А.Берман. ЧЕТЫРЕСТА ВЕРСТ НАТОЩАК

Дорогие друзья по туризму, альпинизму, сплаву и т.д.

Вы все знаете, что недавно вышло новое издание книги А.Бермана «Среди стихий».
Но разговор сейчас не об этой книге, которую с большим удовольствием прочитал.
Буквально на днях мне «подсунули» лист из какого-то журнала с началом его статьи «ЧЕТЫРЕСТА ВЕРСТ НАТОЩАК». Как и когда этот лист ему попал и из какого журнала, хозяин листика не помнит…

Для меня ценность этой статьи, прекрасно написанной, как и все произведения А.Бермана, заключается в том, что описывается «голодный» поход. Две недели. Это уже что-то серьезное. В конце 70-х – начале 80-х было увлечение такими походами. Сам встречался с некоторыми из участников таких походов. И читал их описания в журналах. Но этой статьи не читал, и даже не слышал о ней. Все это интересно и не потеряло актуальности на сегодняшний день. Кстати в новом издании "Среди стихий" описывается "голодный" поход зимой - "Голод против холода". ЭКСТРИМ ВДВОЙНЕ!!! Упоминаются некоторые фамилии из журнальной статьи.

Обращаюсь к старым и опытным туристам (и по возрасту, и по походам). Может быть у кого-то есть эта статья. Особое обращение к NikRjazansky. Он на РИСКЕ «проговорился», что у него есть все публикации А.Бермана. Николай! Может быть эта статья у Вас есть. Неплохо было бы ее опубликовать, или дать ссылку, где ее можно найти. Мне кажется, что эта тема заслуживает своего дальнейшего развития.

Вот изображение с этого листика.

Вот распознанный текст.

