Памир - мой сон

Пишет Tadgik, 19.08.2010 13:54

РЕКА


Долина в верхнем течении реки широка. Заболоченная пойма вся в зеленом прыщавом кочкарнике и с белыми бляшками солончаков, широкой лентой лежала на спине древней ледниковой террасы. По бокам долины высились невысокие, пологие горы с редкими скальными выступами массивных известняков, покрытыми черным глянцем пустынного загара. Ветер, Солнце и Мороз – три товарища, день и ночь утюжат эти горы, срезая макушки, образуя бесконечные серые осыпи. Восточный Памир…. Наверно так выглядит атомный полигон в каком-нибудь штате Невада…


Чтобы попасть сюда нужно за Каракулем с трассы свернуть направо, это если смотреть на юг, на само Памирское плато. Все исследователи и открыватели Памира в свое время туда и смотрели, с тревогой и чувством неуютности, нащупывая у себя на левом запястье признаки стенокардии. А долго смотреть они не могли, потому что, как известно, в час дня солнце на юге, а от такого солнца на роже остаются отметины, в лучшем случае в виде лучей радиально расходящихся от края глаз. А что , собственно говоря, там на юге ? Сотни километров щебенки рассыпанной по плоскогорью, низкое небо да вечная мерзлота. Когда- то по этим пустынным долинам кошгарские купцы водили караваны, а сейчас здесь вообще дорога – памирский тракт Ош – Мургаб.
Повернем лучше направо, в долину реки Кокуйбель. Если пролететь вдоль этой долины от истоков до самого устья, там, где Кокуйбель сливается с Танымасом, вы увидите странную метаморфозу. Широкие и пологие формы рельефа восточно-памирского нагорья постепенно будут меняться , искривляться, топорщиться и вздыматься вверх. Хребты начнут подниматься, а реки и ручьи проваливаться вниз, образуя каньоны и водопады. Станет теплее, стенокардия исчезнет , у вас глаза наконец-то раскроются и вы с удивлением увидите проплывающие под собой зеленые рощи тамариска, ивняка и, наконец - березы. Щебечут птицы, в русле реки на песке видны отпечатки следов медведя, лисицы, зайца…
Но здесь, в начале реки - тоскливо, не Альпийские курорты – уж точно. По Кокуйбелю по руслу и надпойменным террасам проехать можно километров 50. Там где дорога заканчивается, с левой стороны стояли три кибитки и кошар для овец и что-то вроде магазина. Все это называлось Акташ. За главного там был дядя Саша. Памирец с черным лицом и слепыми глазами. Мы его знали по прошлому году. С ним была его жена - добрая, молчаливая женщина. Жена пекла лепешки, что делал дядя Саша - не ясно. Раз в месяц в Акташ съезжались пастухи, человек десять памирцев. Пили арак, делились новостями, а потом разомлевшие от плова, пели родные вомарские песни. Наверно для памирцев это был последний северный форт-пост, дальше киргизы.
Проехать на запад на машине от дяди Саши можно еще километров пять. Дальше колея исчезает в мутных потоках Бозбайтала – левого притока Кокуйбельсу. «Боз» - значит черный, «бойтал» - значит «лошадь». ( Есть еще река «акбайтал» - понятно , что лошадь в этом случае белая). Но тогда была середина мая, по низкой воде мы проехали все пятнадцать. Два бортовых шестьдесят шестых газона, на дверцах полукругом надпись –«геологическая». По руслам рек такие машины не ездят - они ползут на четвереньках, осторожно переваливаясь по крупным валунам с колеса на колесо, скрипя, изворачивая пропеллером раму…

……………………………………………………………………………………………….

Лагерь поставили прямо посередине долины. Пять двухместных палаток – памирок, плюс камбуз - он же склад. Девять здоровых мордатых парней, три девчонки, – что еще нужно для успешного выполнения поставленного геологического задания? А, нужны еще ишаки, их должно быть восемь и подвезут их только через неделю. А пока - акклиматизация – законное время для ничегонеделания.
В ста метрах от крайней палатки – ледниковое озеро, размером так со стадион. Не помню, кто первый забросил туда удочку. Голодная памирская рыба брала все без разбору - тесто, горох, голый крючок с маленьким куском тряпки. Особенным успехом пользовалось тесто с зубной пастой - помарином.
Пятнистый, лысый без чешуи, осман, серебристая маринка - виды типичные для бассейна реки Амударья. Местные эту рыбу не едят, видно когда-то сильно травились ядовитой черной пленкой, обволакивающей внутренности рыбы. Икра тоже ядовитая, мы знали об этом, но как-то неуверенно. Толик, начальник отряда, единственный кто рискнул нажарить себе и съесть целую сковородку икры – потом в это свято уверовал. Три дня поноса, землистый цвет лица и тихий шепот распухшими губами – «…ребята, водички ….., твою мать, ведь знал же…».
Рыбу ловили не только в озере. Многочисленные протоки и неглубокие заливы Кокуйбеля буквально кишели рыбой. Хорошим тоном считалось подстрелить крупную рыбешку мелкашкой или гахнуть дробью из шестнадцатого калибра, да так, чтобы остатки рыбы ударной волной выбросило на берег. Ставили и сеть, так, пару раз, в виде эксперимента, что приводило в суппорт нашу повариху – перечистить и пережарить столько рыбы одному человеку было не под силу. Нашли выход – солить и сушить.
Через неделю лагерь напоминал китайский квартал с развешенными фонарями. Потом надоело нанизывать, развешивать – рыбу просто потрошили, запихивали внутрь соль и бросали на колючий кустарник, росший небольшими клочками в пойме реки.

На седьмой день привезли ишаков. Их нужно было собрать по кишлакам, заключить договора с хозяевами, в общем долгая песня. За аренду одного ишака экспедиция платила 40 рублей в месяц, а вот сколько давали хозяину за порчу имущества, т.е. ишака, и тем более за невозврат - я не знаю.
Ну все, теперь полный комплект, можно и в путь.

На дорожку решили затариться конфетами, сигаретами, килькой в томате, пополнить запасы керосина для наших «летучих мышей». Потянули жребий, кому идти в Акташ - выпало мне. Галка – студентка - просто навязалась в попутчики.
Маленькая, симпатичная хохотушка - она трендела и смеялась не переставая. Хуже было то, что постоянно засовывала свой облезший нос в наши мужские дела. То на рыбалку ее возьми, то в маршрут, то ружье дай пристрелять. А тарахтела – аж захлебывалась, теряя при этом первоначальную мысль. Галка – пирминдонтовна, родом с Сальска – это где-то возле Урала. Сальск – сало, ну и понеслось… « Галка, а Галка у вас в Сальске у всех такие щеки, как у хомяка, дай сало, не жлобись …».
Чтобы не тащить назад тяжелые рюкзаки взяли с собой ишака. Вы никогда не ходили с ишаком из пункта «А» в пункт «Б»? Нет? Попробуйте, это укрепляет нервы …. Ишак порожняком не идет в прямом понимании этого слова. Это как в песне « …два шага налево, два шага направо, шаг вперед и два назад …». В начале пути главное не дать ишаку повернуть назад к своим оставшимся друзьям. Вот и закладывает он пологие дуги то вправо, то влево. Бежишь ему наперерез, а он в галоп. Так мы втроем и гоняли по долине до самого Акташа.

Хорошо возлежать как патриций на курпачах и подушках. Галка так вообще растворилась среди памирских узоров.

Памирский дом – «чид». Большая темная комната, сверху так называемая «чорхона» - балочный свод из четырех последовательно уменьшающихся квадратов с отверстием по середине. Возле входа - прихожая. По внутреннему периметру чида, на высоте полуметра, тремя уступами располагаются, скажем так – нары. Нары покрыты толстой кошмой. Вдоль стен – горы курпачи – стеганных ватных одеял, пирамидки маленьких подушек, набитых овечьей шерстью. В каждом памирском доме вы найдете пять опорных балок –«ситанов» упирающихся в свод потолка . Каждая балка имеет свое название и предназначение. Так, центральная символизирует самого пророка Мухаммеда, на нее опирается весь дом.
Вообще, памирцы не сильно религиозны, но верят в приметы и свято чтят древние традиции и обряды. Памирцы – исмаилиты. Я думаю, исмаилизм – это самая мягкая, гибкая и терпимая ветка на дереве ислама.У исмаилитов нет мечетей и духовенства, они не держат пост – уразу, мудро считая, что их нелегкая жизнь на этом свете и так аскетична. Памирские женщины никогда не носили паранджи, светлые и открытые, они всегда и во всем были наравне с мужчинами.
По середине комнаты большая железная печь, наверно никогда не остывающая – это главная часть чида – оташдон. На печи варится шавля – рисовая каша на бараньем бульоне, с кусками бараньего мяса. Вообще, мясо – далеко не повседневная еда памирцев. Обычный рацион – это утренний шир-чай (чай, молоко, топленое масло плюс соль), обеденный овощной суп с перловкой, вечером – молочный стол – айран, похлебка курут или курут-чака и опять же шир чай с лепешкой. Курут – маленькие шарики обезвоженной простокваши, твердые, как камни и кислые как лимон, но с бараньим запахом.
Лепешки пекут раз в день утром, много. Пекут в тандыре. Тандыр – печь похожая на дырку в глиняном полу, на дне которой разводят огонь. Когда остаются одни угли и считается, что печь достаточно протопилась, хозяйка, жонглируя блином-заготовкой, с головой ныряет в самое нутро тандыра и облепливает тестом внутреннюю часть стены. Потом нужно специальной подушечкой смочить заготовки и на полчаса закрыть верхнее отверстие деревянной крышкой. Зимой, когда лепешки уже готовы и вытащены из тандыра, самые младшие в семье дружно садятся по кругу отверстия и опускают ноги в еще теплую печь.
Горячая, хрустящая, свежая лепешка. Иногда посыпают ее мелкими зернышками душистого тмина…
Пора нам с Галкой собираться домой. В животе булькает айран, а тут, грузиться и топать еще пятнадцать км. Перенес бы кто-нибудь нас с ишаком и с полными рюкзаками прямо домой в лагерь. «Галка, а Галка, однако засветло не дойдем, вызывай такси, а то стемнеет – короче, волки тут свирепые …».
Тю, а вот и такси. Обыкновенный ЗИЛ самосвал, скрипя тормозами, остановился возле, так сказать, парадного входа магазина. Из рыжей пыли памирского пенеплена не спеша вывалились контуры приезжих. Очередная бригада памирцев – чабанов прибыла на день в увольнительную. Вот тут-то «все и смешалось в доме дяди Саши». Опять нас с Галкой обложили со всех сторон подушками, заиграла гармошка, кто-то затянул, кто-то подхватил незамысловатую мелодию. Теперь вместо айрана в пиалки бодрой струей лился «гисар», «памир» и просто портвейн. Все «пойло» многолетней выдержки с жутким ржавым хлопьевидным осадком, хмельной волной ударило в голову. Через час время остановилось, вдруг все стало ясным и понятным: вокруг тебя лучшие на свете горы, у тебя лучшая из лучших профессий – геолог, рядом с тобой, правильные люди, ты молодой и здоровый и так будет всегда ….
- Вадя, пора домой. Среди кизячного и сигаретного дыма проявилось Галкино лицо, нос в саже – где это она умудрилась…
Провожать вывалили все.
- Зачем пешком идти, на ЗИЛе повезем! До лагеря довезу! Чем мой мошин хуже шестьдесят шестого! - это водитель мне. Тут упрашивать не надо.
Две широкие доски бросили на борт машины, ишака набок и давай толкать его в кузов по этим салазкам, туда же и рюкзаки. Кругом смех, у всех довольные лица. На «коня» - мне пиалку бормотухи, Галке здоровенный кулек арахиса в шоколаде. «Рохи сафед» - светлый путь.

Вечернее солнце оранжевым шаром висело на гребнях противоположного борта долины. Темно-синие тени уже перестали прятаться в широких осыпях, и начали вытягивать свои горбатые спины поперек русла реки. ЗИЛ, гремя всеми своими втулками и шестеренками, пытался обогнать солнце. Но солнце, почему-то не сдавалось. Мы с Галкой горланили песни. «Я иду, шагаю по Москве», после очередного повтора, вторым голосом звонко подтягивал уже немолодой водитель.
Бозбайтал. Машина вязнет в жиже речных наносов. Приехали.
- Как будем ишака сгружать?
- Да нет проблем! Иди, лови!
Самосвал медленно поднимает кузов. Ишак, растопырив ноги, сначала упирается, потом законы гравитации берут свое и он скатывается с кузова как на коньках.
- Большой рахмат!
ЗИЛ, развернувшись, погудел на прощание и через пару минут скрылся за боковой мореной.

Идти по хорошей тропе, в хорошей компании, да еще домой, да налегке, да не твердой походкой после сытного задушевного ужина - что может быть лучше? Можно горланить дурацкие песни, можно забрать у попутчицы весь арахис и предложить его ишаку ….
Что-то Галка драться лезет.
- Галка, а Галка, смотри какая подушка зеленая! Когда кругом камни, умные люди садятся на нее и отдыхают. Садись, мал – мало перекур!
Подушка зеленая - здоровенный подушечник – акантолимон. Сверху круглый и мягкий, покрыт нежными маленькими листиками, а под ними – здоровенные колючки.
Опять она драться лезет …..
Что-то я лагеря не вижу. Палаток нет. Кусты тамариска, освободившись от рыбы, приобрели первоначальный вид. Очень хорошо ….. А вот и тур с запиской: «идите вниз 5км». Совсем хорошо …
Ишак, не останавливаясь, деловито засеменил к новому дому. Мы за ним.

………………………………………………………………………………………………

Памирские тропы. Широкие – узкие, натоптанные и не очень, приятные и мучительные, крутые и пологие – они бесконечной ленточкой-змейкой, тянутся вдоль русел рек, пересекают широкие долины, поднимаются на водораздел, чтобы крутым серпантином опять скатится в долину. По тропам ходят в гости, гоняют скот на дальние литовки, в далекие времена на тропах
устраивали засады, по ним уходили от погони и везли тайком контрабанду. Есть еще козлиные, медвежьи, барсучьи, сурчиные и так далее тропы. Они пунктиром и мелкой сеточкой-авоськой покрывают склоны и конуса выноса, внезапно обрываются перед узкой щелью обрыва и вновь возникают с той – с другой стороны, вот туда уже не шагнешь и не допрыгнешь. По этим тропам лучше не ходить – они не для тебя.
Здесь, в верхнем течении Кокуйбеля было видно, что тропа когда-то котировалась по первому разряду. Работяги памирцы говорили, что это «Царская тропа», по ней проходил фрагмент Великого шелкового пути их Китая на Запад.
Бред конечно. На любой крупномасштабной карте Евразии видно, что кратчайший и самый логичный путь с Востока на Запад - это дорога с Китайского Кашгара по долине реки Кызылсу, дальше Маркансу, современная Гульча, дальше Ош и ты уже в Ферганской долине. По Кокуйбелю ты скатываешься к Танымасу, дальше Кудара, Бартанг, Пяндж, Вахш и, наконец, Амударья, впадающая в Аральское море. Караваны этим путем не проведешь, да и смысла нет – крюк огромный.
Вверх по Танымасу пройти можно километров пятьдесят, дальше долину перегораживают языки ледников Танымас 3 и Грум Гржимайло. Короче – тупик, как говорят памирцы – «зим бардо» - «снимай седло», дальше только пешком и зачастую на четвереньках.
Забегая вперед, хочу сказать, что мы в течение двух полевых сезонов так и не смогли с ишаками пройти всю долину реки Кокуйбель и выйти к Кударе. «Золотая тропа» давно перестала быть золотой, зачастую она просто отсутствовала, слизанная широкими осыпями и подмывшим берегом. Местные говорили, что лишь почтальон на своем «почтовом» ишаке завозит почту в кишлак Кудара из Акташа по этой долине, да и то только осенью и весной, когда воды в реке очень мало и идти можно прямо по руслу.

...Солнце давно свалило на запад. В сумерках окружающие склоны с плавными линиями осыпей, стали расплывчатыми и нереальными. Тропа уперлась в черный скалистый выступ, потопталась на месте, потом плюнула на нас и нырнула в речку. На противоположном берегу ярко горит костер – лагерь. Хлопцы заметили нас, пальнули вверх из ружья и высыпали на берег – полюбоваться на наше с Галкой форсирование водной преграды. Сейчас я им покажу, как это надо делать.
Ишак стоит перед широким потоком темной воды, переминает копытами, нюхает воздух – своих, видать учуял. Здесь, у самого берега, прижим возникает нехороший, и водоворот какой-то странный, проверить бы глубину.…Да ну его… Пинок под зад ишаку и он вдруг растворяется в темноте.
- Все нормально! Давайте вы! - через пару минут слышно с другого берега. Ага, сейчас, не дождетесь. Надо чуть повыше зайти, там поток чуть шире, значит глубина поменьше.
- Ну что, Пирминдонтовна! Давай я тебя на руках, как настоящий саксаул, перенесу!
Взял я, почему-то, приунывшую Галку на руки и шагнул в воду. Видать чуяла Галка, что не к добру, а сделать уже ничего не могла…
Ну, рухнул я с ней по середине реки. Делов-то, ведь мы были уже дома.

Хочется задать вопрос: «прошло больше недели, а тут рыбалка, ишаки. Где же работа?»
Спокойно. Начнется она с завтрашнего дня, когда высохнут у меня промокшие шмотки, а закончится в конце ноября, когда завалит снегом перевалы, а мысли о ровном асфальте и теплом унитазе, наконец, вытеснят из головы главы из геологии центрального Памира.

РАБОТА

Как известно, полевой геолог – это смесь ишака с инженером. В городе до своего рабочего места вы можете доехать на автобусе или пройтись пешком. У полевого геолога рабочее место это, как правило - обнажение. «Обнажение» в контексте имени существительного, с порнухой ничего общего - это выходы на дневную поверхность коренных пород. Породу эту нужно изучить на предмет наличия в ней полезного ископаемого.

