Фантом на Эльбрусе

Очень хотелось, как и в прошлом году, поехать на майские в Арко. Но вместо этого сложилось оказаться на Эльбрусе.
И вот через 15 лет я снова поднимаюсь по его склонам. Все совсем не так, как тогда. Нет внутри того ощущения восторга и величия. Или я так изменилась или вокруг все изменилось?
Не смотря на помойку в Азау, когда кажется, что все сплошь засыпано останками строительного мусора и вытаявшими остатками зимней горнолыжно-человеческой жизнедеятельности, тем не менее внутри отеля Вершина, в котором разместили всех участников RedFox Elbrus Race, оказывается вполне уютно и прилично, что несколько сглаживает гнетущее ощущение.
Правда после Норвегии и вообще Европы чувствуется наш сильно ненавязчивый сервис. Поначалу приветливые девушки постепенно устают быть приветливыми.

Собираюсь до начала фестиваля подняться на бочки, переночевать там и прогуляться наверх, посмотреть, что изменилось за эти 15 лет. Ведь я даже еще не видела, что теперь там, на месте Приюта-11, который когда-то был для меня чуть ли не родным домом.
Тогда, когда я здесь жила, проблем с акклиматизацией не было. Но по прошлому опыту знаю, что сейчас, если поднимусь сразу на канатке, то ночью будет раскалываться голова. Поэтому выхожу утром пешком от Азау до бочек.
Для того, чтобы не тратить лишние силы и не месить снег, специально беру снегоступы. Благо нынче есть такая возможность, которой не было 15 лет назад.
На Кругозоре встречаю Лиану с Аркадием и Наталью Лапину. Лиана с Аркадием на ски-туровских лыжах собираются в сопровождении Берта (Альберт Байдаев) просмотреть новую трассу для снегоступинга.
– Иди с ними, – толкает меня на подвиги Наталья и отбирает рюкзак, – я его на канатке на бочки закину. Какая тебе разница, где идти в снегоступах.
– Вот мы на тебе и испытаем трассу, – радуется Лиана, – если ты там пройдешь, то и все остальные пройдут.
Уходим далеко влево от канатки, вглубь снежных полей. Тут совсем другая атмосфера – захватывающая бескрайность снежных склонов и ледников Эльбруса. В последнее время меня стала затягивать такая бескрайность снежных полей или безграничность океана с вершин Лофотенских островов. Сразу исчезает гнетущее чувство, возникшее пока шла под канаткой от Азау до Кругозора.


Фото Лианы Даренской.

Аркадий с Бертом периодически останавливаются и обсуждают наиболее красивые и безопасные варианты трассы. Тут кругом закрытые ледники. Катающегося народа практически нет. Тишина. Только иногда отчаянные фрирайдеры проскакивают мимо, лавируя между трещинами.


Отсутствие акклиматизации и три недели после Хибин безвылазного сидения дома за компьютером дают о себе знать. Когда наконец-таки добираемся до «Мира», то идти пешком дальше уже абсолютно не хочется.
Вот только время половина четвертого и креселку скоро закроют. Поэтому сразу бегу к ней, но се-ля-ви – канатчик говорит, что больше никого не сажают.
Возвращаюсь в кафе к остальным. Спешить теперь некуда, так что лучше как следует отдохнуть и отпиться кислым чаем с облепихой, лимоном и каркаде.

– Поехали с нами вниз, пока вагончики еще ходят, – уговаривает меня Лиана, – мужчина твой там тебя не ждет, поэтому зачем тебе наверх?
– Ну, меня там ждет мой рюкзак, – вяло сопротивляюсь.
Видя мои сомнения, Лиана пытается призвать на помощь тяжелую артиллерию в виде Аркадия и Берта. И они по очереди пытаются уговорить меня отправиться вниз.
Но я все же по инерции собираюсь продолжить двигаться дальше и попрощавшись, ухожу наверх в туман на бочки.
Есть ли смысл в том, чтобы дойти до бочек? Есть ли вообще какой-то во всем этом смысл? Или какая-то цель?
Но иногда все происходит по инерции, хотя во всем этом и нет особого смысла и цели.

