Прикол про соло на Эльбрус или как не надо ходить в горы.

Ну наконец-то мы на месте. Размещают по номерам и предлагают, как и профессору Манукяну, предоставить тезисы своего доклада. Обещаю, и с утра уезжаю на Чегет, набираться вдохновения. Тут-то я и понял, каким дураком оказался, не спросив у приятеля под какой размер установлены крепления. Мои альпины оказались на два размера меньше. Пересверливать чужие лыжи я не решился, поэтому пришлось пользоваться подручными средствами. Я засунул под запятники картонки, найденные у кафе «Ай», и какую-то часть дня прокатался, стараясь как можно реже входить в повороты, так как при любом резком движении меня выбрасывало из лыж. Перепробовал различные виды прокладок под крепления: куски от покрышек, деревяшки, но при падении они разлетались и искать их было утомительно, а кусок картона всегда был со мной. Поняв, что Чегет не для моего снаряжения, я стал набираться вдохновения на склонах Эльбруса, каждый вечер обещая, что вот-вот этот самый тезис созреет.
До отъезда оставалось совсем немного времени, и я решил подняться на «бочки», провентилировать вопрос насчёт горы (в те годы самодеятельных туристов быстро и решительно пресекали). Прихожу и вижу: сидит там на лавочке местный абориген, как мне кажется его звали Юра Соловей, а с ним кабардинец, а может балкарец, представившийся чуть –ли не начспасом. Поинтересовался у него: как бы мне сходить на Эльбрус. Может быть пропуск какой-то нужен? Посмеиваются: без пропуска никак – тащи ящик пива. Я им в ответ: мол понял - не дурак, завтра принесу. Тогда мне разрешили сходить до «Приюта 11». На склонах выше «бочек» ни единой души. Тропёжка бешеная, местами по развилку, но назавтра пригодится: и акклимуха и тропа. Успел спуститься только к последнему фуникулёру. С утра подготовился: купил кураги, орехов, шоколаду ну и, конечно, пиво. Поднялся на «бочки» - сидит Юра в одиночестве и совсем в минорном настроении. Обещал его ему поднять, но только сначала нужно сходить на «Пастухова». После «Приюта 11» опять началась изматывающая тропёжка. Вечером, когда вернулся, сели пить пиво и калякать о жизни. К полуночи ближе, я его попросил разбудить меня в четыре утра. Поднимает. Отупело смотрим друг на друга. Допиваем оставшиеся две бутылки пива, и он мне вяло машет рукой: «вали, тебе на гору пора».
Вышел. Ночь тёплая. На снеге только наст. До «Пастухова» вчерарашние следы помогали, а дальше опять девственный снег. Поэтому решил спрямить: не по «классике», а так немного влево и вверх: прямо на седло. Вскоре начал влетать в трещины, вначале так себе: пару раз по пояс, а уж когда пришлось повиснуть, раскинув руки, решил, что "летальный" исход мне не нужен. Спустился обратно и пошёл по «классике».
Вод здесь-то и начало сильно припекать солнце. Крем давно закончился, а очки были простые пластиковые (издержки скоротечных сборов). Пришлось очки заклеить лейкопластырем (под разрез китайских глаз), ну а лицо решил подарить солнцу. Когда вышел на седло, понял ещё одну свою ошибку: я забыл взять флягу с чаем, а горный воздух и утреннее пиво порождали неимоверную сухость во рту, но есть снег воспитание не позволяло. Знал, что это обессоливание и потеря сил.
Альтернатива вершин была очевидна: кошки надевать неохота, да и по времени Западная займёт больше, а у меня завтра самолёт. Поэтому, пометив Восточную своим визитом, я быстренько-быстренько стал сваливать вниз. После «Приюта 11» уже просто бежал (насколько хватало сил) - ведь последний фуникулёр с «Мира» должен уйти в четыре часа, а перспектива шлёпать до поляны «Азау» меня никак не вдохновляла.
Добежав до «бочек», я не застал Юру. Увидел свой выставленный на скамейке рюкзак и лыжи, я нацепил их, и ринулся вниз. Но одно дело кататься с этими картонками под запятникми по ровному склону, а другое дело рюкзаком по первому спуску с «бочек». Я тут же начал забивать «гвозди» в склон, а собирать за собой, то что после падения разлетелось - дело очень неблагодарное. Кое-как добрался до «Мира» и, услышав невразумительное: «толи будет фаникулёра, а толи нет», поехал на «Старый кругозор». Опять «гвозди» по дороге и, отчаянно матерясь, въезжаю в «трубу». Вижу сладостные очертания фуникулёра. Но моим грёзам не суждено было сбыться. Случайный камень под лыжей развенчал все мои надежды. Выдернув голову из снега, увидел, как последний «трамвай» медленно отчаливает с «Кругозора». Се-ля-ви.Собрал разлетевшиеся манатки и двинулся вниз. Язык уже начал прирастать к гортани, но табу я соблюдал: не пить из горных ручьёв – лучше от этого не будет.
Поляна «Азау» как вымерла: всё закрыто и ни одной машины. Иду к гостинице «Азау». До сумасшествия хочется пить.На мою невнятную просьбу (язык во рту уже плохо шевелился) пустить меня в бар, бравые ребята у входа ответили: « Э, слушай, дарагой! У нас дискатэка. Бара закрыта. Хади отсюда».
Пришлось «хадить» до самого Терскола – никто не подвёз. И вот оно счастье – магазин. Продавщица глядела с подозрением, но мой вожделенный взгляд её слегка растопил. Жаль разочаровывать женщин, но я смотрел не на неё, а на трёхлитровую банку яблочного сока, стоявшую на полке над её головой. Говорить я уже не мог и просто вытянул руку, показывая пальцем на банку. Получив от неё это сокровище, я сорвал рукой крышку и залпом, не отрываясь, опрокинул её в себя. Дар речи ко мне вернулся, а у неё в пропал. Когда я попросил её ещё одну такую же и спросил сколько я должен за это удовольствие, она молча поставила на прилавок банку, а сумму написала на бумажке, так и не произнеся ни слова. Вообщем хорошо всё то, что хорошо кончается: когда в самый разгар заключительного банкета, я появился и выложил аудитории свой тезис: «что ни хрена никакое космическое тело на них не упадёт, потому что моё тело к ним уже свалилось». Всех это успокоило. Глядя на мою обгорелую рожу, они пришли к глубокомысленному заключению, что это результат трения о нижние слои атмосферы. По единогласному мнению было решено такие конференции продолжать и сделать их доброй традицией.