...Мелкая, крутая сыпуха. Щебенка живым ручейком стекает из-под отриконеных ботинок, при каждом шаге вверх, норовя стянуть тебя вниз. Чем круче склон и мельче покрывающие его обломки, тем труднее подниматься. Из двух шагов вверх сыпуха со своими друзьями гравитацией и скольжением забирает один. Третий час подъема, а поднялись всего-то метров на 800.
- Леха, может траверсом до того рыжего выступа, а дальше по кулуару?
Леха стоит чуть ниже меня. Руки уперлись в согнутое колено, на шее ярмом висит радиометр, голова задрана вверх - что-то внимательно рассматривает на скалистом гребне.
- Что ты там высматриваешь? Очки протри сначала, они у тебя запотели.
- Козлы.
Что-то я не вижу никаких козлов. А ну-ка в бинокль глянем.
Точно. Чуть ниже гребня, в тени выступающих скал, стоят шесть козлов-кииков.
- Метров 500 до них. Может попробуем?
У меня в рюкзаке лежит разобранная мелкашка - старенькая однозарядка с коротким толстым стволом и переделанным затвором.
- Не, не попадешь, да и пуля на излете будет.
- Сам знаю.
В бинокль хорошо были видны клочки зимней линяющей шерсти на впалых боках. Передний самый крупный самец внимательно смотрит на нас, вот он приподнял голову и почесал кончиками рогов себе спину. Сзади в шеренгу выстроился молодняк – племянники,
братья и сестры. Серые с беленькими задницами, они удачно сливались с окружающими скалами.
- Как ты их заметил?
- Да камни сверху летели.
- Какие-то они доходяги, видать зима суровая была. Черт с ними, давай-ка мы сейчас по козлиному рванем вдоль склона. Время-то – цигель, цигель…
Так, хорошо, метров 100 в быстром темпе по горизонтали, главное не останавливаться. Вот она – рыжая промоина. Ноги попадают на гладкую поверхность, тело по инерции идет вперед, уже не чувствуя опоры. Цементуха – коварная вещь, на ней не держат даже железные зубчики на ботинках. Тут надо рубить ступени или проскакивать очень быстро.
Об этом я потом подумал, а сейчас на животе, как мешок с картошкой, скольжу вниз. Штормовка задралась на голову, пылища кругом. Сейчас мы молоточком затормозим. Так, что-то не тормозится. Уже и рубашка выскочила из штанов – есть контакт с голым телом. Когда же все это кончится….
К обеду мы достигли водораздельного гребня. Вытаскиваю из рюкзака полевую сумку. Обычная кожаная офицерская планшетка. Что там у нас: полевой дневник – пикетажка, пачка аэрофотоснимков, выкопировка старой геологической карты, топокарта генерального штаба масштаба 1:50000, на веревочке гирляндой болтаются увеличительные стекла, в кармашках боковых отделений - карандаши, ручки, резинки. На дне сумки перочинный нож, флакончик соляной кислоты.
Мягким карандашом делаю первую надпись в полевом дневнике:
«Маршрут №1. Маршрут рекогносцировочный. Цель маршрута: изучение общей геологии района работ, выявление зон рудной минерализации и их опробование. Маршрут проходит по правому борту Безымянного сая, левый приток реки Кокуйбель…»
Кругом массивные известняки верхнеюрского возраста, а вот прослои песчаников, конгломератов, темно-серых сланцев. Прислоняю компас мордой по падению пластов, записываю элементы залегания, мощность, простирание.
На старой карте на этом месте показаны выходы гранитов. Судя по обломкам внизу, граниты есть, только где-то южнее.
Известно, что граниты в тектонически-активных складчатых областях часто несут в себе рудную минерализацию. Особенно интересна зона контакта гранитов с вмещающими породами. Надо найти этот контакт, иначе маршрут - коту под хвост.
Как в каменном лесу стоят бастионы скальных выступов, нагромождения камней- чемоданов. С Лехой пыхтим то бочком, то в распоре, то на заднице.
Вот и контакт. Кругом все разворочено как после минометного обстрела. Весь водораздел завален глыбами рыжих измененных, проплавленных мраморов. В этом месте сошлись две разношерстные среды – кислые агрессивные граниты и щелочные известняки. После этой драки, породы изменились, превратившись в скарны и грейзены.
Опа, есть! После удара молотка, на свежем изломе заблестели тонкие прожилки и вкрапления рудных минералов. Вот минералы железа – сидерит и бурый лимонит, минералы меди – жилки халькопирита с окантовкой из блеклых руд, минералы свинца, цинка. Окисляясь, они окрашивают вмещающие породы в красные, бурые, желтые цвета.
Сейчас мы это дело перекурим, потом зарисуем, опишем и занесем на карту. Наверно десятком проб тут не обойтись. Придется гнать сюда студентов и бить геохимический профиль, может даже и не один…
- Леха, ядреный котелок, пора обедать!
- Тут не обедать, а ужинать уже пора.
В пробных мешочках – сухари, сахар рафинад, кусок сала, замотанный в тряпку, три головки лука, головка чеснока.
- О, смотри – арахис в шоколаде, что-то он слипся весь.
- Это Галка подсунула, клизма такая!

С нашего места хорошо просматривается противоположный борт долины Кокуйбеля.
Светлыми высыпками трассируются выходы мраморов, а вон складки серых сланцев с прослоями песчаников. По выступам в рельефе прослеживаются зоны разломов и трещиноватости. На карте помечаем линии будущих маршрутов, профилей.
Наевшись, кильки в томате, закусивши забетонированным арахисом, можно и перекурить.
- Леха, дай «нос», сигареты подавил, когда на животе по сыпухе ехал.
«Нос»- по-таджикски «насвай» - вонючая, зеленая гадость, замешанная на эфедре и горном табаке. Жменьку под язык, сначала жжет, потом приятная хмельная волна ударяет в голову. Если в таком состоянии смотреть в бинокль на дальние гребни, а потом чуть выше - на кудряшки облаков, возникает чувство нереальности в происходящем. Время останавливается и ты летишь. Под тобой проплывают зигзаги ледников, горбатые спины снежников, черные, неуютные морены и бесконечные шлейфы каменистых осыпей…
Тень от гребня навалилась внезапно, камни как-то сразу остыли, предлагая нам не засиживаться.
Пора вниз.
При спуске главное найти хорошую сыпуху, по которой можно докатиться до самой реки. Крутая, мелкая, равномерная сыпуха – она несет тебя как бешеный эскалатор в метро. Можно делать огромные прыжки, можно просто перебирать ногами, а можно наперегонки с Лехой .
Я бы пришел первым, если бы не штанина, за которую зацепился зубьями от ботинка…


ОТСТУПЛЕНИЕ ОТ ТЕМЫ

Если взять азимут 290 градусов на северо-запад от места моего падения и прочертить в этом направлении 500 километровый отрезок, вы попадете в славный город Душанбе.
Там на перекрестке трех улиц стоит здание Памирской геологогоразведочной экспедиции. Зимой здесь пишут проекты и отчеты, составляют сметы, пьют много чая, реже пиво, хотя соблазнительный ларек стоит прямо напротив центрального входа. Приоткрыв дверь в одну из комнат, здесь можно услышать:
-… Караван пригнали на новое место. Присели перекурить, чаек заварили. О мясе и не мечтаем – последнего барана зарезали месяц назад. За спиной отвесная скала, метров 300. Вдруг сверху камешки на голову посыпались. Смотрю – на самом верху козлиные рога торчат. Я как сидел, так по этим рогам из карабина и врезал. Сидим дальше, через минуту – камнепад, еле отскочили, а с камнями козел - рогач прямо в казан свалился. Пуля в аккурат, среди рогов застряла….
Да, Мюнхгаузен отдыхает…
Зимой 1983года был написан генеральный проект на поиски золота и цветных металлов на шесть лет, в пределах зоны центрального Памира .
30 000 квадратных километров в самом центре Памира от границы с Афганистаном на западе и до границы с Китаем на Востоке! Просторы необъятные! Дорог нет, высоты – супер!

Высота. Это первое с чем сталкиваешься, попав на Памир. Западный Памир, с его сильно расчлененным альпийским типом рельефа, имеет высотные отметки от 2000 до 7495 метров над уровнем моря. Неширокие, часто каньенообразные долины, лежат на высоте от 2 до 4-х тысяч метров. Климат здесь хоть и континентальный, но мягкий. Лето теплое – сухое, зима малоснежная с небольшими морозами. По дну долин клочками разбросаны узкие оазисы памирской флоры - светлые низкорослые березовые леса, тополиные рощи, вдоль русел рек тянутся заросли ивняка, облепихи и красного барбариса. На пологих склонах древних ледниковых террас можно увидеть альпийские луга с их буйным разнотравьем.
Восточный Памир – полная противоположность Западному. Высокогорная пустыня.
Один из исследователей Памира - Дмитрий Васильевич Наливкин в 1932году в своем дневнике сделал надпись: «Дик, суров и величествен Памир. Ничтожным и затерянным кажется путник на его высотах …».
Рельеф восточного Памира сглаженный, долины широкие, покрытые мелкой дресвой разрушенных пород. Здесь хозяйничают процессы эрозии и накопления обломочного материала. Климат резко континентальный. Зимы малоснежные с сильными затяжными морозами, лето короткое с резкими перепадами температур. Разбить здесь лагерь на высоте 4000 метров считается удача, маршрут на 5000 – обыденное дело.
Огромные просторы, мягкость форм рельефа, розовые закаты и близость неба делают этот край по-своему прекрасным.

ЛАГЕРЬ

…Лагерь стоял в березовой роще. Береза низкорослая, какая-то крученная, но попадались экземпляры, прямо как на Украине - ровный прямой и толстый ствол с огромной шапкой зеленой кроны. Вдоль русла реки тянулись заросли ширикарии и ивы – излюбленное место для посиделок маленьких вьюрков-красношапочников.

Середина лета.… Наконец затих ветер, дующий по долине с упорным постоянством. В ложбинках и узких расщелинах, где он не смог выдуть остатки земли – краснозема, зазеленели ростки злаков. Белыми, желтыми мазками разбежалась ветреница. Во влажных местах по берегам ручьев фиолетовыми брызгами распустилась примула. Примула- первоцвет - гордый цветочек с укороченным стеблем и розеткой из круглых ворсистых листьев. Ее можно увидеть на высоте больше 4 тысяч метров…
Прямо на осыпях, среди камней, повылазили нежно-зеленые стебли Радиолы Розовой – Золотого корня. Поковыряв молотком, можно добраться до корня. Он толстый, клубневидный, золотистого цвета снаружи и белый на изломе. Надо поднести этот излом к носу и вдохнуть в себя приятный аромат розового масла…
Здесь же, на каменистой осыпи, раскрыв свои огромные листья-лопухи, пристроилась кислячка. Чем больше камни вокруг – тем крупнее мясистый ствол. Кислячку жуют с сахаром, а можно с солью. Можно на спор съесть ее и не покривиться, но это редко кому удавалось…
………………………………………………………………………………………………………

…Утро. Каждый раз оно начинается по разному – или с вопля начальника: «подъееем…»! , или с мерзкого звона будильника, или с не менее мерзкого рева ишака.
В спальнике лучше незалеживаться. Вскочил, натянул спортивки, ватник на плечи, на босу ногу кеды, теперь к речке – водные процедуры. Весной и осенью, чтобы добраться до воды, нужно пробить тонкий слой утреннего льда. Если вода чересчур холодная, можно аккуратно смочить два пальца правой руки и протереть глаза. Когда начнешь вытираться полотенцем, главное не ошибиться – тот конец, что в цветочек – для ног, тот что в яблочко – для лица. (К концу сезона это не имеет значения…).
Теперь на камбуз. Верка из казана поварешкой черпает манную кашу, так как кастрюли у нее все заняты – в одной компот, в другой вчерашний борщ. На манной каше далеко не уедешь, так что добавка в виде борща не запрещается.
Теперь – перекурить и можно одеваться. Рабочая одежда – это брезентовый штормовой костюм. На куртке на рукаве – ромбик - «министерство геологии СССР», это тебе не строительная роба! Штаны внизу часто рвались триконями, поэтому были в заплатках из пробных мешочков. Ремень обычно офицерский, на нем обязательный атрибут – охотничий нож или простой самопальный тесак. Мы довольно быстро поняли, что хваленые ножи из супер - мупер стали, которыми можно рубить гвозди, совершенно не котируются у местных. Правильный нож - это тонкий нож из мягкой стали. Таким ножом легче снимать шкуру, чистить рыбу, разделывать мясо, а затачивается он двумя движениями об любой камень.
У меня был немецкий кортик – всеобщая зависть. Ручка из слоновьей кости, эфес - в виде орла, на лезвие выгравировано - геологу 1958г. Бате моему якутские бичи подарили… Терял я его в маршрутах неоднократно и каждый раз находил. Один раз нашел через три дня – блеснул на солнце на дне расщелины. Удача отвернулась от меня когда Галка, наконец, уболтала взять ее с собой в маршрут. Уже в конце дня на спуске я обнаружил, что ножа на ремне нет. Кто виноват – ясное дело… Распсиховавшись, я поперся наверх, в надежде, что опять найду. Галка, хныкая, полезла в след…Увы…
… Прошло полгода. Кто-то вызвал меня из комнаты на экспедиционный коридор.
Пирминдонтовна! Глазки блестят, вся довольная! Шепчет:
- Вадя, дай копеечку!
- Ну, на. – В руках появился охотничий нож, в кожаном чехле, правильных размеров и формой… Он у меня до сих пор есть.

...В тамбуре, возле входа в палатку, шеренгой, а у кого и кучей, выставлена обувь. Прежде чем напялить ботинок или сапог – железное правило – потряси его вверх - тормашками. Обычно вываливается вчерашняя щебенка, реже скорпион или фаланга.
Местные работяги рассказывали, что укус скорпиона не болезненней укуса обыкновенной осы, большую неприятность может принести укус клеща. Клещ этот на бартангском диалекте зовется «хана». Странное совпадение…

Из обуви особым спросом пользовались легкие сапоги на специальной подошве. Мягкие и удобные, в них легко было лазить и прыгать по мокрым камням. На Восточном Памире мы брали их на размер больше и мотали на ноги по две портянки…
Отриконенные ботинки с железками на подошвах – тяжелые и жесткие, носили обычно в начале сезона, так для подстраховки. Через месяц железки отлетали и толку от ботинок не было никакого. На сезон выдавали две, иногда три пары обуви. Если повезет, трикони можно было поменять в кишлаках на хорошую баранью шкуру…

Двускатные брезентовые палатки шли в комплекте с утеплителем, который здесь, на западном Памире никто не использовал. ( На восточном Памире на каркас палатки натягивали по два утеплителя …). На дно стелилась войлочная кошма, по периметру - надувные матрасы, на них – спальники. Спальники были из верблюжьей шерсти – мягкие и очень теплые, но кое-кто предпочитал легкие пуховые. В углу палатки обычно мастерили что-то вроде стола, на котором стоял ящик со свечками и керосиновая лампа.
В том сезоне нам попались палатки с характерной особенностью. Они снаружи были все размалеваны – на пологих скатах, в натуральный размер, возлежали голые бабы. Видно какой-то студент под конец сезона, не выдержав тяготы разлуки со своей любимой, решил воплотить в художественные образы свои мечты и желания. Проходя мимо такой палатки, можно было шлепнуть даму по ягодицам. Колыхание брезента придавало натуральность рисунку.

ОТСТУПЛЕНИЕ ОТ ТЕМЫ

Пирминдонтовна, а знаешь ли ты, что в этих местах, лет 10 назад искали Снежного человека? Целая экспедиция была из Москвы. Они даже приволокли с собой разобранный плот с моторчиком и плавали на нем по Сарезу. А до Сареза здесь – тьфу, прямо за водоразделом.
- Ой, ребята, как интересно ! Ну и что, нашли? – Галка сидит в углу палатки, обхватив колени руками. Блики от свечки отражаются в ее огромных глазах – черносливах.
- Да вроде, нет, но следы точно были – неохотно подпевает Леха.
- Местные называют Снежного человека Голуб-яван, он такой здорооовый. Иногда молодые девчонки пропадают в кишлаках – это он их таскает, точно !
- Снежный человек – чепуха, а вот встретить Алмасты – это капец ! Это баба такая, вся белая, типа привидение, - третьим голосом подтягивает Абдульчик ! Абдулло – техник-геолог, памирец. Он самый старший из нас , ему лет сорок и у него куча детей. Короче – саксаул , пардон – аксакал !
- Главное в глаза ей не смотреть. Загипнотизирует и уведет с собой. Женька как-то незаметно пробрался к выходу, приподнял полог и исчез в темноте.
- А что, я бы с ней пошел, может она симпатичная.
- Сегодня след видел, прямо возле веркиной палатки, размер так пятидесятый. Я свой сорок четвертый рядом поставил, так он прямо детский, - это Витька-рыжий мне говорит, почему-то исподлобья посматривая на Верку-повариху.
Не успел я открыть рот, что бы вставить очередные «пять копеек», как снаружи палатки раздались вопли индейца и удары чем-то тяжелым по тазику. Этих звуков, практически, никто не слышал – все потонуло в сплошном реве женского визга…

... Надо взять большую цыганскую иголку, продеть в ушко конец капроновой нитки. Затем один конец нити надо намочить и положить Верке в спальник, под вкладыш. Протыкаем спальник иголкой и выводим второй конец наружу. Потом протыкаем палатки, сначала веркину, потом нашу. Короче, конец нити у меня в руках , второй конец в спальнике в 10 метрах от нас.
Вот Вера всех накормила, перемыла посуду и ложится спать. Погасла свечка.
Сейчас лучше не торопиться, надо подождать пол часика и можно начинать.
Пора. Медленно тянешь нитку, только ме-дле-нно. Шнур капроновый, достаточно толстый - не порвется.
Вот представьте себе – вы сладко засыпаете, кругом все тихо и спокойно, и тут вдоль спины начинает что-то шевелиться. Можно зажечь свечку и посмотреть – во вкладыше ничего нет! Вы опять пытаетесь заснуть – и опять какое-то мерзкое шевеление …
Ну это все достаточно сложно. Проще всего достать длинный тонкий прутик и вечером в палатке, после рассказанных страшилок, втихаря, легонько дотронутся им до, скажем так, Галкиной пятой точки …
………………………………………………………………………………………………….