– Ты бежишь на Эльбрус? – неоднократно задают мне этот вопрос во все последующие дни.
– Нет.
– Почему? Надо бежать.
Куда надо? Зачем надо? Кому надо?
Постоянно пытаюсь придумать красивые доводы, чтобы они выглядели правдоподобно, отвечая на эти «Почему?» Почему я не бегу.
Потому что если сказать правду, то она будет непонятна и неубедительна, как вообще зачастую неубедительна вся правда.

А правда в данном случае в том, что 15 лет назад я сказала себе, что никогда больше не поднимусь на Эльбрус. Потому что не смогу (или не хочу?) идти на него без Лебедя.
9-го числа в день перед забегом, поднимаюсь утром на бочки. Собираюсь на следующий день, когда все побегут на Эльбрус, дойти до начала «косой». Чтобы пофотографировать. Чтобы посмотреть на Забег изнутри.
И чтобы вернуться в ту точку, в которой 15 лет назад началось начало конца. В ту точку, где Лебедь сел прямо в глубокий снег, закурил, и сказал: «Я устал». В ту точку, где я села рядом с ним, закурила, и не смогла найти нужных слов, которые смогли бы оставить его в этой жизни, в этой реальности.
На «бочки» поднимаюсь в этот раз уже на канатке, надеясь, что прошлой ночевки хватит для того, чтобы чувствовать себя комфортно хотя бы на бочках. Но по опыту 20-летней давности знаю, что для комфортного самочувствия на Эльбрусе, мне нужно гораздо больше времени на акклиматизацию – нужно жить здесь.
После плотного обеда отправляюсь на Приют. Когда-то я тут бегала почти бегом, иногда по несколько раз в неделю, докуривая прямо на ходу сигарету, и казалось тогда, что от бочек до Приюта рукой подать. А сейчас дорога кажется длинной и долгой.
Не хочу подходить к камню с табличками, потому что не хочу вдруг увидеть на нем Женькину табличку, которую когда-то его друзья прибили на камне в Адырсу, но которая оттуда пропала и говорят ее видели в Терсколе на КСС.
Но опять же, по инерции все-таки поднимаюсь к этому камню. Может быть потому что знаю, что если не увижу сама, то потом постоянно будет тревожить немой вопрос.
Добираюсь до самых верхних табличек, обхожу камень со всех сторон. И вздыхаю с облегчением, будто тяжесть с души свалилась – таблички Женьке нет. Слава Богу! Табличка делает человека и память о нем мертвыми и безжизненными. Она приковывает душу к камню.
В каждом моем вздохе, в каждом стуке сердца, 15 лет бьется ЖИВАЯ память.

На месте бывшего Приюта голый фундамент и на нем настил из свежих досок. Сажусь прямо на эти доски посреди настила. Оглядываюсь и вспоминаю где была лестница, где столовая, где наша комната.
Воспоминания обрушиваются яркими картинками, будто попадаю вдруг в другую реальность. Вижу перед собой наивную девочку, радостно влетающую в дверь Приюта. Вижу встречающего ее мужчину, так до боли знакомого и родного. Они счастливы в этой реальности. Им хорошо вместе.
С легким чувством наблюдаю за ними. Я рада, что они счастливы. Но это уже не моя жизнь, не мой мир, не моя реальность.
Я уже в другом мире, в другой реальности. В моем мире бескрайность океана вокруг Лофотенских островов.
Но в этот момент на короткий миг две реальности пересеклись, времена встретились – прошлое и настоящее.
Уходя, оборачиваюсь и машу рукой той наивной девочке и мужчине, который ее обнимает. И вижу, как удаляющиеся фигурки машут мне в ответ.
Останавливаюсь, смотрю на Эльбрус. И думаю, что когда-нибудь я все-таки поднимусь на него еще раз. Когда-нибудь, но не завтра.

