Рассказ: Убежавший

Я устал видеть свою фотографию в газетах с "кричащими заголовками", которые обсасывали мою жизнь, как рыбьи кости на праздничном столе. Конечно, "со своей колокольни они правы", но... я устал. Может быть, поэтому я решил сам все рассказать: как было и как не было, как жил и умирал, как выручал из беды и в неё же бросал. Одни пишут, что у меня не было выхода, другие же брезгают со мной здороваться. Я расскажу вам только о самом главном, это даже не середина истории, а так... некий обрубок, к тому же начало и конец вы, дорогой читатель, с легкостью узнаете из газет.

Сейчас вы наверняка вольготно сидите на своем любимом диванчике, или же возле компьютера с удобным стулом, но оглянитесь вокруг! Что вы видите? Стены вашего дома, офиса, в конце-концов развешанное рекламой метро? Хм! Да нет! На самом деле, вы вот уже пятые сутки на ногах, под открытым небом, передвигаясь то ли по льду, но скорее по твердой снежной заструги, а солнце бьёт в глаза, создавая приятную иллюзию тепла. Мой рюкзак, как и ваш, на 2/3 пустой: пеммикан, еще раз пеммикан и зубная щётка - всё, что успели взять, вырываясь со станции, эта вся наша еда, которую нужно растянуть на неопределенное время, то время пока вы будете живы. Посмотрите за спину: цепочка следов, тянущаяся из-за горизонта белого безмолвия, капли крови, как контраст, пожалуй, это единственная достопримечательность за вашей спиной.

60 минут по грубому насту снега и валишься на рюкзак от усталости, одышка не проходит ещё минут пять, твои мышцы ноют, но это всего лишь фоновая музыка к твоему сбившемуся дыханию, стоит закрыть глаза и ты проваливаешься в сон...
Добрый Томас толкает тебя, выбивая из колеи сна, отчего ты валишься на рюкзак, лицом в грубый снег ( руки слишком устали, чтобы успеть среагировать), мурашки по коже и внутренняя злость, ненависть, которую ты выражаешь нечленораздельным мычанием почти "про себя" . И снова подъём, 60 минут движения хер знает куда…(здесь я прошу меня простить за столь вульгарную речь, режущую слух и вызывающую лишь неприязнь; за последние сутки мы с Томасом не перебросились и парой-тройкой фраз, единственное, что вылезает из тебя наружу, это "дерьмо" из матерных слов, способных вместить в себя всю гамму переживаний и чувств, действий и мыслей; тебе трудно говорить... тебе не мысленно понимать другие слова, они сейчас слишком сложны для тебя).
Если бы не Томас, который как маяк всегда впереди, ты бы упал и не встал, когда не за кем было бы идти. В след в след, отбивая ритм шагов, идешь и идешь, лишь одной мыслью живёшь, что Томас сейчас упадёт на рюкзак и объявит привал, на котором ты разбудишь его от сна.
Порою поднимается ветер, благо в спину, делая наше движение, как будто легче, затмевая горизонт и принося с собой кучи облаков, быстрехонько застилающих голубое небо. То меняется циклон, то погода становится теплее, прогревая воздух до приятных "-4" градусов. А когда ветер уляжется, мы с Томом на рюкзаки, плотнее прижавшись к друг другу, соорудив стенку из снежных кирпичей, спим как младенцы. Сегодня мы много прошли, порядка 30 км; оглядываясь назад, я вижу пустой горизонт и искренне радуюсь, Они так и не решились идти за нами. Впереди ещё добрых 500 км не будет человека, позади уже не осталось людей... Мы сбежали от одного кошмара, чтобы попасть в другой, наполненный холодом и отчаяньем.. Как вы себя чувствуете? Когда знаете, что вперед бессмысленно идти, когда нет надежды спастись, когда не будет тепла? Я шел только потому, что впереди шел Томас..
Вспоминая те дни, я только сейчас осознаю, что был счастлив тогда, когда дышал жизнью, жил только ради неё, ничего лишнего и отвлекающего, ты идешь, чтобы жить, только ты и жизнь, всё наполнено этим ощущением, ощущением жизни перед смертью, вкусом свободы.
Под вечер на горизонте показались горы, ещё плохо различимые, робко выглядывающие на нас, я думаю завтра мы будем у их подножья. Я улыбался, Томас улыбался, мы смотрели друг на друга и радовались не понятно чему, должно быть вблизи горы будут ещё красивее.
Расскажу я вам немного про Тома. Он был широкого телосложения, про таких говорят: ни грамма жира, одни мышцы. С улыбкой во всё лицо и суровым взглядом на вещи, с задористым смехом, способным многим поднять настроение и порою слишком грубыми высказываниями, не делающими человека красивым. Я знаю его вот уже 11 лет, 7 из которых мы ходим в одной связке, попеременно страхуя друг друга, взбираясь по вертикальным кручам, пересекая ужасные ледопады в своём стремлении к вершине, делили последнею конфету пополам и любили одну женщину. Я не скажу вам, что он мой Друг, но не сказав этого я не буду честен перед собой, быть может я не знаю слова друг? Кого можно так называть? Того с кем смеешься до слёз или с кем тебе просто интересно общаться, а может это тот, кто подаст тебе руку, когда ты в "грязи"? Слишком просто, чтобы понять...
-Теперь Солнце не опустится за горизонт, не будет ночи.
-Хорошо. Это то единственное, что я смог произнести, произнести без вкуса и цвета, без эмоций.
-Плохо, Они быстрее смогут передвигаться, Они будут меньше отдыхать, а мы еле стоим на ногах, чтобы начать двигаться быстрее..
Внутри у меня что-то оборвалось, подобно струне изношенной гитары, которой сказали, что она не может больше петь: -Они не могут идти за нами!
-Идут!
-Нет!
Его взгляд, взгляд уставшего человека, взгляд старика, смерившегося старика, привыкшего каждый день бороться со своей не мощью и ждать смерти.
У нас нет сил, у нас нет сил идти дальше, но оставаться на месте - холоду отдаться. От этого хочется плакать как ребёнку, хочется домой в тёплую кровать, хочется не умирать, хочется...
Но мы продолжаем идти, идти на встречу горам, окаймляющих горизонт своими кружевами, всё дальше и дальше в царство белого одиночества.

