Потомок обезьяны

- Вы выходите на следующей?
Мой конкурент, по-прежнему стоя спиной, качнул головой так, что и без отражения в темном стекле стало понятно - выходить он не собирается.
Конкурентами мы стали две минуты назад. На станции «Парк Культуры» в вагон наби-лось довольно много народу – предыдущий поезд ушел в депо. Мне выходить скоро, - на «Спортивной», и не было смысла лезть вглубь вагона.
Легко, будто поддерживаемая невидимыми крыльями, она соскользнула с лестницы и, выстукивая стальными набойками каблуков мелодию молодости, стремительно пошла прямо на меня, стоящего у пока еще открытой двери вагона. Темно-каштановый с медным отливом шлейф роскошных волос пушистой шалью летел за хозяйкой, колышась в такт шагам. Она двигалась с какой-то нечеловеческой грацией, и, если бы мне сказали, что она царевна-пантера, то поверил бы. Ну бывают же царевны-лягушки. Так почему бы и нет?
Но главное обнаружилось, когда она подошла совсем близко. Эти глаза могли принад-лежать ночному хищнику. Или хищнице. В общем, такого размера, что утонуть в них про-ще, чем в Байкале. И цвет. Можно было назвать их фиолетовыми. Но ведь таких не быва-ет?
Освобождая место, я не сильно отодвинулся. Какой смысл? Где еще, как не в общест-венном транспорте можно так близко постоять около красивой девушки? Но зря размеч-тался. Высокий парень, вальяжно опиравшийся на металлическое ограждение сидений, быстро сделал шаг, занимая освобожденное место. На долю секунды мелькнул насмешли-вый взгляд, и перед носом возникла мощная спина, наглухо отделившая меня от царевны-пантеры, как захлопнувшаяся дверь. Ядовитая смесь из обиды, зависти и тихой ненависти, заполнившая ту часть души, которую в приличном обществе называют фибрами, требова-ла немедленного реванша. Мозг подсказывал, что сейчас самый подходящий момент, пока конкурент уверен, что противник смят и попросту зализывает раны. А даже если и непод-ходящий, то другого может просто не быть. Ладно, вперед!
- Вы выходите на следующей?
Мой конкурент, по-прежнему стоя спиной, качнул головой так, что сразу стало понят-но, что выходить он не собирается. Даже если сейчас будет его станция. В темном стекле отражалась уверенная улыбка победителя. Зря он так расслабился!
- Тогда, будьте любезны, выпихните девушку перед вами. Ну на всякий случай, чтобы не мешалась.
Разумеется, фраза произносилась достаточно громко, чтобы красавица услышала. Ее удивленный взгляд столкнулся с моим, светящимся легким смехом и одновременно выра-жающим восхищение. Что трудно представить такой? Но, тем не менее. Да и не во взгля-де дело. Девушка посмотрела с удивлением, чего же еще?
Выбираясь из-за спины высокого парня, я наклонил голову и, слегка коснувшись губами медных волос, негромко, но отчетливо произнес:
- Выйди. Пожалуйста…
Темно-красная с белым платформа «Фрунзенской» ждала меня. Чего волноваться, когда все сделано правильно? Но я шагал от двери прямо в стену, чувствуя, как напряглись до предела вышеупомянутые фибры. Неважно, правильно или неправильно сделано. Доста-точно или недостаточно?
Шаг, второй, третий. Стена. Резкий разворот. Она стояла в вагоне, глядя своими гигант-скими фиалками на меня.
- Осторожно, двери закры…
Девушка опустила глаза, внимательно разглядывая только ей известную точку на плат-форме. И в тот момент, когда напряжение в фибрах сменилось горечью разочарования, сделала шаг вперед.
Глухо шлепнула резина дверей под аккомпанемент пневматики. Железный монстр по-несся вглубь пещеры. Вагоны пролетали всего в нескольких сантиметрах от спины, и бы-ло очень страшно, что какой-нибудь выступ заденет ее.
Никогда не понимал, зачем существует станция «Фрунзенская». Пустынная в любое время суток. Теперь понял. Как-то сразу. Строили ее, чтобы я мог стоять на платформе в абсолютной тишине, немного растерянный от неожиданного успеха, но сжимающий внут-ри рвущийся наружу восторг.
- От радости в зобу дыханье сперло?
Голос мягкий и бархатистый отчетливо проговаривал слова и, несмотря на иронию, звучал как песенка. Шаинского.
- Да. Но это пройдет.
- Поторопись, у тебя немного времени.
- Немного – это сколько?
- До следующего поезда.
- Почему?
- Я уеду, а ты останешься.
Фраза прозвучала ласково, но именно в этот момент стало ясно, что так оно и будет. Абсолютно не устраивающий вариант.
- Почему останусь? Поеду с тобой!
- Ты попросил выйти – я вышла. Попрошу тебя остаться – откажешь в просьбе?
Какая беспощадная неженская логика. Действительно, кто же откажет при такой поста-новке вопроса? И, все-таки, не удержался от последней попытки.
- А тебе говорили, какие у тебя красивые…
- Говорили! Глаза, волосы, губы. Даже про красивый внутренний мир говорили.
Повернув голову, я увидел, что там, в туннеле, на противоположном краю платформы, появился свет от фар пока еще не слышного поезда.
- Ты вышла, а теперь жалеешь? И мстишь мне?
- Не драматизируй.
- Тогда что это?
С гулким завыванием, которое является негласным гимном для большинства москви-чей, поезд вырвался из широкой каменной норы.
- Игра.
- Что-о?!
Честно скажу, потерял дар речи. Ненадолго. Поезд выполз на станцию целиком и замер. Двери раскрылись, из них никто не вышел. Девушка, не оборачиваясь, сделала шаг назад, и вновь оказалось в вагоне. И здесь меня прорвало. Стремительно подлетел к двери, но остановился, наткнувшись на отрицательное покачивание головы из стороны в сторону.
- Хорошо, пусть игра! – пришлось соглашаться хоть на что-нибудь. – Но как узнать пра-вила?
- Ты должен поймать меня. Игра начнется после того, как поезд уйдет.
- А еще есть правила?
- Узнаешь, если начнешь играть.
- Ладно, - растерянность немного отступила, - значит, мне нужно просто схватить тебя?
- Достаточно дотронуться.
- И только-то?
Двери поезда по-прежнему оставались открытыми. Так иногда бывает. Все уже вошли, а поезд все стоит и стоит. Когда торопишься, эти секунды кажутся вечностью, но сейчас меня наполняло чувство благодарности к замешкавшимся машинистам.
Телефон отозвался попискиванием на указания, переданные моим пальцем, и почти сра-зу из динамика раздался звук тормозящего поезда.
- Стас, ты где?
- Подъезжаю к «Спортивной».
- Отлично! Значит так, перебегай платформу, жди поезд. В первом вагоне у третьей двери стоит девушка. Волосы каштановые, блузка сиреневая, юбка, сумочка и туфли тем-но-фиолетовые.
- И что?
- Поймай ее и держи до моего приезда, я в следующем поезде.
- Она что, украла что-нибудь?
- Ага. Мое душевное равновесие.
Поезд все еще стоял. Царевна-пантера смотрела на меня, как на карапуза, читающего с табуретки восьмого марта стишок про маму.
- А что, - ее тонкие губы изогнулись умильно-иронично, - это может быть даже немного интересно.
- Осторожно, двери закрываются, - перебила мой ответ виртуальная вагоновожатая, - следующая станция «Спортивная».

* * *

- Ты просто упустил ее!
- Нет, не мог! Ее не было в вагоне.
Черная лестница эскалатора несла нас вверх. Мы уже опаздывали, но торопиться не имели никакого желания.
- Еще раз объясняю, - Стас горячился, слова вылетали скороговоркой, - я стоял у по-следней двери вагона. Народу вышло немного. Потом, когда двери почти захлопнулись, я их раздвинул руками и втиснулся в вагон. Понимаешь, ее там не было! Я прошерстил все. Абсолютно все!
Стас говорил очень убедительно. Даже хотелось поверить, что девушка испарилась из поезда на перегоне между станциями.
Футбол как средство физической подготовки очень популярен у всех, кто смог своим умом дойти до одной из самых сложных жизненных истин – лучше гор могут быть только горы. Два раза в неделю мы играли в Лужниках на одной из многочисленных футбольных полян, расположенных на окраинных территориях главного спорткомплекса страны. Знае-те, такие маленькие поля, размером двадцать на сорок с гандбольными воротами? Коллек-тив сплоченный, человек двадцать, но все собираемся редко. Кто в горах, кто в команди-ровке, у кого ремонт дома.
Мы, естественно, опоздали и попали в разные команды. На Стаса, похоже, наша не-удачная охота никак не повлияла. Два гола красавца он забил в одну и ту же «девятку». А вот у меня был, что называется, «не день Бэкхема». Три раза не смог обыграть вратаря, выйдя один на один, да еще два раза в штангу попал. В общем, все закончилось законо-мерно. Я как представитель проигравшей команды посадил на спину Стаса – игрока ко-манды-победительницы - и потащил его в раздевалку. Метров триста будет, не меньше. Но даже под тяжестью восьмидесятикилограммового тела в голову лезла только одна мысль - куда же могла деваться девушка?
Распаренные после душа мы шли к метро. Стас разглагольствовал. Победитель. Имеет право.
- Конечно, как нападающий ты хорош, - изгилялся друг, - открыться можешь и удар не-ожиданный. Но как лошадь ты просто неподражаем. Если бы мне довелось служить в ар-мии Буденного, то, несомненно, ты служил бы там же. На должности моего коня.
Ладно-ладно, болтай-болтай! В следующий раз я выиграю, и все твои ехидные замеча-ния будут возвращены сторицей. Стас настолько увлекся, что никак не реагировал на надрывающийся в его сумке телефон.
- Ответь!
Это, конечно же, не забота об абоненте, никак не могущем достучаться до моего друга, а повод прервать насмешки. Стас с удивлением посмотрел на сумку, потом залез в боко-вой карман и вытащил телефон. Крутющий! Знаю такой: фото, видео, все прибамбасы. Одной памяти немерено – десять фильмов помещаются влегкую. Откуда только у Стаса деньги такие?
Он смотрел на телефон с некоторым недоумением и медлил. Потом нажал кнопку.
- Да?
Голос звучал как-то настороженно.
- Извини, что побеспокоила. Скажи, тот перец, с которым ты сегодня ловил девушку на Сокольнической линии, еще рядом с тобой?
- Да, - после некоторой паузы произнес Стас.
- Дай ему трубочку, если не затруднит.
- Это тебя, - друг был откровенно растерян.
- Стасик, у тебя все в порядке? – мой голос звучал участливо. Представился повод взять маленький реванш за все его словесные инсинуации. – С каких это пор меня стали звать к твоему телефону?
- Это не мой телефон.
- Вот как?
Теперь уже я осторожно ответил:
- Слушаю.
- Так ты играешь?
Девушка из метро! Царевна-пантера! Внутри что-то подпрыгнуло и почувствовалось, как по фибрам разливается радость.
- А у меня есть выбор?
- Конечно, можешь не играть.
- Извини, ты не поняла. Ты себя в зеркале видела?
- Много раз.
- А теперь прикинь – можно отказаться? Или я полный идиот?
Она засмеялась.
- Очень неплохо. Искусство тонкого комплимента одно из самых сложных на планете.
- Спасибо! Только, кажется, твой комплимент оказался тоньше. А можно узнать, какой приз? Что можно выиграть?
- Все, - ее голос снова звучал серьезно и даже немного печально. Или показалось?
- Что все? Например, твой поцелуй могу выиграть?
- Все, что сможешь представить в этой жизни. И еще немного.
- О-па! Так по-взрослому? – мой голос сочился иронией.
- Послушай, ты играешь? Или задаешь занудные вопросы? Сейчас станет скучно, как червячная передача.
- Играю! Только еще один вопрос!
- Последний.
- А почему ты решила играть со мной?
- Потому, что у меня на сегодня назначена игра. Я воспользовалась правом сменить партнера. А тут ты случайно подвернулся.
- Почему?
- Предыдущий вопрос был последним.
- Хорошо. Где могу вернуть телефон?
- Нигде. Он теперь твой. Ты его уже выиграл.
- Вот как! Когда успел?
- В записной книжке только один номер. Позвони и все узнаешь. Пока!
- Стой! Как тебя зовут?
- Тебе это ни к чему. Мне твое имя тоже не нужно. Надеюсь, что больше не увижу и не услышу тебя.
Представляю, как наш телефонный диалог выглядел со стороны. По лицу Стаса. Не знаю, как другие думают, но с моей точки зрения отвисшая челюсть и выпученные глаза ему очень идут.

* * *

На мой вечерний звонок отозвался вежливый и очень веселый голос.
- А вот и наш игрок, наконец, позвонил. Давненько ждем вас, молодой человек.
Наша довольно продолжительная беседа позволила немного разобраться в ситуации. Человека, которому я звонил, следовало называть Арбитр. Девушку, с которой (или про-тив которой) играю - Александрина. Но Арбитр сказал, что она не обижается на имя Алекса, и очень огорчился, когда узнал, что царевна-пантера не пожелала знакомиться. «Ай-яй-яй, так нельзя. Обязательно сделаю ей замечание». По правилам удалось узнать несколько интересных подробностей. Александрина не имеет права покидать Москву. Не может находиться дома более десяти часов в сутки.
- И у подруг, - уточнил Арбитр, - четырнадцать часов она должна быть в общественных местах.
- А может целыми днями сидеть на работе?
- Отличный вопрос! Думаю, ответ вас порадует. Она студентка и не может находиться в институте дольше, чем того требует расписание.
Потом он рассказал историю телефона.
- Алекса может три раза использовать помощь со стороны. На вас такие ограничения не распространяются. Каждый раз, когда заставляете ее пользоваться сторонней помощью, вы получаете приз. Впрочем, вы можете вернуть его. В обмен на ценную информацию или помощь.
- Можно поподробнее с этого места?
- Не имеет смысла перечислять все возникающие ситуации. Разберетесь по ходу игры. А если возникнут вопросы – звоните в любое время. Если вы не против, хотелось бы закон-чить нашу первую беседу. Евролига. «Барселона» - «Челси»… сами понимаете.
- Да, да, конечно. Еще несколько секунд. А это случайно не какой-нибудь розыгрыш?
- Нет, что вы. Разве телефон у вас в руках не подтверждение тому, что все серьезно.
Он немного помолчал, потом добавил:
- Если вам удастся поймать Алексу, то в жизни будет только одна проблема – завистни-ки.

* * *

С утра затея с ловлей незнакомой девчонки в многомиллионном городе показалась бре-дом. Уже решив позвонить Арбитру, чтобы отказаться от продолжения игры, я отправился умываться.
Как часто все решают мелочи. Или случайности. Почему, покупая зубную щетку, я вы-брал фиолетовую? Алекса всплыла перед мысленным взором, и даже, несмотря на то, что сейчас она присутствовала только в моей памяти, казалось, что можно наяву увидеть ее удивительную гибкость и совершенную плавность движений.
За утренним кофе мозги шевелились уже по-настоящему. Итак, она вошла в поезд на станции Парк культуры. Перешла с кольцевой. Интересно, сколько тысяч человек перехо-дят с кольцевой на радиальную за день? И может ли обрадовать то, что только примерно половина из них едет на юго-запад? Хотя, как посмотреть. А сколько всего переходит в половине седьмого вечера? А это всего несколько сотен человек. Если она возвращалась из института, то, скорее всего, шла нахоженным путем. Дальше. Выходит она минимум на Воробьевых горах. Иначе как бы она засунула телефон в сумку Стаса? Тогда что у нас получается? Да ничего, черт побери, не получается! Откуда она приехала? Двенадцать станций на кольцевой. А может еще где-то пересаживалась? Куда ехала? Комсомольский проспект? Юго-запад? Проспект Вернадского? Тропарево? Маршрутов бесконечное множество. А достоверно известно, что она спустилась на станцию «Парк Культуры ради-альная» во вторник в полседьмого. Если она попала сюда случайно, то все поиски не имеют смысла, слишком велик этот город. Ничего не остается, кроме как предположить, что она ехала обычным маршрутом.
Прежде, чем позвонить Арбитру, решил узнать, сколько же денег мне положили на счет.
- Баланс вашего лицевого счета, - механический голос бесстрастен и однотонен, - со-ставляет девять тысяч девятьсот семьдесят…
Да, не поскупились.
Арбитр был доброжелателен, весел и возбужден, как будто радовался звонку старого друга.
- Какую информацию можно получить в обмен на телефон? Можно узнать институт, где она учится?
- Вы можете предложить три названия и услышать ответ – да или нет.
- И все?
- Увы. Пока вы имеете бонус первого уровня. Но не расстраивайтесь. Просто будьте внимательны, перемещаясь по городу. Вас ждут подсказки. Не упустите их.
- Хорошо, постараюсь. Игра будет продолжаться долго.
Голос собеседника стал смущенным.
- Извините меня, Сергей Данилович, конечно, все нужно было обговорить еще вчера, но вы позвонили так поздно, а я так люблю смотреть Лигу чемпионов. В общем, виноват. Исправляюсь. У вас есть только один месяц.
- Хотел бы вернуться к шкурному вопросу. Какой, все-таки, приз полагается за поимку вашей красавицы?
- Простите, но рассказать все не позволяют условия игры. Вы сможете узнать об этом, только когда выиграете или…
Он сделал паузу, подбирая слова.
- … когда ваша победа станет неизбежной. Но смею вас уверить, главный приз не раз-очарует.
- У меня есть шансы? Хоть какие-нибудь?
Мой голос звучал довольно резко, перебивая собеседника.
- Конечно, шансы есть всегда…
- Я говорю о серьезных шансах.
- Видите ли, вы отлично сыграли начало. Буквально на третьей минуте игры заставили применить Александрину шлейф невидимости…
- Что? Она была невидима?
- В вашем понимании - да. Недолго.
- Что значит в вашем понимании?
- Ну, если бы глаза вашего друга были достаточно тренированы…
- Ясно. И долго она была невидима?
- Меньше минуты, больше не позволяют технические возможности шлейфа.
- Понятно, так как вы оцениваете мои шансы? Только честно.
- Ну… положа руку на сердце… процентов пятнадцать.
* * *

Никогда не устану себе удивляться. Нет, вы только вдумайтесь! По Москве, а не по де-ревне Пупкино ходит девушка, которую я должен разыскать и коснуться рукой. У нее есть некоторые средства защиты, например, шлейф невидимости. Мелочь такая. Каждая кра-сивая девушка, наверное, в кармане носит. Мне подарили телефон за несколько сотен баксов. Да, и еще. Это все не сон. Вопрос. Почему я не чувствую себя полным идиотом? Более того, звоню на работу и беру отгул, собираясь поездить по институтам, чтобы пред-ложить три из них Арбитру. Кстати, что он имел в виду, когда говорил про шлейф. Пла-ток? Вряд ли. Накидку? Скорее всего. Она просто накинула дождевик и отошла в другое место.
Через три часа я понял, что попытка вычислить каким-либо образом институт, обречена на провал. Полтора десятка кандидатов легко могли занять место в списке, который соби-рался предложить Арбитру. Полная безнадега!
Не могу вспомнить, как именно это случилось, но в мозгу что-то щелкнуло, и в памяти всплыл обрывок фразы: «Сейчас все станет скучно, как червячная передача».
Черт побери! Девять десятых девушек в этой стране вообще не знают, что такая суще-ствует. А чтобы в телефонном разговоре применить в качестве сравнения…Эта червячная передача постоянно у нее на слуху. Она студентка вуза с углубленным изучением техни-ческой механики. Бауманка! Но от гениальной догадки пришлось отказаться. Какой смысл делать две пересадки на кольцевой вместо одной в центре?