САРЕЗ

... Длинная бесконечная крутая промоина - она как желоб, как корыто с гладкими бортами. Судя по разнокалиберным окатанным валунам, торчащим со всех сторон из зацементированной гальки - промоина разрезает древнюю террасу. Подниматься не трудно, беспокоит лишь то, что не видно, что там наверху за поворотами бобслеевской трассы.
… Первый камушек, размером с горошинку, прыг-скок – с борта на борт – просвистел рядом с ухом, я успел услышать его шепот: «… братан, берегись».
Понял, повторять не надо. С желоба не выбраться, значит, ищем козырек. Вот этот торчащий каменный «чемодан», вроде подойдет – нырк под него. Теперь - капюшон на голову, прижаться, вдавиться в склон, сделаться маленьким-маленьким.
Сначала пошла шуга – что- то вроде поземки над пыльной дорогой в ветреную погоду, после небольшой паузы грохнуло по-настоящему … Глаза закрыты, заткнуть бы еще и уши, да руки на животе вцепились в молоток. По вздрагиванию валуна, можно фиксировать прямые попадания … Запахло жжеными спичками как при ударе кремня об кресало, пыль набилась в нос, стало почему-то тоскливо… Так, ну все, хватит!

… Все чаще стали попадаться белые нашлепки снега. Снег рыхлый, оплавленный на солнце, ноги проваливаются в нем по колено. Со скальных полок свисают длинные сопли – сосульки, в синиве которых переливаются лучи заходящего солнца. Глубокие ниши и расщелины забиты спресованным снегом – фирном, который за это лето навряд ли расстает.
Водораздел совсем рядом, но лезть на него уже нет смысла. Нужный контакт остался далеко внизу, выше – только неизмененные граниты, да и те наполовину под снегом. Рюкзак полон образцов и проб, ноги от усталости как ватные – пора домой. Жаль, опять я не увижу Сареза …
Да, за этим гребнем, совсем рядом, находится жемчужина Памира – Сарезское озеро.
На снимках и карте озеро похоже на вытянутое туловище новорожденного зверька. В районе завала – голова, ноги – Ирхтский залив и устье Мрджаная , длинный хвост – долина Мургаба.

… Февраль 1911 года. Старик из кишлака Усой отправился в дальний путь – купить в Вахане соль для своих односельчан. Через неделю он вернулся, но на месте родного кишлака увидел огромную гору камней. В ночь на 19 февраля, после сильного землетрясения, гигантский обвал перегородил долину реки Мургаб, как раз в том месте, где был кишлак Усой. Все погибли мгновенно – восемьдесят шесть человек. Старик остался один, он целыми днями сидел на камне перед завалом, посыпая свою седую голову солью. Бедняга – он тронулся умом. Про этого старика рассказывали местные памирцы, может это легенда, может правда – кто его знает…
Через год подпруженная река затопила кишлак Сарез, стоящий в 10 километрах выше Усоя. Образовалось озеро, глубиной в районе завала 500 метров, и с настолько крутым берегом, что подойти к нему можно лишь в нескольких местах.

Первым из европейцев, кто побывал на Сарезском озере и описал его, был капитан Шпилько – начальник памирской заставы в Мургабе. Он с двадцатью казаками добрался до озера в октябре 1913 года. Казаки приволокли на себе разобранную лодку. Плавая на ней над затопленным кишлаком, в толще прозрачной воды тогда еще можно было увидеть плоские крыши кибиток и зеленые кроны фруктовых деревьев. Наверно в этом подводном царстве плавали и души погибших, ожидая судного дня перед Богом…



КАРАВАН

- Давай следующего!
Следующий – это ишак, которого надо вьючить. Вот он спокойно пасется в стороне, живот как барабан, шерсть лоснится, морда наглая. Посмотрим, что от него останется к концу сезона.
Сначала надо провести рукой по спине и бокам ишака – почистить его от репяхов и другого мусора. Набрасываем потник – кусок толстой кошмы, сверху вьючное седло. Стягиваем все это подпругой – черезом. Сзади, под хвост ишаку пропускается веревка или ремень, концы которого крепятся к седлу. Это для того, что бы на спуске вьюк не сместился
вперед, на голову ишака. Так, теперь к седлу с двух сторон можно цеплять вьючные суммы с лагерным барахлом. Сверху пара спальников, палатка. Все это стягивается сдвоенной толстой веревкой. Стягивать надо со всей силы, упершись одной ногой во вьюк. Ишак понимает, что у него впереди тяжелый день, значит можно повалять дурака – испортить этот день и для нас. Для начала, можно просто надуть живот и когда его сдавливают пытаться сдерживать выпирающие газы. А вот когда тебя уже навьючат, эти газы в подходящий момент, например на подъеме, можно выпустить. Вьюк съедет набок или под брюхо и ишак встанет как вкопанный, перегородив дорогу всему каравану…
…. Последнему ишаку достается, как правило, нестандартный груз, Из вьюков торчат доски, какие-то палки, по бокам привязаны аккумуляторные батареи для рации, сзади болтается чайник, огнетушитель с соляркой, сверху кастрюли, казаны. Из всего этого барахла уж совсем не эстетично выпирает раскладной стол со стульями.
Наконец завьючен последний ишак. Абдульчик шепчет :
- «Бисмилои рахмон рахим», и кавалькада трогается в путь.
В караване у каждого из нас есть свой персональный ишак. Бывает, что тебе с этим лопоухим товарищем повезет, бывает нет. Через месяц у каждого ишака есть уже своя кличка. Вот «Наполеон» – самый сильный и смелый . Он всегда идет первым. Первым идет вброд через речку, первым через раздолбаный мост, первым по снежной торме через трещину. «Хиппи» - черный, лохматый неформал. Маленький, хитрый «Кореец», с узкими глазами и белой окантовкой очков. «Придурок» - он и в Африке придурок. «Серый», «Безымянный», «Голубой»…. Голубой - не в смысле окраса …
… Тропа виляет змейкой, огибая то заросли ивняка, то нагромождения камней посередине долины. Там, где излучина реки прижимает ее к скалистому обрыву, тропа ныряет в воду. Впереди Витька - рыжий, со своим Наполеоном. Витька служил в Морфлоте, значит ему и карты в руки – первому форсировать водные преграды. Вот он обмотал вокруг шеи своего ишака кусок веревки и тянет его в воду. Тот боится, уперся ногами, весь поддался назад. Леха
поможет. – «Навались!», - орет он, толкая ишака в зад, и вся троица уже в воде. Видно, что ишаку на середине реки, быстрое течение слегка «заносит задок», тут главное не останавливаться, минута - две и вот уже противоположный берег.
Очередь за остальными. «Ушастые» сгрудились кучей на берегу, опасливо нюхая воду. Ну, теперь-то уж дело пойдет – брод разведан. Под крики погонщиков ишаки один за другим ныряют в воду. Со стороны переправа напоминает рейд торпедных катеров, с торпедами в виде спальных мешков, наполовину выступающих из воды.
- Ну что, Пирминдонтовна, наша очередь, я поведу его спереди, а ты сзади подстрахуешь. Если вода собьет… тебя, не ишака – цепляйся ему за хвост.
Веревки у нашего Серого на шее нет, не беда, подойдет ремень от штанов. Оборачиваюсь назад проверить последнюю готовность своих товарищей …
- Галка, ты что, сдурела! Что у тебя на ногах?
- Мне в сапогах неудобно, а триконей моего размера совсем нет.
Напялила на ноги какие-то чешки, вроде балетных тапочек – собралась со стихией бороться! Ну, Галка, я тебе сделаю…, потом, сейчас нет времени …
- Толкай! Схватив за ремень, тяну ишака в воду.… Где-то посередине реки начали спадать штаны. Левой рукой держу ишака, в правой рюкзак с топокартами и документами. Только не останавливаться. Посмотреть бы, что там с Галкой …
Ишак стоит на берегу, широко расставив ноги, уши поникли, со всех кингстонов струйками стекает вода. Пирминдонтовна рядом, что-то глаза потупила. О, у ней на ногах одного тапочка нет. Смыло водой …
- Будешь переобуваться?
- Нет!
…………………………………………………………………………………………………….

Погода изменилась внезапно – наползли тучи, вдоль долины задуло как в аэродинамической трубе. Через пару минут ветер уже бросал пригоршни «белой манки» в лица людей и морды ишаков. Фуфаечку бы сейчас напялить, да шапку ушанку, но все это во вьюках, проще согнуться, скукожиться и спрятаться от ветра за зад ишака. Куда мы идем – кто его знает, караван растянулся настолько, что не видно никого ни спереди, ни сзади. Да я и смотреть никуда не хочу, под ногами песок – пойма реки, дорога хорошая, так что можно взяться за хвост ишака, закрыть глаза и думать о том, как будет хорошо, когда все это закончится и наконец, выглянет Солнце…
Что такое? Что стоим? Впереди, поперек долины, дорогу перегородил неширокий залив. Справа - река, слева - конус выноса с развалами крупных обломков, тропы там нет. Значит надо лезть в воду, все равно уже мокрый.

Ишак как-то сразу по самую шею ухнул в воду. Глубоко, однако, хорошо, что струи нет. Уже на противоположном берегу залива я увидел Верку со своим лохматым Хиппи. Наверно она меня в этой белой пелене не заметила, а может не захотела лезть в воду. Верка повела ишака в обход по берегу, туда, где все было завалено камнями. Хуже всего, она шла впереди и тянула ишака за веревку.
- Стооооооой ! Стой на месте!
Кричи, не кричи – было уже поздно. Задняя нога ишака провалилась между камней, он как-то сразу осел, подавшись назад, а Верка все тянула… Ишак резко дернул голову вверх, веревка выскользнула из ее рук и, не встречая сопротивления, Хиппи стал заваливаться назад. Он опрокидывался на спину, высоко задрав передние ноги, правая задняя нога оставалась, при этом зажата в камнях….
Подбегая, мне показалось, я услышал хруст ломающейся кости.
- Эх, братан, как же так! Сейчас я тебя вытащу.
Быстрее, быстрее. Надо перерезать веревки, освободить его от вьюка. Ишак лежит на боку, крутит головой, пытается укусить меня. Я понимаю – ему очень больно. Наконец, вьюк снят.
- Верка, сюда, хватит сопли пускать, хватай его за ляжку, тяни вверх. Хиппи резко дернулся, помогая нам, и встал на три ноги, четвертая просто болталась, переломанная в колене…
…. Прошел месяц. Каждый день повариха бинтовала колено своему ишаку. Эластичный бинт, предварительно пропитывали раствором мумие. Мумие давали и пить. Постоянный уход, отменное питание и освобождение от физических нагрузок, сделали свое дело. Кость срослась, образовав огромный костный нарост. Нога практически не сгибалась и ишаку дали новое имя – Хромой.
……………………………………………………………………………………………………

День ото дня мы все ближе продвигались к нашей заветной цели на данном этапе – кишлак Кудара. Отработав 6-7 дней на одном участке, лагерь перебрасывали ниже по течению. После Кокуйбеля были следующие долины – Танымас, Кудара, Бартанг, Пяндж. Где была возможность – что-то похожее на автомобильную дорогу – там для переброски лагерей использовались машины, но в основном кочевали на ишаках. На ишаках забрасывали и временные лагеря – «выкидушки». Обычно 3-4 человека с парой ишаков поднимались в верховье боковых долин и в ударном темпе за несколько дней отрабатывали дальние участки. Наверно, со стороны все эти бесконечные переезды и переброски, были похожи на миграцию цыганских таборов. Новое местоположение лагеря, отмечалось на карте флажком. К концу сезона, таких флажков, можно было насчитать до полусотни…, и так в течение трех лет.
…………………………………………………………………………………………………

Вообще, ишаки не оставляли нас скучать. Иногда они просто злили, выводя из равновесия своей тупостью и упрямством, иногда поражали хитростью и коварством, но, в основном, это были классные ребята, настоящие пахари – выносливые, смелые, добрые и в меру послушные. Ишаки все сладкоежки - обожают сахар-рафинад и конфеты. Я бы не сказал, что они в восторге от обыкновенной зеленой травы, растущей оазисами по берегам рек, отдавая предпочтение полусухим типчакам, полыням и каким-то колючкам, жалкими снопами, торчащими на пологих каменистых склонах. Главное достоинство ишака – выносливость, а, наверно, главный недостаток – боязнь воды. Они не умеют плавать. Баран, корова умеют, ишак – нет…

… На этот раз я со своим Серым забойщики - идем в караване первыми. Тропа заранее разведана, груз не тяжелый, погода и настроение отличные. Рядом порожняком шкутыльгает Хромой, блестя на солнце отъевшимися боками. Впереди конус выноса. Каменный веер из мелкой щебенки круто обрывается в речку. Тропа змейкой стала подниматься наверх. Серый стал все чаще «пробуксовывать» и наконец, совсем остановился. Тропы не было. Видно за ночь сыпуха поползла и перекрыла ее своим шлейфом. Что делать? Ваши действия?
Мы с Серым тоже так решили – прорываться вперед. Но даже тронуться с места было уже невозможно. Податливая, глубокая и рыхлая сыпуха стала тащить ишака вниз. Он просто съехал в воду. Широко расставив ноги и не наклоняясь в сторону, скрылся в речном водовороте. Течение подхватило ишака, закрутило как в карусели – голова-ноги, голова-ноги. Я бежал за ним в надежде, что где-то в излучине реки на перепаде течения Серого прибьет к берегу…
Братана нашли где-то в километре ниже. Женька стоял по пояс в воде, обхватив ишака двумя руками.
- Держи его, а я за шмотками. В бинокль видел, куда их прибило, может что-то удастся собрать.
Я скатился в воду и принял у Женьки ишака. На нем ничего не было, ни седла, ни вьюка, ни веревок. Стеклянные глаза смотрели в небо.
- Давай братан, дыши!
Подошел начальник.
- Ну что там?
- Готов.
- Реж уши для отчетности.
Да, сейчас, разбежался! Плыви себе с миром! И я разжал руки…


ТАНЫМАС


Тентованнй ГАЗ 66 доверху набит барахлом. Так это и хорошо – у таких армейских машин, чем больше груз, тем мягче ход. Сверху кошмы, потники, старые одеяла, на всем этом как тюлени на лежбищах переваливаются сем тел. Полумрак, до брезентового потолка можно дотронуться рукой, овальные окошки – иллюминаторы где-то внизу под нами. Лишь спереди осталась небольшая щель. Через нее можно кулаком врезать по кабине, это уже когда совсем приспичит…
Машина дернулась и остановилась. Без монотонного урчания мотора стало как-то неуютно.
- Сейчас, наверно, на перевал пойдем. Давай вылезем, посмотрим.
Сзади кузов плотно зашнурован, приходится протискиваться в переднюю щель, через запасное колесо. Последняя вываливается Пирминдонтовна – ватник не по размеру, зековская шапка-ушанка с бантиком на опущенных «ушах», на ногах какие-то онучи с зашнурованными тесемками, короче – космонавт.
Еще в прошлом году на этом месте, возле дороги к железной трубе была привязана ржавая табличка с кривой надписью на ней: « Водитель, на перевал ехать только до 13 00!». По логике, с другой стороны перевала должна быть надпись « Водитель, на перевал ехать только после 13 00!», но той другой таблички не было. Наверняка, водители на эти надписи плевали. Здесь в этой глуши встретить на спуске или подъеме встречную машину, это наверно как нос к носу на перегибе водораздела встретить медведя или горного козла. Хотя…. Надо один раз проехать через этот перевал, чтобы понять, что надпись, в общем, не лишена смысла - двум машинам на этих узких и крутых серпантинах разминутся практически не возможно…
- Полезайте-ка, вы, девчонки, в кабину. Там теплее, веселее, в окошко смотреть будете –
пейзажи сейчас начнутся – закачаешься. Толик вылез с кабины, уступая дамам место. Те, довольные, заняли смотровые места – Галка с Ларисой на сиденье пассажира, Верка на одном сиденье с водителем, Эля где то между ними на крышке мотора. Водитель наш – Найзовкат, памирец, маленького роста, как-то потерялся в этом девичнике. Все смеются, о чем-то оживленно говорят. Посмотрим на их лица минут через двадцать…
Да, перевал лучше всего преодолевать с закрытыми глазами. Все дело в этих дурацких серпантинах. Они настолько крутые, что машине приходится несколько раз подавать вперед -назад, чтобы вписаться в поворот. А самый кайф в том, что у шестьдесят шестого кабина тупоносая, без выступающего вперед мотора, поэтому, сидя в ней, особенно остро ощущается вся глубина пятисотметрового обрыва под передними колесами машины…

Перевал Кокджар. По нему грунтовая дорога от памирского тракта Ош – Мургаб через Аильутек скатывается в долину реки Танымас, дальше Кудара и верховье Бартанга. Чуть ниже кишлака Рошорв дорога заканчивается отвесным обрывом к урочищу Виноз, дальше только тропа. Навстречу этой дороги с низовьев Бартанга до кишлака Басид пробита уже более или менее нормальная асфальтированная трасса. Между Басидом и Рошорвом каких-то двадцать километров. Наверно, все-таки, когда-то эти дороги соединятся…