Но ведь это была не настоящая аварийная ситуация: до жилья, до людей, до еды вам было недалеко — отовсюду за день могли добраться. Кроме того, с вами был врач. У врача была еда — концентрированный томатный сок,— в любой момент могли начать питаться. Какая же это авария?
— Извини, но не ели-то мы по-настоящему я прошли четыреста двадцать километров. Ровно четыреста верст.
— Но вам нечего было бояться.
— И в настоящей аварии можно спокойно идти без еды. Надо только в это верить.
— Легко сказать!
— И сделать легко. Не бояться трудно. Но если не боишься — легко.
Так, с абсолютной уверенностью, отвечал на мои вопросы Генрих Рыжавский. Он мастер спорта по туризму. Я его знаю давно. Он звал меня в этот голодный поход по Валдаю и Селигеру, но я испугался. А он не сомневался в успехе, и его веры хватило и на себя и на других. Люди, лишенные страха,— высокие учителя... Нужны братья по страху, которые достигли успеха. Вот кому можно поверить. Может быть, потому нас н трогают описания чужого страха, что помогают избыть свой.
Участники похода на вопрос о страхе отвечали по-разному, но все признавались: конечно, страшно было, а иначе в чем состояла бы острота эксперимента?
Самому молодому из участников, Алексею, девятнадцать лет, он студент второго курса, учится легко. Планерист, йог, каратист. Небольшого роста, подвижный, во всем сомневающийся. Ему очень не просто уживаться с самим собой. Услышав о голодном походе, он сорвался, не раздумывая. И обманул маму, которая на вокзале все спрашивала у Лешиных новых друзей: «А масло вы взяли, а сколько сухарей?» Рыжавскому и врачам Бабенкову и Гурвичу было неуютно от ее вопросов.
Алексей вел в походе дневник (в форме писем к другу). Он писал: «...Сегодня мы протопали тридцать километров, благополучно отработав свой седьмой день голода. Сегодня был замечательный день. Но я тебе расскажу о нем позже. А пока восполню пробелы предыдущих дней. Наши асы чешут так, что только успевай. Скажу тебе честно, уставал в эти дни изрядно и ноги натер. По утрам я еще бывал бодренький, а к вечеру еле доползал до подстилки. Сначала мне казалось, что ввязался я в жутковатую историю.
С вами идет врач Бабенков и голодает со всеми наравне. Но отбирал нас в этот поход другой врач, Валерий Борисович, психотерапевт. Я в компании нормальных людей (прошу верить), просто такая специальность у врача. Он спросил меня, что бы я хотел изменить в своей жизни. Я говорю: «Смилуйтесь, золотая рыбка, скажите, сколько можно заказывать желаний». А он говорят: «Сколько хочешь, только побыстрее». Тогда я заказал стакан холодной воды — жарко было — и немедленно получил желаемое: и воду, и добро на поход. Тот врач мне понравился. Я сразу просек, что он так же, как и я, боится людей, которые чего-то безнадежно хотят, А врач, который идет с нами, до мединститута, в армии, сидел за рычагами танка, и это в нем осталось. Он крупный, тяжелый, одет в толстый синий ветеринарный халат, на который стремительно пикируют слепни и мухи. Идет очень ровно, и, если бы не его «пернатые друзья», я шел бы за ним.
Третьего дня командир Рыжавский привел лесника, который вывел нас на тропу я сказал: «За два дня пройдете три поляны, а на третьей — две доски через ручей. Это и будет река. А дальше, на четвертой поляне, где трава немного выше головы, дороги не будет, ее надо искать на левом крак» леса». После первого же болотца все переобулись. А мы пошли босиком, я и Григорич — физик. Он — потому что ходит босиком зимой и летом (но не на работу), а я — потому что лень было обуваться. Вскоре меня угораздило, в придачу к мозолям, проколоть ногу на проволоке. И тут на нас с Григоричем налетел Бабенков, как разъяренная боевая машина. Он топтал нас, изрыгая «латынь». Он перевязывал мне ногу и втолковывал, что, мол, из-за разгильдяйства и лени, из-за этих моих природных свойств, может сорваться большой И благородный эксперимент. А вульгарнейшее заражение крови, возможное в любом походе, будет обязательно отнесено на счет ни в чем не повинного голог да. Григоричу досталось за подачу примера — его безжалостно и грубо покарали, обязав обуться, ЛППШБ его самой светлой в жизни мечты: идти вместе с чуткими и добрыми людьми вдаль, босиком и без пищи,
Знаешь, в первый вечер мне хотелось есть, а теперь; на седьмой день голодовки, я к еде совершенно безразличен. Ягод кругом тьма. На четвертый день был забавный случай. Во время «обеда» (дневное питье подогретой воды) отошел _я от лагеря-в сторонку и вижу: стоит один из наших и держит на ладони ягодку-малинку, нюхает ее. И показалось мне, что он ее собирается съесть. Смотрю, рот открывать начинает. Я скомандовал: «Руки вверх!» Он ягоду кинул. «Чего,— говорит,— кричишь в лесу?»