* * *

Побывать в новом спортивном магазине на окраине Москвы мы со Стасом собирались давно. От Алтуфьево маршрутка за пять минут довезла нас до комплекса из трех гипер-маркетов, занимающих площадь достаточную для размещения транспортной авиадивизии вместе с ее летающими мастодонтами. Интересно, много ли умников, знающих, что мас-тодонты не летают, недовольно фыркнут от такого сравнения?
- Стас, Игорь тоже вроде с нами собирался. Что? Не получилось?
- Обещал через часок подъехать.
Отлично! Домой на машине поедем. Люблю ездить на машине. Даже на чужой. Но жутко хочу свою. Несмотря на московские пробки.
В первом же гипермаркете мы зависли у стенда с постерами. А что делать, если две тре-ти из них горные? Только выбрались из этого отдела, как у Стаса зазвонил телефон.
- Где вы? Я уже подъехал, - спросил Игорь.
- В магазине.
- Я догадался. В каком из трех?
Вопрос озадачил Стаса не на шутку.
- Сейчас…
Он повертел головой и заметил девушку в фирменной темно-зеленой футболке, указы-вающей на ее принадлежность к персоналу магазина. Симпатичная такая пигалица, про которую можно сказать – полтора метра, на коньках и в каске. На таких светловолосый, без малого двухметровый, поджарый, как и все скалолазы, Стас действовал как магнит на железо.
Двумя энергичными движениями, не отрываясь от телефона, он приказал девушке по-дойти и повернуться. Может кому-то это покажется удивительным, но пигалица безро-потно выполнила его пожелания.
- Мы в мерчен… мерчендайзере , - считал надпись на ее спине Стас.
Безудержный смех Игоря поверг его в смятение.
- Слушай, - обращаясь ко мне, растерянно произнес друг, - какого черта они вместо на-звания магазина на спинах фамилии пишут?
Но я уже стартовал. На ходу крикнул:
- По параллельному! – сопровождая восклицание энергичным жестом.
Там в конце длинного ряда прилавков, в широком перпендикулярном проходе, пару се-кунд назад прошла девушка, царевна-пантера, та, которая не давала мне покоя уже пятый день.
Стасу два раза повторять не надо, и не было оснований сомневаться в том, что он уже летел по соседнему ряду. Через три секунды, преодолев двадцать пять метров, чудом не покалечив разглядывающих прилавки покупателей, я тормозил на повороте прохода, как кот Том, лучший друг мышонка Джерри. Сначала показалось, что девушка опять исчезла, но, свернув в тот ряд, по которому бежал Стас, увидел, что он загораживает ей дорогу. Ну вот и все! Случайность? Повезло? Везет сильнейшему!
- Отбегалась, красавица!? – мои руки легли на ее плечи.
Девушка обернулась, и мне вдруг стало как-то неуютно. Да нет! Это была она! Или нет? Глаза! Светло-серые. И хотя не маленькие, но до тех… им еще расти!
- В чем дело?
В голосе неподдельное изумление. Я ошибся? Да, нет же! А глаза? Но может цветные линзы?
Пальцы отстучали номер Арбитра. Девушка начала заметно нервничать.
- Спокойно, - произнес ей в ухо Стас, - все в порядке, сейчас мой коллега уточнит кое-что у начальства, и мы вас отпустим. Если вы не при чем, разумеется.
В глазах девушки появился страх. Трудно сказать за кого она нас принимала. То ли за службу охраны магазина, то ли за сотрудников ФСБ.
- Я не при чем! Уверяю вас, совершенно не при чем!
Голос девушки заметно дрожал, и Стас с трудом сохранял серьезный вид – так ему хо-телось расхохотаться.
- Слушаю вас, Сергей Данилович! – голос Арбитра, как всегда, лучился доброжелатель-ностью.
- Скажите, Александрина может изменить цвет глаз?
Арбитр молчал, пауза затянулась.
- Алло!
- Да, я здесь, Сергей Данилович! Просто думаю. На ваш вопрос отвечу так, - нет. Во время игры она не может изменить цвет глаз.
Да я и сам уже понял, что ошибся. Но ответ вдруг породил еще один вопрос.
- А не во время игры? – мой голос акцентировал фразу.
- Конечно, разве вы не слышали о цветных контактных линзах?
- Господин Арбитр, - уже отвернувшись, я отходил от девушки, - мы говорим о глазах, а не о линзах.
Снова пауза.
- А вы отличный игрок. Давно мне не приходилось видеть таких. Да, может.
- Почему вы не рассказали мне об этом раньше?
- Вы забыли, Сергей Данилович, я ничего не рассказываю. Только отвечаю на вопросы.
Стас не терял времени даром.
- Видите, все в порядке, - успокаивал он девушку, - вы можете идти. Оставьте только ваш номер телефона. Позвоню, если понадобится уточнить что-нибудь.
- Конечно, конечно, - радостно-суетливо проговорила девушка, - записывайте…
Через полтора часа мы вылезли из машины Игоря.
- Да, Серега, совсем ты плох! Твоя красавица так крышу тебе сдвинула, что в каждой встречной ее видишь.
- Она похожа, очень похожа.
- Не в этом дело. Ты говорил, что она не может покидать Москву, а ловил ее за окруж-ной дорогой.
- Ты чего, сразу сообразил?
- Да.
- И молчал?
- Телефончик у девушки выманить нужно было. Ладно, приезжай завтра к нам в офис в два часа, сходим вместе пообедать.

* * *

Без пяти два длинный-предлинный эскалатор станции «Новослободская» тащил меня из подземелья на свежий воздух. Тесная улица, название которой чисто случайно совпадало с названием станции, встретила лучом солнечного света попавшего прямо в глаз. Пробил-ся ведь как-то между зданиями под козырек. Резко отвернувшись, сквозь черные круги, я увидел Александрину. Там, где бы никогда не догадался ее искать. Она смотрела с боль-шого рекламного плаката, нависшего над дорогой. Надпись могла показаться странной человеку случайному, но только не мне. «Ты на верном пути».
Арбитр отозвался сразу и, выслушав вопрос, засмеялся.
- На воду дуете? Боитесь опять обознаться?
- Господин Арбитр, я задал вопрос. Разве этим нарушил правила? – голос звучал холод-но.
- Ну не обижайтесь, Сергей Данилович. Да, на плакате Александрина, вы нашли одну из трех подсказок.
И тут в мозгу что-то щелкнуло. Вот он, институт. Десять минут пешком, и ехать можно по кольцу с пересадкой на «Парке культуры». А главное в нем учат, как учили таблицу умножения в советской школе, червячные, ременные, зубчатые, и еще какие-то неизвест-ные мне передачи.
Серый бетонный девятиэтажный корпус института не был лишен некоторой элегантно-сти, и, несмотря на тяжелый по определению материал, в его конструкции просматрива-лась устремленность в небо. Надпись над входом гласила «Московский государственный технологический университет СТАНКИН».
Резкий визг тормозов, противный и неожиданный, раздался с узенькой дороги, идущей вдоль института. И, конечно, голова невольно повернулась, но машины я уже не увидел, потому что метров с восьми, с противоположной стороны улицы смотрели огромные фиолетовые глаза.
Наверно, она тоже не видела меня, когда шла по тротуару, и повернула голову на скрип тормозов. Ну и реакция! Я еще стоял неподвижно, как бетонная урна, а моя царевна-пантера уже развила приличную скорость и не собиралась на этом успокаиваться. Девуш-ка оторвалась метров на тридцать, когда мои ноги отклеились и понесли голову еще не совсем отошедшую от неожиданной встречи.
Ноги у меня хороши. Стас, спортсмен от бога, из себя выворачивается, но проигрывает, что на «сотке», что на километре. Потому впечатляющий рывок Алексы не мог огорчить меня. Включенный форсаж, однако, не сильно помог сократить дистанцию, спина девуш-ки почти не приближалась. Мне пока приходилось любоваться ее великолепными длин-ными ногами, полностью открывающимися, когда короткая плиссированная юбочка взмывала вверх. Но здесь она допустила ошибку. Хотя понять можно, вряд ли кому удава-лось не отстать от нее на бегу. На повороте во двор, уже пробежав метров триста, Алек-сандрина притормозила и оглянулась, желая понять, далеко ли она оторвалась. Я предуга-дал такое развитие событий. За секунду до этого предпринял отчаянный бросок, выжимая из себя все, что есть.
Расстояние сократилось метров до пятнадцати, и здесь последовала вторая ошибка – Алекса выскочила на земляную дорожку, протоптанную на газоне, где мои кроссовки имели существенное преимущество перед ее босоножками. Когда мы снова вылетели на асфальт, разрыв был не более семи-восьми метров. И тут до меня дошло: она бежит в бо-соножках! Пусть не на высоких каблуках, но все равно сантиметров пять будут. Да она что, олимпийская чемпионка?! Ладно, догоню – обязательно спрошу.
Мы бежали дворами, постепенно углубляясь в жилой квартал. Я уже не пытался выиг-рать гонку одним рывком, потому что предыдущий подорвал мои силы, и теперь делал ставку на скоростную выносливость. В результате разрыв стал снова увеличиваться. Лад-но, посмотрим метров через пятьсот.
Смотреть было не на что. Накопившаяся усталость ослабляла мышцы, требующие от-дыха, комок подступал к горлу, легкие судорожными рывками засасывали воздух. Может именно в этот момент мне удалось понять, что больше всего хочется догнать Алексу со-всем не для того, чтобы получить какой-то приз, сам бы отдал все, что есть, только б она остановилась. Просто поговорить, как тогда на перроне «Фрунзенской», хоть пару минут. Просто посмотреть в глаза, даже дотрагиваться не буду, раз правила не велят, только бы посмотреть. Но обладательница этих сводивших меня с ума во сне и наяву глазищ мчалась со скоростью мало уступающей разогнавшейся электричке. Дистанция стала вновь поти-хоньку вырастать, разрыв составлял уже больше десяти метров, и никаких сил невозмож-но было найти в организме, чтобы хоть как-то держаться за царевной-пантерой.
Но упрямство мое основное качество. Сквозь подступающие темные круги я видел большое мокрое пятно на ее спине. И тогда решил, что буду бежать, пока не упаду. Толь-ко надеялся, что ей тоже приходится несладко.
Трудно сказать, кто бы упал раньше, но мне повезло. Свернув в очередную калитку, вдруг увидел, что Алекса, заскочившая в нее двумя секундами раньше, в ловушке. Пло-щадка между двумя домами была огорожена каменной стеной высотой до третьего этажа. С другой стороны тоже был забор, правда, не такой высокий, с калиткой, в которой, при-слонившись к кирпичной опоре, стоял я. Странное место, если учесть, что ни одно из окон не выходило на площадку.
Торопиться было некуда, а вот отдышаться хотелось смертельно. Знать бы, чем обер-нутся эти секунды. Алекса осмотрелась, но никакой паники не сквозило в ее движениях, Мало того, встретившись взглядом со мной, едва подававшим признаки жизни, она до-вольно обидно усмехнулась. Ну разве показав такой бег, я заслуживал только презритель-ного изгиба губ?
- Меня зовут Сергей, - задыхающийся голос еще и хрипел.
- Не грузи меня своими проблемами, - ее голос ничуть не лучше.
Но я не сильно огорчился. Это она с досады, проигрывать никто не любит.
- Сейчас буду целовать тебя. Победитель имеет на это право?
- Победитель имеет, ты – нет!
Алекса аккуратно, двумя пальцами, вытащила из нагрудного кармана блузки прозрач-ный фиолетовый платочек. Мне показалось, что она просто вытерла об него руки, а затем бросила. Легкий газовый кусочек ткани медленно падал, размер его стал явно меньше, чем был раньше. Девушка поочередно наступила на него каждой ногой, и совсем маленькая узкая фиолетовая полоска осталась лежать на асфальте.
Когда царевна-пантера повернулась к стене, усмешка тронула и мои губы. На этой от-штукатуренной вертикали Стасу делать нечего. Но она пошла! Рука нащупала что-то над головой и встала намертво. Затем нога в босоножке нашла опору там, где не держат ска-лолазные туфли. Тело рывком поднялось вверх, и вот уже другая нога уверенно стала на невидимую зацепку.
Несколько секунд я потерял, справляясь с удивлением. Потому прыжок не достиг цели. Александрина успела убрать пятку, в которую целилась моя рука.
На ощупь на штукатурке можно обнаружить некоторые бугорки, но держаться за них смогла бы только муха. Мне оставалось лишь смотреть. Ну куда можно смотреть стоя под стеной, по которой лезет девушка в короткой юбке? Любой мужчина меня поймет. А хан-жи не в счет.
Алекса исчезла. Взгляд наткнулся на маленький кусочек платка, лежащего на асфальте. Рука начала потихоньку зудеть, стоило только дотронуться до ткани, которая сразу испа-рялась. Я прикоснулся к стене и нагрузил руку. Она проскользнула около сантиметра и замерла. Подогнув колени, мне удалось узнать, что рука на стене в состоянии держать мой вес. И легко снимается, если пальцы двинуть чуть-чуть вверх.

* * *

- Поздравляю, ты нашел ее. Почти. Всего четыре варианта.
Проковырявшись минут десять, с пятой попытки, один раз свалившись с трехметровой высоты, чемпион Москвы по скалолазанию в классе «Трудность» Станислав Лебедев смог пройти стену.
- Думаю, этот маршрут под силу только четырем девчонкам. Две наши, москвички, а две из Екатеринбурга. Но…
Стас запнулся, пришедшая мысль остановила на секунду его речь.
- … они ведь сейчас все на чемпионате Европы.
- Ладно, Стас, не парься. Мне нужно было понять, что это действительно почти непро-ходимый маршрут для серьезных скалолазов, а не только для чайников. Поехали ко мне, поужинаем, раз уж обед не состоялся.
Говорить о фиолетовом платочке не счел нужным. Хватит того, что у меня голова идет кругом.
Ужин почти закончился, когда раздался звонок в дверь. Молодой человек в комбинезо-не без опознавательных знаков стоял на пороге. Не очень большая, но увесистая коробка перекочевала в мои руки. Посыльный откланялся без объяснений. Впрочем, они и не тре-бовались. А если что-нибудь еще и оставалось непонятным, то всегда можно уточнить у Арбитра.
В коробке оказался ноутбук в титановом корпусе, куча полезных мелочей, включая ВЕБ-камеры, четырехгигабайтные флешки и мышки, охлаждающие ладонь. Стоило это все примерно столько, сколько мне платили на работе за год.
Утром мы встретились около СТАНКИНА, Стас взял пару отгулов, чтобы помочь мне. Изучать расписания четырех факультетов оказалось занятием довольно муторным. Через три часа мы знали следующее. В июне в институте сессия, студенты ходят только на экза-мены и консультации. Практически на всех факультетах в ближайшие три-четыре дня, по-сле сдачи последнего экзамена, сессия заканчивалась.
При анализе мы пришли к следующему выводу. Вчера Александрина шла из института или с экзамена, или с консультации. Отбросили первый курс, те уже закончили сессию и ушли на практику. Учли тот факт, что девушка шла из старого корпуса, а не из нового, к которому направлялся я. У нас осталось двадцать одна группа. Шесть из них сдавали эк-замены завтра.
Еще два часа мы потратили на выбор позиции – где стоять, куда переходить, чтобы ус-петь увидеть всех сдающих во всех шести группах.

* * *

Она прошла в двадцати метрах, не заметив меня, стоящего в нише одного из закоулков коридора. Темно-каштановая грива на сей раз, была убрана в тугой узел на затылке, Лег-кая и гибкая, она шла танцующей походкой. Мне показалось, что Алекса все-таки держит-ся насторожено. А может, показалось? Во всяком случае, на этот раз она надела белые брючки и такие же белые кроссовки. Очень хотелось думать, что хоть таким образом проявила уважение к моим способностям в беге. Меня так и подмывало выпрыгнуть из убежища и, подкравшись сзади, схватить ее за плечи. Но это очень опасный маневр. Там, в конце коридора, где он поворачивал направо, на стене висело зеркало. Если увидит меня сейчас и сбежит, то просто не пойдет на экзамен, - пересдать можно и осенью. Где ее то-гда искать?
А она нахалка! Знала ведь, что я недалеко, что ищу ее уже здесь, в институте, и все рав-но пришла сдавать! Молодец, рисковая девчонка. До чего же она мне нравится! Или мо-жет, просто недооценила? Решила, что много чести из-за меня сессию на осень перено-сить?
Из укрытия я видел, как шедший навстречу Алексе парень остановился, и что-то стал рассказывать девушке. Помню его, проходил здесь пять минут назад. Нет, оценила! Раз-ведку организовала по всем правилам. Значит, просто рискнула. Выслушав парня, Алек-сандрина кивнула и пошла дальше, тот постоял еще немножко, внимательно оглядывая коридор, и поспешил вслед.
- Да? – голос Стаса прозвучал в моем сотовом.
- Она здесь. Подойди к точке три, посмотри, в какой аудитории собирается сдавать. Только осторожно, за ней идет парнишка, который, похоже, ее прикрывает.
- А я ее узнаю по твоему гениальному описанию? Похожа на ту девушку, что мы ловили в супермаркете, - передразнил друг.
- Узнаешь. Белая полупрозрачная блузка, черный бюстгальтер, размер груди такой, ко-торый ты никогда не пропускаешь. Белые брюки. Пояс под цвет глаз. Только осторожно, Стас. Она тебя видела тогда, в метро.
- Знаю, не беспокойся, - отключаясь, проговорил Стас.
Аудитория на четвертом этаже стала ловушкой для царевны-пантеры. Мы стояли неда-леко от двери, Стас даже иногда делал вид, что читает конспект, неизвестно откуда взяв-шийся в его руках. Изредка, по очереди, мы подходили и заглядывали в узенькую щель в двери, сквозь которую был виден стул перед преподавательницей. Время текло медленно-медленно, но это ничего не меняло. Стараясь выглядеть спокойным, я тем временем с ог-ромным трудом сдерживал стремящийся вырваться наружу восторг. Да, если кому угодно, стремящийся вырваться из самых фибр восторг! Вот сейчас, только ее поймаю, сразу же подарю телефон и ноутбук. Чтобы не думала, что я только из-за призов за ней по всей Мо-скве бегаю.
Стас, приблизившись, тихонько произнес:
- Она села отвечать.
Теперь уже нет смысла отходить от двери, и я стоял, вслушиваясь в то, что происходило в аудитории.
- Отлично, Соболина! Вы опять меня порадовали.
А что? Александрина Соболина, звучит! Ладно, девушка. Пора познакомиться поближе!
Дверь открылась. Сияющий, как начищенный чайник, я смотрел на замершую Алексу, а в голове вертелась только одна мысль – до чего же она красива! Тихонечко, шаг за шагом, девушка начала отходить, мягко ступая на ногах, готовых к прыжку. Настоящая пантера! Только куда тебе деваться, красавица, в этом узком проходе между столами? Всего не-сколько шагов оставалось до стены.
- Толик! – Александрина крикнула это, одновременно вскидывая руку с тремя подняты-ми пальцами.
Высокий парень, тот самый, что прикрывал Алексу в коридоре, и который не попал в поле моего зрения сейчас, резко поднялся из-за стола. Вложив весь вес в толчок, он от-пихнул меня так, что я завалился на книгу, лежащую на коленях у симпатичной брюнетки, списывающей напропалую и не обращающей ни малейшего внимания на происходящее вокруг.
Алекса мгновенно запрыгнула на стол, и за спиной парня, почти не касаясь столешниц, стремительно пролетела к выходу. Стоящий в дверях Стас засверкал ослепительной улыб-кой и, широко раскинув бесконечные руки, сделал два небольших шажочка навстречу. Парень застыл в напряженной стойке, готовый продолжать нашу схватку. Брюнетка ма-шинально пыталась стряхнуть меня, как муху, севшую к ней на книжку.
Грациозно, будто настоящая пантера, Александрина приземлилась перед Стасом и, не теряя темпа движения, одновременно с шагом вперед, вогнала кулак прямо в солнечное сплетение моему другу. Одна рука легла на затылок, помогая складываться пополам, дру-гая на спину Стаса. Легко, с места, как через гимнастического коня, девушка перепрыгну-ла через последнее препятствие и исчезла за дверью.