С перевала открывается чудный вид – широкоформатная панорама Язгулемского хребта Его крутые склоны и заснеженные вершины вдали сливаются с отрогами хребтов Петра Первого и Академии наук, которые уже дальше на запад , в свою очередь, сливаются с небом . Внизу ровная и широкая долина реки Танымас круто поворачивает на юг. На изгибе в песчаной пойме, приютилась небольшая рощица тополей - урочище Туптал. Два десятка покрученных деревьев спрятались от ветра в каменном кармане-закутке, образуя оазис – идеальное место для разбивки очередного лагеря.
Пятьдесят лет назад здесь были перевалочные лагеря первых Таджикско – Памирских экспедиций. Сюда караванами из Оша затаскивали оборудование и материалы для строящейся метеостанции на леднике им.Федченко. Здесь была кузница и даже небольшая мельница, лопасти которой крутили быстрые потоки речушки Кокджар…

Через неделю, отработав среднею часть реки, мы стали перебрасываться в верховье Танымаса. Последний, самый верхний лагерь разбили прямо в пойме реки, напротив километровой отвесной стены Снежная Трапеция. Весь день здесь непрерывно дул ветер. Ночью Ветер прятался в узких расщелинах танымаских ледников. Ему там было тесно, но как только выходило солнце, он с грохотом вырывался наружу…

……………………………………………………………………………………………………………

… Все, дальше вверх не пройти, над головой нависает белый язык висячего ледника, слева огромная темная дыра, туда и смотреть неохота, справа – чуть веселей – северный склон Снежной Трапеции. Склон – это почти отвесная, ровная доска площадью в десяток квадратных километров. Ровная – это она на первый взгляд. Глянем в бинокль – так оно и есть – полочки, промоины, карнизики – пролезть можно, … наверно.
… Мать честная! Куда ни глянь – кругом выходы тектонической брекчии. Обломки переплавленных, измененных пород плавают в охрах лимонитового цемента - красного, бурого, желтого цвета. По всему склону обнажается зона огромного регионального разлома. Разлом тянется в широтном направлении на многие десятки километров – это стык Центрального и Северного Памира. И я здесь – сижу на этом разломе, подложив рюкзак под пятую точку, могу тюкнуть по нему молотком, могу даже сплюнуть на него.
… На этом месте было когда-то огромное море - Тетис. Море часто мелело и отступало. Земная кора дышала – поднимаясь вверх, вниз, вверх – вниз. А потом Природе это надоело, она прогнала море и начала лепить горы. Горы росли себе никому не мешая, не подозревая, что в это время на них с юга начало двигаться огромное «чудовище» – Индостанская плита. Совсем недавно, каких-то пару десятков миллионов лет назад, эта плита наконец врезалась в наш славный Евразийский континент…

Все хорошо, рюкзак полон проб и образцов, как бы это теперь добраться до лагеря. Сыпух нет – кругом скалы. Вот желобок, ну-ка по нему вниз – где на пузе, где в распоре. Все круче. Тут на полку можно спрыгнуть, здесь – скатится. Ну вот, наконец, и западня – вниз до самого дна долины обрыв, а наверх уже не выбраться . Стало неуютно, где-то в животе что-то сжалось, вдруг захотелось спать… Надо перекурить. Кончик сигареты вмиг начинает тлеть от солнечного луча, сфокусированного небольшой лупой. Что там у нас на карте? Так, тут внизу нарисованы обрывы, а на снимках? На снимках еще хуже - темное пятно – понимай как хочешь. В голове возник чей-то голос – «одиночные маршруты в горах категорически запрещены …»

А если представить себе на минуту: вот я – красный командир, за мной гонятся басмачи. Загнали, гады, на этот обрыв. Нет выхода. Значит надо шагнуть … Интересно, разобьюсь я , а может полечу ? Вот сейчас встану, раскрою фуфайку как крылья …Чем не Чеховская Чайка?

…. Вода в Танымасе мутная, кофейного цвета, с песочком. Лежа на животе, неудобно пить… еще глоток, еще. Сейчас просто лопну. Теперь можно перевернуться на спину. Вода булькнула, переливаясь к позвоночнику. Благодать … Ультрамариновое небо посерело, Солнце свалило за зубья фиолетового гребня. Долина готовилась ложиться спать.
В монотонном шелесте реки возник странный звук – как будто кто-то кашлянул или просто глубоко выдохнул. Повернув голову, метрах в тридцати, я увидел нечто большое и белое. Лошадь! Бред какой то, может это у меня с головой проблемы. Здоровенная лошадь, без сбруи, с рыжей холкой, внимательно смотрела на меня. Боже, откуда она? Что здесь делает? Тут, корме нас, сотня километров – вправо, влево людей нет. Да тут же и жрать ей нечего !
- Эй, как там тебя, ты откуда? Еще шаг навстречу и лошадь рванула в сторону, постепенно растворяясь в сумерках. Бывают же чудеса на свете !

На сложенном из камней очаге стоял казан. Крышку в сторону - сейчас удавлюсь слюной. Здоровенные маслы плавают в густом бульоне. Запахи-то какие! Сейчас мы это дело оприходуем. Где тут кусок поздоровее, вот он родимый, иди сюда. Что может быть вкуснее свежего мяса горного козла или архара! А хлопцы-то козла и завалили. Так, вот и хлеб в бороздовом мешке, теперь «гарную цыбулину» резануть, чесночок почистить – что еще нужно для полного счастья?
На камбузе никого. Из палатки доносятся смех вперемежку с каким-то довольным похрюкиванием. Понаедались уже …
- Добрый вечер вашей хате! - Это я им засунув голову в палатку.
- Лошадь видел? – Это они мне.
Человек с Того Света спустился, а они мне – «лошадь видел?».

…Если посмотреть сверху, то в темноте палатки светятся оранжевым светом, как два огромных светлячка. Мышка пищуха с удивлением смотрит на этих неизвестных монстров. Еще более непонятны для нее доносящиеся звуки - чей-то хриплый голос затянул: «ты проснешься на рассвете, мы с тобою вместе встретим …день рождения зари» - это уже второй голос присоединился. А тут уже загремело что-то вроде хора – «как прекрасен этот мир – посмотри, как прекра- а – а-асен этот мир…!» Особенно натужно и с чувством получалось это « а – а –а -а – асен …».
Вдруг, как в кино – камера пошла вверх, палатки стали удаляться, постепенно превращаясь в две светящиеся точки. Внизу видна вся широкая пойма реки с размытой лунной дорожкой. Звуки стали постепенно затихать – шелест реки превратился в тихий шепот, сливающийся с шепотом ветра и спокойным дыханием скал. Наконец исчезли силуэты хребтов и отрогов. Серебристые жилки рек становятся все тоньше. Исчезли последние глянцевые блики на заснеженных склонах. Внизу – Ночь.



«Каинды» в переводе с памирского – береза. Каинды джилга – березовый сай, долина.
Рек и долин с таким названием на Памире наверно с десяток. Та которая по правому борту впадает в Танымас – небольшая речушка, с быстрым течением, чистая и холодная. Что бы добраться до нее нужно перебраться через Танымас. Вообще, Танымас мы форсировали десятки раз – с караваном и без ишаков, толпой и в одиночку. Чем ниже по течению реки тем воды становится больше а русло шире. В низовьях, где уже видно слияние Танымаса с Кокуйбелем, речку вброд не перейдешь.
Самый надежный способ переправы – сгрудиться в кучу, крепко обхватить друг друга, зацепиться за ремень товарища, а если рядом лицо женского пола – можно обнять за талию. Ну и такой толпой – вперед в воду. Кого-то вода сбила – не беда – кунаки поддержат.
Караваном переправляться сложнее. Вроде и не глубоко, но песчаное, скорее илистое дно, зараза, засасывает ноги ишаков. Тут надо не мешкать, только вперед! Чувствуешь, что ишак «пробуксовывает» – за хвост тяни его вверх, или коленом под зад, или небольшой укол ножом. Церемониться не надо, а то варианты возможны нехорошие …

Каинды джилга – красавица. Извилистое, узкое русло, зажато крутыми бортами массивных известняков. Дно ровное, засыпано пляжным песочком. В местах, где русло реки расширяется, как живот у сытого удава, растут березки - тонкие и нежные.

... За очередным поворотом мы увидели козла. Здоровенный рогач темно-серого цвета был совсем рядом, метрах в ста. Он стоял на небольшом конусе выноса, неподвижно в полный профиль, как в тире. Секунда, две … Что такое, он не двигается, не убегает. Сверху посыпались камни. Теперь понятно – выше козла, уже на середине склона видна поднимающаяся вверх козочка. Наверно парочка пила в реке воду, и мы застали их врасплох. Самец, чтобы спасти подружку, остался внизу, отвлекая на себя внимание…
Брат, такая уж у тебя судьба. Патрон в патронник. Выстрел… Пуля ударилась об камень чуть выше козла. Второй патрон. Удар бойка – осечка. Затвор на себя … Приехали. Вместо целого патрона, щечки затвора вытащили гильзу с порохом, пуля осталась в стволе.
Ваши действия? Правильно. Нужен шомпол или что-то подобное, чтобы выбить пулю. Где же его взять, этот шомпол? А ну-ка сорвем с кустика палочку, теперь потыкаем в ствол – не получается. Время идет, козел все стоит … пока.
- Да давай же быстрей!
- Все, не получается! Витек, давай ты.
У Рыжего ружье то есть – двустволка, шестнадцатого калибра. Нижний ствол, тот который обычно для пули - с вмятиной. Верхний - более или менее прямой. Патронов с пулей у него сейчас наверняка нет.
- Пуля-дура! Ну-ка я его дробью…
Два выстрела почти в упор. Мертвый рогач плавно съехал к руслу. Таков печальный итог…

ВОЛКИ

След волка напоминает след крупной собаки, но он не такой «разлапистый», а средние пальцы больше выдвинуты вперед. Если идешь по тропе вдоль русла реки и рядом виден волчий след, то он будет тянуться извилистой лентой, строго придерживаясь одного расстояния от тропы, не пересекая ее. Собака - гоняла бы взад- вперед, вправо влево. Волчий помет обычно белый с торчащими обломками костей, навален кучами на самых видных местах – это он территорию так метит.
Широкая пойма реки Танамас покрыта островами песчаных пляжей с густыми тугаями облепихи и цветущего шиповника. Вдоль русла реки цепочкой тянутся заросли осоки, низкорослой ивы. Если присесть на корточки, можно увидеть, что вся эта зеленая, колючая масса прорезана лабиринтами ходов – заячьи дорожки. Зайцев здесь много. Они маленькие, с длинными тонкими ушами, гоняют как борзые. Выскакивая из темных зарослей на травяную лужайку, зайцы, обалдевшие от света, замирают. Издалека они похожи на белые, круглые грибы –дождевики. Мгновение , и «грибы» поменяли свои места…

… Лагерь разбили на песчаной террасе под кронами трех одиноких берез. Четырех ишаков, чтобы не портили воздух и не слышать их рева, привязали метрах в ста, в небольшом закутке облепиховых зарослей. Трава есть, рядом ручей стекает с бокового сая. Как по мне, то - курортные условия.
… Моя очередь дежурить. Хлопцы только свалили. Галка еще с вечера ныла, напрашивалась в маршрут, уломала все-таки…
Как хорошо вот так валяться в спальнике в тихое утро, зная, что никуда не надо лезть, что-то тащить.
Что-то не то. Вой сирены … или мне кажется. Вот он все ближе… Галка влетела в палатку горизонтально, вперед головой, оглушительно визжа и всхлипывая. Это она, бедняга, споткнулась об чьи-то сапоги возле входа. Выбитая головой стойка палатки рухнула, половина палатки завалилась, накрыв брезентом остатки моего сна.
- Ну что такое? Пирминдонтовна, да не бубни ты!
- Там, там ….ишаки … ууууу …. Ребята просили взять фотоаппарат….

На залитой утренним солнцем поляне лежали тела трех ишаков. Животы вспороты, кругом разбросана остатки окровавленных внутренностей. Волки поработали.
- Абдульчик, ты вот скажи, как саксаул саксаулу, как это мы ничего не услышали?
- Они напали одновременно, сразу на троих. Волки нападают сзади, разгрызают низ живота и выедают внутренности. А ишак так и стоит покорно… И не кричит он … Ты лучше сфотографируй все это, перед хозяевами надо будет отчитываться.
Да, уж … Голова – на север, копыта на восток…
А где это наш четвертый - «Кореец»? Вот он! Братан живой!
Видно сумел вырвать колышек и рванул в кусты облепихи. Как бы его оттуда «отколупать»? Пришлось сбегать в лагерь за топором и в колючках рубить просеку.

Убиенных ишаков решили не хоронить и оставили на съедение волкам. На следующее утро от ишаков остались лишь фрагменты , еще через день – остатки голов, кости и копыта.
По следам было видно, что крупные волки начали приводить с собой молодняк.
- Витек , а не отомстить ли нам за наших братанов ?
- А хорошая мысль …
Вечером примотали к ружьям фонарики, взяли спальники и вдвоем с Витькой выдвинулись к месту дислокации.
- Заседку сделаем здесь. Вот тут волки переплывают через Танымас, ветер оттуда. Зараза, обзор плохой. Давай я прилягу, а ты сдвинь вот эту голову вот туда …
Я тягаю головы вправо, влево – Витька выбирает сектор обстрела. Наконец все готово. Хлебнули крепкого чайку, залегли в спальники, ружья на бруствер, а тут уже и стемнело. Через час высыпали звезды. В сентябре они здесь просто огромные. Широкий Млечный путь прямо над головой, его деловито пересекают мигающие огни самолетов, черточки хвостатых комет, блики лучей заблудившегося в ночи автомобиля за сотню километров отсюда.
- Витек, а если волки сзади подойдут?
- Впереди, справа идеальное место для брода, оттуда они и придут. Точно говорю.
Ну точно, так точно.
Волки появились в третьем часу ночи, слева сзади. Мы их услышали по шелесту скатывающейся по склону щебенки. Звук становился все громче и вдруг затих.
- Нас унюхали … - Рыжий шепнул со знанием дела.
Луна до сих пор не вылезла из-за гребня. Темно. Что там на склоне – кто его знает.
- Уходят. Давай, они разворачиваются!
Одновременно включили свет, точку на склон. Тьфу! Ничего не видно. Какие-то серые тени мелькают в светлом пятне фонарика.
- Получайте гады, это вам за наших друзей! Грохот стволов шестнадцатого калибра разорвал тишину ночи. Мелкашка била намного тише и как-то сухо, но вой уходящих рикошетом пуль в ночное небо – это супер!
Все, отстрелялись. На утро обследование склона на предмет наличия убиенных врагов или хотя бы наличия следов крови на камнях, не дало положительных результатов.

Через неделю лагерь перебросили в Кудару. Палатки поставили на зеленой поляне в устье реки, прямо напротив кишлака…
… Прейдя с маршрута, сразу почувствовал – что-то не то, не хватает чего-то.
Верка протянула записку: «… как хочется плакать, а я целый день смеялась …».
Была оказия и Галка улетела с вертолетом геофизиков… Практика у нее уже закончилась, пора домой.
Эх, Пирминдонтовна, Галка – промокашка …. Привыкли мы к тебе …


КУДАРА

Кудара начинается после слияния рек Танымас и Кокуйбель. Здесь же расположен кишлак с одноименным названием, местные называют его Гудара. Три десятка кибиток, школа магазин. Сюда не подходят линии электропередач, нет почты, радио и телевизоров. Люди живут своей, непонятной нам – европейцам, жизнью.
«Что бы быть счастливым нужно жить как можно проще, иметь как можно меньше желаний и уметь довольствоваться малым» - это слова Далай Ламы. Наверно, по этому закону и живут эти люди…
В среднем течении речку перегораживает древний завал – Парадуз. Река здесь круто поворачивает налево, а потом проваливается в бездонную узкую щель – это первая достопримечательность долины. Вторая – три боковые речки, впадающие в Кудару по правому борту – Хаврездара, Башурвдара, Хабарвив хац. Речки для прохода караваном – как бы это сказать помягче … , в общем хорошие речки. Дальше - мост на правый борт. Ну и наконец – пик Революции. Почти семь тысяч метров – идет как бонус ко всем этим «конфеткам».

Мост длиной метров двадцать. На двух тросах поперек настелены доски и бревна. Доски где подгнили, где их совсем нет. Все это скрипит и раскачивается.
Вперед пускаем Наполеона. Витька наматывает потуже веревку на шею ишака, Женька обхватывает его с зади за задницу. Тронулись. Остальным перегородили дорогу, чтобы не бросились всей кучей за своим вожаком. Стоят, смешные, морды вытянуты, уши как локаторы в одну сторону развернуты.
Когда задние копыта проваливаются в щель или застревают между досок, Женька приподнимает круп ишака и ставит его на место. Так шаг за шагом, не останавливаясь, мост пройден, очередь следующего. Второго, третьего провели – все уже слегка расслабились. «Придурок» - самый вредный ишак в отряде, видя, что дружбаны уже на том берегу, прорвав оцепление, бросился за своими друзьями. Галопирующий ишак на хлипком мосту … Он съехал с колеи уже в самом конце. Одно из копыт потеряло опору, «задок» занесло и ишак, теряя равновесие, полетел вниз. Но дуракам наверно везет. «Придурок» врезался в выложенную из камней опору, веревки лопнули, вьюки еще продолжали движение вперед, когда казан, здоровенный казан, которым мы так гордились, пустился в последнее плавание по Кударе.

