Канченджанга 1979 год

Неприкосновенная вершина

Человек никогда не ступал на вершину Канченджанги – из уважения к сиккимским богам, которые, как говорят, там обитают. Каждый раз при восхождении на вершину – сначала английской группы альпинистов во главе с Чарльзом Эвансом в 1955 году, потом группы из Индии в 1977, и наконец нас с Дугом Скоттом и Джо Таскером в 1979 – подъем заканчивался на скальной площадке в нескольких метрах от пика, так и оставшегося нетронутым.
Канченджанга расположена в самых дальних Гималаях: чтобы добраться до ее подошвы, нужно шагать из долины восемнадцать дней. Целью британской экспедиции 1979 года было первое восхождение с северо – запада, по ледниковому склону Канченджанги. У нас за плечами было, в общей сложности, больше двадцати гималайских походов. В 1975 году Дуг и я понимались на Эверест, а Джо успел побывать на 7071- метровой вершине Дунагири.
Мы решили не пользоваться кислородными аппаратами, подниматься без радио и обойтись помощью всего двух проводников - шерп, которые сопровождали нас на нижних склонах. Понятно, мы все очень беспокоились: как-то будем себя чувствовать, взобравшись выше 8500 метров без кислородных масок? Опасались головокружений, боялись, что начнет двоиться в глазах, что появятся галлюцинации; что кислородное голодание нарушит работу мозга и ослабит самоконтроль. Дуг Скотт - он изучает буддизм и недавно стал вегетарианцем - был убежден, что успех восхождения определяется духовным состоянием и соответствующей диетой. Он обложился несколькими тяжелыми томами, в том числе «Тибетской Книгой мертвых» и стал потчевать нас обильными угощениями из бобов.
Северо-западный склон Канченджанги перегораживают сомкнутые ряды громадных, шумных и опасных ледяных утесов. Мы двигались вначале как сквозь строй, либо прямо под утесами, либо между ними и ледяными утесами Пика Близнецов, пока не добрались до 1000-метрового подъема к Северной седловине.
Западный подъем к седловине -это скалы вперемежку со льдом. Две недели ушли у нас только на то, чтобы закрепить снасть,- мешали камнепады и переменчивая погода, остававшаяся капризной до конца экспедиции. Когда мы поднялись на Северную седловину, Джо Таскер вдруг почувствовал резкую головную боль и вынужден был вернуться вниз: итак первую попытку взять вершину мы сделали без него. По нашим картам вершина Канченджанги была теперь на 1520 метров выше и отстояла от нас чуть больше, чем на три с половиной километра.

Северный гребень Канченджанги - должно быть, одно из самых ветреных мест в мире. Но ветер с Эвереста наносит хороший снежный покров, удобный для восхождения. Мы трое - французский участник восхождения Жорж Беттембург, Дуг и я - добрались по гребню до высоты 7440 метров без особых трудностей.
Проработав пять часов, мы вырубили великолепный грот. Он должен был служить нам базой для взятия «Сахарной головы» крутого 180-метрового препятствия из каменных глыб и снега.
Целый день карабкались мы по неустойчивому снежному откосу, над которым возвышалась почти отвесная скала - еще самый легкий контрфорс «Сахарной головы». Перед нами лежала Большая Каменистая терраса, и сквозь вихри, сквозь налетавшие на нас клочья облаков проглядывал треугольный пик Канченджанги.

Четвертого мая мы двинулись к вершине. На высоте 7800 метров наши легкие работали лихорадочно. Западный ветер бил порывами поперек Большой Каменистой террасы - скорость ветра иногда превышала 110 километров в час. Мы часто падали на колени, гнули головы к земле, давая себе малые передышки от бешеных залпов ледяной крупы. Мы понимали: чтобы пережить следующую ночь, нужно было где-то найти убежище от ветра. Поэтому нашей целью стала маленькая седловина на северном гребне, на высоте 7925 метров. Там надеялись мы отыскать укрытие.