ГЛАВА 2. Игра не по-детски

Посыльным на этот раз оказалась девушка, тоже в комбинезоне без опознавательных надписей. Пакет выглядел несолидно, но мне было плевать, просто плевать. На девушку, на пакет, и, кажется, на весь мир. Царевна-пантера ушла, вырвавшись из тщательно под-готовленной западни. И исчезла.
Оклемавшийся после нокдауна Стас успокоил преподавательницу, требующую немед-ленных объяснений, сунув ей под нос красную книжечку с золотым тиснением.
- Вас вызовут повесткой и все объяснят!
Книжечка, кстати, была удостоверением об окончании трехдневных курсов по охране труда.
Определив меня на лавочку в коридоре, Стас отправился в деканат. Проторчал там до-вольно долго, но когда вышел, сразу рванул в сторону лестницы, бросив на ходу: «В тем-пе давай!». Уже в поезде метро рассказал, что выманил адрес студентки пятого курса Александрины Соболиной у секретарши деканата. Даже не сомневаюсь, адрес секретарши у него тоже в кармане лежит.
Многоэтажка на улице Двадцати шести Бакинских комиссаров ничем не отличалась от своих сестриц, расположенных рядом. На звонок в дверь никто не отозвался, что и не уди-вительно. Убедившись, что открывать никто не собирается, Стас позвонил в соседнюю квартиру. Некоторое время нас рассматривали в глазок, потом раздался женский голос, явно выражающий неудовольствие:
- Кто там!?
- Понимаете, - забормотал Стас, - нас декан к Соболиной послал. Она зачетку в инсти-туте забыла. Вы не знаете где она?
Сказанное показалось убедительным, и дверь открылась. На пороге стояла полная жен-щина средних лет, разумеется, в домашнем халате.
- А ее нет! Буквально несколько минут назад ушла. Ключ оставила цветы поливать. Сказала, что сессию сдала, а теперь в турпоход отправилась, по речке какой-то плавать. Недели через три вернется. Так что, если вам, ребята, нужно что-нибудь передать, – ос-тавляйте!
- Спасибо, но не можем. У нас с этим строго. Декан сказал или лично в руки, или назад принести, у него храниться будет до осени. До свидания!
- До свидания! – и дверь закрылась.
Теперь мы сидели у меня дома, молча пили пиво, и было плевать на девушку, принес-шую пакет, на сам пакет и на весь мир. Стас меня не торопил, понимал, что это пройдет, только не сразу. И прошло. Через час смог спросить:
- Стас, скажи, я полным дебилом выгляжу?
- Нет, - утешил друг, - что ты! Только наполовину. Слушай, давай пакет откроем, а то уже никаких сил нет невозмутимое спокойствие изображать.
- Открывай!
Пакет шлепнулся на руки Стаса, сразу зашуршавшего бумажной оберткой. Я не смот-рел. Не то, чтобы совсем неинтересно, а так, мысли другие в голове сидели. С Арбитром мы уже поговорили. Конечно, сами виноваты! А что еще он мог сказать? Вдвоем девчонку в аудитории с одним выходом поймать не смогли. Разумеется, она вправе переселиться к подругам, не выезжая из Москвы. Хотя, Арбитр подчеркнул это особо, по-прежнему ей предписано четырнадцать часов в день находиться в общественных местах. А за помощь со стороны молодого человека мне положен приз. Самого высокого уровня.
Уже под конец разговора я спросил:
- Господин Арбитр, а вы, как и раньше считаете, что мои шансы равны пятнадцати про-центам?
- Видите ли, Сергей Данилович, будь на вашем месте кто-нибудь другой, не сомнева-ясь, ответил - меньше. Но вы удивительно везучи. Просто удивительно! Потому любой прогноз будет неточным.
Стаса не было в комнате, как-то незаметно он вышел, что несколько удивило. На столе проснулся сотовый, напевая голосом Утесова: «Тюх-тюх-тюх-тюх, разгорелся мой утюг…». Определитель номера, разумеется, не ошибся, и я буркнул в трубку:
- Куда ты исчез, Стас?
- Спустись вниз!
- Куда «вниз»?
- Во двор, само собой! Поедем кататься, - и отключился быстрее, чем у меня созрел от-вет, аргументирующий желание сидеть на диване.
Двор встретил волной горячего послеполуденного воздуха и медленно падающим на асфальт тополиным пухом. Занимая половину площадки, на которой обычно размещались шесть машин, стоял черный джип, сверкая отполированным кузовом. На его фоне даже Стас показался уменьшившимся в размерах.
- Залезай, - сказал он, открывая пассажирскую дверь, а сам отправился в длительное пу-тешествие в обход капота к водительскому креслу. Я вошел в машину, закрыл дверь, взял с сидения пачку бумаг, а затем сел и углубился в чтение. Когда утомленный жарой и по-ходом вокруг капота Стас, наконец, забрался на водительское место, мне уже все стало ясно. Во-первых, машина застрахована на все случаи жизни, включая умышленное напа-дение стаи пингвинов. А во-вторых, это моя машина! По крайней мере, так следовало из записи в техпаспорте. Обнаружилось и несколько приятных мелочей – талон о прохожде-нии технического осмотра, сегодняшним числом, разумеется; пластиковая карточка с на-несенным названием хорошо известной в стране сети автозаправок. Увидев в правом нижнем углу число двести тысяч, сразу догадался, в чем дело. А кто бы ни догадался? В общем, бензином до конца года меня обеспечили.
Медленно, как океанский теплоход в небольшой гавани, джип барражировал по двору.
- Стас! Чего мы все круги нарезаем? Поехал бы на улицу!
- Ага! Два раза! Без прав и после литра пива.
- Да, пожалуй, не судьба даже разок по улице с шиком промчаться.
- Не понял! Ты за руль садиться будешь?
- Нет.
- Почему?
- К хорошему быстро привыкаешь, а отвыкать трудно.
Телефон привычно лег в ладонь. Я очень внимательно следил за тем, чтобы вздох не вырвался наружу.
- Господин Арбитр, какую информацию можно получить, вернув все призы?
Собеседник молчал. Обычно меня раздражала его манера неспешно размышлять во время разговора. Но, видимо, уже привык. Спокойно и терпеливо дожидался ответа.
- Видите ли, Сергей Данилович, вы понимаете, что после этого станет невозможно даже позвонить мне? Что это своеобразный ва-банк?
- Да.
- А вы понимаете, что можете это сделать и через две недели.
- Понимаю.
- То есть, простите, что переспрашиваю, вы официально отказываетесь от бесплатного двухнедельного пользования призами?
- Да, господин Арбитр.
- Вам так хочется поймать Алексу?
- Извините, господин Арбитр, у нас изменились правила? Теперь вы задаете вопросы?
- Нет, что вы!- мне показалось, что собеседник смутился. – Вы правы! Я несколько рас-терялся, очень необычная ситуация. Ваше заявление принято. Можете продолжать пить пиво. Девушка, которая привезла пакет с документами на машину, сказала, что у вас еще солидный запас.
Ничего не ответив, я вылез из машины. Стас последовал за мной. Ключи остались в замке, документы на сидении.
Двое юношей, все в тех же комбинезонах, пришли через полчаса. Они забрали телефон и ноутбук со всеми причиндалами. То, что они уедут на джипе, не вызывало сомнения. Взамен мне оставили обычный конверт без марки. Глядя на листок бумаги, я понял, что он того стоил. Три строчки сообщали время и место, где завтра Алекса должна будет встре-титься с Толиком, тем парнем, что помешал поймать ее в СТАНКИНе. Еще одна строчка говорила о том, что теперь у меня нет прав пользоваться еще чьей-либо помощью, кроме Стаса.

* * *

Это хорошо, что, несмотря на выпитое пиво, мы поехали через всю Москву на место встречи. Выходы на крышу шестнадцатиэтажки из всех девяти подъездов оказались от-крытыми. Само по себе это странно, но последнее время как-то реже стал удивляться. По-нял, почему Арбитр наложил ограничение: если бы мы сюда всех своих притащили, то шансов у Александрины не осталось. А это уже игрой назвать нельзя.
Утром, за час до времени встречи, мы все приготовили и расположились в двух точках, которые показались наиболее пригодными для очередной охоты. Последней. Впрочем, предыдущая тоже казалась последней, тогда не было ни малейшего сомнения, что мы поймаем Алексу, теперь же твердая уверенность, что если не поймаем, то уже не найдем до конца игры.
Это, наверное, странно, но казалось, что жизнь без нее теряет смысл. Как будто и не было двадцати пяти лет без этой красавицы! Сидя на крыше в тени какой-то бетонной надстройки, где не нужно ни перед кем прикидываться, я в полной мере осознал, что люб-лю ее. С того первого момента, когда увидел спускающейся по лестнице и бегущей к ва-гону метро. А на «Фрунзенской» уже был влюблен по уши, хотя и не отдавал отчет в этом. Может кто-то считает меня ненормальным? Плевать! Сейчас самое важное поймать Александрину. Поймать, чтобы положить у ее ног себя. И ждать с надеждой, что все это будет принято. Как там Пушкин писал: «Чем меньше женщину мы любим…»? Пусть! Про кого угодно, только не про меня. Любовь бывает разная – одни говорят, что настоящая только с первого взгляда, другие утверждают, что с первого взгляда можно лишь смазли-вую мордашку рассмотреть. Наверное, правы и те, и другие. Для каждого случая отдель-ное правило. Я тоже влюблялся не раз, и не раз видел, как влюбляются в меня. Но одно могу сказать точно – такого не случалось никогда.
Вдруг вспомнил о Стасе. Вот кому ни за что, ни про что достается! Он на эти отгулы, что на меня потратил, мог в Выборг съездить на Балтийский турнир, на естественном рельефе походить в парке Монрепо. У нас ведь через месяц чемпионат России. От спор-тивной формы лидера команды многое зависит. А я его по крышам таскаю.
Быстрый набор хорош тем, что надо ткнуть всего в две кнопки. Очень удобно, когда те-лефон закреплен на поясе.
- Да, - голос Стаса тихонько звучит в ушной гарнитуре, - слушаю.
- Я люблю ее…
- А-а-а…, - тянет он чуть иронично, - а я думал, хочешь конспект попросить. По деталям машин и механизмов.
Вот и проверили связь! Прав Арбитр, везуч! До безобразия. У кого еще есть такие дру-зья?
Вибросигнал телефона неожиданно защекотавший живот, чуть не заставил подпрыг-нуть.
- Здесь. И Толик этот здесь.
- Что делают?
- Пока идут навстречу друг другу. Он от пятого подъезда, она от третьего. Черт! Он ме-ня увидел!
Резко изменившееся дыхание подсказало, что Стас уже взял старт.
- Она идет к тебе! Пробуй!
Ноги вытолкнули меня из укрытия, но несущаяся во весь опор Алекса довольно далеко в стороне. Бросок рыбкой совсем чуть-чуть не достиг цели. Знать раньше, всю жизнь в во-ротах играл бы, а не в нападении. Стас перепрыгнул через меня, Толик оббежал по широ-кой дуге. Поднявшись на ноги и кинув взгляд в спину удаляющейся троице, я бросился к точке спуска. У нас остался последний, но основной козырь. Клубок закрепленной между четвертым и пятым подъездами веревки полетел вниз. Тормозное устройство на поясе по-слушно приняло спусковую нить. Прыжок через ограждение с одновременным поворотом лицом к стене получился безупречным.
- Восьмой подъезд, - хриплым, срывающимся голосом гремел в ухе Стас. Тяжело ему сейчас. Понятное дело, у Александрины не хватало времени дождаться, пока откроются дверцы лифта, даже если бы она и угадала на каком этаже тот стоит. Вот и неслись они вниз по лестнице, рискуя получить головокружение от постоянных поворотов в одну и ту же сторону.
- Понял!
Для того, чтобы долететь до земли, хватило семи прыжков по стене дома. Восьмой подъезд довольно далеко, но удалось поспеть вовремя. Слетевшая по лестнице Алекса сразу поняла, что выскочить в дверь не удастся. На площадке между первым и вторым этажами появился Стас. Какой молодец! Мгновенно оценив ситуацию, девушка скользну-ла к лифтам, шлепнула рукой по кнопке, но я рванулся вперед, и ей пришлось отскочить к квартирам. Скользнув за угол, Александрина на мгновение исчезла, но уже через секунду мне было видно ее растерянное лицо. Моя фиолетовоглазая красавица стояла в полутора метрах, прислонившись спиной к запертой железной двери, отделяющей квартиры от ле-стничной площадки. И опять, в который раз, мне пришлось восхититься ее удивительной нечеловеческой красотой, тщательно подобранным сочетанием лиловых и фиолетовых оттенков одежды. Хотя, что там было из одежды? Топик, шорты, да кроссовки.
- Сергей Данилович! – вживую этот голос довелось услышать впервые, но я сразу узнал его. – Стойте!
Все мы так устроены, что момент нашего торжества всегда хочется продлить. Больше не вижу причин, по которым моя рука, тянущаяся к плечу Алексы, остановилась.
- Это распоряжение Арбитра игры? – легкое ерничанье в голосе все-таки проскочило.
- Да. Мне необходимо довести до вас некоторую информацию. Александрина! Прика-зываю оставаться на месте. А вы, Сергей Данилович, можете повернуться. Она не убежит.
Обычный мужчина лет пятидесяти, слегка полноват, белая рубашка, светлые брюки. Больше внимания привлекала пара молодых людей. Лицо Толика выражало крайнюю сте-пень отчаяния. Стас держал его за плечо с решительным видом. Впрочем, юноша и не пы-тался вырваться.
- Сергей Данилович! Хочу напомнить один из наших разговоров. Как-то я говорил, что вы вправе узнать об игре все, совсем все, только когда победите или ваша победа станет неизбежной. Этот момент наступил, у Александрины исчерпаны защитные ресурсы. Если вы сейчас дотронетесь до нее, то получите статус победителя игры.
- А разве не в этом заключается смысл? Чтобы выявить победителя?
- Конечно. Но этот статус отменить нельзя. И разница заключается в том, что вы узнаете правила до того, как станете победителем, или после.
- Это принципиально?
- Ну, для кого как. Решать вам. Я только обязан предоставить вам выбор.
- А Алекса тем временем не сбежит?
Вновь повернувшись к девушке, попытался заглянуть в глаза. Не получилось. Она по-прежнему стояла, прислонившись спиной к двери, руки убраны за спину, подошва правой кроссовки упирается в дверь, выставляя вперед идеальной формы колено. А голова опу-щена, медная шапка волос закрывает пол-лица.
- Конечно, нет!
- Тогда давайте сначала правила.
- Отлично! Сделаем так. Александрина, ты придешь сюда ровно в два часа.
Увидев мой озабоченный взгляд и нахмуренные брови, он продолжил:
- Она придет, Сергей Данилович, не волнуйтесь! Вам же молодые люди, присутствовать не обязательно. А мы пока поговорим, Сергей Данилович, в каком-нибудь удобном месте.
Возражений не последовало.
- Беседку сними, - сказал Стас, имея в виду страховочную систему на поясе, - думаю, не пригодится больше.
Толик напряженно смотрел на Алексу, но та, казалось, застыла с опущенной головой. Тогда он повернулся и на слабогнущихся ногах пошел к двери подъезда.
- Пойду веревку сдерну! – Стас забрал систему и в три шага запрыгнул на первую пло-щадку лестницы.
- Лифт же есть! - мои слова, летящие вдогонку, не возымели успеха.
- Тренироваться надо после вчерашнего, - девчонку догнать не могу.
Мне оставалось только хмыкнуть.
- Позвони, - донеслось откуда-то с третьего этажа.
- Конечно!
Арбитр сделал приглашающий жест.
- Пойдемте, Сергей Данилович!
Уже на улице предложил:
- Посидим в кафе? Я знаю здесь одну тихую открытую веранду. К тому же вы, наверное, есть хотите. В засаде, небось, с самого утра?
- Что-то в этом роде. Не возражаю против кафе. У нас еще почти три часа.
- Вот и отлично. А вообще, я хотел сказать, что вы удачливы. Вы, наверное, заметили, что условия игры предусматривают некоторую скрытность самих правил. То есть, многое можно и узнать, но надо догадаться, что спросить. Так вот, вы получили первый бонус че-рез несколько минут после начала игры. Вы собрали все бонусы менее чем за две недели, вы вернули призы раньше, чем через два часа после получения последнего. Сами того не зная, смогли набрать столько баллов, что я вынужден был дать вам не только квартал, а конкретный дом. А вместо размазанной формулировки «в течение трех дней» указать дату и время. Вы необычайно везучий человек!


ГЛАВА 3. Игра для взрослых

- Вы необычайно везучий человек!
Слова Арбитра, сказанные больше месяца назад, прорвавшись сквозь страх, через чув-ство невосполнимой потери, через ужас произошедшего, всплыли в голове. А камни все летели и летели. Огромные плиты отрывались от невидимой стены где-то там наверху и, медленно переворачиваясь в воздухе, падали вниз. Со всего размаха многотонные грома-дины бились о гордо вскинувшуюся над ледовым кулуаром скалу, и, разлетаясь на сотни осколков величиной от ногтя до «чемодана» в человеческий рост, летели дальше. К нам. В ледовый кулуар, напоминающий поставленный почти вертикально бобслейный желоб стометровой ширины.
Камни, коснувшись льда, не встречали ни малейшего сопротивления и разгонялись, как в свободном полете. И казалось, что нет конца этому дождю из скальных обломков, кото-рый сыпался на нас со Стасом.
Вжавшись в лед, я понимал, что теперь уже без страховки, и что если камень собьет ме-ня, то пролечу метров тридцать. Но столько и не надо. Небольшой, ощетинившийся ост-рыми выступами скальный островок, торчащий изо льда, находился прямо подо мной. Он меня точно не пожалеет, если камень сразу не убьет. И мой крюк, грамотно закрученный тремя метрами ниже, ничем не поможет, потому что Стас уже не держит веревку, а без-вольно висит на другом, нижнем крюке. Веревка будет пролетать через карабины, ничуть не снижая скорости моего скольжения по жесткому полированному натечному льду.
Совсем маленький камешек ударил по связке карабинов на правом бедре, выбив высо-кий металлический звук и, жужжа как шмель, помчался дальше. Огромный «чемодан» тонн на пять, высекая брызги льда острыми углами, подпрыгивая, прокатился рядом. Еще один, раза в два меньше, ударил по скальному острову. Судя по траектории, он переско-чил через меня. Какая-то мелочь, по свисту напоминающая пули, промчалась над ухом: один осколочек по касательной задел каску, - пластик отозвался глуховатым грохотом; другой шлепнул по локтю, - рука разом потеряла чувствительность. Очередной «чемо-дан», четко выстукивая ритм, невидимый, потому что летел слева, а голова моя, прижатая щекой ко льду, была повернута вправо, прогрохотал так близко, что показалось, будто ме-ня обдало воздушной волной. Потом залп самых опасных, размером с ядро. Они обычно летят плотной кучей, но попадание хотя бы одного фатально. Снова мелочь, опять «чемо-даны», вновь «ядра», и кажется, что этому не будет конца. Мое тело вдавливалось в лед с такой силой, что за время камнепада должно было уйти на глубину в пять метров. Поче-му-то этого не случилось.
Камни еще не совсем отгрохотали, отдельная мелочь перестукивалась по кулуару, а Игорь уже двинулся к Стасу.
- Сережка! – закричал снизу Григорий, он же Грэг. – Ты как!?
Голос встревоженный, сипловато-застуженный.
- Нормально! Работаем! – слова глупы, если вдаваться в их смысл, глупы, как военные команды, но они отсекают все лишнее, направляя действия группы по единственно пра-вильному пути. Действительно, какой смысл говорить, что у меня дико ноет локоть, и, вполне возможно, в кости трещина? Что от этого изменится? Главное рука шевелится и, хотя и с трудом, делает необходимую работу.
Мы шли к Стасу, – Игорь снизу большими шагами, мощно вбивая кошки в жесткий лед, подтягивая сильное тело руками, перебирающими веревку, а я, спускаясь вниз, поочеред-но заколачивая клювики ледовых молотков и зубья кошек. Как учили, - так, чтобы в лю-бой момент на рельефе оставались три точки опоры. Грэг орал на маленький черный предмет в руке, пытаясь аварийно установить связь с лагерем.
Мы подошли к Стасу почти одновременно, хотя мой путь был вдвое короче. Игорь здо-ров, как брат Геракла. Такой же высокий, как Стас, только мощнее, тяжелее. Молча, в считанные секунды, мы изготовились к спуску. Я закрепился на крюке и выдавал веревку, которая шла к груди Игоря, а затем через дальнее плечо к Стасу, тряпичной куклой вися-щему за его спиной. Грэг молча смотрел из-под карниза. Может кто-нибудь думает, что легко молчать в такую минуту? Но любой совет, любая бесполезно высказанная эмоция отвлечет внимание, и Грэг, опыт которого в полтора раза больше нашего с Игорем вместе взятых, понимал, что лучше всего, после того, как он сообщил спасателям об аварии, про-сто молчать. Мы даже не знали, жив ли Стас. Не было времени понимать это, да, и к тому же от этого наши действия не менялись.
Через две минуты Грэг осторожно снял со спины у Игоря Стаса, тот отстегнул веревку, и я остался один. Совсем-совсем один. Так иногда случается, но редко. Даже когда мне приходилось вжиматься в лед под обстрелом камней и Игорь, и Григорий, рискуя остаться без головы, высовывали носы из-под карниза, связанные со мной незримыми нитями пе-реживаний. А сейчас им было не до меня, поскольку целиком и полностью они сконцен-трировалось на Стасе. А я оказался предоставленным самим себе. Абсолютно свободная личность, до которой никому нет дела! На несколько десятков секунд. Отвратительное чувство!
- Жив, но совсем плох! – без лишних комментариев произнес Грэг, увидев меня под карнизом, и сразу отвернулся к рации, - Вколол! Два кубика… Понял!
Это он с врачом альплагеря разговаривал.
- Серега! – Игорь лихорадочно вязал узлы на веревках, - давай вниз, готовь точку для меня и Стаса.
Лицо друга залито кровью, каска треснула, но мне нужно работать, а им должен зани-маться Грэг. Он врач, правда, терапевт, но все равно в тысячу раз лучше меня разбирается в медицине. И я летел вниз по веревке, хотя ничего и никогда в жизни мне больше не хо-телось, чем быть сейчас рядом со Стасом.
До низа стены двести метров и еще около километра по наклонному травянистому склону до площадки, где мог сесть вертолет. Под стеной нас встретили шестеро здоровых ребят и врач альплагеря, специалист по травмам. Дальше Стаса несли на носилках. Это были идеально организованные спасательные работы, ни до, ни после мне не приходилось видеть что-либо подобное. Но Стас умер. Прямо у вертолета. Ни Грэг, ни врач альплагеря, ни прилетевший доктор МЧС ничего поделать не смогли. Впрочем, сводный отряд врачей не остался без работы. Случившуюся у меня истерику они охарактеризовали, как крайне тяжелую. Напичканный транквилизаторами, я засыпал под стучащие в голове слова Ар-битра:
- Вы необычайно везучий человек!

