..» - произнёс я с вызовом и тут же провалился в сон…




Утром мы проснулись (я упоминаю об этом, поскольку накануне это не казалось нам само собой разумеющимся), скромно позавтракали и с первыми признаками рассвета в глубоком каменном мешке, на дне которого провели ночь, отправились вплавь и вброд к желанному выходу из каньона. Всё лучшее из того, что имел этот каньон, он нам уже подарил, мы изрядно утомились и хотели поскорее попасть на берег океана, тем более, что настало воскресенье, а в воскресенье весь христианский мир отдыхает. Мы сами, обычно, отдыхаем по Завету – в субботу, но мы не из тех, кто является в чужой монастырь со своими поправками к уставу.
Довольно быстро мы вышли к описанному в гайде расширению каньона и нашли тропу выхода.



Сперва, это была очень крутая – что нас уже давно не удивляло, – но вполне отчетливая тропа, и мои друзья так рванули, увлекаемые притяжением океанических пляжей, что я не в состоянии был за ними поспевать. Первым, как обычно, рыскал Миша – прирождённый разведчик и следопыт, успевающий сбегать по трём направлениям, пока я подгребаю к тому месту, где он прислонил рюкзак. В этот день он был мотивирован больше обычного – настроен кровью искупить вчерашние чудачества на стенах Тру де Фера, - а потому мне приходилось особенно туго. В который раз я пожалел, что пренебрег тренировками, считая каньонинг куда более лёгким занятием в плане физподготовки, чем горные восхождения. На Реюньоне я упахался так, как упахивался не в каждой горной экспедиции.
По мере того, как мы поднимались всё выше, склон становился всё круче, тропа - уже, а лес - гуще, и в один проклятый нами неоднократно момент мы обнаружили себя посреди непролазных вертикальных джунглей. Тропа исчезла…
Далее, последовали три часа столь любимого нами лазания по корням, с той лишь разницей, что на этот раз у нас не было ни малейшего понятия, где мы находимся, и чем всё это закончится: не раз и не два у каждого из нас обламывалась в руке ветка или уходила из-под ног бурая труха, и в любой момент мы могли оказаться перед глухой скальной стенкой… Мы обессилили под тяжелыми рюкзаками, и, делая очередной перехват с корня на корень, я орал, как Адам Ондра, проходящий ключевое место на своей очередной девятке. Миша тоже не считал нужным сдерживать свои чувства, зато Костя - умирал молча: его научили этому во время тестов на выживание на курсе пилотов: он привык не открывать врагу место своего пребывания. Саша же не орал, потому что он не занимается спортивным скалолазанием и не знает о мобилизующей силе ора. «Почему вы с Мишей так орёте?..» - тревожно спросил Саша, когда я в очередной раз выполз на спасительный сук. «Что значит, «почему»?..» - прохрипел я раздраженно – «потому что я делаю это из последних сил…».
В какой-то момент, когда я с помощью подобного вокала преодолел особенно трудное место и замер на скальном пятачке, переводя дыхание, я услышал за спиной произнесенную ровным голосом фразу: «Ян, ты можешь мне помочь?». Конец фразы был слегка проглочен, что выдавало всё-таки некоторое волнение человека, её произнесшего. Я обернулся и увидел Костю висящим на руках на суку… над обрывом… как в фильмах про Рембо! Я тут же понял, что с рюкзаком мне к нему никак не подобраться, а, подобравшись, не вытащить Костю за руку, - скорее, мы улетим вместе, чем мне удастся этот кинематографический трюк. Собственно говоря, улететь вместе с Костей не показалось мне в тот момент чрезмерной жертвой: когда ты настолько устал от лазания сквозь эти колючие и пыльные джунгли, рискуя каждую минуту закончить жизнь бесславным падением, смерть за товарища не кажется таким уж плохим выходом из этого дерьмового мира. «Сейчас, я только сниму рюкзак!» - крикнул я, пытаясь звучать убедительно, - настолько, чтобы Костя почувствовал стимул продолжать цепляться за жизнь. «Не надо, я уже сам…» Я снова обернулся и увидел, что Костя обнял ствол дерева ногами и, медленно, но верно, вылезает к тому месту, где я готовлюсь его спасать. Вероятно, в моём голосе ему почудилось что-то такое, что заставило его приложить максимум усилий, не дожидаясь моего прихода.
Спустя какое-то время, мы с Мишей сидели на остром вершинном гребне, свесив ноги в обе стороны, – он, потому что затрахался, бегая в разведки, а я – потому что просто затрахался… - а Саша с Костей ушли по гребню в разные стороны на поиски тропы. Пытаться спуститься напролом по нехоженой противоположной стене было бы чистым самоубийством…
«Идите сюда, я нашёл «хайвей»!..» - донеслось с Костиной стороны. Как всё-таки хорошо, что он сумел удержаться тогда на этой ветке…
В самом конце спуска по «хайвею», когда тропа пошла вдоль плантаций мексиканского перца и прочих местных сельхоз-культур, Миша споткнулся и полетел, и обнаружил под большим лопухом в месте приземления прекрасный креольский мачете! Это был символический подарок небес в знак нашей победы над джунглями… Какой, всё-таки, суровый, но справедливый остров, этот Реюньон!