.... А Наполеон один раз все-таки улетел с моста. Это был невзрачный мостик через один из боковых притоков Хаврез дары. Два бревна, на них в виде чешуи, наложены плоские блины сланцев. Копыто у ишака по этим мокрым камням и съехало в сторону. Он ушел под воду сразу, с головой. Речка быстрая, глубокая. Наполеона вытащили просто случайно – метрах в ста ниже он зацепился за торчащий в воде обломок бревна. Деревянный ящик с секретными картами и снимками, выловили еще ниже, на отмели. Это было большой удачей. Иначе … Трудно себе представить, что бы с нами сделал «первый отдел»…
Когда все эти мокрые документы сушились под солнцем на брезентовых скатах палаток, все мы вспомнили недавний эпизод, произошедший с нашим горемыкой – Борей.
…Боря – редкостный кадр. Палатка – персональная на отшибе, в маршруты до темноты и всегда один. А так парень неплохой, только странный …
Давно поужинав, все сидели у костра, ждали Борю. Скоро звезды высыпят, а Бори нет. … Хорошо у костра. Раздолбанный приемник выловил из эфира мелодию Поля Мориа, шеф в такт раскачивается на стульчике, физиономия довольная, в животе шурпа из убиенного козла булькает.
В красных всполохах огня вдруг материализовался образ – сутулая, уставшая фигура. На ней брюки в цветастых заплатках, выцветшая куртка с капюшоном, надвинутым на глаза, на руках брезентовые рукавицы. На кожаных портупеях, крестом опоясывающих грудь, гирляндой висели полевая сумка с биноклем, авоська из бороздового мешка, компас и перочинный ножик. Большой ящик радиометра с трубой, напоминающей гранатомет, как-то уж совсем не по-хозяйски болтались на шее…
- Боря, ты что ли? Так и испугаться можно.
- Угу …
- Что ж так долго?
- Да карту искал… Забрался на водораздел, решил пообедать, разложился, а тут смерч налетел. Поднял все мое барахло в воздух, даже шапку с головы сорвал, зараза такая… Полетело все это вверх как воздушные шарики, далекоооо так…. В сторону Биляндкиика… И карты то же улетели. Шапку я нашел…
- Ну а карты то нашел? - Шеф перестал раскачиваться.
- Одну нет ….
Если б это было кино, то здесь бы вставили рекламную паузу …
… А все это из-за двух надписей: « Генеральный штаб» и «Секретно» …

Вот утонул бы яхтан со всеми этими «секретами» - следующий сезон отряд всем составом был бы уже на Колыме, где-нибудь на касситеритовых приисках. Шутка …


МАРШРУТ


Хочешь ты или не хочешь сюда подниматься - это мало кого волнует. Надо и все! Конечно, можно «засунуть рака за камень» - сказать – « там не проходимо», поставить липовые точки, описание пород взять из обломков на склоне. В таком случае – зачем мы здесь вообще нужны. То что было снизу и там где было легко – до нас пройдено и результаты уже давно известны. Теперь наша очередь делать новый шаг, шаг вверх - в прямом смысле слова.
… - Влип, очкарик ? – это я про студента.
Он в трех метрах ниже меня. Прижался к склону, капюшон на голове. Дышит, нет ? Уже больше часа рублю ступени. Молоток – штука хорошая , но не ледоруб же , и сломаться может… Как это я умудрился влезть в такую задницу. Ну баран , баран ! От этого не легче…
Склон настолько крутой, что стоя на выбитых ступеньках можно не накланяясь рассматривать перед самым носом мелкие обломки гранитов торчащие из сплошной бетонной массы рыжих суглинков. Цементуха – туды ее в качель …
От ударов молотка обломки летят на голову студенту. На тебе, на ! Удар за ударом. Все больше пыли и летящих вниз камней. Чего это я психую, ведь студент-то не виноват.
Но вот наконец и первые выходы коренных, теперь можно и зацепится за что-то. Фу, вылезли…
И удачно же вылезли - попали как раз на зону разлома. Проследить по простиранию здесь мы его не сможем – это надо крылья прицепить, а вот вкрест мы на него посмотрим и даже опробуем.
Тело разлома – это зона измененных пород. Здесь под воздействием гидротермальных растворов происходит замещение одних минералов на другие. Часто эти горячие расстворы и газы, поднимающиеся из глубины , несут в себе рудное вещество. Но рудные минералы имеют одну характерную и неприятную для геолога особенность - они любят прятаться. Прячься не прячься – их выдают зоны околорудных измененных пород , там где присутствуют процессы с окончанием на «ция». Каолинизация, сидеритизация, баритизация, пиритизация … Короче , чем больше «ция» - тем лучше. А «ция» от нас уже не спрячется. Она выдает себя в первую очередь характерной окраской пород. Все что имеет бурый, желтый, красный , да любой другой цвет или оттенок, отличный от монотонного основного цвета вмещающей породы должно радовать и притягивать к себе геолога.
Вообще существуют десятки геологических критериев и поисковых признаков, используемых для поисков месторождений полезных ископаемых. В учебниках и в умных книгах об этом все написано. Там все правильно, но мне кажется, что для полевого геолога главное это интуиция, основанная на личном опыте, и удача.
Опыта у таких салабонов как я нет, пока, а вот «удача»…. Эх, нарваться бы на здоровенную зону, нашпигованную под завязку рудой , может и осталась бы тогда моя фамилия в списках первооткрывателей, или основателей хотя бы маленькой горнообогатительной фабрики. А, что ? Вот парень Родез. Наколупал первые алмазы в центральной Африке , так его именем целое государство назвали – Родезия.

…. Зону обстучали, зарисовали, опробовали. Пора домой, да и погода портится – с юга наползли какие-то непонятные свинцовые тучи. Неужели к дождю? Дождь здесь такая же редкость как и в Cахаре.
- Студент, сейчас мы по снимкам найдем правильный конус выноса и скатимся по
нему вон в тот боковой сай, а там уже спустимся к Кударе.
Вот он – отличный длинющий, вмеру крутой, склон с идеальной сыпухой!
- Давай наперегонки!
Студент килограм под сто весу, на голову выше меня бородатый и в очках – хороший соперник.
- Ну, что, погнали ? Кто первый – тому банка сгущенки .
Сыпуха как будто ждала момента , что б ее потревожили. Сорвавшись с места каменная
лавина понеслась вниз …
Такое впечатление, что на ногах не кирзухи, а сапоги – скороходы. Гиганские шаги , или прыжки – не разберешь. Еще выше ! Давай, давай ! Отрываешся от земли и летишь как в замедленных съемках. В полете можно махать руками, крутить ногами воображаемые педали, потом хлоп и мягкое приземление в плывущую каменныю массу. Ноги начинает слегка засасывать – снова прыжок. Почему-то не страшно…
Справа , как кенгуру, несется студент. Глаза повылазили из орбит, что-то орет. За ним как за кометой тянется длинный шлейф пыли.
Что то в груди начало надуваться. Прет и все . Оно поднимает меня вверх, разлепливает губы в улыбке …
- Й аааааааааааааааааааааааа !!!!
Все , еще немного и полечу , к черту силы притяжения ! Вот сейчас … Раздался грохот. Казалось что-то лупануло над самой головой. Молния ударила где-то рядом, наверно в гребень с которого мы спускались. От неожиданности ноги подбросило вверх, тело потеряв точку опоры, превратилось в мешок с картошкой, которую пьяные грузчики швырнули по транспортеру в подземное овощное хранилище…
… Мы стояли на берегу реки. Дождь, настоящий проливной дождь смывал с наших довольных рож пыль и грязь памирских склоновых отложений… Хорошо , черт возми!

КАРАВАН

Есть тропы как тропы. Нормальные такие – широкие, натоптанные. Тянутся себе вдоль речки, никуда не убегают. Ну а эта … Что ж она так вверх прет – все круче и круче…
Да и не тропа эта – пародия сплошная. Один серпантин пройден, второй , десятый. Точно на водораздел лезем. Але! Нам не туда. Река осталась далеко внизу. Ну вообщем-то понятно – видно, что русло зажато скальными обрывами, значит путь в верховье реки один – это путь в обход, т.е. через верх. Это ж потом спускаться прийдется …
- Давай , братан, я тебе помогу. Ну давай же! Иди! - Упираюсь в зад ишуку, нет не идет. Вьюк сполз вниз, как-то нехорошо накренился в сторону.
- А тебе неудобно, все на ж… съехало. Сейчас поправим.
Легко сказать. Тут-то и обойти ишака тяжело. Склон крутой, все едет под ногами. Сам уже полудохлый, да и рюкзак за спиной …
Ну все, капец. Вьюк полностью съехал. Надо удержать его, что бы не покатился вниз. Сейчас развяжу веревки и освобожу ишака. Он как-то весь завалился набок, вздрагивает от судорог. Что же это за жизнь такая ….
Впереди Леха со своим Наполеоном буксуют.
- Леха , помогай !
Одному на ровном месте перевьючить ишака не так просто, а здесь на этом склоне – просто «труба»…
Вдвоем кое-как завьючил. Только тронулись. Стоять. Лехин Наполеон сдох. Лег на живот, хрипит , морда в пене. Мда, если уже забойщик копыта протягивает …
- Надо поднимать, ведь он всем дорогу перегораживает.
Попробуйте поднимите смертельно уставшего ишака…
- Я слышал, что надо в таких случаях щебенку в уши сыпать и крутить. Тогда от боли может и встанет.
Гестапо, что ли ? Нет уж ….
- Давай, братан, вставай, вставай по-хорошему. Сейчас мы тебе поможем.
Начали тянуть вверх. Давай, давай ! И ишак встал. Ноги дрожат, бедняга…

… Наконец тропа стала выполаживаться, а потом исчезла. Кругом все засыпано обломками камней, размером с собачью будку. Так это же морена, ледниковая морена! Под камнями лед. Слева в склоне видны расщелины, забитые грязным спресованным снегом. Стало холодно и тоскливо.
Первый ишак провалился в трещину, не пройдя и ста метров. Потом второй, третий…
Хлоп, и торчит одна голова. Широкий вьюк не давал полностью провалится в эту ледовую канализацию. Каждого вытаскивали всем кагалом. Шесть – семь человек со всех сторон хватали за все, что можно ухватить и на раз-два тащили вверх. Бедные ишаки - все покоцанные, со сбитыми спинами и повисшими ушами, представляли печальное зрелище.
Ну вот и спуск. Крутой однако. Первый загремел Наполеон. Разогнавшись, он торчащим вьюком зацепился за боковой выступ скалы. Задок занесло, секунда и ишак полетел вниз по склону. Он крутил сальто в разные стороны – голова, потом копыта, снова голова. Начали лопаться веревки. Освободившись, выстреливали в сторорону баулы с барахлом, палатки, спальники. Из лопнувшего от удара мешка с посудой веером стали вылетать тарелки, кастрюли. Как мячик поскакала аккумуляторная батарея. Все это с грохотом, поднимая пыль, понеслось вниз. Ну-ка в бинокль сейчас глянем. Посуде – капец, спальники, палатки приземлились удачно, а вон и ишак. Живой вроде…
Когда через час Наполеона вытащили на тропу, оказалось, что у него полностью заплыл один глаз.
- А глаз, то вытек.
- Сейчас проверим. Смотри Кутузов, что я тебе покажу.
Леха достал из кармана кусок сахара рафинада и подсунул его с разбитой стороны ишачей морды.
- Хе, глаз-то отктыл …
Я со своим Серым спустился очень даже удачно. На крутых спусках надо не лениться делать короче веревку, ту которую пороводят сзади ишаку через хвост, тагда она не позволит вьюку сползти ему на голову. Ну и крепче за хвост держаться .


Через неделю, отработав верховье реки, погнали караван обратно. Прошли нормально, и уже все радовались, думая, что позади самое трудное, но оказалось, что главная неприятность еще впереди – переправа. Переправа, переправа – берег левый, берег правый. Середина лета – пора паводков. Наконец началось интенсивное таяние снега и ледников. Ручьи и речушки набухли, стали грязными «наглими» и «злыми». Утром, идя в маршрут, такой ручей можно было перепрыгнуть или проскочить по торчащим из воды камням. Вечером ручей преврвщался во что-то похожее на селевой поток. Тут уж надо было чесать «репу» – как его перейти. Рыжий с Лехой влипли как-то. Подстрелили козла и стащили его вниз к ручью. Начали разделывать и незаметили, как поднялась вода. Хлоп – и они уже на острове. Ни в перед, ни назад. Куковали пол ночи, сидя на козле, пока вода не спала…


… Ну вот оно место переправы. «Ревэ да стонэ Днипр широкий…» Грохот стоит - надо орать в ухо , чтобы услышать друг друга. На воду лучше не смотреть…
На противоположном берегу несколько кибиток – кишлак Бопасор. Десяток пацанят и трое взрослых машут руками, что-то кричат, показывая на воду. Да понятно, с мозгами у нас еще все нормально – будем переправлятся рано утром по малой воде.
Начали вьючиться еще затемно. Вода то спала, но не настолько , чтобы перестало «сосать» где-то в животе…
Помогли местные памирцы. Они привязывали к концу веревки камень и перебрасывали на наш берег. Теперь к ней надо привязать ишака и с Богом…
Буквально два шага и вода сбивала с ног. Вьюки , какое-то время еще держат воздух и служат чем-то вроде поплавков. С противоположного берега дружно тянут веревку и погонщику оставалось одно – не отцепиться от ишака…


… Лагерь поставили в пойме Кудары, чуть ниже кишлака. На следующий день решили сделать дневку и как бы отметить удачное возвращение. В Бопасоре спиртного не оказалось – отправили гонцов в Кудару.
Пол дня ждем – нет гонцов. Шеф нервничает – все в бинокль смотрит.
Наконец долгожданное – «едут!». Ну-ка дай бинокль. Понятно, гонцы-то наши - Витька с Лехой – готовенькие. Залезли вдвоем на бедного ишака, морды довольные, едут покачиваясь как бедуины на верблюдах.
Гуляли хорошо…
Утром было плохо… Тазик помятый посреди лагеря валяется. Кто ж его так помял? А, это он был у нас вчера вместо барабанов…
Шеф просит яду. А где ж его взять – все выпили. Раз так – значит сегодня рабочий день, это он от злости… Нормально – голова чугунная, ноги ватные…
Первым в маршрут печатая шаг, ушел шеф , за ним Эля. Она вышла из палатки в шубе – морозило , наверно. Настоящая такая, городская шубка…
Нет, я с хлопцами пойду рыть шурфы и мыть шлихи. Главное , здесь рядом с лагерем . Давно хотели опробовать кударинские террасы, а заодно и «тело» Парадузского завала.
Нам помогал щеночек. Черный с белым носом и круглый как боченок. Прибежал к нам вчера с кишлака, видать песни понравились.
Смешной такой . Роешь миской шурф в песке и он старается, а потом заберется в яму и лает оттуда…
- Вадя, а ну посмотри на тот берег. Видишь машина стоит и мужики какие-то рядом, целый день стоят на одном месте, за нами наблюдают.
Сейчас мы в биноклю глянем. Так, УАЗик…, а надпись-то на двери «геологическая».
- Все пацаны, влипли. Эта машина главного геолога. Да и сам он вон сидит на
корточках, на нас в бинокль смотрит, а рядом водитель его. Проверка это..
Все мы как-то на минутку представили, что там увидел главный геолог. Наверно шуба на Эле больше всего озодачила…
… Вечером таджиченок принес записку – «Начальнику отряда с геологическими материаллами явится на рандеву». Место встречи – кударинский мост.
Толик ушел какой-то расстроеный, а вернулся еще хуже …



ВЕРБЛЮД

Это грустная история, ее можно и не читать. Случилась она месяцем раньше в Кокуйбеле.
- Шеф, однако харчи на исходе. Я тут вербдюда видел. Дикий что ли. Может завалим ?
- Валите , сказал шеф и свалил в маршрут.
А нас долго упрашивать и не надо. На дело пошли я с Рыжим, Верка. Галка опять навязалась.
Взяли баулы, топор, два ружья.
Вот он - здоровенный, двухгорбый. Лежит себе на пузе, челюсти горизонтально ходят.
- А в носу-то кольцо. Видать чей-то он, может колхозный …
- Да тут ему скоро капец, волки съедят. Это сказано было больше для оговорки…
- Ну че ?
- Блин, как-то не хорошо. Убийство сплошное…
Первым выстрелил Рыжий. Пуля шестнадцатого калибра ударила под лопатку. Второй
выстрел – осечка, третий, четвертый – тоже самое. Патроны отсырели, что ли…У меня к мелкашке всего семь патронов, ну отстрелял я их как из автомата, а верблюд-то живой.
- Да добивай же его !
- Капсуля дерьмо…
Елки палки ! Верблюд орет, девки плачут, у самих руки трясутся.
- Дай ка сюда ружье. Сейчас мы потрем капсулек об рубашку – нет не помогает, теперь об голову – раздался выстрел. Пуля попала прямо в живот. Оттуда фонтаном стала бить вонючая жижа. Нет это не выносимо…
- Я в лагерь , за патронами…
Когда я вернулся, верблюд был уже мертв. Верка сидела на отрубленной голове и ножницами деловито срезала верблюжью холку.
- Вер, зачем ?
- Шерсть хорошая , свитер вязать буду .
А час назад такая истерика была – «убийцы !!!!....»
Вобщем, разделывали мы этого верблюда часов восемь. Зная, что возможны всякие варианты, решили полностью скрыть следы преступления – срезали только чистое мясо, кости рубили и бросали в речку. Туда же голову, копыта, шкуру, содержимое желудка. Запарились в доску, руки в мозолях, сами все в крови и дерме. К вечеру на поляне возвышалась здоровенная пирамида мяса. Боже, теперь все это надо тащить в лагерь!
Мясо перевезли четырьмя ишаками за одну ходку. Лагерь превратился в рабочий двор мясокомбината…
Первым с маршрута пришел шеф. Глаза у него становились все больше и больше…
- Это что такое ?
- Так это верблюда грохнули, ты же разрешил.
-…? Нас повяжут … Что делать, что делать? Я же не знал, что вы так буквально… Так, всем скажем, что завалили трех архаров, может прокатит … Горе мне, горе…

….. Сколько мы его ели ! Бесконечно долго. Уже и варили, жарили, парили … Из двух горбов натопили два ведра сала …
Верка совсем озверела – делала не котлеты, а шары какие-то для игры в боулинг. Собираешся в маршрут - бросил такой шар в рюкзак, вот тебе и обед.
- Вер, дай хлеба.
- С хлебом и гарниром напряженка, возми лучше еще одну котлетку …
-
…………………………………………………………………………………………………………….