Не могу сказать, что я тяжело пережил кризис на шестой день, но усталость день ото дня нарастала, и надо было не скиснуть. Но с нами командир Рыжавский, который всегда знает, куда идти, с нами врач Бабенков, который постоянно читает обстоятельные лекции о Великом, очищающем и облагораживающем Голоде, и с нами Доцент, наш штатный каламбурист и гитарист. Он и в самом деле доцент кафедры высшей математики одного из московских вузов. Доцент бежал в голодный поход от сытой жизни, почувствовав, что буквально сгибается под тяжестью своих сорока двух лет. Однажды он направился в Московский клуб туристов и там наткнулся на объявление Рыжавского. Украдкой от иронизирующих над «голодным» походом переписал телефон Генриха: «Вот это для меня. Вот где я брошу курить!»
Но доктор Гурвич засомневался, брать его или нет, не захотел поставить под удар весь эксперимент: «Занялись бы вы, наконец, собой, зачем вам обязательно участвовать в нашем походе?» «Доктор, мне бы от себя отвлечься»,— сказал Доцент...
Есть у нас и Профессор. Тоже настоящий. Он идет замыкающим. Представляешь, стал лидером и совершенно незаметно, О таких говорят — пользуется уважением. Хотя он совершенно не стремится им пользоваться. Если он захочет кого-то подогнать, ему достаточно проявить собственную, хотя бы.мимолетную усталость. И каждый становится сильнее из желания ему помочь. Беда только в том, что Профессор чуть ли не сильнее всех. Но он умеет это скрывать. Так, может, в этом и есть секрет влияния человека — скрывать не только слабость, но и силу?
Сейчас вечер. Стоим на берегу глубокого лесного озера. Григорич стирку затеял. За ним и остальные стирают, стирают, как заводные зайцы. Никто не валяется. Так вот оказывается, что кризис-то миновал. Это мы перешли на эндогенное питание, значит, уже не голодаем, а с удовольствием едим себя.
...А днем сегодня пала на меня такая благодать! Иду, рюкзака не замечаю, натертых ног не чувствую, катятся они, как колесики, с горы быстрее, в гору медленнее. А я на них путешествую и поглядываю по сторонам... Передо мной покачивается Корабль Пустыни — наш Коля. Он высокий, молчаливый и обладает замечательно ритмичным шагом. Кажется, не крикни Рыжавский: «Эй, доходяги, бросай кости»,— так и будет идти Коля сутки, двое, трое, дока не дойдет до непреодолимой преграды, и тогда двинется вдоль нее.
Хочешь верь, хочешь нет, но я действительно ощущаю сытость и легкость во всем теле, как после хорошей, умно построенной тренировки. Или как на земле после удачного прыжка. А ведь ничего для этой радости сегодняшней моей не потребовалось: на самолета, ни парашюта. Теперь только понял я, как огорчен был перед этим походом, когда в аэроклубе меня опять надули и продержали на земле целую неделю. Я вообще заметил, что зверски мне хочется есть от огорчений. Так, может, и огорчения — от чувства голода, цепь такая замкнутая и вредная получается. А стоит отказаться от еды, и ты неуязвим. Наш отказ от еды произошел незаметно. Перед тем было много разговоров, вроде бы шутливых, а на самом деле беспокойных. Накануне начала голода вдруг все замолкли — каждый прислушивался к себе. А теперь мы шутим, и смеемся, и поем песни. Но не так, как раньше, вернее совсем так, а как-то экономнее.
Нам еще голодать семь дней, а идти две с половиной ,сотни километров. Сейчас напьюсь тепленькой водички и лягу спать. Но еще расскажу тебе чуть-чуть о Бабенкове. Он дрожит над каждым нашим шагом. Вот сейчас напал на Тамару за то, что она отплыла от берега чуть дальше. Прямо смешно, какой он беспокойный стал. И все пишет, пишет на каждом привале в своем дневнике и поглядывает то на одного из нас, то на другого...»
Из дневника кандидата медицинских наук Г.И.Бабенкова:
«Я понимал, что состояние беспечности, по существу, как раз и есть то состояние, которого я от них добиваюсь. Поход по своей природе содержит опасности. Получается, что их беспечность — это мой страх, а их страх — моя беспечность. Все что угодно, но я не могу допустить их страха. Как же быть? Я понимаю, что эта цепь должна быть разорвана где-то на мне. Так пусть они остаются беспечными, взваливая заботу о безопасности на меня и Рыжавского. Так пусть они видят, как я психую, нервничаю, взвинчиваюсь. Даже чужой страх возбуждает в человеке необходимое напряжение».
И онять Лешин дневник:
«Конечно, о еде мы говорим, у нас теперь пошла мода делиться кулинарными (строго вегетарианскими, заметь) рецептами. Но это спокойно. Я бы с...

Дальше листиков нет.