Порывы ветра усиливались. Нас буквально сдувало по гребню, нас больно били разряды статического электричества. Перевалив через гребень, мы три часа слабыми руками вырубали площадку во льду, достаточную по размерам для нашей маленькой палатки. Согрели немного супу и легли отдыхать, прислушиваясь к ветру, бесновавшемуся над гребнем.
В час тридцать ночи - я запомнил по часам - ветер переменился. Палатку трясло. Мне было тепло и удобно - так хотелось, чтобы ветер улегся и можно было бы спать дальше. Но к половине третьего мы уже проснулись всерьез и зажгли фонари. Палатка трещала и полоскалась под ветром, пропуская мерзлый снег со всех сторон - а от нее зависела жизнь. Потом обломился центральный шест, и началась борьба.
Онемевшими пальцами мы вцепились в шест. Нельзя было допустить, чтобы зазубренные концы изорвали ткань. Мы по очереди надели ботинки и альпийские кошки. Мы выкрикивали друг другу короткие команды, борясь за жизнь. Только в глазах наших был ужас, только глаза выдавали мысль, что, наверно, это конец. Ветер достиг ураганной силы, отрывая куски палаточной ткани, - нас стало сдувать с площадки. Мы вывернулись из палатки - и ветер мгновенно сорвал ее и унес, а с нею и рюкзак Жоржа. Через летящие облака пробивался рассвет. Крупные обломки скал, вырванные из гребня, проносились мимо нас вихрем, словно метеориты.
Только с третьей попытки удалось нам перевалить обратно через гребень. Мы брели, спотыкаясь, в полусне, поперек Большой Каменистой террасы, борясь с желанием упасть и уснуть. Мы почти ничего не видели - так обледенели наши лица.
После трехдневного отдыха в базовом лагере мы опять поднялись в снеговой грот. Решили сделать безостановочный, ночной и дневной 1200-метровый бросок к вершине. На этот раз шли все четверо - головные боли у Джо полностью прекратились. Тринадцатого мая в 5.30 вечера мы вышли на штурм вершины во второй раз. Худшую ночь трудно было выбрать. Когда стемнело, погода нахмурилась, стали собираться многослойные тучи. Мы-то надеялись воспользоваться светом полной луны, но она скоро исчезла за снежными вихрями. Все же мы думали, что вскоре прояснится, и продвигались, мигая головными фонарями. Во время этого ночного перехода было ощущение, что наша группа многочисленнее, чем на самом деле. Я шел последним, а все равно казалось, будто за мной есть еще люди.

Около полуночи, на высоте более 7900 метров, Жорж и я потеряли в снежной буре остальных. Мы отыскали бергшрунд - защищенную от ветра борозду под скалой - и устроились ждать рассвета. Потеряв нас из виду, Дуг и Джо соорудили импровизированное укрытие из ледяных глыб. В четыре часа утра мы все «нашлись» и решили оставить попытку.
Остаток дня мы пытались отдыхать в снеговой пещере под «Сахарной головой» - измученные, мрачные, почти в полном молчании. Языки еле ворочались, мысли блуждали. Силы явно покидали нас. Снаружи сеялся и шипел снег. Но следующее утро открылось вдруг таким голубым и спокойным, что мы стали обсуждать, а не выйти ли нам немедленно на новую попытку. Жорж, не доверяя погоде и опасаясь повторения шторма, решил в попытке не участвовать и в одиночку спустился в базовый лагерь.
Джо, Дуг и я поднялись снова в бергшрунд, где устроились на ночь и относительно неплохо поспали. В восемь утра 16 мая начали подъем на треугольный пик. Поднявшись по двум лощинам, мы достигли подножия 400-метрового снегового откоса, который вел к маленькой расщелине на западном ребре. Взбираясь по откосу, мы постепенно обретали спокойствие и уверенность. Сосуды в мозгу не лопались от высоты, кровь в ногах не застывала сгустками, легкие не спадались, сердце не колотилось сверх меры: за шесть недель пребывания на горе мы отлично акклиматизировались!
Подъем на откос занял почти шесть часов. Когда мы вышли на западное ребро, нас приветствовало ослепительное солнце. До вершины оставалось 150 метров - час неспешного, с усилием и одышкой, восхождения. Нахлынуло сказочное ощущение чуда. Большой Уступ южного склона то появлялся под нами, то исчезал в несущихся облаках. Могучие ребристые горы простирались к западу под опускающимся солнцем. Над Сиккимом клубились тучи в виде гигантских наковален.
Мы достигли скальной площадки метра на два пониже вершины. Мы улыбались, от радости, которая шла из глубин души. Было пять часов вечера - и ни ветерка. Невесть откуда появилась крупная черная птица наподобие вороны, хлопнула крыльями у нас над головами и исчезла. Небо, скалы и лед окрасилась в глубокий пурпур. Мы начали спуск - и заклубились, затанцевали, подбираясь к нам поближе, штормовые облака с Эвереста и Макалу.
Неприкосновенная вершина оставалась нетронутой.


P.S. Данную статью случайно нашел в одной из книг,а была вырвана давным давно из журнала "Англия"
Кстати Питер Бордман и Джо Таскер пропали 17 мая 1982 на Эвересте на самой вершине.