* * *

- Здесь изумительно готовят шашлык, Сергей Данилович! Попробуйте, я настаиваю!
- Не откажусь, господин Арбитр!
- Стаканчик охлажденного красного вина? Или режим? – Арбитр учтиво улыбнулся.
- Стаканчик охлажденного красного, - и после паузы добавил, улыбаясь в ответ, - и ре-жим.
Действительно, с алкоголем пора заканчивать. Сегодня немного шампанского с Алек-сандриной, и баста! Завтра лишний кружок по тропинкам на Ленинских горах. Три недели до отъезда в горы осталось.
- С чего начать? – вопрос Арбитра прозвучал, естественно тогда, когда официант в ос-лепительно белой курточке ушел. Веранда и впрямь хороша. Тенистая, с маленькими то-чечками зайчиков от довольно высоко поднявшегося солнца. Когда деревья начинали шу-меть, над столами пролетал легкий ветерок. Кроме нас посетителей не было, и мне пока-залось, что именно это обстоятельство больше всего порадовало Арбитра.
- Кто вы? Только, пожалуйста, не надо ходить вокруг да около. Объясните, что это за игры с подарками в миллионы рублей? И с нереальными шансами на выигрыш. С более чем странными условиями.
- Мы? Да… умеете вы вопрос задать, Сергей Данилович! Как говорится не в бровь, а в глаз. Мы… мы - другие.
- Что значит «другие»? Мафиози? Развлекающиеся олигархи?
- Вы не поняли. И олигархи, и мафиози такие же, как и вы, а мы другие.
- Инопланетяне, что ли? – люблю пошутить в серьезный момент.
- Возможно, но если честно, то точно не знаю. Очень давно мы здесь живем.
Вот это хорошо. Так здорово, когда мои шутки поддерживают. А то и, правда, вначале слишком круто взял.
- А-а-а… ну теперь все ясно. А то Дарвин, понимаете ли, утверждал, что мы произошли от обезьяны.
- А вы и произошли от обезьяны.
- Только, что-то говорят, не вяжется его теория, не все там складно.
- Все складно, просто не вся теория опубликована, потому и есть нестыковки. Дарвин, он ведь тоже другим был. А мы решили не всю теорию озвучивать. Да, впрочем, какая там теория, - изложение исторических фактов, у которых изъяли главное звено. Вот и стало похоже на научное открытие.
Да, шутка затянулась. Он, конечно, молодец. Умеет поддержать разговор. Проглотив кусочек мяса, я взял ледяной стакан с вином и поднял взгляд. Арбитр смотрел на меня, не мигая. И вдруг его серые глаза стали меняться. Сначала потемнели, потом в них просту-пил фиолетовый оттенок и, наконец, они стали фиалкового цвета, точно такого же, как у Александрины.
- Мне понятны ваши сомнения, но надеюсь этого достаточно, чтобы убедить вас, Сергей Данилович.
- Так! – вино чуть не стало поперек горла. – Тогда давайте подробности.
Теперь уже не было никаких сомнений, что сейчас Арбитр ответит на многие мучившие меня вопросы. Все свяжется логически, но открывшаяся истина может оказаться далеко за кругом привычного понимания вещей.
- А вам это нужно? Вас ждет потрясающая девушка. Поверьте, она действительно вели-колепна, редко кому выпадает такая удача. А вы хотите разобраться в основах мирозда-ния.
Легкая улыбка скользнула по его губам.
- Раньше двух часов Алекса не появится, не так ли? Надо же как-то скоротать время. Почему бы ни начать от комля? Буду вам благодарен, господин Арбитр, если вы кратень-ко расскажете, как появилось человечество, и как отдельные его особи, в моем лице, нача-ли играть в странные игры. Есть у меня ощущение, что эти вещи связаны.
- Связаны. Хорошо, как будет угодно. Начнем, пожалуй, с того момента, когда авария на энергоустановке уничтожила девяносто пять процентов колонии, нашей колонии, единственной на планете. На этой планете. Было это несколько десятков тысяч лет назад. Я не могу говорить с уверенностью о том, как мы оказались здесь, с какими целями. Прак-тически вся информация пропала тогда во время аварии. Но есть предположение, что ко-лонисты собирались обосноваться здесь навсегда, обжить эту планету. Выжившие после взрыва лишились самого необходимого, но и это оказалось не фатальным. Приспособи-лись. Может, на первый взгляд это покажется странным, но цели моих предков после аварии остались прежними – обжить планету. Правда, условия выполнения задачи суще-ственно ухудшились.
Арбитр отрезал небольшой кусочек мяса, отправил его в рот. Поднес к губам стакан. Глядя на его лицо, вновь ставшие серыми глаза, я поймал себя на мысли, что верю всему, что говорит собеседник.
- Самое страшное обнаружилось чуть позже, когда более-менее наладили быт. Излуче-ние, пощадившее жизни пяти процентов колонистов, начисто лишило их способности к размножению.
Он снова сделал паузу. Отпил немного вина и продолжил.
- Среди выживших нашелся отличный ученый - биолог и генетик. Он предположил, что наше бесплодие только внутри вида. Его предложение давало ничтожные шансы на вы-живание расы в целом. Нашлись добровольцы, которые начали скрещиваться с обезьяна-ми. Вот так появились вы. Так что можете быть уверены, Сергей Данилович, Дарвин пол-ностью прав – вы произошли от обезьяны.
- Ну, а вы как выжили?
- Расплатились почти полной деградацией, но вариант нашли. В десяти процентах слу-чаев скрещивание нашей женщины и вашего мужчины давало другого. Несколько тысяче-летий целенаправленной работы, и теперь удается найти нужного кандидата в отцы с ве-роятностью в тридцать пять процентов.
- И игра способ отбора?
- Один из многих, но наиболее эффективный. Победителей так мало.
- То есть, мои дети будут не людьми, будут другими?
- Понятие человек пришло к вам от нас. Ваши с Александриной дети будут другими людьми! – Арбитр акцентировал последние слова.
- Вы говорили про тридцать пять процентов.
- Это в среднем. Поверьте мне, кое-что в отборах я понимаю. У вас вероятность девяно-сто девять процентов. Но не волнуйтесь за детей. Отличить нас от вас могут только наши специалисты. Если, конечно, цвет глаз демонстративно не менять.
Он замолчал. Я тоже не спешил высказаться, задумчиво разжевывая мясо. Мне необхо-димо было подумать. Над столом на пару минут повисла тишина.
- Нет, все-таки, не понимаю. За столько веков все много раз перемешалось. Вы уже ни-чем не должны отличаться от нас!
Вопрос не застал Арбитра врасплох.
- Вы правы, но мы принимаем специальные меры. Другие, они ведь не рождаются сразу другими. Просто у них минимальный набор обезьяньих генов. Поддающийся исправле-нию.
- Вот как!? У меня, значит, убить гены обезьяны нельзя?
- У вас нет! А вот у ваших детей, если их мать будет Александрина, скорее всего.
Честно готов признаться, обиделся тогда за обезьяну свою. Вроде как меня в приличный дом приглашают. Все на входе уличную обувь снимают, мне говорят: «Вы, уж, ладно, так проходите, не переобувайтесь! Мы же знаем, что ноги у вас к ботинкам приросли, проще отпилить, чем снять». А чего обижался-то? Если так оно и есть?
- Ладно, скажите тогда, пожалуйста, а зачем все это? Вести отчаянную борьбу за сохра-нение вида, вместо того, чтобы ассимилировать. Если я все верно понимаю, то вас немно-го, и планета принадлежит нам?
- Да, с вашими способностями к размножению мы понимали, что шансов на планету у нас нет.
- Так в чем же дело? Или ждете своего часа, чтобы потом освободить территорию от нас?
- Ну что вы такое говорите, Сергей Данилович! Вы же нам вроде как дети.
- Так в чем же дело?
- Нельзя нам. Если бы ассимилировали, стали бы такими, как вы. А значит, сейчас бы все вместе с копьями бегали. С каменными наконечниками.
- А вы не преувеличиваете? – обида снова шевельнулась в груди.
- Нет. Думаете, это вы придумали письменность? Египетские пирамиды? Сталь? Элек-тричество? Телевидение?
- Подумаешь, заслуга! Изобрели то, что давно знали, - обида уже шевелилась всерьез. Арбитр заметил это.
- Простите, Сергей Данилович! Обидеть вас не хотел. Что же касается изобретений, то вы не правы. Сможете рассчитать электроснабжение города? Станции? Высоковольтные линии? Разводку трасс? А ведь каждый день выключателем пользуетесь. Вот так и с нами случилось, - пришлось все заново изобретать.
- Ну, а мы что? Неужели ничем помочь не смогли?
- В основном, как грубая рабочая сила. Нет, конечно, случалось, помогали. Один Ломо-носов чего стоил! Но все равно, процентов десять-пятнадцать не больше ваш вклад.
- И это притом, что нас в миллионы раз больше?
Арбитр промолчал, делая очередной глоток вина.
- Так плохо? Все из-за нашей обезьяны?
- Возможно, и она приложилась. Но главное… вы, пожалуйста, не обижайтесь, не вас лично имею в виду,… дело в том, что вы очень любите превращать себя в быдло. Да еще гордясь этим! Выпивание двух бутылок водки за подвиг считаете. Звездами увешиваете или лидерами нации объявляете хитреньких серостей. В церквях толпами собираетесь, о подачках молите, как свиньи у кормушки.
Арбитр явно начал заводиться, и это было так необычно, так неожиданно. Видимо, больная тема. Стало даже немного неловко. Впрочем, он быстро успокоился.
- Ладно, господин Арбитр, расскажите, так вкратце, что у меня будет, после того, как я получу… как вы там говорили… статус победителя игры.
- Да, в общем-то, все. Отсутствие финансовых проблем, глупых скандалов в семье, любимая женщина всегда поймет вас…
- Простите, - эх, не хватает мне все-таки воспитанности, - даже когда приду под утро, пьяным в лоскуты?
- Поймет.
- Измазанный помадой с бюстгальтером, торчащим из кармана?
- Все равно поймет, - собеседник рассмеялся, - она умненькая. Как в анекдоте, чего-нибудь, да придумает.
- А ей-то это надо?
- Это ее судьба. В конце концов, сама все выбрала. Никто не заставлял менять соперни-ка по игре.
- Да, этот вопрос меня тоже интересует. Почему вдруг она решила поиграть со мной? Чем это я ей так понравился?
- Выходя из вагона метро, вы коснулись губами ее волос. Анализатор у нее всегда на руке - в кольце. Понадобилась секунда, чтобы определить ваш рейтинг.
Арбитр замолчал, и возникло ощущение, что он рассказывает все это с неохотой.
- И что?
- У вас отличный рейтинг. Редкий. Шансы на победу есть приличные.
- То есть, ей соперника серьезного захотелось?
Ну, чего это я пристал, как матрасник какой-то? Мне же тоже по сыпухам да снежникам бегать уже давно скучно. Вертикальные скальные стены с натечным льдом подавай. От-личная девчонка, обязательно покажу ей горы, - пусть посмотрит наши игры!
- Да. Победа над вами ей бы засчиталась за три.
- За три? А сколько ей нужно побед? И для чего?
- Нужно девять. Чтобы получить возможность самой решать, как жить.
- Почему такие странные правила?
- Честно говоря, и сам не знаю. Веками складывались. Ничего более эффективного пока нет. А нас ведь по-прежнему очень мало. Долг перед расой пока лежит на наших женщи-нах.
- Значит, девять побед в игре нужно для того, чтобы Александрина стала свободной? Это что, вроде как от армии откосить?
Арбитр громко рассмеялся.
- Отлично! Пожалуй, самая лучшая аналогия.
- А сколько игр уже выиграла Александрина?
- Четыре. Самое опасное время. Когда думаешь, что любой соперник тебе не ровня.
Шашлык мы уже доели, вино допили.
- Может повторить, - Арбитр кивнул на пустые тарелки.
- Нет, спасибо. Вполне сыт.
- Тогда предлагаю мороженое и кофе.
- Не откажусь. Пожалуй, это то, что надо.
Я взглянул на часы. Оставалось чуть больше часа.
- Мы успеем, - Арбитр перехватил мой взгляд, - я вам, в общем, все рассказал. Даже не-много лишнего брякнул. Если у вас еще есть вопросы – готов ответить.
- Есть. И даже несколько. Могу рассчитывать на абсолютно честные ответы?
- У вас есть повод сомневаться?
- Пока нет. Но я и не задавал таких вопросов. Кто такой Толик?
- Обычный гений. Будущее светило российской науки.
- Другой, разумеется?
- Конечно.
- Он любит Александрину?
- Безумно. И безнадежно. Но вы не должны беспокоиться, он никогда и ничем вам не помешает. Думаю, что вы уже поняли, что у нас сильно развито чувство долга. Можете уже забыть про него.
- Хорошо, забыл. Алекса сильно огорчена из-за того, что проиграла?
Вопрос прозвучал как ничем не выделяющийся в ряду других. Но ответ меня интересо-вал больше всего.
- Сильно. Она возомнила, что из нее получится звезда науки не меньшей величины, чем Склодовская-Кюри. С моей точки зрения такая самооценка сильно завышена. Хотя де-вушка не без способностей.
- А почему бы ей и не продолжить заниматься наукой, став мой женой?
Арбитр усмехнулся уголками губ.
- Нет, так нельзя. Ни дети, ни наука не прощают, когда им отдаются только наполовину.
Мороженое с каким-то сиропом и шоколадом приятно холодило рот. Я молчал, ковыря-ясь в креманке. Спрашивать уже больше не имело смысла. Арбитр все сказал. А что и не сказал – так ясно. Черт с ним, что меня рассматривают как племенного быка-производителя. В конце концов, это будут мои дети. И неважно кто они – лауреаты Нобе-левской премии или электромонтажники. Все равно любить буду. А вот с Алексой как быть? Понятно, что у меня будет идеальная жена. Хочешь с друзьями в три часа ночи за-валиться – никаких проблем. Бровью не поведет - встанет и закуску на стол поставит. А наутро ни попрека, ни хмурого взгляда. Ни скандалов, ни пилежки. Выучка у этих жен-щин такая. И ночи безумной страсти будут. А иногда и дни. Проблемы бытовые, финансо-вые даже не рассматриваются. Видимо, смогу позволить себе все, что захочу. А взамен от меня требуется самая малость. Незначительная мелочь. Смириться с тем, что не смогу сделать счастливым любимого человека. Потому, что она не любит меня. И потому, что каждый день будет делать добросовестно и безупречно нелюбимую работу.
Мне не семнадцать лет, когда не понимаешь, как тебя такого хорошего, готового на лю-бые жертвы можно отвергнуть. Точно знаю, что когда отвергают, надо уходить. И идти не оборачиваясь. Пока не окликнут, не побегут, не догонят. А если не догонят, то можно ус-покоить себя тем, что сделал все, что мог. Мне не семнадцать лет. Мне нужно не завое-вать Александрину. Мне нужно сделать ее счастливой.

* * *

Стасу позвонил из поезда, сказал, что уже еду в альплагерь, где стану усиленно трени-роваться, что через три недели, когда подъедет вся команда, буду в отличной форме.
- У тебя все в порядке?
- Да, - пауза перед ответом объяснила больше, чем сам ответ.
- Хорошо.
Стас ничего не добавил, не стал дальше расспрашивать. Друг. Если мне не хочется ни-чего говорить, то какой смысл спрашивать?
Допив изумительный кофе, там, на открытой веранде кафе, я спросил Арбитра, есть ли у него ручка и бумага.
- Ручка есть, - ответил он, приподнимая клапан нагрудного кармана рубашки, - а бума-га… Театральный билет подойдет?
- Вполне.
Все уложилось в две фразы: «Я только хочу сделать тебя счастливой! Ты не виновата, что для этого мне нужно уйти». Билет и ручку положил прямо перед Арбитром, пусть прочитает.
- Передайте, пожалуйста, это Алексе, - произнес, вставая, - простите, что не оправдал ваших надежд. Все-таки прямой потомок обезьяны.
Обернувшись на выходе с веранды, увидел, что Арбитр смотрит мне в спину.
Заместитель директора нашей фирмы в молодости активно занимался альпинизмом, чуть-чуть не дотянул до мастера спорта. Заявление на давно оговоренный очередной от-пуск и еще на три недели за свой счет подписал без лишних слов, как только я привел же-лезный аргумент – очень надо. Уже вечером поезд Москва-Нальчик вез меня, наспех соб-ранного, на Кавказ. Лучшей берлоги для зализывания душевных ран, чем горы, в природе не существует.
Аслан, начальник спасательного отряда альплагеря, встретил меня очень радушно. В прошлом году мы здорово помогли ему, когда в одной из групп на маршруте сорвался ли-дер. Двое суток вместе под дождем ковырялись на стене, но все закончилось хорошо для того парня. Такое не забывается. По крайней мере, за год.
- Рад видеть тебя, Сережа! Рад видеть! А почему ты один? Где ребята?
- Подъедут, Аслан! А мне пока потренироваться надо.
- Это хорошо. Ты, Сережа, пару дней побегай, в скальной лаборатории разомнись. А по-том команда из Пензы на гору пойдет. Поговорю, чтобы тебя взяли.
- Побегаю, разомнусь. Только с ребятами говорить не надо. Хочу один походить, - и, увидев, как вскинулись брови Аслана, добавил, - надо. Подстрахуешь?
- Конечно, подстрахую! Рацию возьмешь, сигнальные ракеты дам, на всякий случай. Только мне бы спокойнее было, если бы ты со Стасом ходил.
- И со Стасом пойду. Вот только он приедет. А пока один хотел бы.
- Ох, Сережа, кажется мне, что ты не только тренироваться приехал. Как будто сбежал от чего-то. Смотри, не натвори глупостей.
Неужели у меня на лице все написано?
- Не волнуйся, Аслан, не натворю.
- Ладно, иди, устраивайся.
Через две недели стало легче. А до этого, хоть караул кричи. Первую неделю только бе-гом и спасался. Алекса снилась каждую ночь. Утром восемь километров вверх по тропе, почти до ледника, в разряженном воздухе, с рвущимися на части легкими. Потом вниз, на скорость. Четыреста приседаний в день, как минимум. Три часа на скалах, до тех пор, по-ка уже пальцы держать переставали. И еще раз до ледника, после обеда. На девчонок во-обще не смотрел, хотя, конечно, заинтересованные взгляды замечал. Пару раз со мной пытались завязать знакомство в баре, где обычно перед сном выпивал стакан грейпфруто-вого сока. Но холодноватая отстраненная вежливость шокировала симпатичных альпини-сток, не привыкших к такому обращению. А мне было все равно. Я выходил из бара и на-правлялся в кровать, где, накрывшись спальным мешком, уходил до утра из этого мира, туда в шумную жаркую Москву, к Алексе.
Через неделю ушел наверх, на центральное плато. За шесть дней прошел три маршрута. В одиночку. Весьма неплохих даже для группы перворазрядников. Впрочем, я был не один. Александрина все время шла рядом. Теперь она присутствовала не только по ночам, но и днем. И внимательно слушала. А я рассказывал и рассказывал про ледники и скалы, про коварную мокрую траву, про вершины и долины. Про страховку и способы обработ-ки маршрута, про обвалы льда и удары молний. И только на несколько минут в сутки Алекса уходила - когда я разговаривал с Асланом по рации и когда смотрел на маршрут, тот, который мы пойдем с ребятами. В это время мастер спорта вытеснял во мне все. Ме-ханически отмечал, что начало предельно трудное. Двести метров гладкой, немного па-дающей на лезущего стены, нужно пройти быстро, если мы хотим к вечеру забраться на удобную полочку, где можно поставить палатку. Эта задача по зубам только Стасу. Даль-ше ледовый кулуар, который сначала сильно не понравился. Но шесть дней наблюдений убедили, что он довольно безопасен. Камни летят редко, да и то после обеда, когда воздух прогреется, и они начинают вытаивать. Если заночуем на полке, то проскочим кулуар с рассветом. Потом гребень, еще две стенки, мало уступающие началу маршрута, и длин-ный путь по некрутому снежному склону к вершине. Всего-то дел дня на три-четыре. И год подготовки.
А вот когда вернулся в альплагерь, то отпустило. То ли нужное время прошло, смазало, стерло остроту восприятия, то ли скорый приезд ребят разворачивал мысли. Один раз да-же улыбнулся симпатичной пигалице. Маленькой такой. Два ее ботинка внутри одного моего легко поместятся. А уж если свою каску на нее надену, то и плечи накроет. А, поди ты, туда же, - горы покорять. И Александрина уже не поджидала за каждой сосной, в сто-ловой, в комнате небольшого деревянного дома. Мне не в чем себя упрекнуть, я сделал все, что мог. Подарил ей утерянную мечту. И глупо ожидать, что она откажется от подар-ка и бросится на шею, млея от моего благородства. Я сделал все, что мог. Этого недоста-точно.