Ещё 30 шагов и Том падает, будто споткнувшись, не встаёт, всё также лежит не шевелясь, будто не дышит, будто ребёнок, прикинувшийся мёртвым в игре войнушка. От усталости я валюсь радом, на рюкзак, лицом к лицу, чувствую его дыхание, ловя его взгляд.
-У меня жар, кости ломит.
Я не в силах был что-либо ответить, только шепот сорвался с губ: бл*!.
Всего минутная остановка, а обессиленное тело уже остывает, поддаётся холодку, прокатившемуся мурашками по мокрой от пота спине. Мы вместе встаём, вернее мне удаётся его поднять, не упав самому; бредём минуту, две, три, четыре, обнявшись, будто немощные старики, но ходьба не согревает, а лишь силы отнимает. Том слишком медленно из под тишка переставляет ноги и вот он валится на землю, а я на колени рядом с ним...
-Том! Надо идти!
-Я не могу!!! - почти что вопль, почти что мольба! В такие минуты на человека жалко смотреть, в такие минуты человек ломается, сдаётся , отдаваясь на волю течению, и если не кинуть ему "оранжевый круг", то...
Я должен был быть этим кругом! Я! Я! Но кто я? Я сам тонул в безмолвном отчаянье. Это мне! Мне! Нужна помощь!

Черные фигуры на горизонте, те самые, чернее темноты ваших закрытых глаз, Их нее клацанье в моём мозгу, воображении, затворках памяти, готовое свести с ума, как капли падающие на лысого человека, в тёмной одиночной камере, вот уже целую неделю; как иголки под ногтями, бешено выворачивающие вашу личность... Это даже не боль, к которой можно привыкнуть, что-то другое, аморфное, трудно-описуемое, твой мозг блокирует об этом память, подавляя желание вспоминать. Черные фигуры на горизонте...те самые...
И лишь бежать, прыгать, хохотать, словно безумный или лаять, как пёс - всё что угодно, лишь бы перебить, заменить, заглушить Их действие на тебя. Они, они, они мнут меня , Они мнут вашу личность, словно пластилин, мнут и мнут, не убивая, не давая передышки. Те самые мгновения вашей жизни, которые вдруг становятся вечностью, которые всё никак не могут закончится, выдохнутся. Сейчас... беги, я говорю тебе, я кричу тебе, Я твой страх, Я твоя память о боли: Беги!
-А Том?! А как же он!?
- Пусть валяется здесь! Пусть валяется здесь! Я! Ты! Мы! Мы сможем умереть просто от холода!




Сейчас, уютно улегшись на берегу реки, возле потрескивающего костра, мне трудно вспоминать те мгновения своей жизни, когда я мог ещё "вытащить Тома", когда лишь от меня зависела его жизнь. Я даже ходил в церковь, исповедовался, но от этого легче мне не стало, и будто "кошки скребут на душе", еда не такая вкусная, как раньше, новое утро не так прекрасно. Теперь я знаю, что порою, лучше умереть в муках, заглянув смерти в глаза, чем бежать от неё, чтобы всю жизнь осознавать себя ничтожеством.
Тогда я бежал минут 15, казавшимися растянутыми секундами, уже по глубокому снегу, вступая на материк. Упал на колени от съедающего меня чувства моей подлости, от своей беспомощности, сознавая что натворил. Мне хотелось плакать, но моя рожа лишь изображала гримасу плачущего ребёнка, плач без слёз, лишь стон...
Это всё, что я хотел вам поведать об этой истории, это как бы моя исповедь перед самим собой, мне трудно одному с этим жить.


Я продолжаю идти, идти на встречу горам, окаймляющих горизонт своими кружевами, всё дальше и дальше в царство белого одиночества, всё ближе и ближе к искуплению...