Наконец к нам добралась наша машина. Барахло загрузили , ишаков решили гнать своим ходом.
Шли циганской толпой километров пять, впереди уже виден кишлак – Савноб.
- Стоять! Все по коням!
Долго упрашивать не надо. Оседлали коней (ну ишаков, какая разница).
- Эскадрон, стройся! Еще бродит по нашей многострадальной земле всякая недобитая басмаческая нечесть! Окропим землю кровушкой, дадим последний бой!
- Подпруги подтянуть! Сабли наголову! Впереееед, за Родину!
Хорошо лететь на боевом коне! Ветер обдувает суровые, мужественные лица. Красиво идем – алюром! ( Только у Витьки Рыжего ноги по земле елозят – всю картину портит, зараза, и конь его семенит как-то не по-боевому…). Клинки блестят, копыта стучат (ну не клинки, а веточки тамариска, какая разница). Эх, знамя бы еще…
В кишлак влетели на полном ходу, улюлюкая, неся за собой пыль и лай очумевших собак …

БАРТАНГ


Один из первых исследователей Памира И.И.Зарубин в 1911году писал: « … Бартанг выделяется даже среди памирских рек суровостью и мрачностью своей природы. Это река глубже, чем другие, врезается в материк и почти повсюду течет среди отвесных и недоступных скал. Очень часто русло реки представляет собой настолько узкий коридор, что солнечные лучи попадают сюда всего на несколько часов в день…».

Бартанг – красавец. Кто его увидит – запомнит на всю жизнь …
Запомнит урчание реки - громкое и тревожное в прижимах и на перекатах, спокойное на плесах и в широких водоворотах.
Запомнит бесконечные серые осыпи, тянущиеся веером по крутым склонам …
Песчаную пойму, где узкую, где широкую с зарослями облепихи, шиповника и красного барбариса…
Утренний запах растопленных печей в игрушечных кишлаках, ютящихся в зеленом треугольнике конусов выноса…
Ореховое дерево возле дороги, размером с вековой дуб…
Сладкую грушу, урюковые рощи, шелковицу…
Дорогу, пробитую в скале …
«Чертов мост» через Бартанг…
Осеннюю летящую паутину, добрые лица бартанцев и звонкое слово «царанг?»…


1983г

Начали с Баджу-дары – правый приток Бартанга, чуть выше кишлака Сипондж.
Отряд – двенадцать человек – три геолога, четыре техника, студент и трое рабочих. Был еще повар – потом сбежал от нас.
Начальник – Валерий Тимофеевич. Такой весь, как-будто вырезан из дубовой колоды - крепкий, широкий, немного сутуловатый. С ним всегда было спокойно …
Работяги – памирцы. Молодые ребята, веселые и беззаботные. Абдульчик – ветеран Муданьзянской битвы, ну и остальные, в основном такие как я – салабоны…
Баджудара – это как танк, который на нас наехал. Живы остались, но вот штаны …

… Паршивый участок. На подъеме тропа упирается в бронированный склон. Здесь нужно пройти по ровным, гладким, наклоненным слоям сланцев. Еще где-то сбоку просачивается ручеек - смачивает и так скользкую поверхность. Первый ишак загремел – мы не успели и рта раскрыть. Он летел кубарем, ломая торчащие из вьюка опорные доски для палаток. Странно, вниз к реке ишак не долетел, может застрял где-то ?
Давай спускаться. Точно. Вот он висит, зажатый в узкой отвесной расщелине. Стоим прямо под ишаком, репу чешем – как бы его оттуда отколупать. Вдруг крик: «Берегись!». Только отскочили, как ишак рухнул к нашим ногам. Видно было, что шея у него сломана… Лопнувшие вьюки лежали рядом ,а кошмы и палатки унесло рекой…

… А мосты? ….Сколько же с них послетело в первый день наших ушастых друзей…

На второй день тоже самое – бесконечные перевьючки, полеты, полеты …

Встретили на тропе чабана.
- Вы не скажите, что там дальше?
- В Одессе были?
- Ну были…
- Вот там дальше лучше чем в Одессе!
В доску замордованный переходом студент, через пару дней сочинит слова на известный мотив:
«Там, где сливаются три речки, течет река Баджудара
Там даже лучше, чем в Одессе, спроси любого чабана …»
…………………………………………………………………………………………………..
Вообще памирцы, особенно пожилого возраста, поражают своей эрудированностью и тонким владением чувства юмора. Они мало похожи на долинных таджиков. Да и одеваются, я имею ввиду мужчин, как простой трудовой люд, где-нибудь на Украине или в России. На ногах сапоги, галифе сталинского покроя, пиджак, рубашка, картуз. У многих чистая русская речь, мягкие, красивые черты лица ….
……………………………………………………………………………………………………..
Лагерь разбили на высокой террасе, как раз там, где сливаются три речки. Ох и вид отсюда ! …. Рядом отвесная скала, метров так в триста, а с самого верха, как с брансбойта, вырывается поток воды, да не поток, а целая река …
Недалеко разлегся красавец – пик Вудор.
Высота пика – 6132м. Под ним полукругом ледниковый цирк, засыпанный мореной, чуть ниже – березовая роща. Там, среди покрученных ветром и морозом деревьев, стояли рубленные из дерева два длинных старых стола. Когда-то здесь работала 114 экспедиция «Памиркварцсамоцветы». Прямо в стенках пика Вудор на высоте пять тысяч метров добывали кварц, вернее пьезокварц. И работали же ребята, не ныли …

Здесь нам тоже повезло. Нашли мощную и протяженную зону рыхлых сильно ожелезненных, окварцованных сланцев с пирит- сидеритовой минерализацией. Опробовал я ее с работягами целую неделю. Пробы стаскивали в выбросной лагерь, разбитый среди березок…
Так за месяц мы покрыли всю площадь бассейна реки Баджудара и ее притоков. Наступил август. Стояла жара, в верховьях все потекло, речки набухли. В один день снесло все мосты. Отправили гонца вниз разведать обстановку, да и харчей поднести. Оказывается дела совсем плохи – разлившийся Бартанг затопил большую часть дороги, снес автомобильный мост в устье…Связи нет, рация есть но вот батареи, где-то на дне реки… Короче, караваном вниз по такой воде не спуститься – кукуем …
Через неделю закончились продукты. Пошли к чабану. Так мол и так, кушать хочется – выручай. Дали ему метров сто веревки, взамен хромой баран-доходяга, а тут моя очередь дежурить подоспела. Шеф, уходя в маршрут, глядя на барана, дал команду – что бы к вечеру был праздничный стол.

Да это запросто … Как там у мусульман: голова на восток, теперь «бисмилеи рахмон рахим», горло резанул, кровь в тазик. Разделал без проблем, только когда вырезал желчный пузырь он у меня лопнул … Эх, может пронесет – желчь вроде всю собрал.
Пожарил свежину. Чтобы еще такое сделать, экзотическое? Во, домашнюю колбасу – кровянку! Где-то я слышал как ее делают … Промыть кишки, теперь в кровь мелко нарезаем сердце, почки, печенку. Немного сала, лаврушку, перец, соль. Теперь кружкой черпаем и заливаем в кишки. Веревочкой связываем, раз, два – гирлянда готова. Огонь в казане посильней, чтоб сало баранье растопить, с Богом – первая партия пошла.
… Колбаски взрывались по очереди как снаряды, пару секунд и казан пустой. Ага, понятно – давление превысило допустимый предел. Сейчас вилочкой потыкаем заготовочки и все будет окей…
Колбаса получилась – супер ! И цвет, а запах! Можете мне не верить, ни куска не попробовал – решил дождаться братву…
Наконец все собрались, уселись за достархан. Я во главе - как индюк раздулся.
Первая колбаса шефу. Заглотил он ее почти целиком! А потом ….
…. Все это дурацкая желчь, которая лопнула у меня в руках. Горечь настолько сильная , что уговоры что это даже полезно, не помогали…

Вода немного спала – пора спускаться вниз. Решили двумя ходками – сначала отрядное барахло перебросить, а потом вернуться и забрать пробы.
Вот и первая переправа, рядом остатки разрушенного моста. Ишаки столпились на узком пятачке возле кромки воды. Что делать? Ну не перейдет ишак с вьюком, даже рано утром по относительно низкой воде, а других вариантов нет – впереди скальный прижим – не обойти. Стали лагерем. День стоим, два. Вода все не спадает, от грохота реки в ушах стоит постоянный звон, да и кушать хочется …
Нам повезло. Чуть ниже нашли торму – снежный мост через реку. Видно еще весной здесь скатилась лавина и закупорила узкую щель каньона. Вода пробила себе дорогу, образовав снежный грот. Здесь было настолько глубокое и узкое место, что солнечные лучи не попадали сюда, чем и объясняется сохранность снега. По торме стали перетаскивать барахло, ишаков перетаскивали через речку веревками. Петлю на шею – и в воду. Все просто, только надо успеть вытянуть, чтоб не захлебнулся…
Следующая переправа была уже в устье реки. Там мы все-таки утопили одного ишака. На дно пошли и остатки отрядной посуды. Но мы радовались – ведь были уже почти дома.
Оказалось – не совсем. Отправили бригаду вверх на вторую ходку за пробами. Через два дня ребята пришли с кислыми рожами – два ишака сорвались – пробам капец ….
Посмотрели по остаткам, какие «накрылись» – мои. Все по профилям моей зоны ….
Ваши действия?
Правильно, шеф дал команду мне и трем рабочим подниматься назад и опробовать зону заново… Эта та зона, что под пиком Вудор, на пяти тысячах…
Два ишака, спальники, пробные мешки, остатки сухарей, банок пять кильки в томате, больше ничего не взяли, да больше ничего и не было. Брат чабан не даст загнуться голодной смертью… Елки! Сколько мы выдули айрана на его литовке! Когда шли в верховье – наверно по ведру на брата, когда шли назад, через два дня – наверно по два … Как тюлени лежали на боку, в строго определенном положении – иначе все выливалось …

Ну все, спустились. Прошли все переправы, теперь по дороге надо добраться до Сипонджа, братва основная уже там – отъелись уже наверно! Тю, а дорога то вся в воде. Нормальная автомобильная дорога большей частью была затоплена. Бартанг набух весь, основного русла не видно, кругом вода. Так мы и брели по дороге, как похоронная команда, где по щиколотку, где по колено в воде…
Сипондж. К первой хате подошли – тут же вышел хозяин. – Заходите.
- Айран будете, пока что-нибудь приготовят?
- Нет! Мы лучше подождем …
..............................................................................................................................................

Сипондж – большой кишлак, раньше даже был райцентром. Весь какой-то чистый и уютный. Дома светлые и большие, обычно с летней пристройкой, она называется у них – дуккон. На плоских крышах сушится кизяк, под окнами клумбы цветов и маленькие огородики. Вдоль улочек шеренги тополей, кругом яблони, груши, тутовник. Вдоль ручьев и арыков, в тени деревьев стоят глиняные тумбы – это лежбища для тех, кто понял жизнь и никуда не торопится. Здесь хорошо – постоянный ветерок, дующий вдоль воды, прогоняет комаров, несет прохладу и спокойствие…
Урожаи здесь отменные. Растет пшеница, ячмень. Картошка в пол головы, помидоры… Большие площади под посев занимает табак. Он какой-то специальный, его выращивают для фармацевтики. Судя по всему – это гадость еще та. Пяток сезонов отработал на этих плантациях – и ты калека. Короче, вреден этот табак для организма, хотя платят за его сбор хорошо…
Бартангцы – чудный народ. Отзывчивые и очень добрые. Подойдешь к любому дому – тут же выйдет хозяин или пацаненок. Зовут в гости. Зашел в дом и ты уже как-будто свой. Нет того первого чувства скованности - пару фраз, обычно с юмором, и ты уже смеешься со всем семейством…
Сидишь на мягких курпачах, под боком пара подушек. Можешь сидеть, можешь лежать.
Хозяйка выносит поднос с лепешками, карамельками и сахаром рафинадом. Хозяин разливает чай - левая рука к груди, в правой - протянутая к тебе пиалка. Как и сотни лет назад…
Через час откланяешься, выйдешь из дома, а через десяток метров новый дом и хозяин на углу.
- Заходи, дорогой, чай попьем.
- Спасибо, я уже только что попил.
- Ага, к нему зашел, а ко мне - нет. Не уважаешь?
- Пошли …
И даже если ты уже будешь сыт по горло и будешь ускорять шаг, сторонясь гостеприимных домов, все равно услышишь чей-то окрик и увидишь бегущего к тебе таджиченка с протянутой в руках тюбетейкой, полной яблок и груш …


Ниже Сипонджа, в каких-то трехстах метрах, была разбита урюковая роща. Мы простояли лагерем в ней весь сентябрь. Представляете себе что это такое? Навряд ли … Это постоянный понос и какая-то безысходность… Ну вот еще десяток съем и все! А через час руки снова тянутся к дереву… Самые «светлые умы» абрикос с деревьев не рвали. Зачем? Памирцы здесь же сушили его на курагу. Вот он на покрывале рядочками выложен, раскрытый на дольки, с капельками нектара выступившего по краям, весь какой-то бархатный, и размером с персик. Так и заманивает: - Съешь меня, съешь …
… Вечером, когда с гор спускалась долгожданная прохлада, и серая тень от бокового хребта накрывала лагерь, можно было увидеть странную картину: сгорбленные фигуры, сидящие на земле. Где одинокие, где кучкой, серьезные, сосредоточенные лица, в руках булыжник …. И этот звук - тюк, тюк …. Потом люди, наконец, вставали и уходили спать, оставляя после себя пирамидки колотых урюковых косточек …

……………………………………………………………………………………………..

Поднимались впятером – в лоб по склону. По ручью пройти было нельзя – он тек в узком пропиле. На плечах рюкзак с харчами и лотком, сверху поперек спальник. Палатку не брали. Вообще, весь сезон мы обходились без палаток. Засыпать, глядя на звезды…, что может быть лучше?
Крутой, безжизненный склон, засыпанный крупными обломками, с редкими бастионами скальных выступов. Три часа подъема, все уже захекались, да и пить хочется, и вдруг на тебе – вода. Чистейшая вода, холодная и искристая, деловито течет по бесконечно длинному рукотворному арыку. Бартангские акведуки. По ним вода из боковых речек и ручьев подается вдоль склона для орошения небольших пятачков земли, заботливо очищенных от камней и расположенных в виде террас и уступов. Арыки в несколько ярусов, иногда тянуться на целые километры и со стороны трассируются зелеными линиями и пунктирами горизонтально прочерченными вдоль склонов. Ручная, ювелирная работа …
Поднимаемся еще час – опять чудеса. Перед нами - плоскотина. Стоит литовка, кругом травка, пасутся барашки. Дальше снова крутой подъем – и опять тоже самое – рельеф выполаживается до ровной горизонтальной поверхности. Дашты … Знаменитые бартангские дашты. Это фрагменты древних ледниковых и речных террас. Там где эти террасы срезаны водными потоками обнажаются отвесные стены конгломератов. Иногда в них можно увидеть ниши и пещеры. Говорят, в этих пещерах когда-то жили люди. Может огнепоклонники зороастрийцы или сиахпуши, а может просто кто-то от кого-то прятался.

Еще час подъема и мы на месте. Огромный цирк – котловина, обрамленная зубчиками заснеженных хребтов. Здесь до них уже совсем недалеко. Спальники бросили возле литовки чабана, осадки на ближайшие три дня, вроде, не предвидятся, значить будем спать под открытым небом.

Поставленная задача – шлиховое опробование верховья реки.
А ну-ка напряжем извилины и вспомним чему учил нас старый профессор геофака, прошедший в свое время с лотком пол-Колымы, да и Магаданские лагеря в придачу:
Шлиховой метод – это метод опробования рыхлых отложений промывкой. Опробованию подлежат русловые отложения, косы, обрывы речных террас, конусы выноса и т.д. По идее надо выбирать такие места, где следует ожидать максимального накопления тяжелых минералов – это верхняя часть косы, места, где резко замедляется скорость течения реки, места у подножья коренного цоколя, где скапливается перемытый и обогащенный материал террасовых отложений.
Проводимые нашей партией общие поиски масштаба 1:100000, предполагали максимально увеличить частоту отбора шлиховых проб. Помимо речной сети опробовались все без исключения крупные конуса выноса и склоновые рыхлые отложения с интервалом в 150-200 метров. Загвоздка была в том, что опробуя по заданной сети, часто попадались места, где отсутствовал надлежащий материал. Огромные конуса выноса по всей площади часто состояли из обломков пород размером так с чемодан и больше. Здесь преобладали процессы тотального разрушения и выноса материала, а нам нужны были места, где хоть немного присутствуют процессы накопления, сортировки и естественного природного обогащения. Приходилось выкручиваться – или пробу брать как можно выше, или копушу копать глубже. Иногда бралась искусственная шлиховая проба – протолочка. В пробный мешок набирались обломки интересующей породы. Потом все это дробилось и промывалось на лотке.
Лотки деревянные, сделанные из цельного куска тополя. Мыли до серого шлиха – это когда при доводке на плоскости слива появляется каемка мелкого красного граната. Это в том случае, если гранат присутствовал в материале, а так до темно-серого мелкого песка, весом в 10-20г. Перед сливом готового шлиха в пакет можно взять лупу и посмотреть – что это мы там намыли? Вот черный песочек, магнитный, понятно – это магнетит, красные хорошо ограненные зерна – гранат, коричневые или бурые зерна с алмазным блеском – возможно касситерит, желтый металлический песок – пирит…
А глаз так и ищет малюсенькую бляшечку или кренделек – золотинку. Знаки золота в шлихе, скажем так – больше трех золотинок – это уже удача.