* * *

Она пришла на похороны Стаса. Может, кому-то подумалось, что Александрина? Нет, Карина. Та девчонка, которую мы так ловко поймали со Стасом в гипермаркете. Я почти не запомнил ее на кладбище. На поминках за столом она сидела посеревшая, осунувшаяся. Потом исчезла. Игорь незаметно вытащил меня из-за стола и провел в соседнюю комнату. В углу негромко вещал телевизор.
- Сейчас про нас будут…
Про нас, так про нас. Честно говоря, мне безразлично, что там будут говорить дилетан-ты, не отличающие ледоруб от ледокола, но почему-то думающие, что именно их мнение о горовосхождениях интересно стране. Но Игорь попросил посмотреть, и отказать никак нельзя. После моей истерики они с Грэгом намертво прикрыли меня от журналистов, хотя желающих взять интервью нашлось бы предостаточно.
На экране появился лощеный корреспондент, до одури популярный, специалист по всем вопросам сразу, по совместительству ходячий рупор гениальных идей правящей партии. Речь его не блистала оригинальностью, - обычный набор глупостей от подонка, не гну-шающегося делать рейтинг на человеческом горе. Но в концовке он явно превзошел кол-лег, когда сообщил, что настало время запретить альпинизм законодательно.
- … до коих пор, эти, так называемые экстремалы, безответственнейшие личности, бу-дут лазить, куда их никто не просит? Им на все плевать, на деньги налогоплательщиков, на свои жизни, на жизни спасателей, рискующих из-за них…
- Интересно, это чмо, - Игорь всегда в своем репертуаре, - представляет, откуда берутся спасатели?
Я пожал плечами. Что поделаешь, количество придурков на экранах телевизоров в эпо-ху демократии растет в геометрической прогрессии.
- Обезьяна!
Высокий девичий голос прозвучал за спиной. Карина стояла позади и, не мигая, смотре-ла на экран. Вдруг губы у нее задрожали. Резко развернувшись, девушка выскочила из комнаты.
Потом она исчезла. Никто не знал ни фамилии, ни номера телефона. Конечно, он навер-няка был записан у Стаса, но телефон его потерялся еще в альплагере. Да и не искали ее, если честно.
Через полгода мы встретились случайно. Под самый Новый год. Измученная оттепеля-ми Москва по вечерам превращалась в каток, который далеко не везде был посыпан пес-ком. Девушка, которую я обгонял на скользком тротуаре, где поверх льда тонкой пленкой лежала вода, поскользнулась. Моя рефлекторная попытка поймать ее, закончилась неуда-чей. Мы грохнулись вместе, можно сказать в обнимку. Через секунду огромная сосулька, с негромким щелчком оторвавшись от края крыши, ударила в метре перед нами. Как раз в том месте, где мы бы оказались, не поскользнись эта неуклюжая девчонка. Осколок раз-бил мои губы и нос. Кровь текла по подбородку, но я не замечал этого, потому что смот-рел в большие глаза Карины, которые непрерывно меняли цвет из-за мелькающих огней рекламы.
Еще через три месяца мы поженились. Весна в тот год пришла поздно. Но холод, дожди и ветер не смогли помешать свадьбе двух самых счастливых людей этой планеты. А летом Карина поехала с нами в альплагерь. Конечно, мы не ходили вместе, ей еще долго нужно учиться, но за первый сезон она не только выполнила норматив значка «Альпинист Рос-сии», но и закрыла третий разряд. Талантливая девчонка!
Александрина ушла из моей жизни тихо и незаметно. Ни боли, ни сожаления. Только воспоминания, которые уже совсем не тревожат душу. Но я благодарен ей и Арбитру. Обезьяны внутри нас, они ведь жутко опасны, если дать им волю. Спасибо, что предупре-дили.
Совсем нет времени, так много уходит его на то, чтобы сделать мою жену счастливой. Точно знаю, что пока я занят этим, моя обезьяна сидит в клетке под надежным замком. И не боюсь ее. Что может обезьяна против нашей любви?

ГЛАВА 4. Игра обезьяны

Чуть не проспал. Когда выскочил из комнаты, Данилка, уже одетый, несмотря на раннее воскресное утро, стоял в коридоре, а Карина рылась в сумочке разыскивая ключи от вход-ной двери.
- Сыночка! – хотя глаза еще слабо открывались, улыбка моя сверкала задором и радо-стью. – Как быстро ты собрался! Прямо как молния! Но сейчас я тебя догоню, и мы прие-дем в зоопарк к самому открытию.
Волшебное слово «зоопарк» сработало безотказно, внимание ребенка переключилось на меня полностью, сонный потерянный взгляд ожил и засветился. Зато другой взгляд из-под черного, низко повязанного платка, резанул откровенной злобой. Но Карина молчала. Ум-ная девочка, хорошо знает, что, если сейчас устроит скандал, то сын окажется еще дальше от нее. Против зоопарка не попрешь.
Данилку я никому не отдам – ни ей, ни ее попам. Впрочем, это одно и то же.
- А что ты ел на завтрак?
- А мы не ели, - мои худшие опасения начали сбываться, - мама сказала, что пойдем в «Макдоналдс».
- Даня, - в голосе зазвучало настоящее обращение «по-взрослому», - разве ты не знаешь, что завтракать в «Макдоналдсе» нельзя? Живот испортится и будет болеть каждый день.
Сын опустил голову. В свои восемь лет он очень «взрослый», ему стыдно. Но здесь главное не передавить.
- Давай сделаем так. Я сейчас быстренько приготовлю твой любимый омлет с сыром.
- На скорую руку?
- Да, сынуля, на скорую руку. И мы сразу отправимся в зоопарк. Ты мне поможешь?
- Да, папа.
- Тогда быстренько разувайся и беги на кухню. Достань сковороду.
Данилка стряхнул с ног сандалии и пулей улетел на кухню. Через несколько секунд там раздался страшный грохот. Сын выбирал сковородку. Разумеется, ту, что лежит с самого низа.
- Карина, мы же договаривались!
Она спрятала глаза. Но в опущенной голове не было покорности, уверена, что делала благое дело. Да, мы договаривались, но она искренне верила, что так будет лучше для Да-ниила.
Открыв входную дверь, жена молча вышла из квартиры, и сразу же из кухни появился сын.
- А мама с нами пойдет?
- Нет, сынок, мама уже ушла, у нее дела.
- В церковь?
Врать бесполезно, мой «взрослый» сын все понимает.
- Да.
- Бедная мама, - вздыхает Данилка с явно чужой, но очень знакомой интонацией. Это Валентина Михайловна, теща. Мой друг и надежный союзник. Если бы не она, то не знал бы, как жить дальше. Хотя, если честно, мне кажется, что для нее это оказалось даже бо-лее тяжелым ударом, чем для меня.
- Мама ладно! А ты куда собирался, мой юный друг?
- В «Макдональдс».
- А потом? В церковь?
- Нет. Я бы в церковь не пошел.
- Это как?
- Сказал бы, что у меня живот болит. Очень сильно болит, и мы бы пошли домой. И ма-ма тоже бы в церковь не пошла.
Так. Нас уже трое. Только вот что мы сможем сделать? Достаточно или нет?
- Хорошо, сын. Но так не получится. Мама быстро все твои хитрости раскусит.
- Ничего, мы с бабушкой еще придумаем.
Ах, вот в чем дело! А то обычно Данилу утром в воскресенье не поднимешь. Уж во вся-ком случае, без шума. А здесь, гляди-ка ты!
Вообще, я Валентине Михайловне жутко благодарен. Хотя сначала у нас не очень скла-дывались отношения. Альпинизм мой сильно не приветствовался. А когда и Карина в го-ры пошла, то до серьезных скандалов дело доходило. Но потом как-то терпимей теща ста-ла, смирилась, что ли. Хотя, конечно, про Стаса все она знала. А уж когда беда эта с доч-кой приключилась, то стали лучшими друзьями. Беда ведь у нас на двоих одна. Сразу и безоговорочно стала Валентина Михайловна на мою сторону. А уж помогала как! Пока меня нет, Данилку одного с Кариной не оставляла. Никогда. Из школы встречала, по по-ликлиникам водила, когда я на работе задерживался, ночевать у нас оставалась.
Карина поначалу спорить пыталась, но Валентина Михайловна - женщина дочку в оди-ночку поднявшая - проявила характер. Тогда и родилась формула: мы не трогаем тебя, ты не трогаешь Данилку. Шаткая такая, скорее продекларированная, чем незыблемая. Пото-му, что обе стороны в любой момент готовы были ее нарушить, если появлялась реальная возможность чего-либо добиться.

* * *

Все сложилось очень неудачно. Сразу после того, как мы отметили восьмое марта, я улетел в командировку в Сибирь. Еще через три дня Карина с воспалением легких попала в больницу. Хотел вернуться, но и жена, и Валентина Михайловна в один голос убедили меня, что все в порядке - болезнь протекает в обычном режиме, Данила полностью под присмотром бабушки, а вместе они каждый день ходят в больницу. Карина тоже говорила, что с ней все нормально, врачи хорошие и прерывать командировку нет никакого смысла - придется еще раз ехать. И, возможно, за свой счет. Деньги, конечно, ерунда, но до лета оставалось не так уж много времени, и нужно было сдать еще пять объектов. Без них об отпуске не могло быть и речи. Что же ребята скажут? Та же Карина? Она в прошлом году выполнила норматив кандидата в мастера, и ребята решили, что ее можно будет взять в Гималаи. Нормальная картина может получиться - Карина с Игорем и Грегом на западном ребре Макалу, а я в Великих Луках оборудование настраиваю.
Не поехал тогда, думал, что так лучше будет. Чего теперь-то голову пеплом посыпать? А с другой стороны, кого еще винить?
Приехал я через две недели перед самой выпиской жены. Когда из больницы забирал, притащил охапку роз. Каринка здоровая, веселая, будто и не болела. И невдомек мне то-гда было, что другая болезнь, куда более страшная, чем пневмония, уже сидит в ней.
Я вез ее домой в теплой машине, когда она вдруг сказала:
- Останови, пожалуйста!
Сам закутал ее в теплую куртку, молнию до подбородка застегнул. Мы шли к церкви, маленькой такой, коих превеликое множество расплодилось теперь по всей Москве.
Карина купила свечку, поставила ее у какой-то иконы и забормотала молитву. Я потря-сенно смотрел. В нос лез неприятный запах ладана, такой неуместный в нашей жизни.
Сначала казалось, что это блажь какая-то. Знаете, с женщинами это иногда случается. С мужчинами тоже, но намного реже. Ждал, что пройдет это скоро. Но однажды на сотовый позвонила Валентина Михайловна, что она делала до этого раза два за девять лет нашей совместной с ее дочерью жизни. Сказала, что хочет видеть меня у себя дома, нужно пого-ворить. Но, что больше всего удивило - попросила не говорить об этом Карине.
- Знаю я, Сережа, - заговорила теща, когда чай был разлит по чашкам, - что обижен ты на меня.
- Ну, что вы! Это сильно сказано. Просто у нас есть небольшое непонимание друг друга. Разные взгляды на альпинизм. Вы считаете это занятием идиотов. А я считаю его образом жизни. Идиотов. Чувствуете разницу?
Какой смысл менять стиль общения, если наши отношения находятся на прежнем уров-не? Но, кажется, я чего-то уже не понимал.
- Чувствую, - Валентина Михайловна вздохнула. Потом добавила:
- Ежик, ты все-таки, Сережа. И упрям, как танк. Но по-другому, видимо, не станешь звездой российского альпинизма? Претендентом на ледоруб из драгметалла?
Даже вздрогнул от этих слов. Откуда ей известно, что нашу команду номинировали на "Золотой ледоруб"? Хотя, впрочем, в новостях несколько раз упоминали. И что характер-но, носился с этим эпитетом рупор правящей партии, тот самый, что лет десять назад предлагал законодательно запретить альпинизм. Партия сменилась - флюгер повернулся.
- Да нет, Сережа! Не только в новостях дело,- проговорила теща, угадав мои мысли, - у меня все твои восхождения, что можно в интернете найти, в отдельную папочку сложены.
- Даже так? - сегодня точно день потрясений. Не знал еще, что главное впереди.
- Дурачок ты, Сережка! Просто я всегда боялась за тебя, за мужа моей Карины. Сама одна ребенка поднимала, вот и боюсь. А ты и ее в горы утащил. Теперь за обоих вас бо-юсь. Ты все поймешь, когда Данилка в горы пойдет. Только тебе будет намного хуже. Бо-яться станешь больше, чем я.
- Это почему же?
- Мне о горах только понаслышке известно. Ты же точно знаешь, сколько там возмож-ностей уйти за грань допустимого.
- И непредсказуемых случайностей, - невольно добавил я, все больше удивляясь такому поворота разговора.
- Ну этого и здесь хватает! Позавчера у нас на автобусную остановку "мерседес" влетел. Двое насмерть, шестеро в больнице.
Вот это да! Теща просто неузнаваема.
- Так что, Валентина Михайловна, вы не будете на этот раз отговаривать нас от поездки в горы? Где-то сдохло стадо волков!
- Не буду. Только она не поедет с вами.
- Почему? Я говорил с врачами. Рецидива пневмонии опасаться не следует, четырех ме-сяцев вполне достаточно, чтобы полностью восстановиться. Сейчас начнутся интенсив-ные тренировки - забудет, что в больнице лежала.
- Не в этом дело, Сережа. Не в этом дело.
- А в чем? - мне уже чудилась очередная коварная затея тещи.
- Ей батюшка не разрешил, - голос дрогнул, Валентина Михайловна отвернула голову, как мне показалось для того, чтобы скрыть слезу.
- Чего? Какой батюшка? Что еще за ерунда?
- Ее батюшка, вашего прихода. Сказал, что не следует такое долгое время находиться в стране иноверцев, где у нее будут проблемы с посещением православных храмов.
- Вы это серьезно?
- Я? Это она, Сережа! И более чем серьезно!
- Она ничего не говорила!
- Скажет еще.
И тут меня проняло. Как-то сразу дошел весь ужас ситуации. То, что казалось просто легким заскоком, вдруг повернулась всей жуткой неприглядностью. Карина может не пойти с нами на вершину!? Карина, которая стирает пальцы в кровь на скалодроме, кото-рая пробегает каждую неделю пятьдесят километров, которая четыре года мечтает по-пасть в нашу команду, вдруг откажется от восхождения, только потому, что кто-то ей не советует далеко отходить от православного храма?
- Мне нужно поговорить с ней.
- Поговори, я уже поговорила.
- И что?
- Слушать меня не хочет! Сережа, - в голосе тещи звучала горечь, - я ведь ее уговарива-ла не бросать альпинизм! Просила плюнуть и идти с вами на Макалу.
Кошмар!! С ума можно сойти - моя теща, злейший враг альпинизма, уговаривает дочь идти на восьмитысячник! Та самая, которая порвала билет на поезд, когда узнала, что Ка-рина собирается взойти на Курмычи, где тропа просматривается практически на всем маршруте. Все-таки, что-то я не понимаю!
- Дело не в отказе от восхождения. Уж прости меня, милый зять, без альпинизма можно прожить. А что будет с Данилкой?
Новый вопрос ударил словно хлыстом. Почему сам раньше не подумал об этом? Верно, Карина ведь и ребенка в церковь потащит.
- Валентина Михайловна, вы что-нибудь знаете?
- Да. В прошлые выходные, когда вы в Елец на скалы уезжали, она пыталась отвести Данилку в воскресную школу. Как сердце почувствовало – приехала с утра. До скандала дело дошло. Она потом два дня мои звонки сбрасывала.
В тот вечер мы прошагали навстречу друг другу намного больше, чем за предыдущие десять лет. Как же раньше не замечал, что Валентина Михайловна такая душевная, все понимающая женщина? Во главу угла был поставлен план, который не давал бы возмож-ность Карине таскать сына по церквям. Теща забирала ребенка из школы, но приводила его домой только вечером, когда я уже приходил с работы. По выходным мы следили в две пары глаз. А как только в конце мая занятия в школе закончились, Валентина Михай-ловна с Данилкой уехали на дачу.
В Непал Карина ехать отказалась. Мне было невыносимо стыдно перед ребятами, и пришлось наврать, что ее не отпускают врачи после недавней пневмонии. Ребята приняли новость невозмутимо, и могло показаться даже с пониманием. Хотя кому я уши тряпкой протирал? Грэг ведь врач.
Вернувшись домой, не узнал комнату, служившую гостиной. Иконы, лампады, свечи. Куда же теперь приглашать гостей? Бледная осунувшаяся Карина, готовая часами стоять на коленях, бормоча молитвы, производила гнетущее впечатление. Потухшие глаза, спря-танные под платок волосы, невзрачное платье – обычный ее вид. Красавица-ласточка пре-вратившаяся в серую мышь. И только по ночам Карина оставалась прежней. Впрочем, это неправда. Весь огонь, которым светилась моя жена до того, как с ней произошло это не-счастье, как бы ушел внутрь, оставив на поверхности только темный пепел. И выплески-вался этот огонь по ночам с такой силой, что мне иногда становилось страшно за мебель в нашей спальне. А по утрам ее словно подменяли – вновь потухший ускользающий взгляд, и отстраненность от окружающего мира. Иногда по утрам, до работы по часу стояла перед иконами, и казалось, что замаливает она ночные грехи.
Осенью, когда Данилка с Валентиной Михайловной вернулись из Крыма, где почти два месяца жили у родственников тещи, Карина решила, во что бы то ни стало, водить сына в воскресную школу. Наш дружный отпор остудил ее порыв, но приходилось быть посто-янно начеку, как сегодня.