Возвращаюсь на бочки. Тут царит суета. Все участники, судьи, организаторы, журналисты собрались здесь. Идет попытка втиснуть в бочки всю эту толпу народа.
Взгляд случайно останавливается на высоком мужчине в агрессивном сине-оранжевом комбезе, с каким-то самоуверенным спокойствием движущемся по тропинке к бочкам.
Я не вижу его глаз, в солнцезащитных очках все на одно лицо. Но от него исходит неуловимая аура силы.
– Кто здесь занимается размещением? – голос такой же размеренный и спокойный.
– Вон в тот вагончик зайдите, комендант только что туда пошел. Жора зовут, – машу рукой в сторону столовой.
Отворачиваюсь и тут же переключаюсь на другие задачи, мысли. Царящая суета затягивает в свой круговорот.
Долго, весь вечер, решаю на каком ратраке поехать – на том, который в 5 утра повезет слабовидящих, или же на том, который после старта забега в 7 утра повезет журналистов.
С одной стороны так рано в 5 утра мне не нужно, я ведь только до косой собираюсь сходить. Но очень хочется застать рассвет, там – наверху. Помню это захватывающее дух ощущение рассвета и восход солнца из-за склона Эльбруса.
Желание снова через 15 лет увидеть его оказывается решающим. Значит в 5 утра.
Вечером, в отличие от предыдущей ночевки, начинает все же невыносимо трещать голова. Видимо из-за подъема на канатке.
Оказываюсь в одной бочке с Гончаром и Серегой Ведениным, которые выезжают наверх в два часа ночи. Поэтому ночь оказывается полубессонная. Просыпаюсь как только парни начинают собираться.
Снаружи завывает сильный ветер, который наводит на мысли, что может ну его, может лучше поехать, когда рассветет и будет тепло.
Наконец-то ратрак с судьями уезжает и в бочке снова наступает тишина, если не считать по-прежнему завывающего ветра. Проваливаюсь в неглубокий сон, дожидаясь когда прозвенит будильник.
После будильника еще 5-10 минут борюсь с желанием плюнуть на все и поехать в 7 утра. Но та самая инерция заставляет двигаться по течению. Раз решение стартовать в пять было принято, то я не люблю менять свои решения.
Поэтому встаю, одеваюсь, максимально утепляясь, и направляюсь в столовую.
Здесь меня перехватывают Женя Колчанов с Татьяной.
– У нас проблемы.
Напрягаюсь, ожидая при этом слове самого худшего.
– Ты куда планировала подняться?
– Куда получится. До куда дойду.
– В общем, нужно присмотреть за слабовидящими. У них один инструктор на всех. Были другие для подстраховки, но заболели.
– М-м-м… Я сама еще не знаю, как буду себя чувствовать. Я же 15 лет не была на Эльбрусе. А акклиматизация у меня раньше всегда была долгая перед ним. Поэтому не могу сейчас гарантировать, что дойду до вершины и брать на себя ответственность.
– До вершины и не нужно – уверяет Женя. – Нужно если кому-то поплохеет по пути, спустить его вниз, чтобы всем остальным не пришлось возвращаться.
– Короче кроме тебя больше некому – уже в один голос. – Мы тебе доверяем.
– Хорошо. До седла я с ними смогу дойти.
Вот так вот все решается в один миг. И меняет все. Ты расчитываешь на одно, а нечто берет и тащит тебя, и ты вдруг уже плывешь по течению.
Ответственность. Хитрая штука. Понимаю, что хочу, не хочу, а теперь придется идти до седла.
Все инертно завтракают – кто овсянкой, кто чаем с бутербродами. Я же съедаю четыре котлеты, помня Женькину науку, что перед Эльбрусом нужно как можно плотнее поесть мяса, борща или яичницы с салом.
Допивая чай, сразу одеваю кошки, т.к. ночью на холоде на скалах Пастухова это будет делать намного хуже.
Наконец снизу поднимается ратрак, и мы загружаемся в него. Ну вот, течение подхватило и потащило вверх.
Когда подъезжаем к скалам Пастухова, небо уже начинает сереть. Еще полчаса подъема и вот оно – восходящее из-за склона Эльбруса солнце. То – ради чего я попала в это течение.


Фото Натальи Лапиной

Пока Кирилл с Натальей фотографируют рассвет, ища удачные точки для съемки, а слабовидящие подтягиваются и готовятся, любуюсь облачком, которое как будто висит в воздухе.
«Но ведь облака и висят в воздухе».
«Да, но это именно висит, а не находится в небе».
Это были единственные в этот долгий день мгновения легкости и… не знаю чего… смысла, жизни… чего-то непередаваемого.