… Прошло три дня, а работа так и не сделана. Надо остаться еще на день. Харчей – ноль.
Что делать? Чабан со стадом куда-то свалил, а в кибитку без него решили не входить. Может сурка подстрелить да съесть? Это можно.
Охота на сурка дело несложное. Вот он торчит рыжей пирамидкой возле своей норки, свистит – предупреждает об опасности. Делаешь вид, что проходишь мимо норы, и когда сурок в нее прячется, осторожно на цыпочках, а еще лучше сапоги снять, заходишь ему в тыл сверху. Тихонько садишься и ждешь. Минут через десять сурок обязательно вылезет, ведь должен же он посмотреть, куда это пошло двуногое чудовище?

… Вечером я приволок здоровенного сурка. Быстро разделали, вырезали вонючие железы. В чем бы это его приготовить? А самое главное – на чем? Бензин для примуса закончился, из посуды только чайник да кружки, да пара самопальных резных ложек.
Пошли к чабану. Возле дома нашли ржавую кастрюлю с крышкой. Рядом горка тлеющего кизяка. Расковыряли – в середине есть еще жар.
Так мы этого сурка в этом терриконе и закопали… Там всю ночь он парился, а может и нет – кто его знает. Утром раскопали, открыли крышку …
Ну что, надо есть… Без соли, без ничего… Да и непонятно, варилось там мясо или просто грелось… Короче, ты кусок в себя, а он – обратно. А этот мускусный запах …
… Весь день сурок торчал в горле, он постоянно хотел выйти оттуда. Надо закончить работу и вниз, вниз - быстрей заесть его, хоть чем-нибудь …
Когда собирались домой, спустился чабан со стадом. Заглянул в нашу кастрюлю, покачал головой.
- Испортили. Теперь в ней можно только собакам варить кушать.
Да, для памирцев сурок грязное животное, впрочем, как и собака…
………………………………………………………………………………………………

… Отработав очередной участок, рабочих решили отправить к себе домой в отгул. Да и машина для переброски лагеря приедет только через неделю.
Раз такое дело - я уговорил шефа отпустить и меня с рабочими на пару дней к ним в гости.
Залезли в кузов первой проходящей попутки – погнали. «Погнали» - это именно то слово. В открытом кузове надо стоять широко расставив ноги, вцепившись одной рукой в товарища, другой в борт машины. Местных водителей здесь называют мушкетерами… Трудно провести аналогию. Наверно когда «скрещивают шпаги», встречаясь друг с другом на узкой дороге, где нельзя разминуться? Вот так упрутся передними бамперами и стоят, проверяя у кого нервы крепче. Потом один плюет на это дело и начинает сдавать задом до первого кармана.
А если заглянуть под капот такой мушкетерской машины … Все подвязано на каких-то веревочках, цветных тряпочках… Лучше не смотреть. И аккумуляторы – у большинства они уже «сдохли», поэтому глушат мотор в таких машинах, заехав предварительно на склон или хотя бы «кривой стартер» должен быть под рукой…

… В Емце гуляли два дня…. В памяти остались фрагменты веселых посиделок, звуки песен, треск кинопроектора, запах жареной картошки и крик петуха по утрам …
На третий день – пора домой.
Сижу возле дороги, прислонившись спиной к стволу реликтового орешника. В голове сплошное созерцание, в руках груша, за пазухой абрикос. Рядом ручеек поет песенку. Хорошо…
А вот и УАЗик вынырнул из-за поворота. Надо встать и поднять руку… Заскрипели тормоза, медленно открылась дверца…
Сердце екнуло, потом остановилось, а потом застучало быстро, быстро…
В открытом проеме показалась удивленная, саркастическая ухмылка главного геолога памирской геологоразведочной экспедиции… Генадий Сергеевич … Вот это влип, по полной…
- Вадик, ты что здесь делаешь?
Ну и что это я здесь делаю? Один, черт знает где, на краю пыльной дороги?
- Да вот зуб заболел, пришлось ехать к врачу…
Откушенный кусок груши надул щеку, фраза получилась невнятная – правдоподобная…
- Ну садись, мы тут к вам как раз с проверкой едем…
Сел я на заднее сидение, щеку ладонью подпер, думаю – вот приедем – будет для ребят праздник…
- Ну рассказывай, что это вон за те выходы.
- Да триас это … верхний … сланцы в основном, песчаники…
Ладонь все сильнее прижимаю …
- Что болит?
- Да болит, зараза…
- Ну ладно…
Через час были в лагере. Лагерь со стороны напоминал выездной филиал санатория общего профиля – здесь тебе праздно шатающиеся, вот читающие, загорающие…
Что они все на меня так смотрят? Я что ли «ревизора» привез?
- Геологи, прошу предоставить полевые материалы! Генадий Сергеевич решительно подошел к столу.
- Понятно … Стол был застелен двумя листами ватмана с исписанными таблицами преферанса, «тысячи» и «кинга»…
Вечером, когда всем уже «навставляли» по полной программе, наступило время, так сказать культурного время провождения – Генадия Сергеевича под руки девицы повели в кинотеатр. Проверка закончилась …
Шеф задумчиво почесал бороду.
- Так…. Машину нашу ждать не будем. Завтра иду в сельсовет – может попутку выбью. Сматываться отсюда надо …

ОСЕНЬ

Осень пришла незаметно. Дни становились короче. По утрам спальники покрывались изморозью, за ночь мелкие ручейки стали замерзать, превращаясь в хрустящие корочки лучистых хризантем. Хотя по ночам температура уже не поднималась выше нуля, братва упорно не хотела залазить в палатку. Ночевали все также – под открытым небом, зарывшись с головой в спальник с наброшенным сверху ватником.
К середине октября закончили все маршруты. Начали бить канавы и бесконечные геохимические профиля.
На день рождения шефа решили спуститься в кишлак. Знакомый рабочий – памирец гостеприимно предоставил нам внутренний дворик своего жилища. С самого утра здесь закипела работа. Ждали гостей, посему решили не ударять лицом в грязь - помимо плова лепили пельмени, а потом, раздухорившись, испекли еще и торт. Торт сварганить в походных условиях – чепуха. Намесил теста на горной водичке, раскатал коржи, пожарил их на сковородке. Подгоревшие участки срезаешь ножом и мажешь их попеременно сгущенкой и вареньем. Складываешь стопкой. Сверху, опять же на сгущенке, кусочками ореха выкладываешь цифру 33. Ну и все, делов-то…
В гости ждали Юру Полынова, со своей бандой. Работу они уже закончили и по дороге домой с Восточного Памира, решили заехать к нам, поздравить нашего шефа. А наш шеф- Валерий Тимофеевич и Юра – закадычные друзья, это было известно каждому в экспедиции.
Гостей мы в тот день так и не дождались. Захлебываясь слюной уже в сумерках уселись за достархан. Гуляли хорошо - с песнями , стрельбой и танцами. Гвоздем программы был выход именинника. Шеф изобразил что то на подобие грузинской лезгинки с отчаянными притопами и прихлопами …
Полыновцы приехали ночью. Обросшие, бородатые, слабо узнаваемые …
На следующий день они бродили по кишлаку и как дети радовались теплому солнцу и одиноко висящей груше на дереве … Дикие люди – они пять месяцев не видели деревьев …

В подарок полыновцы привезли нашему шефу барана. Барашек – супер, симпотяга – нет слов. Длинношерстный хиппи с маленьким курдюком. Он был каким-то шелковым, весь в кучеряшках светло- серого и пепельного цвета. Просто неудержимо хотелось потормошить его, потискать, засунуть руки в его мягкий пушистый, необычайно теплый подшерсток. Барашка назвали Пушкиным…
Пушкин был всеобщим любимцем. Местные памирцы предлагали за него двух, трех баранов, но шеф клятвенно заверил нас, что Пушкина никому не отдаст, заберет его домой к родителям у которых частный дом, и умрет он в свое время своей смертью, а не от ножа …

В начале ноября ряды нашего отряда заметно поредели. Остались я с Шефом, Пушкин и четверо работяг. Маленькую палатку-двухместку поставили прямо посередине кишлака на обрывистом берегу речушки Багу. Работяги остались жить у нашего знакомого. Приглашали и нас с Валерой жить под крышей, спать в тепле, но мы, как истинные саксаулы, отказались, предпочитая каменным стенам – свободу…
Пушкина сплавили на время в небольшое стадо соседских баранов. Каждое утро он со своими друзьями весело семенил мимо нашей палатки куда-то в верховье сая. Я обычно в это время уже кочегарил возле казана, разогревая вчерашнюю кашу. Сидишь на корточках, как пингвин, дрожишь от холода, рожа грязная в саже, из глаз слезы текут от кизячного дыма. А пастушкой была соседская дочка – девчонка лет пятнадцати. Красавица – ураган … Глянет на тебя – придурка с поварешкой, аж сердце замирает. Ну выдавлю: «салям», а она в ответ: «привет» и рассмеется …
По поводу памирских красавиц. В восемьдесят пятом стояли мы лагерем в верховьях Бартанга… Утром проснулся , чувствую, кто-то за палаткой есть. Какой-то шепот и тихий смех, похожий на детский. Вылез, раскрыл глаза пошире, чудеса – прямо передо мной четыре грации. Четыре девчонки – шугнанки, лет шестнадцать- семнадцать, может школьницы. Все одного роста, невысокие, необычайно стройные и похожи друг на друга. Они наверняка шли в Рошорв на какой-то праздник, так как были одеты нарядно и выглядели на все сто. Яркие шелковые пестрые платья, поверх - короткие меховые безрукавки с окантовкой из тысячи блестящих монет… На головах маленькие тюбетейки с тонким орнаментом, расписанным золотыми нитками . Белые платки наброшены на плечи, из под них выглядывали гирлянды бус – красные кораллы, голубой аметист и просто стекляшки… На руках и на шее - кольца разнокалиберных браслетов…. Все это блестело и переливалось в лучах утреннего солнца. Бархатная кожа, румяные щеки, черные глаза … Капец …
В длинные косы вплетены ярко красные ленты. Кто-то мне говорил, что если косы спереди – то не замужем …
Тут Санек вылез, как баран вытаращился, молчит, хоть бы слова сказал. Правда я тоже не очень-то… Вид наверно был у нас …
А девчонки заливаются. Одна показала пальчиком на Сашкин облезший нос и покачала головой, а потом на меня и говорит:
- Кобель … Потом снова:
- Кобель, кобель…
Я и так был в суппорте, а тут совсем растерялся… Чего это она …, так сразу …
Другая сделала шаг к палатке, присела возле входа и откинула полог. Она рассматривала наше барахло и что-то быстро говорила своим подружкам. Говорит – как ручей льется, а те еще пуще хохочут.
Саня, наконец, что-то изобразил на лице и кивнул ей, мол – заходи в гости, та выпрямилась, покачала головой и что-то громко сказала. Вот, «клизма», ведь отлично знает русский …
Вообще, судя по всему, девчонки совсем не комплексовали. Только иногда, когда совсем уж расходились, прикрывали свои лица ладошками…
Наше «общение» продолжалось минут пять, потом стайка всколыхнулась и поплыла прочь.
Мы, естественно, внимательнейшим образом изучали удаляющиеся формы. Судя по изгибам платьев, в районе талии был просто катастрофический прогиб …
А походка … Это как осенний лист, перед тем как коснуться земли, делает последний пробег над землей – невесомый, чуть дрожащий, покачивая своими краями…
Первым делом я поспешил к Абдулло.
- Абдульчик, ты вот мне скажи, что такое «кобель».
- «Кообель» по шугнански значит «молодец».
- Уф, я так и думал …


Вернемся в восемьдесят третий. Ноябрьские праздники решили отпраздновать в базовом лагере партии. Он стоял в среднем течении Хуф-дары - правого притока Пянджа. От нашего кишлака Багу на машине не далеко: сначала 20 км до устья Бартанга, потом 15км вверх по Пянджу до Пастхуфа, а там 7 км и ты на базе. Два десятка вагончиков, камералка, столовая, дизельная, мастерская, склад – стандартный набор небольших геологических участков, ведущих поисково-оценочные работы с применением тяжелых горных выработок.
Здесь, прямо с окон камералки, видны заснеженные пики афганских хребтов. Где-то за ними лежит озеро Шива. Наверно красивое … В тринадцатом веке Марко Поло проходил мимо этого озера, стремясь попасть в Бадахшан. Он переправился через Пяндж, в районе современного Рушана и дальше двинулся на восток. Пройти из Италии в Индию сем тысяч километров без карты и без дорог, не боясь разбойников, болезней, камнепадов и переправ, злых духов, драконов и вообще – не боясь неизвестности – это круто!

Седьмое ноября. Днем, мне как самому младшему, дали пустой рюкзак и пачку денег с твердым указанием спустится в Рушан, купить водки и к вечеру быть на месте. Машину естественно не дали – решили, что доберусь на попутках…
Рушан отмечал праздник. Гремела музыка. Кругом пестрые толпы людей с транспарантами. Пахло жареным мясом и пловом. Было весело и по-настоящему празднично. Рушан – райцентр – небольшой поселок, расположенный в пойме Пянджа, чуть ниже места впадения в него Бартанга. Когда-то он был столицей феодального Бадахшанского ханства. Симпатичный кишлак – весь широкий и светлый с шеренгами стройных пирамидальных тополей.
На центральной площади был сооружен деревянный помост на котором проходили соревнования по борьбе. Я пробрался чуть ли не в первые ряды зрителей и с интересом наблюдал за происходящим, правда, с трудом понимая правила. Судя по всему, выходить бороться мог каждый. Главное - сбить соперника с ног и уложить его на лопатки. Тот , кто побеждает, отходит в угол ринга и садится на корточки – ждет следующего претендента. Рядом лежат призы и подарки – ковры, магнитофоны, какие-то коробки.
Я потерял счет времени и был так захвачен этой борьбой, что очнулся лишь тогда, когда кто-то хлопнул меня по спине. Мамад – знакомый техник-геолог.
- Так, идем ко мне. Немножко посидим, отметим.
Это можно.
С морозного воздуха – сразу в тепло на мягкие курпачи, да еще и отметили хорошо…
Короче, проснулся – темно. Укрыт одеялом, под головой две подушки, в доме тишина, никого… Собрался, вышел на улицу – ночь. Звезды серебряными блюдцами висят на небосводе, где-то издали доносятся звуки затихающего праздника.
Пора домой. В голове легкий туман, за плечами пустой рюкзак…

Хорошо идти ночью по ровной асфальтовой дороге. Вот мост через Бартанг. Речка какая-то тихая, может спит? С каждым пройденным километром все четче вырисовываются контуры расступающихся гор. Через час появилась луна, залив макушки хребтов своим серебром.
Наконец ночная попутка подбросила меня до Пастхуфа. Дальше почти бегом вверх, до базы. В узкой долине Хуфдары луна уже не освещала дорогу, надо было постоянно протягивать вперед руки, чтоб не удариться головой о скалу…
На базе, как ни странно, праздник еще продолжался.
Лучше конечно, чтобы они все спали …
Через два дня мы с шефом вернулись к нашей дырявой палатке. Возвращение, почему-то было безрадостным…

В конце ноября солнце все реже выглядывало из-за гор. Морозный воздух был сизым и окрашивал склоны в фиолетовый цвет.
Наконец последняя канава была задокументированна, опробована. Пробы были спущены вниз и отправлены в Поршнев на дробилку. Теперь на базу – забрать остатки отрядного барахла и домой в теплый Душанбе…
На дорожку решили с Тимофеечем затариться рыбкой. Я взял два бороздовых мешка, распорол их, сшил в виде конуса и прицепил его к проволочному кольцу. Ножом нарезал дыры. Получился сачок. Потом прицепил его к длинной палке.
Шеф, тем временим, смастерил гранату. В пустую бутылку закладываешь половинку патрона аммонала. В него вставляешь бикфордов шнур и выводишь наружу. Наполняешь бутылку наполовину песком – это чтобы не всплыла. Дырку затыкаешь тряпкой. Готово.
Интересно, о чем думали наши односельчане, когда мы с шефом гордо несли через кишлак наш универсальный сачок приспособленный для вычерпывания рыбы?
А вот и яма, мы ее давно заприметили. Здесь Бартанг упирается в скальный прижим, и вот за этим выступом образуется широкий карман, где вода медленно крутит свои водовороты. По небольшой полке протиснулись вдоль скалы. Стоим прямо возле воды, спинами упершись в вертикальный склон.
- Шеф, ты далеко не бросай, а то рыбу не достану.
- Угу…
Шеф поджег шнур и бросил снаряд в центр водоворота, недалеко, метров на пять.
- Сейчас она на глубине «пукнет», пойдут пузыри, а потом и рыбка.
Рвануло так, что у меня подкосились коленки. Мы стояли с головы до ног мокрые, открыв рты, тараща друг на друга глаза.
- Я такое видел в документальной хронике, когда немцы Днепр бомбили.
- Что-то я не пойму. Наверно яма дальше, а бутылка легла на скальную полку… Пошли домой сохнуть…

Вечером, загрузив в машину нехитрые пожитки, с Пушкиным в придачу, мы попрощались с Бартангом и выехали на Хуф.
На базе жили с Валерой вдвоем в отдельном балке. Машина, как водится, поломалась, и отъезд в Душанбе сдвинулся на неопределенный срок.
По вечерам стригли маникюрными ножницами облепиху, ветки которой предварительно днем срезали в пойме реки. Кропотливая работа успокаивала и радовала по мере того как трехлитровая банка заполнялась крупными желтыми ягодами.
Монотонный ход вялотекущих событий разорвала радиограмма. Валере нужно срочно лететь в Душанбе – на охоте трагически погиб Юра Полынов …
Шеф всю ночь не спал - его морозило и трясло в лихорадке. Рано утром он уехал в аэропорт в Калайхумб…
… Наконец машину починили, и я с Пушкиным отбыл в Душанбе. Ночью пятого декабря мы были дома.