* * *

Не помню кто, кажется Грэг, предложил мне «поиграть на поле жены». Это было в на-чале декабря, на дне рожденья у Игоря. К тому времени ребята уже не скрывали, что им известно о моем горе. Каринка, разумеется, не пошла со мной, сославшись на болезнь. Предложение понравилось, и после довольно долгого обсуждения, пришли к выводу, что мне нужно съездить с ней, по каким-нибудь святым местам. И постараться на примерах показать всю нелепость ее нынешнего существования.
Тридцатого декабря я вернулся домой в меру подпитый, как и положено возвращаться с корпоративных вечеринок. Несмотря на поздний вечер, все были в сборе – жена, сын и теща.
- Кариш! – мой голос светился энтузиазмом и энергией. – А давай съездим куда-нибудь!? Каникулы длинные, скучно все время за столом сидеть да в телевизор таращить-ся.
- Ура! - радостно закричал Данилка. – Поехали! На турбазу, да? На лыжах с горок ка-таться и в футбол играть?
Сын любит футбол – мои гены. Хотя Каринку тоже хлебом не корми, дай по мячу пнуть посильнее. Порой на тренировках так заводится, что и мне, и ребятам впору было наде-вать щитки. Заводилась. Теперь она на тренировки не ходит. За все время пришла один раз, не переодеваясь, посмотрела с полчаса и ушла.
- Я не поеду, - тихий голос жены звучал диссонансом на фоне радостных криков Дании-ла. Валентина Михайловна внимательно смотрела на меня, не понимая, куда я клоню, но готовая поддакнуть в любую минуту. Здорово, когда есть такая поддержка, только вот достаточно ли этого?
- Почему любимая? Разве ты бы не хотела побывать в Дмитриевском соборе во Влади-мире, Воскресенском храме Арзамаса, Дивеевском монастыре?
Карина смотрела удивленно и с некоторым недоверием. Но я был серьезен, абсолютно серьезен.
- А я? – голос сына дрожал, слезы обиды наворачивались на глаза.
- А ты будешь с бабушкой. Хочу напомнить тебе, молодой человек, что ты еще не по-бывал в военно-историческом музее и не был на Поклонной горе. Стыдно!
- И еще нам нужно будет съездить в Кубинку, в музей бронетанковых войск. Ты знаешь что это? – теща, как всегда, вовремя.
- Знаю, там танки.
- Там много настоящих танков…
- И еще, - мой последний аргумент мог впечатлить любого без исключения мужчину восьми лет, - собирался взять тебя на новогодний футбол. Но для этого мне нужно понять, что ты адекватный мальчик, которому достаточно раз сказать и не нужно повторять.
Кажется, я перебрал. Слово «адекватный» не должно озадачить сына, он с ним давно знаком, но вот вся витиеватость построенных фраз явно не для второклассника. Ошибся. Мой сын действительно взрослый не по годам.
- Хорошо, папа. Мне не нужно повторять. Мы с бабушкой сходим в музей и на Поклон-ную гору. И еще съездим в Кубинку. А ты, правда, возьмешь меня на футбол?
- Конечно. Я тоже адекватный мальчик и мне два раза повторять не надо.
Старый Новый год с моей точки зрения мы празднуем лучше, чем официальный. Ровно в десять вечера начинается матч между командой нашей секции и горными туристами Бауманского университета. Играем семь на семь, но число замен неограниченно, потому в каждой команде не менее двадцати человек. Одна женщина должна присутствовать на по-ле обязательно в любой момент матча, и потому ценность Каринки как игрока существен-но превосходила мою. Первый тайм заканчивался без десяти двенадцать, и в перерыве иг-роки успевали пропустить один-два бокала шампанского, роль которого часто исполняла алюминиевая кружка. Второй тайм начинался строго через десять минут после полуночи – кто не допил, тот опоздал. Матч заканчивался в два часа.
Новогодний футбол пользовался в нашем кругу необычайной популярностью, на матч собиралось по тридцать-сорок болельщиков от каждой команды, которых в отличие от приверженцев «Спартака» и «Зенита» не нужно разделять отрядом ОМОНа. Жены и под-руги игроков соревновались в кулинарном искусстве, притаскивая на матч кастрюли сала-тов и пирожков. На портативных газовых горелках готовили глинтвейн. Торты только до-машней выпечки. Частенько, в честь особо красивого гола, в небо взмывали фейерверки. После двух часов переодевшиеся игроки присоединялись к болельщикам, и веселье про-должалось до открытия метро. Кстати, Игорь именно здесь семь лет назад познакомился со своей женой, тогда еще студенткой «Бауманки».
Обычно после двух часов семьи, которые с детьми, уезжали на такси. Придется и мне в этот раз. Ничего страшного. Прошлый год все равно уже не вернуть.
Тогда мы готовились к встрече не жалея времени. Два предыдущих матча закончились не в нашу пользу, причем в последнем счет можно было назвать неприличным. И пред-принятые усилия принесли плоды – к последней минуте мы не проигрывали – 38:38, хотя с трудом отбивались от стремящихся нас дожать «бауманцев». Кто-то из игроков обороны перехватил мяч, и послал его вперед. Саша Малышев, мощный защитник соперников, от-теснил меня в сторону от ворот и в жесткой силовой борьбе одержал верх. Уже падая, я умудрился протолкнуть мяч мимо закрывшего ближний угол вратаря, туда к дальней штанге, куда летела набравшая скорость Каринка. Ее «опекунша», понимая всю фаталь-ность разворачивающейся ситуации, зацепила мою реактивную жену за лодыжку. Удале-ние – да! Но матч почти закончен. Пенальти – да! Но у нас их забивают меньше половины, ворота невелики. Хотя вряд ли она об этом думала, просто азарт борьбы. Однако события пошли по другому сценарию. Распластанная на скользком утоптанном снегу Каринка со-вершила какое-то невероятное движение и мощным махом ноги достала уже практически прокатившийся мимо мяч. Тот треснул по штанге, отскочил в лицо и медленно закатился в пустые ворота.
Я нес жену на руках к центру поля и целовал ее разбитые, пока еще не чувствующие бо-ли губы, а вокруг бесновалась вся команда. Вряд ли игроки сборной России будут так ра-доваться, если им посчастливится когда-нибудь выиграть чемпионат мира. И уж точно со-перники не будут скандировать им: «Мо-лод-цы!», как это сделали «бауманцы». А я смот-рел в искрящиеся, отражающие фонари освещения глаза Карины и понимал, что такое держать в руках свое счастье.

ГЛАВА 5. Игра по поддельным правилам

Во Владимир мы приехали к обеду. Несмотря на желание Карины отправиться сразу в собор, я заставил ее сначала поесть в кафе, а потом затащил в Золотые ворота. Экспозиция небольшая, но весьма милая. А у скафандра Валерия Кубасова так вообще минут пять простоял.
Потом пошли в Дмитриевский собор. Пришли минут за тридцать до начала службы, чтобы спокойно осмотреться. Дата строительства впечатлила, самый конец двенадцатого века. Но я, что-то подобное уже видел. В Смоленске, когда был там в командировке. Толь-ко тот в двадцать первом построен. Больше восьмисот лет разницы, а, если выкрасить одинаково, то спросонья перепутать можно. Строгая канонизация. Типовые серийные за-стройки. В Новых Черемушках к концу семидесятых разнообразия в архитектуре поболь-ше было.
На фрески Андрея Рублева смотрел уже с некоторым разочарованием. В голове носи-лись все те же мысли. Представляете, что бы смог нарисовать Рублев, если бы не зажима-ли его безжалостные клещи канонизации? А скольким еще творцам обрубили крылья? Да что там крылья, головы тоже рубили.
Служба не впечатлила. Игорь бы сказал: «Не торкнуло!». Аляповатая безвкусица кра-сок, да заунывность звукового сопровождения. Небольшое оживление внес появившийся архиепископ Владимирский и Суздальский. К нему выстроилась небольшая очередь мест-ных служителей. Целовать руку. Честное слово, взрослые мужики же! Некоторым давно уже за пенсионный возраст перевалило. На секунду представил Игоря рядом. Прямо уви-дел его задумчивый, полный напускной серьезности взгляд. «Скажи мне, Серега, если ар-хиепископу положено руку целовать, то, что нужно целовать патриарху?»
Народу в соборе немного собралось, что меня очень удивило, - человек тридцать, не бо-лее. Причем половина явно праздношатающиеся туристы. Не все так плохо на Руси.
Вечером в гостинице, выйдя из душа, завернутая в полотенце жена села ко мне на кро-вать. Ее печальные светло-серые глаза смотрели с затаенной болью.
- Сережа! Почему ты не даешь спасти нашего сына?
И заплакала, уткнувшись в мою грудь.
Я лежал на спине, молча гладя ее мокрые волосы. Всхлипывающая Карина постепенно затихла и уснула. Тяжелый день сегодня, намаялась. Мне удалось подняться, не разбудив ее. Потом аккуратно взял на руки, жена что-то сонно пробормотала, обхватив рукой мою шею. Я медленно ходил по номеру, освещенному настольной лампой у изголовья крова-тей, боясь споткнуться об упавшее на пол полотенце. Карина тихонько посапывала возле левого уха, а ко мне приходило ясное понимание, что нести в руках горе намного труднее, чем счастье. Надолго ли хватит сил?
Глубокой ночью или скорее уже под самое утро Карина залезла ко мне под одеяло. Это была совсем другая женщина. Нежная, страстная, сводящая с ума. Трепетно любящая и понимающая, что безумно любима. Моя и только моя. До самого утра.
Морозы, набросившиеся на Нижегородскую и Владимирскую области, раскрасили пу-тешествие необычайными красками. Ослепительное солнце, белоснежный искрящийся снег, светло-голубое бездонное небо днем и ярко-звездное по ночам, нарядные, словно не-весты на выданье, разрисованные изморозью деревья. После Москвы с ее, вечно покры-тым серыми облаками зимним небом, нам казалось, что попали в сказку. Если бы еще день не проскакивал так быстро, да машина по утрам легче заводилась!
В Городец съездить советовал Грэг, побывавший там летом. Чтобы обязательно зайти в музей самоваров. От Нижнего Новгорода совсем недалеко, и мы приехали в этот малень-кий городок после обеда. Короткий день уже катился к закату, и низкое солнце так краси-во светило сквозь туман, поднимающийся от незамерзающей даже в тридцатиградусный мороз Волги из-за близости гидроэлектростанции. Широкое желтое зарево с ярким дис-ком. Уютно расположившийся на высоком крутом берегу Городец произвел неизгладимое впечатление. Мой фотоаппарат щелкал непрерывно, лишь изредка забираясь за пазуху, чтобы батарея разряжалась помедленнее. Деревянные дома, среди которых редкие двух-этажки казались высотками, стояли вдоль Волги удивительно непохожие друг на друга, своеобразные, каждый со своей индивидуальностью. Резные наличники и украшения фронтонов, со вкусом подобранные краски, оригинальные ворота и двери говорили о том, что все здесь построено серьезными мастерами. А кованые украшения труб, - это что-то совершенно фантастическое! Я таких даже на картинках не видел.
Мы побывали в музее самоваров, потом прошли примерно с километр, отойдя от берега и погрузившись вглубь недлинных улиц. И здесь я начал догадываться, чем этот обычный городок российской глубинки начала двадцать первого века так отличается от многих своих собратьев. Почему он так оригинален и красив. И фотоаппарат защелкал еще чаще, стараясь снять абсолютно все. Надеюсь, мне сильно пригодятся эти кадры.
Попавшийся по дороге магазин-выставка народных промыслов подтвердил догадку. Мы покупали шкатулки, солонки, разделочные доски и прочую утварь, украшенную городец-кой росписью. Я старался быть очень внимательным. Храм все-таки нашелся на одной из досок. На заднем плане, а в передней части картины во всю гуляла масленица. В этом чу-до-городке творили свободные мастера, не ограниченные каноническими рамками.
- Тебе понравился Городец? – спросил Карину, пристально вглядываясь в бегущую под колеса темную дорогу. Удобно устроившаяся на сидении жена радостно ответила:
- Замечательный городок! Самый красивый из всех, что нам попадались.
Это здорово, милая, что тебе так показалось. Надеюсь, он не станет хуже, если я когда-нибудь скажу, что он так красив потому, что во время прогулки нам попался только один крест – на щите Александра Невского. Оспорить это будет трудно. В карте памяти хра-нится без малого полсотни фотографий.

* * *

Троицкий собор дивеевского монастыря, разумеется, воплощал канонический стиль. Стандартная салатная раскраска, очень похожая на ту, что выкрашены теперь станцион-ные строения Московской железной дороги. А вот канавка порадовала от души. Оказы-вается «царица небесная» (этот термин мне знаком от прабабушки) спустилась здесь на грешную землю и прошлась ножками. По этому поводу монахини три года зимой и летом копали канавку. Бедные женщины! Или монахини таковыми не считаются?
Дорожка вдоль канавки, что-то вроде пешеходной эстакады, культурненько так сделана, перильца удобные. На входе красавица моя любимая увидела надпись, что по дороге надо какую-то молитву прочитать, ни много, ни мало, а сто пятьдесят раз. Представляете кар-тину? Минус двадцать семь градусов, ветерок неслабо так потягивает. Карина в своей наимоднейшей шубейке, что на меху из дуба, медленно, почти стоя на месте, идет вдоль перил. Варежки сняты, пальцы загибает, чтобы не сбиться, синие губы молитву повторя-ют. На призывы идти быстрее, а если в норматив по числу молитв не уложимся, то еще пару штрафных кругов нарезать, не реагирует. Где-то к середине пути чувствую – загнет-ся сейчас мой партнер по связке. Натянул ей на ладони варежки, заявив, что сам буду счи-тать, пуховку на груди расстегнул, охватил руками сзади, к спине прижался, и пошли мы дальше. Каринка молитвы бормочет, а я считаю. Правда, слова мне неизвестны, где одна заканчивается, а где следующая начинается, не знаю.
Когда добрались до конца эстакады, у меня получилось ровно сто пятьдесят повторов. Карина не спорила. Так окоченела, что просто не могла. К счастью около конца канавки стояло маленькое кафе с надписью «Монастырская трапеза». Горячий, почти кипящий чай, в который я налил немного коньяку из стратегического карманного запаса, начинал приводить жену в чувство. Буфетчица с сожалением смотрела на Карину.
- Много сегодня таких, как мы?
- Хватает…
После первого стакана жену начал бить озноб. Уже хорошо. Шубейку с Каринки, как только вошли, я снял, чтобы тепло быстрее до тела добралось. Сейчас она у батареи на-грелась и очень кстати вновь улеглась на плечах жены. Свою пуховку сверху накинул.
- Еще стаканчик, - попросил буфетчицу.
- Я не буду, - попыталась отказаться жена.
- А вас не спрашивают, спасаемый!
Любимая фраза в нашей компании. Полтора года прошло, а фраза осталась. Так часто бывает в тесных коллективах. Фразы приживаются, потому что их рождение связано с ка-кими-то ситуациями. Сами по себе они порой непонятны, но для людей посвященных на-полнены особым смыслом. Хорошо помню, как родилась эта. Мы как раз слезли с Уллу-тау. Каринкина группа тоже в лагере оказалась, что, в общем-то, огромная редкость. Бы-вало, что мы месяц не встречались, хотя в одном лагере базировались. Полдня дурака про-валяли, малиной да смородиной объедаясь. А после обеда подъехали ребята из МЧС. Бе-да, говорят, у нас. Нет, не подумайте чего, все в порядке. Студентка у них на практике из Питера, четвертый курс. Травматолог. Требует, что ее на спасательные работы взяли. Ре-бята бы и рады, да уже две недели, с самого ее приезда, во всем районе тишь, да гладь. Хоть ты тресни, никто биться не желает. Даже маломальского вывиха, и того нет. А это рыжее веснушчатое чудо с характером тринитротолуола, не верит спасателям. Говорит, что они специально от нее все несчастные случаи скрывают, чтобы не брать неопытного врача в горы.
- Так ты чего, Андрюша, - ласково спросил спасателя Игорь, вглядываясь в рыжую коп-ну за передним стеклом УАЗика, - приехал сюда несчастный случай организовать?
- Ну, в общем, да! Сказал ей, что кто-то у вас в лагере на тренировке ушибся. Нужна медицинская помощь. Выручайте, ребята!
Андрюшка хороший парень, не помочь ему – себя не уважать.
- Хорошо, - сказал Грэг, - заодно и Каринку потренируем. Если не возражаешь, краса-вица.
- С вами, маэстро, готова тренироваться даже вместо восхождений.
- Только, чур, я буду пострадавшим! – встрял Игорь, не подозревающий, что ему угото-вила судьба.
Пока Андрей с товарищем водил практикантку по лагерю, мы, прихватив снаряжение, умчались к тренировочной скале. Потом они повели ее по лесу кружным путем, чтобы выиграть время. Когда, наконец, продрались через кусты и вылезли на поляну под скалой, мы успели подготовиться. Андрюшка переговаривался с Грэгом по рации, хотя, если вы-сунуть голову за перегиб, то можно было общаться, не напрягая голос.
Андрей запросил состояние транспортируемого и получил взволнованный ответ:
- Сильно ушибся, требуется срочно врач.
Спасатель тут же заверил, что профессиональный врач из самого Санкт-Петербурга уже прибыл и ожидает пострадавшего у подножья скалы.
- Асенька, - негромко говорил он с самым серьезным видом, - ты уж не подведи меня. Сделай все в лучшем виде.
Девушка заметно волновалась, покусывая губы. Рыжие волосы, торчащие из-под синей каски, которую нахлобучил на нее товарищ Андрея, могли заставить ржать царевну Не-смеяну. И тут появились мы. Точнее, я, стоящий на ногах, и Игорь, намертво привязанный к носилкам. Мы висели на веревках, которыми управляла Карина, Грэг страховал наш спуск к ногам докторицы, Игорь изображал слегка отошедшего от суетного бытия джент-льмена, задумчиво глядя в голубое небо. Медленно и степенно, под команды «выдай», «жестче», «страховку свободней», носилки приземлились на траву, и здесь я заметил шприц в руке практикантки.
Ситуация, и до того нетривиальная, сразу раскрасилась новыми оттенками. Сказать, что Игорь относится к уколам, как большинство женщин к мышам, - это понапрасну потра-тить слова.
- Это что, доктор? – тихонечко, стараясь не привлечь лишнего внимания, спросил я.
- Это от болевого шока!
Взгляд говорил, что ей непонятно, как нас можно вообще выпускать куда-нибудь выше детской горки во дворе, раз мы не знаем таких элементарных вещей.
- Да, да, кончено!
Моя веселая суетливость понятна, - такие развлечения далеко не каждый день. Игорь, выходя из нирваны, скосил недоуменно-заинтересованный взгляд в сторону синей каски. Но поздно. Подхватив носилки, дно которых, как обычно, было сделано из веревочных петель, я поставил их на бок, предоставив игоревой спасительнице широкое поле деятель-ности.
- Так удобно, доктор?
Девушка заинтересовано смотрела на спину Игоря. Видимо, у них в институте не изуча-ли подобную конструкцию, и, открывшаяся перспектива вести лечебный процесс с обеих сторон носилок, в сочетании с жесткой фиксацией пациента, явно тянула на большее, чем отчет о практике. Глава диплома, а то и диссертации.
- Может лучше клизму? – раздался сверху голос.
Карина и Грэг, вывесившись из-за перегиба на самостраховках, внимательно наблюдали за лечебным процессом. При этом, правда, плечи жены вздрагивали от сдерживаемого смеха. Докторица, бросив презрительный взгляд на насмешников, ничего не ответила. По-дойдя вплотную к носилкам, она приказала строгим голосом:
- Заголите ему ягодицу!
Разумеется, указание было мгновенно выполнено, мне в таких случаях два раза повто-рять не надо. Истинное положение дел всей своей неприглядностью неожиданно дошло до Игоря. Надо отдать должное, в критической ситуации он не смирился с судьбой, и, как на-стоящий мужчина, защищался до конца.
Страшным командным голосом, от которого любой генерал вытянулся бы по стойке смирно, он заорал:
- Отставить! Прекратить немедленно!
Я бы тоже бросил руки по швам, но не был уверен, что носилки сами смогут стоять на ребре. Однако на наше веснушчатое чудо эта громоподобная команда не произвела ника-кого впечатления. Тоном, не допускающим возражения, практикантка произнесла:
- А вас не спрашивают, спасаемый!
И, шагнув вперед, вогнала шприц.
Андрея спасло только то, что он догадался уехать раньше, чем мы отвязали Игоря. А фраза осталась. И как выяснилось, диапазон ее применения необычайно широк.