Фото Натальи Лапиной

Трогаемся наверх. Раз уж придется идти до седла, то начинаю сразу дышать так, как учил Женька. Короткие неглубокие вдохи, чтобы еще до отметки в 5000 постепенно приучить организм к нехватке кислорода, а затем долгий глубокий вдох и такой же глубокий медленный выдох. Замечаю, что дышу носом, а не ртом. Ок, значит до седла точно все будет нормально.
Снова, как и у Приюта, будто вдруг параллельно начинает течь другая реальность – рядом медленно идет та девочка и около нее мужчина, который подбадривает ее и подсказывает, как дышать и как идти. Только в той реальности та девочка идет, глядя под ноги, и сосредоточившись на одном дыхании. А мой взгляд все время поднят вверх на вершину Эльбруса, возвышающуюся надо мной. Ноги сами привычными движениями передвигаются по льду.
Вижу впереди толпы народа. Догоняем их перед началом косой. Оказывается это Алик с иностранцами.
– Чай будешь? – произносит он, наливая из термоса.
– Вообще-то у меня и свой термос есть в рюкзаке.
Но Алик, не слушая меня, начинает стаскивать балаклаву с моих обожженных солнцем губ.
– Подожди, – смеюсь, – я сейчас рукавицы сниму и сама.
– Да стой ты, не дергайся, – и с этими словами он начинает вливать горячую жидкость, приятно растекающуюся внутри кислым вкусом лимона.
– Вот это да, вот это мужчины на Эльбрусе. Ради этого стоит на него идти, – еще сильнее смеюсь.


Фото Натальи Лапиной

Этот инцидент поднимает настроение и прибавляет сил. Внутри растекается не только горячая жидкость, но и тепло мужской заботы.
Начинаю двигаться дальше по косой. И постепенно приходит понимание, что если я дойду до седловины, то уже не смогу остановиться и пойду дальше – до конца. Что теперь уже поверну вниз только в том случае, если до седла кому-то из слабовидящих станет плохо и надо будет спускать его.
Ну что ж, значит все решится само собой. Отпускаю от себя все мысли. И замечаю, что уже начала дышать ртом. Пытаюсь снова задышать носом, но не хватает кислорода. Ну что ж, я же знала, что акклиматизация за эти 15 лет, которые я не живу в Терсколе, уже потеряна.
Выходим с косой на седловину и тут начинают один за другим обгонять первые участники Забега.
А на седле бурлит жизнь. Даже как-то непривычно. Ощущение, как на Красной площади. Пока пью чай и общаюсь, часть участников уже спускается с вершины, но часть еще бежит наверх.
Никому из слабовидящих так и не поплохело и они все двинулись к вершине. Ну вот, все и решилось.
Пью чай, отдыхаю и пытаюсь немного восстановить силы перед заключительным подъемом.
Солнце, легкость, вся эта суета и бегущие туда-сюда люди, расслабляют и обманчивая память не хочет подсказывать, что до седла я всегда бежала бегом, а вот дальше когда-то, когда я еще в самый первый раз шла на Эльбрус и как и сейчас тогда тоже не было акклиматизации, то именно выше седла и началось долгое «чистилище».
– Ладно, пойду потихоньку, – предупреждаю судей и наконец сдвигаюсь с места.
Зачем? Ведь наверху меня не ждет мой мужчина, как правильно сказала Лиана. Так зачем все это нужно? Зачем туда идти?
Нет никакого стимула подниматься наверх. Но опять же по инерции продолжаю двигаться дальше. Без цели, без смысла, без стимула.

Идя медленно, но без остановок, чтобы не срывать размеренную работу сердца, гоняющего кровь, постепенно обгоняю каких-то иностранцев, которые хоть и идут быстрее, но зато постоянно останавливаются.
Но в какой-то момент состояние незаметно начинает ухудшаться, темп снижается. И вот уже меня все обгоняют.
Делаю шаг в сторону, чтобы пропустить очередного участника с номером.
– Спасибо, – тот самый спокойный голос с неуловимым легким акцентом.
За очками я снова не вижу его глаз и лица. Но от него по прежнему исходит аура спокойствия и силы.
– Побежали, – произносит он, проходя мимо.
– Ну если это можно назвать «побежали».
– Ну тогда поползли, – полуоборот головы и ощущение взгляда сквозь очки, взгляда, проникающего в душу.