ПЯНДЖ


Пяндж – верховье Амударьи, самой водоносной реки в Средней Азии.
Если мы смастерим виртуальную, непотопляемую лодочку и отправимся вплавь по этой реке - это будет удивительное путешествие, длинной в две с половиной тысячи километров, которое через много дней, а может месяцев, закончится в теплых водах Аральского моря.
Так и сделаем …
Истоки реки начинаются на одном из северных склонов Гиндукуша на границе Китая, Афганистана и Индии. Здесь на высоте пять тысяч метров из щелей висячего ледника вырываются быстрые потоки речки Вахджир, которая ниже по течению называется Вахан-Дарьей. Вахан-Дарья, длинной в двести двадцать километров, течет вдоль южной окраины Памира, в глубоком ущелье между Ваханским хребтом на севере и Гиндукушем на юге.
Раз мы уже начали плыть в своей виртуальной лодке, то заодно и перенесемся в прошлое лет на двести назад в государство Вахан.
Капитан Тагеев, участник военных походов на Памир, в конце девятнадцатого века, писал: « В одном месте, под отвесною, закутанною в облака горою, нам попались три небольших строения, сложенных из камня. В этих первобытных жилищах приютилось несколько ваханцев. Живут они очень бедно, большинство занимаются разбоем, нападая на заплутавшие караваны, и очень небольшая часть сеет пшеницу. Ваханцы рослый, красивый народ, принадлежащий к арийской расе, находятся почти в диком состоянии. Длинные волосы, черные, как смоль, блестящими локонами спадают до плеч. Большие черные глаза, окаймленные широкими, сросшимися над переносицей бровями, и нос с небольшой горбинкой придают им суровый и хищный вид. Они очень напоминают своей внешностью афганцев, хотя несравненно красивее последних. Речь ваханцев до того мелодична и они так приятно владеют языком, что мне казалось, что передо мною одичалые французы, и только хорошо вслушавшись, я различил азиатское наречие.
Ловкость в ваханцев развита необыкновенно… Они неутомимые ходоки и на протяжении многих верст не отстают от бегущей лошади.
Ваханские женщины отличаются необыкновенной красотою. Это настоящие восточные красавицы, каких мы видим лишь на рисунках. Я долго издали любовался молодою ваханкой, смотревшей на меня своими большими черными, с поволокой глазами, но, когда я подошел к ней ближе, чувство отвращения овладело всем моим существом. Красавица была так грязна и издавала такой ужасный запах, что я скорее отвернулся от нее…».
Отмыть бы такую красавицу да надеть на нее нижнее белье от Версаче …
Ладно, плывем дальше.
Ну вот, наконец, Вахан – Дарья принимает в себя воды реки Памир. Здесь начинается Пяндж. Река Памир, прорезая ступени высоких террас, вытекает из озера Зор–Куль. Англичане называли это озеро Виктория, китайцы, правда, очень давно, Озером Драконов.
Вот так верховье Пянджа в тридцатых годах прошлого века описал Павел Лукницкий - неугомонный исследователь Памира: «Огромный, могучий ледник, извившись выпуклым своим телом по тесному, дикому ущелью, сползает с великолепного белого массива, увенчанного группой грозных ледяных, заснеженных пиков. На три тысячи метров над уровнем моря взнесена здесь долина Пянджа, но еще не меньше чем на три километра превышают пики долину. Серый, заваленный моренными отложениями ледник, дойдя почти до самой долины, нависает отвесной стеной. В середине ледяной стены чернеет глубокий грот. Из него вырывается бушующая река, она мчится по огромному конусу выноса, разбегаясь множеством рукавов. Мутные потоки, цвета сгущенного молока, вливаясь в Пяндж, оставляют в его серой воде белые бороды, пока воды, наконец, не смешиваются и не приобретают единый цвет. На самом берегу, на краю конуса, усеянного россыпью битых скал, стоит старая крепость …».
Древние крепости. По Пяндже, Гунту и Шахдаре, развалины этих крепостей сохранились до наших дней. Самая крупная из сохранившихся – это крепость сиахпушей-огнепоклонников Кафыр-кала. Начиная с седьмого века, она защищала выход с высокогорий Большого Памира, откуда двигались потоки кочевников в древнюю Бактрию и дальше в Индию и Иран. Возле кишлака Ямчун причалим к берегу, что б взглянуть на нее.
Крепость образует огромный треугольник из каменных стен толщиною полтора – два метра. Стены тянутся на сотни метров. Иногда они двойные и в таких местах они чем-то похожи на Великую китайскую стену. Все стены связаны чередою круглых башен с амбразурами. Амбразуры во фронтальной стене изнутри обложены плоскими плитами и наклонены под углом вниз, так чтоб давать стрелкам возможность обстрела долины Пянджа и боковых ущелий. Главная часть крепости – цитадель, большая круглая башня, расположенная в вершине треугольника, возвышается над долиной Пянджа не менее чем на пятьсот метров по вертикали…
Раз мы уже вышли на берег, то нам просто необходимо покупаться в целебном источнике. Теплый радоновый источник Фатимы, он находится недалеко отсюда. Здесь есть еще одно интересное место. Поднявшись вверх высоко по склону, мы попадем на территорию древнего пещерного городища. В подземных залах с высокими сводами под ногами хрустят кости животных, а вдоль стен аккуратно выставлены человеческие черепа…
У кишлака Намангут на Пяндже расположена еще одна хорошо сохранившаяся крепость. Она называется Каахка – по имени легендарного богатыря, царя сиахпушей …
Оставим крепости в покое и поплывем дальше.
Не владея литературными данными и красноречием, обратимся лучше к первоисточникам - опять же к Лукницкому: « И вот уже середина Вахана. Не проникнет луч солнца в неприступные боковые щели Даршая и Шитхарва впадающих в Пяндж. Их ширина – один-два метра, а высота, кажется, до небес. Словно из блестящих, сплавленных черепов сложены отвесные скалы, - это очковые гнейсы, вода вымыла в них миллиарды пустых глазниц. Но сам Пянж разливается здесь широко, обводя своими рукавами длинные травянистые острова. Склоны гор над долиной еще более расступились, но все так же круты. Гигантские осыпи выдвигаются в долину развернутыми, как выгнутый веер, холмами. Еще упорнее и пронзительней ветер, - он всегда дует здесь с середины дня, окутывая пыльною мглой весь видимый мир».
Плывем дальше. Наконец долина Пянджа расширяется до двух–трех километров. Пойма реки нарезана квадратами посевов, ближе к склону зеленеют сады, сквозь листву которых видны белые стены домов. Райцентр – Ишкашим. Надо причалить, хотя бы для того, чтобы отсюда насладится прекрасным видом на самую высокую гору Гиндукуша Тирадьж-Мир. Ледовым бастионом высотой в 7750 метров, всего в полусотне километров отсюда, Тирадьж-Мир выступает из-за спины ближайшего снегового гребня. Своими снегами и льдами он питает притоки Инда…
За Ишкашимом долина Пянджа сужается – мы попадаем в древний Горан. Опять же у Лукницкого: « Только в устьях боковых пропиливающих скалы протоков могут уместиться на каменных выносах крошечные горанские кишлачки. Самой природой поставлены пределы их развитию: некуда поставить дом, с великим трудом можно расчистить среди упавших камней площадку размером в два–три одеяла для посева злаков»…
Вот кишлак окруженный шеренгами тополя. Гарм –Чашма. Здесь выше по ущелью расположены горячие серные источники. Несколько природных горячих ванн разной температуры окружены белым холмом травертинов. В нижней части холма в виде решеток радиатора обнажаются желтые и бурые сосульки кальцитовых сталактитов. Покупавшись в источниках, плывем дальше.
Кухи-Лал. Здесь в старину добывались рубины, а точнее бадахшанский лал – благородная шпинель. Интересно, пропустили Марко Поло взглянуть на эти копи? По крайней мере восемь веков назад он писал: «В той области водятся драгоценные камни балаши, красивые и дорогие камни, родятся они в горных склонах. Народ, скажу вам, вырывает большие пещеры и глубоко вниз спускается … И добывают балаши по королевскому приказу, для самого короля. Под страхом смерти никто не смеет ходить к той горе, а кто вывезет камни из страны, тот поплатится за это головою и добром…».
Еще в девятнадцатом веке афганцы извлекали из этих примитивных копей шпинель. Сейчас они заброшены и завалены осыпями.
Плывем дальше. Наконец мы в Шугнане - часть Бадахшана лежащая в основном в долинах Гунта и Шахдары. Столица Бадахшана – город Хорог. Он расположен на высоких узких террасах в долине Гунта, в месте впадения его в Пяндж. В 1896 году, когда была установлена по Пянджу государственная граница между Россией и Афганистаном, в маленьком кишлаке Хорог было построено пограничное укрепление, состоящее из двух каменных домов и казармы. С тех пор кишлак разросся, превратившись в уютный и светлый городок. Особенно хорош он, когда поздней осенью спускаешься с холодного Восточного Памира по дороге домой в Душанбе…
Чуть выше Хогога в Гунт вливается Шахдара. Здесь ступени древних речных террас придают горным склонам своеобразный, лестничный рельеф. Над местом слияния двух рек нависает плоская долина – «ишан дашт» - резиденция последнего ишана шугнанцев. С высоты в двести метров каждое утро он взирал на своих подданных, живущих внизу в долине… Ишан посадил у себя в саду множество, привезенных из далека, диковинных растений. Сейчас здесь высокогорный Памирский ботанический сад, выше которого в мире есть только один Ботанический сад – в Индии, в Даржилинге. Так говорят …
Долина Шахдары - одна из самых залесенных и красивых долин в Бадахшане. Живописные кишлаки окружены полями зерновых посевов, рощами тополей, орешника и фруктовыми садами. Здесь рядом с трактором, в том месте куда он не может заехать, можно увидеть идущего за плугом шугнанца. Два быка, как и сотни лет назад, тянут железный клин переворачивающий сухую, каменистую, но необычайно плодородную почву…
Рошкала – районный центр, одно время был столицей Шугнана. Возле стен «красной крепости» в 1895 году отряд капитана Скерского дал последний бой частям афганской армии, навсегда прогнав их с территории советского бадахшана …
От Рошкалы поднимемся вверх по левой составляющей Шахдары. В верховьях реки Ляджуар-дара в отвесных мраморных стенах на высоте около пяти тысяч метров обнажаются жилы и гнезда небесно-голубого, синего лазурита.

Спустимся опять в Хорог, бросим нашу лодку, и просто пешком пойдем вниз вдоль Пянджа в Рушан.
Вокруг сплошные сады и пашни, разрезанные нитями арыков с чистой и прохладной водой. Плавные изгибы рельефа нарушают одиноко торчащие и разбросанные по всей долине скальные обломки древних измененных песчаников и известняков размерами с памирский дом и больше. Когда-то, они с грохотом слетали с крутых склонов Рушанского хребта…
Поршнев – наверно самый большой кишлак на Памире. В верхней часть кишлака разбит старый сад, печально известный тем, что в двадцатом году здесь басмачи вешали комсомольцев, а внизу, прямо возле дороги, за железными воротами, находится наша база – база Памирской геологоразведочной экспедиции. (Это я про восьмидесятые годы …).
Посередине - длинный барак с верандой – это гостиница для приезжих, справа – здание петрографической лаборатории, слева – жилые помещения, впереди мастерская, гараж и дробилка. Двор базы разрезает широкий арык – это открытый водопровод для многих домов кишлака, поэтому здесь неукоснительно выполняется правило: «не плюнь в колодец…».
В саду возле столовки, течет еще один ручей. В летний день, после обеда, здесь на зеленой траве любят возлегать аксакалы – повар Нургуль, пару водителей, местный техник и кто-нибудь из заезжих геологов. В восемьдесят третьем, после трех недель проведенных на базе, и я был посвящен в избранные. … В маленьком , прохладном ручье охлаждаются бутылки с портвейном, рядом уже пара пустых… Лежа на спине на мягкой подстилке, хорошо созерцать контуры рельефа далеких хребтов, растворяющихся в афганском небе…
Ночью, напротив кишлака, на афганском берегу, загораются огоньки. Абдульчик говорил, что это сигнальные огни, типа: « все готово, можно забирать». В условленном месте, в камнях под казаном, лежит кулек с анашой. Курьер, переплывет через Пяндж, заберет его, оставив взамен пару банок консервов…
Вообще, понятие «граница на замке», здесь местами условное. Мы шлиховали склоны Пянджа от Поршнева до устья Бартанга. Пробы для промывки часто стаскивали к реке. Иногда погранцы подъезжали к нам буквально через десять минут, иногда через пару часов, а иногда нас вообще никто не трогал – плыви себе куда хочешь, нарушай себе границу …
Хотя, наверно, не все так просто. Я раз видел, как погранец достал из своей сумки телефонную трубку со шнуром, подошел к скальному выступу, воткнул куда-то там вилку и стал докладывать обстановку. Как раз в то время кто-то кого-то бомбил на территории Афганистана. Я с десяти метров рассматривал то место и не увидел никаких проводов или еще чего-нибудь …

Рушан – Вомар - значит «светлый». Он натурально светлый. Светлый из – за выбеленных известью домов, деревьев, бордюров дорог. Может еще из-за тополей. У памирцев тополь – дерево номер один. Его сажают вдоль дорог, вдоль склонов и арыков, вдоль заборов и вместо заборов… Говорят, что каждый шугнанец еще мальчиком должен посадить хотя бы один тополь. Потом, когда пацан вырастет и настанет время жениться, тополь срубят для изготовления центральных балок нового дома.
Тополь в основном здесь двух видов: пирамидальный памирский тополь и светлый лавролистный, который не дает пуха, потому что его сережки опадают на землю нераскрывшимися. Да и пирамидальный не дает пуха, так как вообще не образует женских сережек…

Почитаем Бориса Лапина. Был такой писатель. В начале двадцатых годов бродил себе в грязном таджикском халате по кишлакам Шугнана. Вот что он пишет про Рушан (читать надо медленно, с выражением): «Был ясный вечер, когда я стоял у Кала-и Вамара. Его высокие двухсотлетние стены из серого камня были угрюмы. Огромные, обитые железом ворота напоминали неприступные стены Вавилона. Вокруг лежали дома, селения и маленькие разгороженные поля. На одном из них стоял старый таджик, с тяжелым трудом ковырявший землю мотыгой.
Погляди вокруг, - сказал он, - наш край носит название Рушан, что значит «светлый». Видал ли ты что-нибудь светлее нашей родины?
Я оглянулся вокруг. Солнце заходило. Низкие и мрачные, надвигались со всех сторон горы. Это было какое-то торжище холодных ущелий и каменных скал, пересеченных глубокими синими тенями. Наверху, как облако, маячили вечные снега, излучая грязноватое сияние».
«… грязноватое сияние» - я сейчас расплачусь …

От Рушана поедем на попутке. Желательно не на трубовозе или трейлере. Так как едут они медленно, а на поворотах скребут своими бортами об выступающий склон…
Вообще, об памирском тракте написано много и незачем это пересказывать. Одним словом дорога – супер ! Что б раз и навсегда влюбится в нее, надо проехать по ней в открытом кузове шестьдесят шестого газона, лежа на кошмах и спальниках отрядного барахла. Если это летом, то справа и слева, не переставая, будут мелькать солнечные картины Ван Гога, если осенью ночью, то глядя на звезды можно просто сойти с ума улетая в вечность…

Проехали устья Язгулема, Ванча. Пяндж здесь бесится - зажатый в узкой долине, бросается с одного берега на другой. Ему тесно…
Ванч – богатая долина. В лесных зарослях много березы, дикорастущих яблонь, груш и ореха. Их заготавливают и сушат впрок, а в урожайные годы в лесах собирают так много фруктов, что ими кормят скот. Так говорят…
Здесь уже растет виноград, фисташка и инжир. Дыни начинают достигать стандартных размеров – метровых торпед…
Поднявшись в верховье Ванча, можно через перевал Кашал-Аяк попасть на ледник Федченко, оттуда в долину Танымаса, туда, где паслась одинокая лошадь. Круг замкнется…
Тут бы надо написать про знаменитые памирские овринги и героизм строителей памирского тракта…
… Лучше закажем два чайника чая, косушку душистого меда, горячую хрустящую лепешку. Развалимся на кошмах под кроной огромной чинары, похожей на баобаб…
Калайхумб – последний памирский кишлак. Здесь мы попрощаемся с Пянджем, попрощаемся с памирскими тропами и дорогами, попрощаемся с …
… Просто, залезаем в кузов машины, и помашем рукой девчонке, стоящей возле обочины.
О, улыбнулась и помахала в ответ – значит будет удача.

39


Комментарии:
2
Написано хорошо, но о-о-очень много,
может, разбить на части?
Так до конца и не дочитал, в след. раз...

1
Очень хороший материал.
Действительно стоит подумать и разбить на короткие миниатюры, где есть введение, ядро рассказа с элементами новизны, неожиданный поворот и заключение, опыт, полезный для читателя.

0
Дочитал. Как сам побывал, спасибо

0
Прочитал с удовольствием! Как будто ещё раз побывал в тех местах!

Войдите на сайт или зарегистрируйтесь, чтобы оставить комментарий
По вопросам рекламы пишите ad@risk.ru