***

Ну что ж, теперь, когда пройден апогей моего рассказа, пришло время отдать дань чистой литературе и попытаться сделать её максимально талантливой, то есть, - предельно краткой…
Итак:
1. На следующий день после возвращения из Тру де Фер мы посетили в принципе действующий, но в данный момент находящийся на отдыхе вулкан Питон де ла Фурнез и отправили Сашу рейсом авиакомпании «Корсэир» обратно в Германию.



2. Сходили, увы, уже втроём, Бра Руж Медиа (Bras Rouge Median) – красивый и добрый каньон, - не сложный, но и не без изюминки…



3. Сходили за полдня вполне попсовый каньон Флеур Жане (Fleurs Jaunes), необычайно эффектный при взгляде на него извне – с тропы отхода…




***

Вот и всё. Наверняка, этим «вот и всё» я начинал заканчивать не один свой рассказ, но что делать, если рухнув с усталым стоном на остывающий вечерний песок в пяти шагах от пенной каймы океана, перевернувшись на спину, заломив руки под голову и уставившись в мерцающий парус неба, я подумал именно это: «вот и всё».
Вечерний пляж тих, если не считать детишек, задирающих благодушный океан, не расположенный к мести. Женщины рассыпаны по пляжу – креолки, ласковые пони. Мягкогривые пони, тонконогие лошадки, крутобёдрые кобылицы, широкогрудые кобылы, мудроглазые клячи. Мягкогривые пони… Солнце стекает по их обнаженным, посахаренным белым песочком смуглым холмикам: грудкам, грудям, грудам… Креолки… Изящные смуглые ящерки подставляют спины усталому солнцу, скорее излучая жар, чем вбирая тепло – подпитывая солнце щедрой энергией собственных упругих тел. Тела обетованные, текущие молоком и мёдом - креолки… Кареглазые газели – неуловимые, невинные, невинно распутные, принадлежащие всем и никому, преисполненные обещанием. Креолки… Шелковые, вьющиеся нити единой ткани любви – кипучей, первобытной, истинной, первопричинной: от сплетения змей, от костенеющих в смертельных объятиях страсти богомолов, от дельфинов, слипающихся чуткими брюхами в пронизанном пляшущими жилками голубом кристалле моря, от рыб, взрывающихся фейерверками икры в момент оргазма… Креолки… Предвестницы грядущего безвозвратного блаженства и блаженного единения, - единой любовной экстатической материи, – единого двуполого надорганизма, подобного разумному коралловому рифу, нежащемуся под слоем лимонного закатного мармелада… Креолки…
Последний выдох волны, припавшей к возлюбленному берегу, перед тем, как впитаться в него без остатка: крео…

"Когда б с тобой мы были змеи,
Тела сплетя в тугую плеть
Мы дали бы себе, немея,
Тягучей страстию истлеть.

Когда б с тобой мы были рыбы
- К чему нам спальня и альков? -
Мы б в мраморной клубились зыби,
Меча икру, плодя мальков.

Когда б с тобой мы были птицы,
От наших плясок поутру
Летел бы пух на половицы,
Перо стелилось по ковру.

Когда б с тобой мы были ласки –
Пушные шустрые зверьки,
Всю ночь пылали б наши глазки,
От ласк бы пухли язычки…"


«Э-э… что там было о каньоне?..» :-)