Постепенно начинает ехать крыша. Делаю глубокие вдохи-выдохи и сознание на какое-то время слегка проясняется и снова начинает контролировать движения. Потом опять уплывает, и опять глубокий вдох-выдох, чтобы его вернуть. Уже не получается все время смотреть наверх, приходится медленно контролировать куда встают ноги, чтобы не оступиться.
Дойдя до поворота, падаю на камни и долго пытаюсь достать из рюкзака термос. Делаю несколько глотков чая из рябины, но у мозга уже нет сил посылать глотательные сигналы, он весь сосредоточился только на задаче дышать.
Рука с крышкой термоса безвольно опускается и остатки рябины текут на белый снег.
Как же хочется, чтобы как 20 лет назад, когда я впервые поднималась на Восточную вершину, сейчас снова так же сгребли в охапку мужские руки, чтобы прижаться к теплой груди, а не к холодному камню, и отдышаться.
Зачем я иду наверх? Ведь меня там не ждет мой мужчина.
Эта мысль единственная, которая осталась в голове, которая заполняет сознание. Но я заставляю себя подняться и начать двигаться дальше. По инерции. Поздно уже отступать.
Наконец-то, ровное предвершинное плато, но почему-то все равно идти быстрее не получается. Каждый шаг дается с трудом.
Навстречу пробегает Влад Мороз, веселый и бодрый, с неизменным плеером в ушах.
– Как ты?
– Нормально.
– Ну молодец.
Глушковский тоже останавливается, задает те же вопросы. Чувствую, что пытается оценить состояние и адекватность.
Успокаиваю его, что все нормально. Что тяжело, но мозги в норме и все под контролем.

Снова рядом тот самый голос и ощущение исходящей ауры силы и спокойствия, которые растекаются вокруг и обволакивают меня.
Те же вопросы.
Хочется ответить: «Плохо. Очень плохо. Помоги мне, пожалуйста».
– Все нормально, – слова сами вылетают из горла, и я как будто слышу сама себя со стороны.
Рядом нет любимого мужчины, который сгребет в охапку, прижмет к груди и которому я могу сказать: «Как же плохо». Которому даже говорить это не надо, потому что он все поймет сам по глазам и посиневшим губам.
– Держись, уже немного, – прикосновение руки к плечу и он уходит вниз.
Спасибо тебе, не знаю кто ты. Спасибо за это тактильное ощущение, которого так сейчас не хватало.
Зачем я иду наверх? Уже даже этой мысли не осталось.

И вот я наконец на вершине. Только теперь одна. Его нет рядом со мной.
Все происходит, как в замедленной киносъемке. Судьи собирают палатку. Кто-то щелкает зачем-то фотоаппаратом. Просит присесть, привстать. Машинально приседаю рядом с вершинным туром. Тело движется рефлекторно. Мысли в другом времени, где-то там, 20 лет назад.
Никаких эмоций. Никакого ощущения восторга, как тогда, давно.
Зачем я здесь? Ради чего?
Смотрю на горы вдалеке и вместо восторга и полета, испытанных когда-то, вижу просто горы и как сгущаются вокруг над ними тучи.
– Ирин, мы пошли.
– Да, хорошо.
Судьи уходят. И я остаюсь совсем одна. Так даже легче. Нет больше никаких иллюзий.
А может быть одиночество – это тоже иллюзия?
Оставшись на вершине одна, вдруг ощущаю, что я не одна. Что это Эльбрус сгребал меня сегодня в охапку, когда мне было плохо. Прижимал к своей груди, давая силы двигаться наверх.
Далеко-далеко на Восточной вершине, различаю две маленькие фигурки – наивная 20-летняя девочка в объятиях любящего ее мужчины, который подарил ей тот восторг и ощущения полета. Реальности разошлись.
Мысленно машу им рукой и, начиная спускаться вниз, оставляю их в мире, в котором они счастливы.
Я же ухожу в свой мир. В котором впереди ждут другие горы, другие рассветы и другая жизнь…