* * *

После второго стакана усиленного коньяком чая Каринка начала отходить. Щеки поро-зовели, стало жарко. Это хорошо, не хватало еще раз воспаление легких схлопотать. Но, кажется, обошлось. Впредь, конечно, нужно быть осторожнее.
Сам я тоже приложился к волшебному напитку в гомеопатической дозе и чувствовал себя превосходно. Теперь мы передвигались по монастырю короткими перебежками, ста-раясь не задерживаться долго на холоде.
В соборе Карину поджидал страшный удар. Явно не ее день. У входа слева стояли ка-бинки, напоминающие театральные кассы, около которых толпился народ. Как я понял, посетители писали записки с именами близких умерших. И вместе с денежными знаками отдавали их в окошко. За это особы, приближенные к богу, должны были порадеть за тех, чьи имена вносились в записки.
С краю, рядом с тарифом на услугу, висела инструкция. «Записки с неправославными именами Алина, Алиса, Альберт, Анжела, Арчил, Ася, Диана, Жанна, Изабелла, Инга, Карина, Майя, Младена, Нелли, Олеся, Роза, Руслан, Станислав, Эльвира, Эльза, Яна и другие, не включенные в святцы, не принимаются. Нельзя писать в записках некрещеных, иноверцев, самоубийц».
Супруга стояла, остолбенев. Это продолжалось пару минут. Я молчал, считая, что луч-ше всего этот факт Карине осмыслить самой. Не нужна она богу! Может, теперь что-нибудь изменится? Как же!
Выйдя из ступора, Карина остановила местного служащего. Симпатичный парень лет тридцати. Штаны тренировочные, серый свитер с бейджиком.
- А что мне делать? – спросила жена, показывая рукой в сторону инструкции. – Меня зовут Карина.
- Пред богом можно предстать, взяв православное имя, сестра.
Мне оставалось только молчать. Неужели будет менять имя? То самое, которое дал ей так рано погибший отец. То, которое я кричал нараспев в день свадьбы, кружась с ней на руках на смотровой площадке Воробьевых гор. То, благодаря которому у Данилки не бы-ло никаких проблем с буквой «р». Он ведь «Кари» начал выговаривать раньше, чем «ма-ма».
А вдохновленная супруга ходила по собору от саркофага к саркофагу с мощами святых и целовала заляпанное стекло так нежно и трепетно, что впору было позавидовать. Эх! Это моя-то чистюля! Которая по двадцать раз на дню заставляла нас с Данилкой мыть ру-ки. Не знаю, как по мне, так лучше уж целовать витрину, на которой выставлен скафандр Кубасова. Он-то уж точно для людей больше сделал.
На выходе, направляясь к машине, заметил любопытную мраморную доску. «Понов-лен» сей монастырь, оказывается, «трудами и заботами» определенного круга лиц, распо-ложенных в строгой иерархии. Главный «труженик», разумеется, епископ. Затем предста-витель президента, далее губернатор. Ну и в конце список человек на сорок приложив-шихся «сугубыми вкладами». Кстати, среди них заметил имена Эраст и Любомир. Явно не из святцев.

* * *

Меня прорвало в Муроме. Сразу после переправы через Оку. Занятная такая переправа. Никогда не мог представить, что в большом городе через реку не поставлен мост. Хотя справедливости ради можно сказать, что город числится только на одном берегу. А на другом - даже область считается соседней. Но тем не менее.
Дорога привела к причалу, однако сам паром не наблюдался. Знающие люди сказали, что он в другом месте. Но сейчас не ходит, потому что не может со льдом справиться. Здесь же у нас выезд на лед перегораживали бетонные плиты, на которых стояли преду-преждающие плакаты – «Проезд запрещен, тонкий лед». Нормально так, неделю за два-дцать пять градусов мороза, а у них лед все тонкий. И будьте любезны, дорогие гости, в объезд. Крюк километров триста.
На другом берегу, на фоне белых плит, виднелась надпись «Муром». Чуть повыше сто-ял огромный памятник – богатырь со вскинутым вверх мечом. Илья Муромец, разумеется. Машины, предварительно поманеврировав по кустарнику, выезжали на лед, направляясь в город. Мы решили не оригинальничать, присоединившись к народу.
- Я буду молиться!
Самое время, любимая. Впереди прошла «Газель» с торчащими из кузова чугунными трубами. И только благодаря твоим молитвам лед не станет в три раза тоньше сразу после ее ухода.
- Если тебе не трудно, дорогая, буду очень признателен.
На противоположном берегу опять кусты, затем строительная площадка, и, наконец, мы выехали к дороге, где на небольшом возвышении стояла сине-серая машина с надписью ДПС на борту.
Честно скажу – дрогнул. Неделю, как новые штрафы ввели. Какие, - конечно же, пред-ставления не имею. Сейчас обуют – домой пешком пойдем. Но гаишники не проявляли признаков активности и, покуривая, лениво наблюдали за идущими машинами. Да здрав-ствует, здравый смысл!
По крутой лестнице мы поднялись к богатырю, и здесь я заметил в левой руке у него православный крест.
- Смотри, Кариш, подделка.
- Какая подделка?
- Крест в руке Ильи Муромца – подделка.
- Как тебе не стыдно!? - Большие серые глаза смотрели с укоризной. - Мощи преподоб-ного Ильи Муромца хранятся в Киевско-Печерской лавре.
- Это тоже подделка, любимая.
Зря я, наверное, это. Можно любому алкоголику объяснить, что водка вредна. А много ли их бросило пить? Но меня уже прорвало, назад не повернуть. Единственное, что оста-валось – держаться корректно и сдержанно.
- Видишь ли, Карина, некий древний силач, предположительно Чоботок, принимая мо-нашество в Киевско-Печерской лавре, взял имя Ильи Муромца. Но подвигов он, приняв монашество, разумеется, не совершал. Подвиги монаха Ильи Муромца даже церковь не рискнула выдумывать. А взял он имя такое потому, что оно хорошо в народе известно. По былинам и сказкам.
- Неправда! Илья Муромец был!
- Тогда и Соловей-разбойник тоже. И Святогор, силой немереной Илью наделивший. Но, думаю, на Святогора, старейшего из языческих богов, церковь православная не согла-сится.
- Нет! Все равно он был!
- Увы, нет упоминания в летописях об Илье Муромце. Ни одного. Только в былинах. Придуманный герой языческого эпоса.
- Ладно! Пусть даже герой эпоса! Но не языческого. Князь Владимир, по-твоему, тоже язычник?!
А может так и нужно? Резать правду-матку не щадя чувств! Пусть Каринка защищала сейчас гнилую позицию, но она была живой! Такой, какой оставалась теперь только по ночам.
- Увы, эти былины тоже подделка. В древних сказках ни в России, ни в Белоруссии, ни в Сибири не упоминается князь Владимир. Ни даже в германском эпосе, где Муромец пред-ставлен, как могучий витязь Илья Русский.
- А ты-то, откуда знаешь!?
Супруга смотрела на меня подозрительно-удивленным взглядом. В этот момент даже показалось, что смогу, хотя бы на этом примере, что-нибудь объяснить.
- Открываюсь новыми гранями! – мой смех вряд ли мог обидеть. – Давно, еще на чет-вертом курсе, поспорил как-то на американку и проиграл. Ты знаешь, что это такое?
- Должен выполнить желание?
- Точно. А оппонент, Колька Махрин, оказался истинным садистом. И пришлось писать реферат на институтскую олимпиаду по истории русского эпоса. Неделю из библиотеки не вылезал.
- Про Илью Муромца?
- Конечно.
- А потом что?
- А потом, после институтской, московская студенческая олимпиада. Второе место. Помню, профессор из МГУ все цокал, повторяя, - надо же, из технического вуза!
Каринка промолчала, и стало видно, как угасал огонь в ее глазах. Потом она медленно, с паузами, проговорила:
- Нет…нет, Сережа, …ты что-то путаешь…
- Ладно, ты мне не веришь. Давай зайдем в любое Интернет-кафе, посмотришь на кар-тину «Три богатыря». Или просто на одного Илью Муромца. Васнецов рисовал, еще до революции, никто тогда церковь не притеснял. Но там нет ни одного креста! Потому что художник тоже знал, что Илья Муромец языческий герой.
- Нет, не хочу.
Карина снова вернулась к своему обычному облику, - тихой серой мышки, прячущей взгляд в землю. Будто ее облили мертвой водой. Мне хотелось выть, но еще больше хоте-лось глотнуть стакан живой воды. Жаль нельзя, машину сегодня еще вести.
И мы пошли в очередной типовой собор с обычным типовым незапоминающимся на-званием, где Карина истово крестилась, замаливая неизвестно какие грехи.

ГЛАВА 6. Игра по честным правилам

Мы столкнулись на выходе из метро. Точнее для меня на выходе – он входил. Подста-вив лицо яркому мартовскому солнцу, практически растопившему снег во всей Москве за три дня, я сладко жмурился, разве что не мурлыкал, купаясь в тепле и свете. Он чуть задел куртку на моем локте, чем и привлек внимание, выделившись в текущей навстречу толпе. Я узнал его сразу, хотя видел последний раз очень давно и в летней одежде. Впрочем, за-слуги моей здесь нет, он совсем не изменился.
После возвращения из поездки, на некоторое время у нас с Каринкой отношения нала-дились. Мы даже пару раз погуляли по вечерам, любуясь разноцветным городом, ставшим таким красивым в последнее время. Но через две недели все прошло – при любой возмож-ности в церковь, молитвы у икон, и на все один ответ: «Если на то будет воля божья!»
Ребята пытались помочь, частенько заходили в гости, но Каринка, встретив их с груст-ной улыбкой, стандартно ссылалась на нездоровье и уходила в спальню. А мы сидели на кухне, часто вместе с Валентиной Михайловной и Данилкой, и всем было не очень здоро-во. И еще я заметил, что и ночная активность жены стала понемногу, но вполне явственно стихать. Зима тянулась долго, упорно не сдавая позиции, но пришедшее в конце марта те-пло и солнечная погода, мгновенно превратили город в весенний, миновав слякотный пе-риод.
Задевший локоть мужчина, не останавливаясь и не оборачиваясь, шел дальше. Обычная московская ситуация. Я замер, но лишь на мгновение. Ужом скользнул по границе встречных людских потоков и дотянулся до рукава.
- Господин Арбитр!
Нас толкали с двух сторон, но меня лично это не огорчало.
- А-а! Сергей Данилович! Здравствуйте!
Голос вежливый, даже, наверное, доброжелательный, но следов того радушия, которое присутствовало раньше, не наблюдалось.
- Здравствуйте! Мне нужна помощь!
Арбитр молчал. Нас немилосердно толкали, и тогда он проговорил:
- Давайте выберемся из толпы.
Мы повернули в ту сторону, в которую шел до этого я, и через минуту стояли в относи-тельно спокойном месте. Какое может быть на людной улице с мощным автомобильным потоком.
- Странная просьба для гордого молодого человека. Просить помощи после того вашего отказа…
- Простите. Мне не до гордости. Если вы не сможете или не захотите помочь идти уже некуда.
- В любом случае выслушаю вас, Сергей Данилович.
Рассказ получился длинным сбивчивым и сумбурным, несмотря на все старания. Ар-битр старался слушать внимательно и терпеливо, однако, в конце концов, и он не выдер-жал.
- Давайте-ка, лучше я буду спрашивать, а вы отвечать.
Дело сразу пошло на лад. Периодически Арбитр комментировал мои ответы словами «так», «понятно», «хорошо», хотя ничего хорошего мне уже давно не виделось. Довольно много вопросов он задавал о сексуальности Карины, уточняя подробности нашей интим-ной жизни. А вот это как раз и не показалось странным.
- Хорошо, - сказал, наконец, Арбитр, - достаточно. Нужно еще немного информации, но мы соберем ее сами. Где и кем работает ваша жена?
Я ответил.
- Отлично. Давайте встретимся послезавтра. К тому времени анализ информации закон-чим. Тогда можно будет все сказать с абсолютной точностью.
- Вы запомнили весь наш разговор?
- Да. А что не запомнил, то записал.
Арбитр бросил взгляд на массивный перстень из невзрачного серебристого металла на безымянном пальце левой руки.
- Вы помните, где мы с вами обедали?
- Конечно, разве это можно забыть?
- Можно, если постараться. Ладно, приходите послезавтра в восемь вечера. Только там уже не веранда, а большее кафе. До встречи, Сергей Данилович!
- До свидания! А как там…, - я смущенно замолчал не в силах вымолвить имя.
- Александрина?
- Да.
- Вы все-таки вспомнили. Хоть и просто из вежливости, но тем не менее.
Арбитр сделал маленькую паузу.
- Плохо. Очень плохо.
- Что-то случилось?
- Случилось. Но мы не будем говорить об этом сейчас. Извините, я уже опаздываю.

* * *

На мой вкус сооружение выглядело массивно и мрачновато. Темно-красный полирован-ный гранит, небольшие тонированные стекла, тяжелые финтифлюшки, венчающие кры-шу. Мерцающая надпись говорила, что я прибыл по назначению.
Раздевшись в гардеробе, поднялся на второй этаж, где ко мне подошел солидный джентльмен во фраке. Готов поклясться – тот самый официант, что подавал нам шашлык и вино девять – нет! – десять лет назад. Давно уже забыл, как он выглядит, а тут стоило только взглянуть, как сразу и вспомнил. Интересная штука память.
- Прошу, Сергей Данилович! Вас уже ждут.
Мы прошли через зал за тяжелую портьеру и из короткого коридора попали в неболь-шую комнату, освещенную лишь свечами на двух канделябрах. Арбитр поднялся из-за сервированного стола навстречу.
- Добрый вечер, Сергей Данилович!
- Здравствуйте!
- Шашлык здесь по-прежнему отменен, а еще появился изумительный фирменный са-лат. Вы как?
- Полностью доверяю вашему вкусу, господин Арбитр.
- Тогда, Михаил, - обратился Арбитр к провожавшему меня джентльмену, - ты знаешь, что нужно.
Из окна стоящего на возвышении здания открывался необычный вид на Яузу. Неширо-кая речка, отражая огни города, серебряной змеей уползала между зданий к центру, к Мо-скве-реке. Наверное, так и не разучусь удивляться красоте этого города.
Стол оказался накрытым в считанные минуты, мы с Арбитром не успели даже закон-чить обмен любезностями, предусмотренными протоколом. Или что там у нас должно быть предусмотрено? Несмотря на то, что я практически был сыт и пришел не есть, салат прямо таял во рту, исчезая с катастрофической быстротой. Из компонентов удалось иден-тифицировать только свежий огурец и копченую красную рыбу.
К основной части разговора мы перешли, приняв по бокалу вина. Шашлык на столе ос-тался стыть, поскольку он сразу перестал интересовать меня.
- Вот что я могу сказать о вашей жене, Сергей Данилович. Случай очень тяжелый, крайне запущенный.
Сейчас будет приговор. Окончательный. Мне стало страшно. Не хочу! Не хочу слы-шать. Боюсь его безысходности. Я начал тянуть время. Глупо, конечно.
- Это обезьяна?
Арбитр замолчал. Коротко посмотрел на меня, потом перевел взгляд за окно.
- В общем-то, да. Конечно, еще и резко выросшая активность в пропаганде этого бизне-са. Для людей с ослабленным генетическим иммунитетом уровень слишком велик.
- Но иммунитет ослаблен из-за обезьяны в генах?
- Да, из-за исходного ее присутствия в генокоде.
Арбитр по-прежнему задумчиво смотрел в окно. Потом повернул голову и заглянул мне в глаза. Когда приходилось пересекать лавиноопасные склоны, так страшно не было. Тело окаменело, до судорог напряглись фибры души.
- Ее еще можно спасти, но от вас потребуется очень многое. Может даже слишком мно-гое.
Можно спасти! Можно спасти!! Можно спасти!!!
Два слова бились в мозгу, выколачивая песню счастья.
Можно спасти!
- Я согласен на все, господин Арбитр!
Он не отводил взгляда. Что-то нехорошее шевельнулось в груди, но сразу же исчезло.
Можно спасти!
- Что нужно от меня?
- Не спешите, Сергей Данилович! Все расскажу. Вы ешьте, ешьте.
Пришлось вернуться к мясу, хотя есть теперь и тем более не хотелось. С трудом удалось взять себя в руки, задавив нетерпение. Но не мог же я начать требовать немедленно объ-яснить, что к чему?
- Кстати, позавчера вы спрашивали об Александрине.
- Да. Вы, кажется, сказали, что у нее не все в порядке.
- Не то слово. У нее погибли дочь и муж.
Новость ошарашила. Нет, конечно, мне жаль. Искренне жаль, но…
- Простите, вы говорили, тогда, давно, десять лет назад, что она не хочет заводить се-мью. Наука для нее все.
- Так и было. Тогда.
- А что случилось? Вы можете рассказать? Или это большой секрет?
- Большой секрет. Но вам могу рассказать.
Понятно. Но мог бы и не предупреждать. Я же не полный идиот, чтобы рассказывать кому-нибудь о других.
- Все началось с вас, Сергей Данилович. Произошло то, что и должно было произойти. За те три часа, что мы обедали, ей пришлось осознать, что жизнь круто меняется. Мне много раз приходилось наблюдать, как это происходит. Смена приоритетов, жизненных ценностей. Вообще-то, это происходит не только с нашими женщинами, но не все умеют так быстро.
- Так значит те три часа, которые мы потратили на обед, были не для того, чтобы объяс-нить мне правила, а чтобы она могла свыкнуться?
- Изменить мировоззрение. Но не только она. Разве у вас за те три часа ничего не поме-нялось во взглядах?
- Нет, господин Арбитр, мне тогда хватило полутора.
Он улыбнулся. Совсем немного, слегка глазами и чуть-чуть уголками губ.
- Да, пожалуй, я понимаю Александрину. Так вот, ваша записка, переданная мною, по-трясла ее. Если сказать очень мягко.
- Ей пришлось к вечеру снова сменить мировоззрение?
Не то, чтобы начал злиться, - честно говоря, Арбитр смог немного заинтересовать меня, но мы уходили от исходной темы.
- Зря вы иронизируете. Значительно хуже. Она влюбилась в вас.
- Что-о?
Нокдаун. Чего-чего, а этого никак нельзя было ожидать. Словно неожиданный удар прорвался между рук и точнехонько угодил в челюсть.
- А что вы хотели? Девушка, имевшая сотни поклонников, которой ежедневно объясня-лись в любви, а три раза в неделю звали замуж, вдруг столкнулась с человеком, который от нее добровольно отказался. Имея все права. Прочитав записку, Алекса стала расспра-шивать про вас, про то, как вам удалось ее найти на крыше дома. Пришлось рассказать про возвращенные призы. И тогда она спросила – а можно ли посидеть на лавочке у подъ-езда? Если вы передумаете и вернетесь.
Я ковырялся вилкой в тарелке, хотя, фактически, лежал на полу ринга и невидимый ре-фери вел отсчет: «…два, три…».
- Она ждала вас до вечера, приблизительно до восьми часов.
… четыре…
Значит тогда, мечась по комнате, я лихорадочно кидал снаряжение в рюкзак, а она жда-ла меня на лавочке? Ждала меня!?
- На следующий день она искала вас, хотела поговорить.
Искала меня?!
… пять…
- Но есть же сотовый!
Что за глупость ляпнул! Тогда сотовой связи даже в долине Баксана не было, не то, что в Адыр-су.
- Вы же вернули тот, с известным номером. Она нашла ваш старый через два дня. Но телефон не отвечал. Она звонила по пять раз в день, целую неделю.
Она звонила, а я, разрывая легкие, бегал к леднику, ища спасение от нее.
… шесть…
- Но почему? Почему она не нашла меня потом, через полтора месяца, когда я вернулся? Разлюбила?
Арбитр чуть пожал плечами.
- Конечно, нет, Сергей Данилович. По-прежнему была безумно влюблена. Но … смот-ря как прочитать текст вашей записки. Ведь после нашего разговора вы отказались от нее. Она решила, что вы не любите ее и не хотите видеть. И тогда она спросила себя: «А какое у нее право лезть в вашу жизнь?»
Она безумно влюблена!
… семь…
- Вернувшись, вы ведь ни разу не попытались встретиться с ней. Хотя знали, где она жила тогда.
- Не мог. Почему я должен был становиться поперек ее выбора?
- Тогда легко можете и ее понять. При всем моем уважении… простите…если бы она взялась за вас всерьез, вряд ли вы бы продержались две недели. Причем неважно, любили ли вы ее или нет, хотели видеть или не хотели, никто бы вас и не спрашивал. Просто бла-гословили бы судьбу, что выпало такое жизненное счастье.
- Так почему же?..
- Да вы сами ответили. Тем, кого любишь, поперек дороги не становятся.
… восемь …
Вошедший Михаил наклонился к Арбитру и что-то очень тихо сказал. Тот поднял глаза. Кивнул.
- Простите, Сергей Данилович. Только три минуты.
Они вышли.
Гонг. Спасающий от нокаута. Раунд окончился. Я соскреб себя с пола и усадил на табу-ретку в углу ринга.
Залпом выпил бокал. Налил еще. Тоже опрокинул в рот и осушил двумя глотками. Под-цепил на вилку большой кусок мяса. Да! Пришел попросить помощи, а узнал, что десять лет назад меня безумно любила девушка, по которой сам сходил с ума. Интересно, зачем все это рассказал Арбитр? Ответ на мой вежливый вопрос? Вряд ли.
Он действительно вернулся через несколько минут. Молча взглянул на почти пустую бутылку. Взял со стола колокольчик.
- Зачем вы мне рассказали про Алексу? Мало ли кто кого любил десять лет назад?
Голос слегка вздрагивал, но решимость стоять до конца не покидала меня. В конце кон-цов, все это ради Карины.
Арбитр дождался, когда Михаил откупорит новую бутылку и уйдет. Потом достал из внутреннего кармана и положил передо мной фотографию. Александрина улыбалась, гля-дя прямо в глаза. Та, давнишняя, за которой я гонялся по Москве. Только, все-таки, не-множко не такая. Темно-вишневое длинное вечернее платье с поясом, перетягивающим тонкую талию, умопомрачительное декольте. Почти уверен, что спина открыта, хотя этого не видно. Разрез во всю длину подола подчеркивает бесконечную длину чуть выгляды-вающей ноги, обутой в туфлю на высоком каблуке под цвет платья. Каштановые волосы, уложенные в аккуратную прическу, стекали на плечи. Во всей ее осанке, слегка согнутом колене, прогибе спины, повороте головы чувствовалась необычайная грация, и сразу из глубины сознания всплыло забытое – царевна-пантера.
- Она любит вас.
Голос звучал обычно, но Арбитр акцентировал настоящее время.
- Я не знаю, чего вы добиваетесь, и зачем принесли давнишнюю фотографию Алексы. Но думаю, вы ошибаетесь. Даже если Алекса была влюблена, то все давно прошло. И во-обще, хотелось бы поговорить о Карине. Вы поможете мне?
Конечно, моя невежливость уже находилась на гране допустимого, но держать удары, которые обрушивал Арбитр, больше не было сил.
- Можно ответить в обратном порядке?
- Как вам удобнее.
- Мы поможем с Кариной, если вы сможете принять нашу помощь. Александрина лю-бит вас и сегодня. Как вы думаете, сколько мне лет?
- Пятьдесят, Хотя нет, наверное, шестьдесят.
- Почти. Восемьдесят шесть. Из них шестьдесят два я занимаюсь вопросами сохранения рода. Как-то вы меня спросили, - как мы смогли выжить?
Собеседник замолчал, доливая вино в бокалы.
- Помню, вы ответили, что расплатились деградацией.
- Да, но это не все. Наши женщины идеальные жены, предел мечтания любого мужчи-ны. Но они разучились любить. За всю свою практику мне довелось только трижды стал-киваться с любовью женщины-другой. В случае с Александриной ошибиться невозмож-но.
Арбитр сделал глоток.
- Теперь о фотографии. Она сделана вчера, ее не ретушировали.
Он не обратил ни малейшего внимания на мои поплывшие вверх брови.
- И, наконец, чего я добиваюсь. Мы имеем дело с очень тяжелым случаем. Речь идет о Карине. И мне бы хотелось, чтобы вы полностью представляли создавшуюся картину. Ес-ли вам пока не удается уловить связь между тем, что мы обсуждаем и болезнью вашей супруги, то, пожалуйста, наберитесь терпения.
- Хорошо, господин Арбитр. Извините.
- Да не за что. Пожалуй, на вашем месте я вел себя также.
Он вновь отхлебнул вина. Алекса по-прежнему улыбалась с фотографии, поражая тем, что нисколько не изменилась за все эти годы.
- Может, вы расскажете, как она жила? – нужно вести себя прилично, хотя опасность получить еще один удар, который будет трудно держать, оставалась высокой.
- Ей засчитали победу над вами. Сразу после вашей свадьбы она назначила новую игру, хотя имела право подождать еще полгода.
- Простите, господин Арбитр. А откуда ей стали известны подробности моего семейно-го положения?
- Ну вы же не секретный агент. Иногда она даже может издали полюбоваться вами.
- Вот как?
- Вам не о чем беспокоиться. Она не позволит себе хоть чуть-чуть вмешаться в вашу жизнь. Так вот. Проиграла она на третий день. Вышла замуж, родила дочь. Институт все-таки закончила, хотя о красном дипломе уже не могло идти и речи. А пять лет назад в ава-рии погибли муж и дочь. Работает на заводе по специальности. Ежедневно выслушивает объяснения в любви, три раза в неделю отклоняет предложение выйти замуж.
- Из-за меня?
Арбитр опять задумчиво смотрел в окно.
- Вы просто не понимаете, что такое любовь нашей женщины. У вас было несколько попыток в литературе описать ее, но не получилось. Реальность превосходит все выдумки.
- Неземная любовь?
- Ну, если вам угодно. К тому же теперь она свободная женщина, долг перед расой вы-полнен. Не ее вина, что так получилось с мужем и дочерью.
Молчание повисло в комнате. Но ненадолго. Теперь этот вопрос меня и вправду интере-совал.
- И что с ней будет дальше?
- Скорее всего, так и проживет одна. Еще лет сто.
- А сколько ей сейчас?
- Тридцать два.
- И что? У вас нет никаких средств, чтобы изменить ее жизнь?
- Это любовь, Сергей Данилович. Любовь другой женщины. Настолько редкая на этой планете, что можно сказать – такой не бывает. А средства… вот про них мы сейчас и бу-дем говорить.
Он долил вина в бокалы.
- Общая картина может выглядеть так – мы вылечиваем Карину, но вы разводитесь с ней и женитесь на Александрине.
Даже не сразу понял, что он сказал. Еще несколько секунд смотрел, изображая внима-ние. Потом смысл прорвался в мозг. Ноги сами выбросили, поднимая в вертикальное по-ложение. Упавший стул загрохотал по полу. Подонок! Подлец!
- Понимаю, господин Арбитр, все имеет цену. Ваша помощь тоже. Но это спекуляция. Вы решили беспардонно воспользоваться моим отчаянным положением, чтобы решить свои проблемы. Простите, сколько я должен за ужин?
- Если вы сейчас ударите меня, ситуация не изменится. Попробуйте, может станет лег-че?
Он тоже поднялся. Глаза смотрели в упор, и даже в неверном отсвете можно было рас-смотреть, что они фиолетовые. Возникла пауза, во время которой мы стояли, замерев, на-против друг друга.
- Хорошо, мы продолжим стоя, если вам так удобнее, Сергей Данилович. Ваше желание видеть в нас монстров понятно. Кино, телевидение на этой теме делает огромные деньги. Но вы ошибаетесь!
- В чем ошибаюсь?!
- Случай с Кариной крайне тяжелый. Через пару недель уже ничего невозможно будет сделать.
- Потому вы так беспардонны?! Уверены, что мне некуда деться?!
- Да поймите же вы! Вера – это болезнь, которая не лечится медикаментозным путем! Ваш уход, и не просто уход, а уход к другой женщине, необходимая составная часть лече-ния. Главная!
Это не нокдаун. Я лежал в углу ринга, и подняться было не суждено. Хоть до десяти считай, хоть до ста.
Ноги, реальные, те, на которых стоял, тоже подкашивались. Тихо появившийся Михаил поднял стул и дал возможность сесть. Арбитр тоже вернулся на место. Мечущиеся свечи успокоились, и стол опять освещался неярким, но ровным светом.
- Вы, конечно, можете уйти к кому угодно, не только к Алексе. У вас есть к кому?
- Что?
- У вас есть любовница? Женщина, которая примет с распростертыми объятиями?
- Нет.
- Я так и думал.
- Можно попробовать, договориться с кем-нибудь. На время.
- Уход, который не всерьез, не настоящий, ничем не поможет.
Глупость сказал, очевидную. Хотя бы потому, что Каринка не простит. Никогда. Всерь-ез или не всерьез – неважно.
- Как же можно уйти? Это как раненого в горах бросить.
- Не совсем. Если хотите – оставить его профессиональным спасателям, которых вы вы-звали, и уйти, чтобы не мешаться под ногами.
Зря трепыхаюсь. Все у них продумано. И за меня тоже. Если уйти придется, то куда кроме Алексы?
- Зачем я нужен Александрине, если не люблю ее?
- Просто сделаете ее счастливой. Как обычно наши женщины делают ваших мужчин, – Арбитр опять залез во внутренний карман пиджака и достал бумажку. Старый пожелтев-ший театральный билет. «Я только хочу сделать тебя счастливой! Ты не виновата, что для этого мне нужно уйти». Рядом, аккуратным, почти каллиграфическим почерком, было до-писано еще одно предложение. «Если хочешь – просто вернись».
- Она написала это тогда, десять лет назад. Потом решила, что не вправе отправить вам. Но в данном случае предложение срока давности не имеет.
Он сделал небольшую паузу.
- Кстати, если уйдете к ней, то готов поспорить, что через месяц признаетесь в любви.
- Вы говорили – две недели, - кривовато усмехнулся в ответ.
- Тогда у вас не было жены и сына.
И интонации такие, будто бы слегка отшучивается, только понятно, что он всерьез го-ворит.
- А если я не соглашусь?
- Тогда вы получите конверт с практическими советами и будете продолжать бороться сами.
- И на сколько повысятся шансы на победу? С вашим конвертом?
- Раза в три.
Дурацкий вопрос задал. Надо по-другому.
- И каковы они станут, в общем?
- Меньше, чем найти девчонку в Москве без подсказок и бонусов.

* * *

Потолок прямо перед глазами раскрашивался бледными отсветами огней рекламы, прорывающимися сквозь неплотно задернутую штору. Смена цветов шла по кругу в точ-ном порядке и четком ритме, в отличие от мыслей, роившихся в голове. Спина немного затекла, но не хотелось менять позу. Пляска разноцветных пятен завораживала, не давая отворачиваться.
Карина, помолившись перед сном, легла со своего края кровати. Вскоре она тихонько засопела, и ее легкое дыхание, как и цветная раскраска потолка, стали частью комнаты.
У меня осталось меньше суток. «В любом случае решение будет за вами». Арбитр ска-зал это прощаясь. После того, как мы договорились о встрече. «Извините, завтра у меня неопределенный день. Прошу вас прийти к восьми часам. До десяти я точно приду, но только на пятнадцать минут. В какое именно время – заранее сказать не могу». Конечно, у него могут быть и свои дела, не одним же мной заниматься. «Завтра вы должны дать от-вет, Сергей Данилович. Хотел бы предоставить вам больше времени на размышление, но послезавтра утром улетаю. А когда вернусь, боюсь, будет поздно». У меня меньше суток. Завтра вечером нужно дать ответ. Просто сказать несколько слов Арбитру. И после этого вернуться домой. Чтобы начать собирать вещи. Или, заперевшись в ванной, изучать не-сколько листов рекомендаций – моего единственного оружия против беды. Такого же сильного, как листок подорожника против гангрены.
Все просто. Ситуация сводится к двум решениям. Нет, – и можно делать вид, что нико-гда не встречал Арбитра, конверт достал из почтового ящика. Почему бы и нет? Сейчас там много чего можно найти. И всю жизнь принимать соболезнования. И врать, что сде-лал все, что мог. Себе и окружающим. Да, – и Карины не будет совсем. Она станет преж-ней, но не для меня. А для меня не останется даже тех крох, что есть сейчас. Ее не будет. Совсем. Валентина Михайловна не поймет. Разве можно понять дезертира? А Данилка? Даже и думать не хочется. Карина вернется в горы. Но найдется ли там место мне? Ведь горы – это не только ледники и скалы. Это люди, это друзья. Как их делить будем? И ни-кому, кроме самого себя, не смогу сказать, что сделал все, что мог. И этого оказалось дос-таточно. Впрочем, не стоит лукавить. Все не так кошмарно. Валентине Михайловне дос-танутся все лавры спасительницы дочери. Справедливо. Материнская любовь – вот что по-настоящему свято в жизни. Данилка вырастет. Когда-нибудь смогу объяснить ему. Или Арбитр поможет. А меня ждет потрясающая женщина с неземной любовью. Сколько же раз она отказала женихам? Если три раза в неделю, то сто пятьдесят шесть раз в год. За последних десять лет, да плюс еще года три в студенчестве, не меньше. Ого! Больше двух тысяч. Четыре мотострелковых батальона…
Карина шевельнулась, спугнув мои мысли, которые стремительными воробышками раз-летелись во все стороны. Сонно всхлипнув, она повернулась на другой бок и положила голову мне на плечо. Теперь стоило только вытащить руку из-за головы, как жена оказы-валась в моих объятиях. Тепло дыхания приятно щекотало шею, успокаивало. Умчавшие-ся мысли стали осторожно возвращаться.
Нечестно, конечно, так над Алексой иронизировать. Даже в мыслях. До помутнения в глазах ведь по горным тропам бегал, лишь бы выгнать ее из сердца. А теперь чего? Узнал, что любит она тебя, и расчирикался? Стыдно, Серега! Ты как будто пытаешься сорвать на ней зло. Она-то в чем виновата? В том, что десять лет назад вошла в вагон метро на стан-ции «Парк Культуры»? Или в том, что не сумеет разлюбить? А Каринка сможет? Та, кото-рой станет? А не эта, у которой «на все воля божья»? На порог дома не пустит – это факт. Даже разговаривать без необходимости не будет. А вот разлюбить-то сможет? А сын? Сколько лет он будет видеть во мне предателя? Грэг морали читать будет, на путь истин-ный наставлять. Он в семейных вопросах кремень. Игорь промолчит, но мысленно осудит.
Каринка вновь зашевелилась. И пробормотала тихо так, неразборчиво. Но я расслышал! Люблю тебя! Кисть под одеялом легла на грудь. Пальцы чуть скользнули и замерли, - она так и не проснулась.
А может это все подстава? Элегантная операция других? Специально подсадили Кари-ну на религию. Зачем? Чтобы заполучить меня. Не много ли возомнил? Зачем ждать де-сять лет? Ну ладно, девчонка в одиночку не могла найти меня. Но Арбитр – это же струк-тура, которая обеспечивает выживание целой расы. За три дня разыскали бы. Тогда она еще не приняла решение не трогать меня.
Может был не нужен, знали, что Алекса теперь все равно в материнство уйдет? А когда у нее дочь погибла, вспомнили обо мне. Глупо. Зачем ждать пять лет? Да и Арбитр не возражает, если я уйду не к Александрине. А к любой женщине. Как не верти, а играют они по-честному. Благородно. И ждут от меня такой же игры.
Каринка опять вздрогнула. Пальцы пришли в движение, и ладонь поползла к дальнему плечу.
- Сережа…
Моя рука, не ожидая распоряжений, выбралась из-за головы и легла на плечи супруги, несильным, но ясно обозначенным усилием прижимая ее. Потом тихонько поползла по удивительно бархатистой мягкой коже, туда, вниз, к талии. Тело Карины отозвалось на ласку, прижимаясь к моему боку, губы добрались до шеи, и язык легонько прошелся по коже до самого уха. Но она еще спала, мышцы вновь расслабились, нос уткнулся в щеку. Не надолго, на несколько секунд. Потом она начала приподниматься, опираясь на локоть той руки, что лежала поперек груди. Моя рука сопротивлялась отчаянно, пытаясь не дать вырваться жене из подмышки, но победа Каринки предопределялась правилами игры. Жесткие соски буквально царапнули бок, и теперь она нависала надо мной, уперевшись кулаками вытянутых рук в мои плечи. Одеяло свалилось и Карина, которая дома почти всегда спала одетая только в обручальное кольцо, смотрелась какой-то фантастической инопланетянкой с переливающейся различными цветами кожей. Одно колено раздвинуло мои ноги, другое встало на живот, заставив напрячь пресс.
- Ты никуда не сможешь уйти…раб! – проговорила супруга «демоническим» голосом. Резко дернувшись, я уронил Каринку на кровать рядом с собой. Дыхание перехватило. «Не сможешь уйти, не сможешь уйти, не сможешь уйти», - стучало в висках.
- Что? – в голосе тревога и озабоченность. – Я сделала тебе больно?
Пальцы нежно скользили по щеке.
- Прости, прости, пожалуйста! Сереженька, мой хороший…
- Нет, все нормально! – чтобы не продолжать разговор можно закрыть ей рот нежным поцелуем. Но я выбрал страстный долгий одуряющий. И почувствовал, как выгибается, опрокидываясь навзничь тело моей любимой женщины.
Рассвет застал нас измотанными. Разноцветная пляска на потолке потихоньку раствори-лась в светло-серой мгле. Карина опять пристроилась у меня на плече, засыпая. У нас ос-тавался один час до звонка будильника.
- Ты не спишь? – тихо так, чтобы не разбудить, если я уже уснул.
- Нет, милая.
- Знаешь, мне приснился ты.
- Не может быть.
- Ты стоял у двери и спрашивал, люблю ли я тебя.
Держись, Серега! Голос должен оставаться ровным.
- И что ты ответила?
- Что люблю, - устраиваясь поудобнее, промолвила жена.
Даже вздремнуть уже не удастся. Я сказал все правильно – так и нужно. А вот что скажу вечером Арбитру??

* * *

- Добрый вечер, Михаил!
- Здравствуйте, Сергей Данилович! Проходите!
В комнате темно, метрдотель зажигает свечи.
- Боюсь, что вам придется подождать около часа.
- Не страшно, меня предупреждали, что так может случиться.
- Принести ноутбук? У нас отличный высокоскоростной интернет.
- Нет, спасибо. Этого добра и на работе хватает.
- Тогда ужин. Сейчас достану меню.
- Не стоит. Вчерашний салат, пожалуйста.
- Понравился?
- Очень.
- Хорошо, салат. Что еще? Традиционный шашлык?
- А можно, что-нибудь другое? Например, рыбу.
- Семга в сыре подойдет?
- Это лучшее, что можно придумать. Вино белое.
- Разумеется.
- Бутылочку минералки.
- Хорошо.
- Только сначала, не сочтите, Михаил, за извращенный вкус, чашечку двойного кофе.
- Плохо спалось? – улыбка доброжелательна.
- Немного.
- Хорошо, устраивайтесь, сейчас будет кофе.
Свечи горели ровным огнем, выхватывая из темноты лишь стол, подоконник, да стул напротив. За окном по обоим берегам Яузы медленно текли потоки машин. Текла река, зажатая каменными парапетами. Текли ручейки людей, входящих и выходящих из метро. Текла жизнь. А здесь, в небольшой уютной комнате, жизнь замерла. Остановилась. Моя жизнь. И хотя мне предстоит еще допить крепкий кофе из маленькой чашечки, потом есть салат и рыбу, дожидаясь Арбитра, она будет стоять на месте. Неподвижно. До тех пор, пока сюда не войдет Арбитр. Я поднимусь ему навстречу, мы обменяемся рукопожатия-ми. Затем скажу несколько слов. И жизнь снова помчится безумным галопом. А пока она будет стоять. Потому, что я принял решение. О котором могу пожалеть, но не смогу его изменить.